Ирина Лагунина: В июне мы по традиции вспоминаем 1941-й, гитлеровской нападение на СССР. С годами очевидцев и участников Великой отечественной войны остается в живых все меньше, а количество версий событий предшествовавших войне – все больше. Об этом мой коллега ВТ
Владимир Тольц: На первый взгляд может показаться, что с историей германо-советской войны, превратившейся для советского народа в Отечественную, происходит то же, что обычно происходит с историями великих сражений, по мере времени превращающихся в из факта уходящей в прошлое жизни в героический миф. Ну, например, с историей Фермопильской битвы, количество версий которой в сотни раз больше единственной первоначальной – геродотовской, а количество исследователей давно уже в разы превысило число трехсот павших в Фермопилах спартанцев. Но это – только на первый взгляд. Существуют и существенные, радующие историков отличия.
Во-первых, количество документов и исторических источников иного рода здесь отнюдь еще не исчерпано. И обильные публикации их в последние 15-20 лет дают основания полагать, что нас ждет еще много нового на этом «фронте».
Во-вторых, несмотря на «размножение» самого разных, порой, фантастических версий событий начала войны и гальванизацию некоторых весьма старых и опасных (чего стоит, к примеру, недавняя реанимация на сайте Министерства обороны РФ отставным полковником Сергеем Ковалевым гитлеровских обвинений Польши как виновника Второй мировой войны; все это понадобилось полковнику Ковалеву для оправдания Сталина, заключившего с Гитлером пакт о ненападении), несмотря на такого рода «рецидивы прошлого», его новейшие толкования все больше наполняются адоптацией знания неизвестных ранее реалий и становятся все более адекватными непростым и порой противоречивым событиям прошлого, а не примитивным легендам о нем.
Уходит, к примеру, в прошлое созданная не без влияния предвоенных теоретиков быстрого отражения иностранной агрессии и переноса войны «на территорию противника» теория о «внезапности вероломного нападения» гитлеровского Рейха на Советский Союз, неожиданности его для советского народа и его руководства, занятых мирным трудом и социалистическим строительством. Именно неожиданностью нападения долгие годы объясняла советская пропаганда военные неудачи СССР первого периода войны. Сотни, тысячи опубликованных ныне документов свидетельствуют: советское руководство было было задолго и хорошо информировано и предстоящем нападении Германии, и даже о датах этого вторжения. Но еще до этих массовых публикаций, где-то после ХХ съезда возникла и
другая версия: советские первого периода войны объяснялись личными недостатками Сталина (его подозрительностью и недоверием к данным разведки, его непригодностью к военному руководству – дескать, руководил операциями по глобусу и т.п.) А лет 15 назад возникла и еще одна версия. Ее создатель – вовсе не историк, работающий в архивах, а талантливый исторический публицист бывший советский шпион Владимир Резун, публикующийся под псевдонимом Виктор Суворов. Если коротко, по его теории выходит, что Сталин сам готовился напасть на Гитлера (то ли в мае, то ли в июле 41-го), потому оказался и не готов к гитлеровской агрессии. Историк советских разведывательных, сыскных и карательных органов доктор наук Никита Петров говорит мне на это:
Никита Петров: Здесь можно, собственно говоря, рассмотреть все по порядку. Во-первых, та самая давняя первая версия событий, она, понятно, страдает не просто однобокостью, а нежелание замечать важнейшее, что составляло предвоенные сталинско-гитлеровские отношения. Это, конечно же, пакт. Пакт, под которым была база – это тайный секретный протокол, согласно которому Гитлер и Сталин по сути делили сопредельные страны. Отсюда потом и возникло это слово «вероломно». Так что в каком-т смысле незамечание войны и прерванный мирный советский труд – это не более, чем красивая фраза. Потому что проводилась подготовка к войне, пакт объяснялся потом, задним уже числом, как возможность оттянуть начало войны, которая, дескать, была бы совсем уж на пороге и многое другое. Но вот это союзничество Сталина и нацистской Германии, Советского Союза и Третьего рейха – это на самом деле и есть причина войны, которая затем произошла в июне 41 года только по той простой, в общем-то, и тоже объяснимой причине, что вот эта линия разграничения Сталиным была нарушена, линия разграничения из протокола к пакту в августе 39 года. Ведь там было четко сказано, что границей между интересами СССР и рейха являются северные границы Литвы.
