Ирина Лагунина: В научной рубрике мы продолжаем тему кочевой культуры. Но теперь речь пойдет не о древних скифах, о современных кочевниках. Сегодня в России на территории Ямало-ненецкого округа кочуют представители нескольких народов, в том числе и коми-зыряне. Что заставляет этих людей покидать города и уходить в тундру? Ответить на этот вопрос и поделиться своим опытом кочевания с коми-зырянами мы попросили путешественницу-этнографа Александру Марчук. С ней беседуют Ольга Орлова и Александр Марков.
Ольга Орлова: Александра, как вы впервые попали к оленеводам?
Александра Марчук: У меня в Лабытнанге живут друзья, они меня в гости позвали сплавиться по простенькой речке. А потом повезли на экскурсию по Бобанентовской трассе, это трасса, идущая от Лабытнанга на север, на Ямал, посмотреть тундру - это был конец августа. Мы остановились на реке, и я вдруг увидела вдали серое облако. Это было огромное стадо оленей. Я дернула за этим облаком, а облако потихоньку уплывало. Я за ним бежала. И тут выкатил на нартах, на санях, причем это сани, которые что по снегу идут на полозьях, что по тундре идут, по траве, по небольшому кустарнику. Выехал пастух, сначала вроде как погнал оленей от меня, потом увидел меня, остановился и дождался. Дал посидеть на этих нартах, подержать харей – это палка, которой они погоняют оленей. Можно было поснимать сколько угодно оленей, пощупать мягкие пушистые рога. Это был ненец. Небольшой разговор получился. Это был конец августа или может быть первые числа сентября. Это был болезненный момент для них, когда деток увозят из тундры в интернаты.
Ольга Орлова: По России начинается учебный год, и детей забирают в школы.
Александра Марчук: Забирают они в интернаты, дети оторваны от родителей, дети оторваны от своего образа жизни. Хоть они на лето приезжают, все равно за лето не так много многому научаются, как за весь сезон. И они страшно переживают, что дети начинают хотеть жить в городе и уже не возвращаются, немногие возвращаются, отвыкают от кочевой жизни. А в городе они, это не их жизнь, они не могут в нем жить, и многие спиваются.
Александр Марков: В Якутии вроде бы ввели новые порядки, что теперь учителя ездят вместе с кочевниками и на ходу учат детей.
Александра Марчук: Это, конечно, идеально. Такое было бы идеально для них.
Ольга Орлова: Практика кочевых школ, к сожалению, пока не могут распространить на все кочевые племена, которые существуют в России, все-таки их около десятка народов. Поэтому всем обеспечить сейчас кочевые школы видимо трудно. В чем особенность коми-зырян, к которым вы попали?
Александра Марчук: Так сложилось, я впервые действительно шла одна в поход. Там удивительные встречи были, причем очень долго не встречались чумы. Я думала по рассказам, что чумы стоят на каждом шагу, но собственно говоря, я потом поняла, что они летом стоят на каждом шагу, а осенью они уже уходят южнее. Я шла, иду по тундре, едет вездеход, я голосую, мне останавливаются, говорят: садитесь. Вам куда? Провезли 80 километров. Причем у меня с собой была раскладка, чтобы легкий был рюкзак, 300 грамм на день.
Александр Марков: Раскладка – это норма питания туриста?
Александра Марчук: Да, это норма в день была 300 грамм сухого продукта. Меня вездеходчики, в первый вечер устроили пикник.
Александр Марков: А вездеходчики тоже коми?
Александра Марчук: Нет, они не коми. Там удивительное место, есть поселок Полярный, 110 километр железной дороги Воркута – Лабытнанги, раньше там работали геологи. Вообще был очень интересный поселок, очень теплые люди, они все жили как одной семьей, очень дружили. У меня хороший знакомый был директором школы. Последние лет 5-8 назад стали расселять, как укрупнение, расселять поселок. Эти люди, у них вездеходы свои, особенно те, кто в Харпе живет, работы фактически нет, денег заработать сложно, и они за рыбой едут, на рыбалку, на охоту.
Александр Марков: То есть помимо ненцев и коми-зырян там кочевые русские вездеходчики.
Александра Марчук: Да, кочевые русские вездеходчики - это точно.
