Жаркие вина Кампании

Это просто эссе (радиоверсию можно послушать). Время от времени меня упрекают в том, что я злоупотребляю французским словом "эссе". Жанр "эссе", в отличие от очерка, предполагает прямое авторское присутствие, "субъективность". "Эссе" развязывает автору руки. Другими руками я писать не хочу.

Есть у меня ещё один резон не воротить нос от этого французского слова. Мой сын вырос в Лондоне. Учился в английских школах. Всякий раз, когда я спрашивал его после школы: "Ну, что вам задали?", он отвечал: "По математике – задачи, по латыни – Вергилия, а по английскому – эссе". Для него это слово значило то же, что для советских и русских школьников "сочинение". Может быть, так вколачивали в английских мальчишек (и девчонок) "субъективность"?

Этот сюжет можно будет послушать в радиоэфире в выпуске "Поверх барьеров" 4 февраля в 23.00 и в субботу 5 февраля в 6 утра и в 2 пополудни.

-У наших вин, сладчайший Игорь, два бога-покровителя. У прочих – один, а у наших - два! Можешь назвать?

Так говорил Энцо, учитель (maestro) английского языка неаполитанской
начальной школы. Мы сидели в траттории на via San Felice в блатном привокзальном районе Неаполя в ожидании моцареллы из молока буйволицы и maccheroni con ragu. Вино принесли сразу: белое фалернское и красное альянико. Я ответил:

-Одного могу: Бахус. А кто второй?

Мы не торопились. Наша маленькая bacchanalia только начиналась.

-Я так и думал, что ты не знаешь, - обрадовался Энцо.- Так вот, второго зовут Вулкан. Он был и остаётся богом огня. Прости, неужели все русские такие же невежды, как ты?

Я не догадался, что вопрос риторический, и честно ответил:

-Нет. Я – исключение. Все русские просто молятся на Вулкана. На худой конец, на сопку.

-Сопку? Да на что она годится? Плевать грязью? Так вот, благодаря Вулкану у нас в Кампании вулканическая почва.

Принесли моцареллу, и Энцо налил мне альянико.

-Пробуй. Ну что?

Я поперхнулся. На глаза навернулись слёзы.

-Правильно. Кашляй. Плачь. Это с непривычки. Потому что ты глотаешь вулканическую пыль, пепел и туф. Нравится?

Я вспомнил гоголевские зелёные фляжки и чарки на столах сорочинских шинкарок и как эти зелёные фляжки превращались в огненные.

-Знаешь, Энцо, что-то в этом духе я пил на родине Гоголя, - соврал я.

-Гоголя? Римского писателя Никколо Гоголя?

-Но почему же римского?

-Потому что родину он нашёл в Риме. Годами жил в Италии. Писал по-итальянски, говорил на римском диалекте, римские руины исходил вдоль и поперёк, а выпив, провозглашал тосты по-итальянски. Разве не так?

-А я-то думал, что он писал по-русски.

-Игорь, не прикидывайся идиотом. Письма своим итальянским друзьям Гоголь писал по-итальянски. Но когда вспоминал Петербург, сочинял "Шинель" и "Мёртвые души". Содрогаясь! Останься он в Риме, ему бы в голову не пришло сжигать манускрипт да и вообще умирать.

-Энцо, почему мы начали с красного? - спросил я, упиваясь свежей моцареллой из молока буйволицы.

-Чтобы ты сразу почувствовал привкус лавы. Простые люди называли Везувий "огнедышащим". А учёные измерили температуру "огненного дыхания".

Я вытаращил глаза, окончательно смирившись с ролью идиота.

-700 градусов по Цельсию! Так что можешь быть уверен, что почва до сих пор не остыла. Разливай.

Нам принесли maccheroni con ragu. Рагу оказалось соусом из овощей и телятины.

-Ты был в Геркулануме ? - спросил Энцо.

-Был, - гордо ответил я.

-Граффити читал?

-Прости, в последний раз латинские тексты я читал около сорока лет назад, на зачёте в университете.

-Жаль. Граффити сохранились. Например, "здесь отлично высрался Аполлинарий, врач императора Тита". Понимаешь, почему "отлично"? Потому что и тогда вино содержало минералы и хтоническую энергию.

-Энцо, но Везувий проснулся в 79 году после Рождества Христова. Таким образом, Аполлинарий срал в Геркулануме до роковых событий, поскольку во время оных город и все обитатели в считанные минуты превратились в...рагу.

-Игорь, сочувствую тебе. Это национальное: мыслить сотнями лет или десятками тысяч. Наша почва всегда была вулканической! Всегда! И Тирренское море с его тёмным дном всегда было мрачновато-сосредоточенным.