Владимир Тольц: Так считает Никита Петров.
Владимир Невежин: Но прежде всего я хотел бы подчеркнуть, что все версии, перечисленные вами выше, они и сейчас существуют.
Владимир Тольц: Это в беседу со мной вступает доктор исторических наук, автор работ по идеологической подготовке в войне и другим аспектам Второй мировой Владимир Невежин. Продолжайте, пожалуйста, Владимир Александрович!
Владимир Невежин: Нужно отметить, что особенно последние годы, начало третьего десятилетия ознаменовались выпуском в свет документов о деятельности нашей разведки. Мы знаем больше всего таким образом о деятельности военной разведки и внешней разведки. Что касается Коминтерна, народного комиссариата иностранных дел, военно-морского флота, здесь гораздо в меньшей степени мы обеспечены источниками. Что касается вопроса о внезапности, стратегической внезапности, неожиданности и так далее, то он тоже дискутируется, это касается нападения Германии на СССР 22 июня 41 года. Я хочу сказать, что очень сложная ситуация, разобраться даже в этих взглядах, в этих точках зрения очень сложно, я уже не говорю о том, насколько сложно изучать материалы разведки.
Владимир Тольц: Таково мнение историка войны Владимира Невежина. Историк «органов» Никита Петров, рассматривая перечисленные мной историографические версии, продолжает:
Никита Петров: Когда мы говорим о том, что Сталин готовился к войне, но игнорировал разведдонесения в силу своей паранойи, она на самом деле тоже не выдерживает критики по той простой причине, что невозможно такой массив разведдокументации, скажем, не замечать или считать, что все сплошь дезинформация. До сих пор ведутся споры, почему так случилось, что в разведке тогда не было аналитического отдела, который бы аккумулировал разрозненные донесения агентуры с Запада, из различных стран и на этой основе делал бы большие внятные реляции, где было бы четко сказано, что происходит, чего ожидать, когда какие даты, как эта информация коррелируется с другими информационными массивами и так далее. И получалось так, что Сталин получает сырые разведдонесения.
Владимир Тольц: Не могу не процитировать резолюцию Сталина на донесении основанном на сообщениях членов «Красной капеллы» Харро Шульце-Бойзена («Старшина») из министерства авиации Третьего Рейха и Арвида Харнака («Корсиканец»). Из рейхсминистерства экономики они за 5 дней до начала войны сообщали «удар можно ожидать в любое время» Сталин написал на этом донесении «Т-щу Меркулову. Может, послать ваш «источник» из штаба герм. Авиации к еб-ной матери. Это не «источник», а дезинформатор. И. Ст.». В 1942 г. Шульце-Бойзен и Харнак были гитлеровцами казнены. Доктор Владимир Невежин говорит о них так:
Владимир Невежин: Вот Сталин им не доверял. Поэтому, когда уже накопилось достаточно много противоречивой информации от «Корсиканца» и «Старшины», он сделал эту резолюцию, написал. Но глубокое исследование всех сообщений, которые были посланы, начиная с сентября 42 года и до середины июня 41 года, позволило сделать вывод, что и «Старшина» и «Корсиканец» были противоречивы в своих выводах. Что значит – «все приготовления завершены»? И что значит – «удар ожидать в любое время»?
Владимир Тольц: Мнение историка Никиты Петрова:
Никита Петров: Что, с моей точки зрения, в этом сообщении Сталина разозлило? Тут ведь написано, что «все мероприятия Германии по боевой подготовке вооруженного наступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время». Вот это, с моей точки зрения, шло вразрез с представлениями Сталина о том, как будет действовать Гитлер.