Ольга Орлова: И куда же они вас привезли?
Александра Марчук: Они ехали на рыбалку. Сначала ночевали, наловили кучу рыбы, меня накормили, с собой дали. Потом мы доехали до реки, до их пункта, куда они ехали, оттуда я пошла дальше одна, они остались на рыбалку на несколько дней. Потом я шла еще прошла пару дней и пришла на озеро Щучье, где жил егерь, который открыл дверь, открыл широко рот и сказал: заходите, садитесь, ешьте. Выдал мне огромную сковородку с заячьими котлетами, сказал - надо съесть. Потом стал задавать вопросы, кто вы и откуда. За пять часов, что я там была, он меня кормил пять раз. Не так часто приходят вообще люди, тем более, одна женщина. Он живет 20 лет один. Условия совершенно феноменальные. У него нет света, только керосиновая лампа, при том, что полярные ночи. Еду только иногда, если вездеходчики, и только зайцы или рыба. Печку один раз в сутки, потому что дров нет, тундра, кустарники или опять же – завезут. Своеобразная ситуация, но говорит - хорошо тут жить.
Александр Марков: А чем же люди костры жгут, те же коми?
Александра Марчук: Коми становятся на стандартных местах, из года в год у них известные места. И они обязательно в руслах речек, где есть кустарники, хоть какие-то кустарники.
Александр Марков: То есть не 10 сантиметров, а повыше.
Александра Марчук: Не 10, а порядка метра может быть есть кустарники. И егерь топит, у него тоже есть кустарники, но это кустики сантиметра полтора в диаметре, есть из них сухие где-то.
Ольга Орлова: Много не натопишь такими.
Александра Марчук: Много не натопишь. Чтобы приготовить что-нибудь более-менее, это нужно охапки, много.
Александр Марков: Как же зимой он там?
Александра Марчук: Видимо, ему привозят вездеходчики, и он аккуратненько эти дрова экономит. Следующая моя встреча была с коми-зырянами. Наконец я поднялась на гору, я от вездеходчиков очередных знала, что там стоят чумы, я даже не дошла до перевала по дороге, я просто вышла наверх горы, я увидела внизу чумы. И я уже все, не разбирая дороги, вниз с этой горы. Потом там дальше реку бродить надо, а река болотище по болоту. Чумы пропали, я шла по ориентирам, и я немножко выше в горку вышла, где нет чумов. Они меня увидели и сидят, ждут. Я спускаюсь они говорят: вы что, с неба свалились?
Ольга Орлова: По-русски говорят?
Александра Марчук: Со мной да - по-русски. То есть русский у них совершенно нормальный. Но между собой они говорят на своем языке.
Ольга Орлова: Это финно-угорская группа?
Александра Марчук: Да. Интересно, что в школах деток учат писать по-русски. И они говорят: мы на своем языке не пишем, мы учимся писать по-русски. Мы говорим на своем языке, а пишем по-русски.
Ольга Орлова: Нет письменности у этого языка.
Александр Марков: Видимо, была все-таки. Литературный язык был, есть литературный коми-зырянский язык.
Александра Марчук: У них много наречий. У них 10 диалектов выделяется у коми, а коми-зыряне салехардские, вообще не входящая в книжное описание группы. Я еще консультировалась специально, звонила в музей, не нахожу в книжках именно этих коми.
Александр Марков: Скажите, Александра, все-таки, что же заставляет этих людей в современном мире, когда есть компьютер, интернет, автомобиль и так далее, все блага цивилизации, почему они как в каменном веке до сих пор ведут такой образ жизни, даже немного дико может показаться. Это от безвыходности или потому что им это нравится?
Александра Марчук: Это, бесспорно, им нравится, это, бесспорно, образ жизни, который им очень нравится. И они, наверное, не сменяли бы ни на какой другой. Хотя есть пожилые, и они говорят: да, изо дня в день, хочу, но такая наша судьба. Но при этом так наша жизнь устроена. Я задумывалась на самом деле, думаю: действительно, зачем они ходят? Кроме того, что им это нравится, мне нравится путешествовать, я их понимаю. Но это же существует как культура, как действительно, когда другие люди стремятся в города. Олени, они не коровы, оленям, им как коровам не запасешь сена, им нужно, в таком случае, если по аналогами с коровами пойти, им нужно запасти ягеля, но ягеля не запасешься такое дикое количество и не сохранишь на тысячи оленей.
