В Москве в Центральном доме художника открылся четвертый международный открытый книжный фестиваль. В этом году он проходит при активной поддержке Евросоюза.
На фестиваль приехали молодые европейские звезды из бывших стран соцблока, которых только что перевели или вот-вот переведут в России: австриец Томас Главинич, венгр Аттила Бартиш, румын Василий Ерну, немец болгарского происхождения Илья Троянов, голландец Арнон Грюнберг.
Из-за большого числа площадок, на которых разворачивается фестиваль, я пропустила скандал первого дня его работы: с выставки "Русский леттризм", которую курирует Андрей Ерофеев, сняли за употребление нецензурной лексики работы группы "Война", одного из художников задержала милиция. По рассказам очевидцев, какой-то человек из тех, что ходят на процесс по делу выставки "Запретное искусство", изображал сердечный приступ, полученный в результате просмотра работы "Войны".
В это время во внутреннем дворике ЦДХ я слушала, как актеры читают новую пьесу белорусского драматурга Павла Пряжко. В ней тоже имеется нецензурная лексика. Речь идет о Москве будущего. Разговор пациентов в больнице:
- Видел?
- Ну.
- Я компот не пил. Ты видел? Посмотри на обод.
- Ну.
- Что это? Ну что это за развод? Это что, компот цвет такой делает?
- А знаешь, как она моет? Сполоснет этот стакан, а кто из него пил, я знаю?
- А утка? Они сорок минут, я готов был на линолеум нассать.
- Не говори. А на дворе уже, слава богу, 2188 год.
Рядом о Москве будущего рассуждали архитектурный критик Алексей Муратов, главный редактор журнала "Афиша" Юрий Сапрыкин и главный редактор журнала "Форбс" Максим Кашулинский. Но и здесь проекции будущего оказывались связаны с настоящим.
Алексей Муратов: Централизм господствует во всем, поэтому надо жить в центре. Люди на Рублевке становятся альтернативным центром. Наверное, эту тенденцию переломить очень сложно. Надо с ней смириться и просто думать, каким образом смягчить для города последствия, потому что архипелагом, как Лондон или Барселона, наверное, вряд ли станет при нашей жизни.
Юрий Сапрыкин: Максим, ты как человек, наиболее из нас путешествующий, скажи: правильное ли у меня ощущение, что в Москве из всех больших европейских и американских мегаполисов общественный транспорт находится сейчас в наиболее убитом, убогом и неудобном состоянии?
Максим Кашулинский: Правильно.
Алексей Муратов: Спасибо, Максим.
Пока взрослые рассуждали о неудобстве Москвы, дети в отдельном павильоне слушали австрийские сказки
"Жил-был охотник. Однажды он решил выйти погулять и взял с собой свою собаку. Вдруг собака начала громко лаять. Охотник удивился: его собака была такая спокойная. От любопытства он пошел дальше, и представьте себе, кого он там увидел: на поле лежал огромный мужчина. Он сел и поздоровался с охотником…"
Дети с замиранием сердца ждали продолжения. В соседней палатке для взрослых о своей жизни рассказывали русские писатели.
Герман Садулаев: Недавно я был дома у себя в Чечне, в Шали, там живет отец. У нас большой сад, участок, а отец уже пожилой, нет у него сил за ним ухаживать, поэтому сад дико зарос. Я принялся все это косить, приводить в какой-то порядок. И вот когда я косил, выползла змея…
В итоге писатель Садулаев победил змею, при этом животное не пострадало. Писатель Михаил Елизаров продолжил товарища в жанре "телеги".
Михаил Елизаров: Один роман я хочу написать про менеджера среднего звена, который стал нацболом. Потом я чувствую, что меня не отпускает роман "Библиотекарь", я хочу написать продолжение о том, как после постройки синагоги в Кижах решили построить мечеть. Но там сперли материалы, и мечеть завалилась. Решили строить "миночеть", такое общее, что объединяет иудаизм и ислам. И там все будут дружить. Но там будут неприятные персонажи, например, такой Иванов Иван Иванович - они будут стройматериалы тырить. Но как-то их разоблачат.
Писатель-нацбол Захар Прилепин дискутировал с журналистом-консерватором Максимом Соколовым.
Захар Прилепин: Вы сказали, что современные русские консерваторы действуют по принципу "не навреди". Я сразу представил какого-то близкого человека, который болен раком, СПИДом, у которого атрофия мозга. Мы говорим: давай не будем лечить, потому что вдруг умрет под ножом - не навреди. Каким образом не навредить современной России, которая на самом деле находится, что называется, над пропасти во ржи, которая может в любую секунду обвалиться, которая по своим параметрам географическим, демографически, экономическим, социологическим, метафизическим находится в абсолютном отсутствии системы координат! Мы сейчас говорим: не навреди. Давайте потерпим упырей у власти, потому что не надо вредить?
Максим Соколов: Существовало ли когда-нибудь такое состояние общества, чтобы человек, которому хочется позаниматься социальной хирургией, не объявил бы это состояние общества безнадежным?