Владимир Тольц: Каковы же, по вашему мнению, были эти представления?
Никита Петров: У Сталина была весьма устоявшаяся и собственно подтвержденная практикой схема, что Гитлер обязательно предъявит ультиматум или какие-то требования. А вот в этом донесении из Берлина про это не было сказано ни слова. А Сталин ждал этих требований. И этой схеме Гитлер, собственно, следовал все предшествующие конфликты. Либо выдумывал повод для конфликта, либо инсценировал конфликт, как это было с нападением на радиостанцию, либо предъявлял предварительно заведомо невыполнимые требования. Иногда выполнимые, как, скажем, требование передать Мемельский край Литве. И Литва передала Мемельский край и, собственно, ничего дальше кроме захвата этого Мемельского края не произошло. Тогда было не время может быть для начала Второй мировой войны. Так что, мне кажется, Сталин пал жертвой схематизма, который подсказывал ему, что Гитлер непременно предъявит этот ультиматум. И кстати говоря, косвенное подтверждение этому мы находим в одном пока еще, к сожалению, не слишком, что называется, известном документе, хотя он опубликован, но его мало обсуждают. Это объяснение Судоплатова в президиум ЦК КПСС 7 августа 53 года о том, какое он получил деликатное задание от Берии. Он должен был через болгарского посла передать по сути вопросник Берлину и эти вопросы были продиктованы Судоплатову Берией. А Берия, известно, перечислял эти вопросы, глядя в свою записную книжку, как пишет Судоплатов. То есть получается так, что Берия получил указания от самого Сталина. И вот там вопросы были очень интересные. Первый: почему Германия, нарушив пакт о ненападении, начала войну против СССР? Второй: что Германию устроило бы, на каких условиях согласна прекратить войну, что нужно для прекращения войны? Устроит ли немцев передача Германии таких советских земель, как Прибалтика, Украина, Бесарабия, Буковина, Карельский перешеек?
Владимир Тольц: Историк Никита Петров. Версию о планировавшемся Сталиным «упреждающем ударе» стоит обсудить отдельно. И к ней мы еще вернемся.
Владимир Тольц: На первый взгляд может показаться, что с историей германо-советской войны, превратившейся для советского народа в Отечественную, происходит то же, что обычно происходит с историями великих сражений, по мере времени превращающихся в из факта уходящей в прошлое жизни в героический миф. Ну, например, с историей Фермопильской битвы, количество версий которой в сотни раз больше единственной первоначальной – геродотовской, а количество исследователей давно уже в разы превысило число трехсот павших в Фермопилах спартанцев. Но это – только на первый взгляд. Существуют и существенные, радующие историков отличия.
Во-первых, количество документов и исторических источников иного рода здесь отнюдь еще не исчерпано. И обильные публикации их в последние 15-20 лет дают основания полагать, что нас ждет еще много нового на этом «фронте».
Во-вторых, несмотря на «размножение» самого разных, порой, фантастических версий событий начала войны и гальванизацию некоторых весьма старых и опасных (чего стоит, к примеру, недавняя реанимация на сайте Министерства обороны РФ отставным полковником Сергеем Ковалевым гитлеровских обвинений Польши как виновника Второй мировой войны; все это понадобилось полковнику Ковалеву для оправдания Сталина, заключившего с Гитлером пакт о ненападении), несмотря на такого рода «рецидивы прошлого», его новейшие толкования все больше наполняются адоптацией знания неизвестных ранее реалий и становятся все более адекватными непростым и порой противоречивым событиям прошлого, а не примитивным легендам о нем.