Александр Марков: Наверное, и не принято, никто не пытался.
Александра Марчук: Это не принято, никто не пытался никогда делать. То есть само по себе оленеводство предполагает именно такой кочевой образ жизни. То есть олень сейчас пасется в этом пространстве, они объели и им нужно через неделю перекочевать в следующее место, чтобы там объедать следующее пространство. Вообще говоря, весь Север, и не только российский, он прочесан как гребенкой с юга на север, каждый кочевой народ, каждая бригада, как они называют себя, идет по своему пути из года в год с юга на север, с севера на юг, и пути их не пересекаются. Они могут где-то рядышком пройти, но они не пересекаются.
Александр Марков: Это у них уговор такой или какой-то есть экономический смысл?
Александра Марчук: В этом, естественно, есть смысл, потому что олени объедают пространство свое.
Александр Марков: Почему именно с севера на юг?
Александра Марчук: Потому что зимой они идут в тайгу, где теплее где есть дрова, а летом они выходят на выпас в тундру, где есть тот самый замечательный ягель, который нужен оленям. То есть зимой они живут на зимовке в тайге, 180 километров от Салехарда, и там олени кормятся, но зимой они кормятся ленивее, копают далеко под снег, далеко не разбредаются, и они долгое время сидят, месяца два на одном месте.
Александр Марков: И олени добывают сами из-под снега, никто их не кормит? Очень удобное животное.
Александра Марчук: Зимой они далеко не разбредаются по снегу глубокому и поэтому нужно меньше пастухов. Их два чума по две семьи, четыре семьи вместе кочуют. Зимой нужно меньше пастухов, поэтому раз в четыре года одна семья остается в Салехарде, как бы отпуск на всю зиму. И собственно именно поэтому мне удалось зимой с ними созвониться и договориться, чтобы точно приехать, когда они пойдут кочевать от Салехарда на север.
Ольга Орлова: Александра, как вы впервые попали к оленеводам?
Александра Марчук: У меня в Лабытнанге живут друзья, они меня в гости позвали сплавиться по простенькой речке. А потом повезли на экскурсию по Бобанентовской трассе, это трасса, идущая от Лабытнанга на север, на Ямал, посмотреть тундру - это был конец августа. Мы остановились на реке, и я вдруг увидела вдали серое облако. Это было огромное стадо оленей. Я дернула за этим облаком, а облако потихоньку уплывало. Я за ним бежала. И тут выкатил на нартах, на санях, причем это сани, которые что по снегу идут на полозьях, что по тундре идут, по траве, по небольшому кустарнику. Выехал пастух, сначала вроде как погнал оленей от меня, потом увидел меня, остановился и дождался. Дал посидеть на этих нартах, подержать харей – это палка, которой они погоняют оленей. Можно было поснимать сколько угодно оленей, пощупать мягкие пушистые рога. Это был ненец. Небольшой разговор получился. Это был конец августа или может быть первые числа сентября. Это был болезненный момент для них, когда деток увозят из тундры в интернаты.
Ольга Орлова: По России начинается учебный год, и детей забирают в школы.
Александра Марчук: Забирают они в интернаты, дети оторваны от родителей, дети оторваны от своего образа жизни. Хоть они на лето приезжают, все равно за лето не так много многому научаются, как за весь сезон. И они страшно переживают, что дети начинают хотеть жить в городе и уже не возвращаются, немногие возвращаются, отвыкают от кочевой жизни. А в городе они, это не их жизнь, они не могут в нем жить, и многие спиваются.
Александр Марков: В Якутии вроде бы ввели новые порядки, что теперь учителя ездят вместе с кочевниками и на ходу учат детей.
Александра Марчук: Это, конечно, идеально. Такое было бы идеально для них.
Ольга Орлова: Практика кочевых школ, к сожалению, пока не могут распространить на все кочевые племена, которые существуют в России, все-таки их около десятка народов. Поэтому всем обеспечить сейчас кочевые школы видимо трудно. В чем особенность коми-зырян, к которым вы попали?