Критик Артемий Троицкий – о музыкальной части фестиваля, которая проходит на открытой площадке.
Артемий Троицкий: Голландская группа называется ZZZ, их два человека, один из них играет на барабанах и поет, а второй играет на всевозможных антикварных органах, в том числе на церковной фисгармонии. Наверное, это называется трэш-гараж, с какими-то дуновениями со стороны музыки диско и чего-то такого из фильмов ужасов. Изысканная английская независимая музыка братьев Монгольфье и Noblesse Oblige - панк-кабаре, это что-то декадентско-садомазохическо-готическое.
На концертной площадке Артемия Троицкого – готический панк, а в пресс-центре – выступление ректора Высшей школы экономики Евгения Ясина о влиянии культуры на экономику.
Евгений Ясин: Вопрос не в том, кто способнее – китайцы, или европейцы, или русские, или африканцы и так далее. Есть культурные различия, которые влияют на продуктивность данной экономики и данного общества. И вот европейская культура создала некую систему ценностей, которая оказалась чрезвычайно продуктивной для развития экономики.
Поэт Лев Рубинштейн:
Лев Рубинштейн: Я читал стихи собственного сочинения для детей. Я жутко волновался и нервничал. Я детской аудитории боюсь пуще всего. Мне кажется, здесь страшнее читать стихи, чем либо в школе милиции, либо в казачьей станице. Но дети были благосклонны. Я это отчасти приписываю своему немыслимому обаянию.
Главный редактор сайта Грани.ру Владимир Корсунский объявлял премию "лучшему дерьмометру" страны. Претендентов было пятеро:
Владимир Корсунский: Никита Михалков, Валентина Матвиенко, Глеб Павловский, Александр Любимов и даже футболист попал чудом - Андрей Аршавин за чистосердечное признание, что в Англии хуже, чем в России, потому что там закон и порядок, а в России, если деньги есть, то закон не нужен. Никита Михалков попал за то, что он искренне, по его словам, не понимает, как можно не хотеть любить людей, которые руководят твоей страной. Валентина Матвиенко - за буйство воображения. Она считает, что люди приходят на "Марши несогласных", специально надевая белые одежды, а в карманах приносят бритвы, которыми друг друга режут, а потом говорят, что их побили омоновцы.
Удивительна русская действительность, полагает писатель-нацбол Захар Прилепин:
Захар Прилепин: Российская действительность, даже невзирая на присутствие в ней Грызлова и Миронова, дарует возможность описать человека, как это ни пафосно сказано, на фоне душевных страшных, жутких откровений человека, находящегося на грани любви и смерти.
На фестиваль приехали молодые европейские звезды из бывших стран соцблока, которых только что перевели или вот-вот переведут в России: австриец Томас Главинич, венгр Аттила Бартиш, румын Василий Ерну, немец болгарского происхождения Илья Троянов, голландец Арнон Грюнберг.
Из-за большого числа площадок, на которых разворачивается фестиваль, я пропустила скандал первого дня его работы: с выставки "Русский леттризм", которую курирует Андрей Ерофеев, сняли за употребление нецензурной лексики работы группы "Война", одного из художников задержала милиция. По рассказам очевидцев, какой-то человек из тех, что ходят на процесс по делу выставки "Запретное искусство", изображал сердечный приступ, полученный в результате просмотра работы "Войны".
В это время во внутреннем дворике ЦДХ я слушала, как актеры читают новую пьесу белорусского драматурга Павла Пряжко. В ней тоже имеется нецензурная лексика. Речь идет о Москве будущего. Разговор пациентов в больнице:
- Видел?
- Ну.
- Я компот не пил. Ты видел? Посмотри на обод.
- Ну.
- Что это? Ну что это за развод? Это что, компот цвет такой делает?
- А знаешь, как она моет? Сполоснет этот стакан, а кто из него пил, я знаю?
- А утка? Они сорок минут, я готов был на линолеум нассать.
- Не говори. А на дворе уже, слава богу, 2188 год.
Рядом о Москве будущего рассуждали архитектурный критик Алексей Муратов, главный редактор журнала "Афиша" Юрий Сапрыкин и главный редактор журнала "Форбс" Максим Кашулинский. Но и здесь проекции будущего оказывались связаны с настоящим.
Алексей Муратов: Централизм господствует во всем, поэтому надо жить в центре. Люди на Рублевке становятся альтернативным центром. Наверное, эту тенденцию переломить очень сложно. Надо с ней смириться и просто думать, каким образом смягчить для города последствия, потому что архипелагом, как Лондон или Барселона, наверное, вряд ли станет при нашей жизни.
Юрий Сапрыкин: Максим, ты как человек, наиболее из нас путешествующий, скажи: правильное ли у меня ощущение, что в Москве из всех больших европейских и американских мегаполисов общественный транспорт находится сейчас в наиболее убитом, убогом и неудобном состоянии?
Максим Кашулинский: Правильно.
Алексей Муратов: Спасибо, Максим.