Уходит, к примеру, в прошлое созданная не без влияния предвоенных теоретиков быстрого отражения иностранной агрессии и переноса войны «на территорию противника» теория о «внезапности вероломного нападения» гитлеровского Рейха на Советский Союз, неожиданности его для советского народа и его руководства, занятых мирным трудом и социалистическим строительством. Именно неожиданностью нападения долгие годы объясняла советская пропаганда военные неудачи СССР первого периода войны. Сотни, тысячи опубликованных ныне документов свидетельствуют: советское руководство было было задолго и хорошо информировано и предстоящем нападении Германии, и даже о датах этого вторжения. Но еще до этих массовых публикаций, где-то после ХХ съезда возникла и
другая версия: советские первого периода войны объяснялись личными недостатками Сталина (его подозрительностью и недоверием к данным разведки, его непригодностью к военному руководству – дескать, руководил операциями по глобусу и т.п.) А лет 15 назад возникла и еще одна версия. Ее создатель – вовсе не историк, работающий в архивах, а талантливый исторический публицист бывший советский шпион Владимир Резун, публикующийся под псевдонимом Виктор Суворов. Если коротко, по его теории выходит, что Сталин сам готовился напасть на Гитлера (то ли в мае, то ли в июле 41-го), потому оказался и не готов к гитлеровской агрессии. Историк советских разведывательных, сыскных и карательных органов доктор наук Никита Петров говорит мне на это:
Никита Петров: Здесь можно, собственно говоря, рассмотреть все по порядку. Во-первых, та самая давняя первая версия событий, она, понятно, страдает не просто однобокостью, а нежелание замечать важнейшее, что составляло предвоенные сталинско-гитлеровские отношения. Это, конечно же, пакт. Пакт, под которым была база – это тайный секретный протокол, согласно которому Гитлер и Сталин по сути делили сопредельные страны. Отсюда потом и возникло это слово «вероломно». Так что в каком-т смысле незамечание войны и прерванный мирный советский труд – это не более, чем красивая фраза. Потому что проводилась подготовка к войне, пакт объяснялся потом, задним уже числом, как возможность оттянуть начало войны, которая, дескать, была бы совсем уж на пороге и многое другое. Но вот это союзничество Сталина и нацистской Германии, Советского Союза и Третьего рейха – это на самом деле и есть причина войны, которая затем произошла в июне 41 года только по той простой, в общем-то, и тоже объяснимой причине, что вот эта линия разграничения Сталиным была нарушена, линия разграничения из протокола к пакту в августе 39 года. Ведь там было четко сказано, что границей между интересами СССР и рейха являются северные границы Литвы.
Владимир Тольц: Так считает Никита Петров.
Владимир Невежин: Но прежде всего я хотел бы подчеркнуть, что все версии, перечисленные вами выше, они и сейчас существуют.
Владимир Тольц: Это в беседу со мной вступает доктор исторических наук, автор работ по идеологической подготовке в войне и другим аспектам Второй мировой Владимир Невежин. Продолжайте, пожалуйста, Владимир Александрович!
Владимир Невежин: Нужно отметить, что особенно последние годы, начало третьего десятилетия ознаменовались выпуском в свет документов о деятельности нашей разведки. Мы знаем больше всего таким образом о деятельности военной разведки и внешней разведки. Что касается Коминтерна, народного комиссариата иностранных дел, военно-морского флота, здесь гораздо в меньшей степени мы обеспечены источниками. Что касается вопроса о внезапности, стратегической внезапности, неожиданности и так далее, то он тоже дискутируется, это касается нападения Германии на СССР 22 июня 41 года. Я хочу сказать, что очень сложная ситуация, разобраться даже в этих взглядах, в этих точках зрения очень сложно, я уже не говорю о том, насколько сложно изучать материалы разведки.
Владимир Тольц: Таково мнение историка войны Владимира Невежина. Историк «органов» Никита Петров, рассматривая перечисленные мной историографические версии, продолжает:
Никита Петров: Когда мы говорим о том, что Сталин готовился к войне, но игнорировал разведдонесения в силу своей паранойи, она на самом деле тоже не выдерживает критики по той простой причине, что невозможно такой массив разведдокументации, скажем, не замечать или считать, что все сплошь дезинформация. До сих пор ведутся споры, почему так случилось, что в разведке тогда не было аналитического отдела, который бы аккумулировал разрозненные донесения агентуры с Запада, из различных стран и на этой основе делал бы большие внятные реляции, где было бы четко сказано, что происходит, чего ожидать, когда какие даты, как эта информация коррелируется с другими информационными массивами и так далее. И получалось так, что Сталин получает сырые разведдонесения.