Я сдался. Мы попросили официанта принести бутылку "Греко ди Туфо". Оно было холодным и обдавало жаром. Энцо говорил без умолку. Он рассказывал о помпейской собаке, которая во время катастрофы лапами утрамбовывала вулканический пепел и наверняка спаслась бы, если бы не цепь на шее. Её агония запечатлелась в камне и теперь хранится в музее. Он говорил о бесценной ерунде, найденной в карманах заживо погребённых; о пустотах в форме человеческого тела в застывшей лаве – тела разложились, скелеты иструхлявились, но пустоты сберегли человеческую агонию; и, конечно, об амфорах, погребах, виноградных давильнях с навсегда окаменевшими прессовщиками.

После обеда я вернулся в рыбацкий посёлок на остров Прочида. Терраса квартиры, которую я снимал, выходила на пристань. В воде, поскрипывая, тёрлись бортами десятки лодок, баркасов, шхун. На берегу сидели старые рыбаки. Они наматывали бурые, рыжие, синие сети на барабаны, катушки, шпули. Ночью молодые рыбаки уходили в море, ставили сети, крабы грызли их, и утром старики вновь принимались за работу. Крабов в море хватало, так что списанным на берег старикам было чем заняться. Я тоже работал: сидел на террасе и придумывал киноповесть о "государстве на воде". Так когда-то назвали 150 000 русских солдат и беженцев, которые в ноябре 1920 года на судах покинули Крым и взяли курс на Константинополь. В календаре Энцо эти дни ещё не стали историей. Чем глубже я уходил в эту не-историю, тем современней получалась киноповесть. Красная лава дышала в затылок, белый пепел прожигал бумагу.

Глядя
на ноги,
шагом
резким
шёл
Врангель
в чёрной черкеске.
Город бросили.
На молу –
голо.
Лодка
шестивёсельная
стоит
у мола.
И над белым тленом,
как от пули падающий,
на оба
колена
упал главнокомандующий.
Трижды
землю
поцеловавши,
трижды
город
перекрестил.
Под пули
в лодку прыгнул...
-Ваше
превосходительство,
грести?-
-Грести!
(В.Маяковский)



Летели русские пули градом,
Убили друга со мною рядом,
И Ангел плакал над мёртвым ангелом...
Мы уходили за море с Врангелем.
(В.Смоленский)


Стерегло нас последнее горе
После снежных татарских полей –
Ледяное Понтийское море,
Ледяная душа кораблей.
(Н.Туроверов)

Трои прах и огонь, в котором друзья погибали,
Вы мне свидетели: в час крушения я не стремился
Копий данайских бежать и уйти от участи грозной.
Гибель я заслужил – но рок мне иное назначил.
(Вергилий )


Красный и белый – это всего лишь цвета. И всё же на чьей стороне было море? Историки культуры утверждают, что у древних греков не было слова "синий". Цвет, который в современных европейских языках называют "синим", у греков считали светлым оттенком чёрного. Что до окраски моря, то его называли со времён Гомера "винно-чёрным", "винно-тёмным", наконец, просто "виноцветным". Ещё цвет моря греки описывали словом "глаукос" – туманное, серебристое, мутное, седое. Прощальные слова генерала Врангеля, обращённые к армии, звучали в духе вергилиевой "Энеиды": "Покидающих Отечество ждёт полная неизвестность".

Никогда прежде в истории России на зыбкой корабельной почве не собиралось столько гадалок, сновидцев, авгуров. Казалось, гадают сотни пассажиров, а после меняются местами с теми, кому гадают. За несколько суток путешествия у предсказателей появилась своя иерархия. Самого авторитетного прорицателя на особом катере возили по заказу богатых беженцев на разные суда флотилии. Уже на рейде в Константинополе в воду сбрасывали лжепророков, нагадавших судам кораблекрушение. Разъярённая толпа не простила предсказателям того, что кораблекрушение осталось в силе, только сместилось с моря на сушу. Русские Кассандры беспомощно барахтались в винно-чёрной воде, и это помогало толпе преодолевать страх перед будущим.

Да простит меня Энцо, но у каждого – свой Везувий. Эней с флотилией добрался до Италии и неподалёку от современного Неаполя, в Кумах, разыскал сморщенную старуху-сивиллу. Она вещала из подземной пещеры на сто голосов. Эней прокричал в зияющую дыру:

Трои судьба пусть за нами не гонится дальше!
И ты, пророчица-дева
Вещая, дай троянцам осесть на землях Латинских.

Старуха дала. В трюмах троянских судов, пока Эней выбирал родину, хранились козьи бурдюки с лучшими винами Малой Азии. На откосах Гауранской горы между Кумами и Неаполем до сих пор выращивают виноград, из которого троянские поселенцы делали фалернское вино.

Во время Крымской кампании генерал Врангель жил в Севастополе. Очевидцы вспоминали, что командующий работал по 12 часов. Обедал вместе с женой, тёщей и дежурными офицерами конвоя. Водки к обеду не подавали. Каждому наливали стакан крымского вина. Может быть, дело в нём? Будь под рукой фалернское, массийское, "Греко ди Туфо", жаркие вина Кампании, может быть, всё повернулось бы вспять? Кто ответит? Маэстро Энцо? Римлянин Мыкола? Врач императора Тита Аполлинарий?