Пока взрослые рассуждали о неудобстве Москвы, дети в отдельном павильоне слушали австрийские сказки
"Жил-был охотник. Однажды он решил выйти погулять и взял с собой свою собаку. Вдруг собака начала громко лаять. Охотник удивился: его собака была такая спокойная. От любопытства он пошел дальше, и представьте себе, кого он там увидел: на поле лежал огромный мужчина. Он сел и поздоровался с охотником…"
Дети с замиранием сердца ждали продолжения. В соседней палатке для взрослых о своей жизни рассказывали русские писатели.
Герман Садулаев: Недавно я был дома у себя в Чечне, в Шали, там живет отец. У нас большой сад, участок, а отец уже пожилой, нет у него сил за ним ухаживать, поэтому сад дико зарос. Я принялся все это косить, приводить в какой-то порядок. И вот когда я косил, выползла змея…
В итоге писатель Садулаев победил змею, при этом животное не пострадало. Писатель Михаил Елизаров продолжил товарища в жанре "телеги".
Михаил Елизаров: Один роман я хочу написать про менеджера среднего звена, который стал нацболом. Потом я чувствую, что меня не отпускает роман "Библиотекарь", я хочу написать продолжение о том, как после постройки синагоги в Кижах решили построить мечеть. Но там сперли материалы, и мечеть завалилась. Решили строить "миночеть", такое общее, что объединяет иудаизм и ислам. И там все будут дружить. Но там будут неприятные персонажи, например, такой Иванов Иван Иванович - они будут стройматериалы тырить. Но как-то их разоблачат.
Писатель-нацбол Захар Прилепин дискутировал с журналистом-консерватором Максимом Соколовым.
Мы сейчас говорим: не навреди. Давайте потерпим упырей у власти, потому что не надо вредить?
Захар Прилепин: Вы сказали, что современные русские консерваторы действуют по принципу "не навреди". Я сразу представил какого-то близкого человека, который болен раком, СПИДом, у которого атрофия мозга. Мы говорим: давай не будем лечить, потому что вдруг умрет под ножом - не навреди. Каким образом не навредить современной России, которая на самом деле находится, что называется, над пропасти во ржи, которая может в любую секунду обвалиться, которая по своим параметрам географическим, демографически, экономическим, социологическим, метафизическим находится в абсолютном отсутствии системы координат! Мы сейчас говорим: не навреди. Давайте потерпим упырей у власти, потому что не надо вредить?
Максим Соколов: Существовало ли когда-нибудь такое состояние общества, чтобы человек, которому хочется позаниматься социальной хирургией, не объявил бы это состояние общества безнадежным?
Критик Артемий Троицкий – о музыкальной части фестиваля, которая проходит на открытой площадке.
Артемий Троицкий: Голландская группа называется ZZZ, их два человека, один из них играет на барабанах и поет, а второй играет на всевозможных антикварных органах, в том числе на церковной фисгармонии. Наверное, это называется трэш-гараж, с какими-то дуновениями со стороны музыки диско и чего-то такого из фильмов ужасов. Изысканная английская независимая музыка братьев Монгольфье и Noblesse Oblige - панк-кабаре, это что-то декадентско-садомазохическо-готическое.
На концертной площадке Артемия Троицкого – готический панк, а в пресс-центре – выступление ректора Высшей школы экономики Евгения Ясина о влиянии культуры на экономику.
Евгений Ясин: Вопрос не в том, кто способнее – китайцы, или европейцы, или русские, или африканцы и так далее. Есть культурные различия, которые влияют на продуктивность данной экономики и данного общества. И вот европейская культура создала некую систему ценностей, которая оказалась чрезвычайно продуктивной для развития экономики.
Поэт Лев Рубинштейн:
Лев Рубинштейн: Я читал стихи собственного сочинения для детей. Я жутко волновался и нервничал. Я детской аудитории боюсь пуще всего. Мне кажется, здесь страшнее читать стихи, чем либо в школе милиции, либо в казачьей станице. Но дети были благосклонны. Я это отчасти приписываю своему немыслимому обаянию.
Главный редактор сайта Грани.ру Владимир Корсунский объявлял премию "лучшему дерьмометру" страны. Претендентов было пятеро:
Владимир Корсунский: Никита Михалков, Валентина Матвиенко, Глеб Павловский, Александр Любимов и даже футболист попал чудом - Андрей Аршавин за чистосердечное признание, что в Англии хуже, чем в России, потому что там закон и порядок, а в России, если деньги есть, то закон не нужен. Никита Михалков попал за то, что он искренне, по его словам, не понимает, как можно не хотеть любить людей, которые руководят твоей страной. Валентина Матвиенко - за буйство воображения. Она считает, что люди приходят на "Марши несогласных", специально надевая белые одежды, а в карманах приносят бритвы, которыми друг друга режут, а потом говорят, что их побили омоновцы.
Удивительна русская действительность, полагает писатель-нацбол Захар Прилепин:
Захар Прилепин: Российская действительность, даже невзирая на присутствие в ней Грызлова и Миронова, дарует возможность описать человека, как это ни пафосно сказано, на фоне душевных страшных, жутких откровений человека, находящегося на грани любви и смерти.