Владимир Тольц: Не могу не процитировать резолюцию Сталина на донесении основанном на сообщениях членов «Красной капеллы» Харро Шульце-Бойзена («Старшина») из министерства авиации Третьего Рейха и Арвида Харнака («Корсиканец»). Из рейхсминистерства экономики они за 5 дней до начала войны сообщали «удар можно ожидать в любое время» Сталин написал на этом донесении «Т-щу Меркулову. Может, послать ваш «источник» из штаба герм. Авиации к еб-ной матери. Это не «источник», а дезинформатор. И. Ст.». В 1942 г. Шульце-Бойзен и Харнак были гитлеровцами казнены. Доктор Владимир Невежин говорит о них так:
Владимир Невежин: Вот Сталин им не доверял. Поэтому, когда уже накопилось достаточно много противоречивой информации от «Корсиканца» и «Старшины», он сделал эту резолюцию, написал. Но глубокое исследование всех сообщений, которые были посланы, начиная с сентября 42 года и до середины июня 41 года, позволило сделать вывод, что и «Старшина» и «Корсиканец» были противоречивы в своих выводах. Что значит – «все приготовления завершены»? И что значит – «удар ожидать в любое время»?
Владимир Тольц: Мнение историка Никиты Петрова:
Никита Петров: Что, с моей точки зрения, в этом сообщении Сталина разозлило? Тут ведь написано, что «все мероприятия Германии по боевой подготовке вооруженного наступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время». Вот это, с моей точки зрения, шло вразрез с представлениями Сталина о том, как будет действовать Гитлер.
Владимир Тольц: Каковы же, по вашему мнению, были эти представления?
Никита Петров: У Сталина была весьма устоявшаяся и собственно подтвержденная практикой схема, что Гитлер обязательно предъявит ультиматум или какие-то требования. А вот в этом донесении из Берлина про это не было сказано ни слова. А Сталин ждал этих требований. И этой схеме Гитлер, собственно, следовал все предшествующие конфликты. Либо выдумывал повод для конфликта, либо инсценировал конфликт, как это было с нападением на радиостанцию, либо предъявлял предварительно заведомо невыполнимые требования. Иногда выполнимые, как, скажем, требование передать Мемельский край Литве. И Литва передала Мемельский край и, собственно, ничего дальше кроме захвата этого Мемельского края не произошло. Тогда было не время может быть для начала Второй мировой войны. Так что, мне кажется, Сталин пал жертвой схематизма, который подсказывал ему, что Гитлер непременно предъявит этот ультиматум. И кстати говоря, косвенное подтверждение этому мы находим в одном пока еще, к сожалению, не слишком, что называется, известном документе, хотя он опубликован, но его мало обсуждают. Это объяснение Судоплатова в президиум ЦК КПСС 7 августа 53 года о том, какое он получил деликатное задание от Берии. Он должен был через болгарского посла передать по сути вопросник Берлину и эти вопросы были продиктованы Судоплатову Берией. А Берия, известно, перечислял эти вопросы, глядя в свою записную книжку, как пишет Судоплатов. То есть получается так, что Берия получил указания от самого Сталина. И вот там вопросы были очень интересные. Первый: почему Германия, нарушив пакт о ненападении, начала войну против СССР? Второй: что Германию устроило бы, на каких условиях согласна прекратить войну, что нужно для прекращения войны? Устроит ли немцев передача Германии таких советских земель, как Прибалтика, Украина, Бесарабия, Буковина, Карельский перешеек?
Владимир Тольц: Историк Никита Петров. Версию о планировавшемся Сталиным «упреждающем ударе» стоит обсудить отдельно. И к ней мы еще вернемся.