Александра Марчук: Так сложилось, я впервые действительно шла одна в поход. Там удивительные встречи были, причем очень долго не встречались чумы. Я думала по рассказам, что чумы стоят на каждом шагу, но собственно говоря, я потом поняла, что они летом стоят на каждом шагу, а осенью они уже уходят южнее. Я шла, иду по тундре, едет вездеход, я голосую, мне останавливаются, говорят: садитесь. Вам куда? Провезли 80 километров. Причем у меня с собой была раскладка, чтобы легкий был рюкзак, 300 грамм на день.
Александр Марков: Раскладка – это норма питания туриста?
Александра Марчук: Да, это норма в день была 300 грамм сухого продукта. Меня вездеходчики, в первый вечер устроили пикник.
Александр Марков: А вездеходчики тоже коми?
Александра Марчук: Нет, они не коми. Там удивительное место, есть поселок Полярный, 110 километр железной дороги Воркута – Лабытнанги, раньше там работали геологи. Вообще был очень интересный поселок, очень теплые люди, они все жили как одной семьей, очень дружили. У меня хороший знакомый был директором школы. Последние лет 5-8 назад стали расселять, как укрупнение, расселять поселок. Эти люди, у них вездеходы свои, особенно те, кто в Харпе живет, работы фактически нет, денег заработать сложно, и они за рыбой едут, на рыбалку, на охоту.
Александр Марков: То есть помимо ненцев и коми-зырян там кочевые русские вездеходчики.
Александра Марчук: Да, кочевые русские вездеходчики - это точно.
Ольга Орлова: И куда же они вас привезли?
Александра Марчук: Они ехали на рыбалку. Сначала ночевали, наловили кучу рыбы, меня накормили, с собой дали. Потом мы доехали до реки, до их пункта, куда они ехали, оттуда я пошла дальше одна, они остались на рыбалку на несколько дней. Потом я шла еще прошла пару дней и пришла на озеро Щучье, где жил егерь, который открыл дверь, открыл широко рот и сказал: заходите, садитесь, ешьте. Выдал мне огромную сковородку с заячьими котлетами, сказал - надо съесть. Потом стал задавать вопросы, кто вы и откуда. За пять часов, что я там была, он меня кормил пять раз. Не так часто приходят вообще люди, тем более, одна женщина. Он живет 20 лет один. Условия совершенно феноменальные. У него нет света, только керосиновая лампа, при том, что полярные ночи. Еду только иногда, если вездеходчики, и только зайцы или рыба. Печку один раз в сутки, потому что дров нет, тундра, кустарники или опять же – завезут. Своеобразная ситуация, но говорит - хорошо тут жить.
Александр Марков: А чем же люди костры жгут, те же коми?
Александра Марчук: Коми становятся на стандартных местах, из года в год у них известные места. И они обязательно в руслах речек, где есть кустарники, хоть какие-то кустарники.
Александр Марков: То есть не 10 сантиметров, а повыше.
Александра Марчук: Не 10, а порядка метра может быть есть кустарники. И егерь топит, у него тоже есть кустарники, но это кустики сантиметра полтора в диаметре, есть из них сухие где-то.
Ольга Орлова: Много не натопишь такими.
Александра Марчук: Много не натопишь. Чтобы приготовить что-нибудь более-менее, это нужно охапки, много.
Александр Марков: Как же зимой он там?
Александра Марчук: Видимо, ему привозят вездеходчики, и он аккуратненько эти дрова экономит. Следующая моя встреча была с коми-зырянами. Наконец я поднялась на гору, я от вездеходчиков очередных знала, что там стоят чумы, я даже не дошла до перевала по дороге, я просто вышла наверх горы, я увидела внизу чумы. И я уже все, не разбирая дороги, вниз с этой горы. Потом там дальше реку бродить надо, а река болотище по болоту. Чумы пропали, я шла по ориентирам, и я немножко выше в горку вышла, где нет чумов. Они меня увидели и сидят, ждут. Я спускаюсь они говорят: вы что, с неба свалились?
Ольга Орлова: По-русски говорят?
Александра Марчук: Со мной да - по-русски. То есть русский у них совершенно нормальный. Но между собой они говорят на своем языке.
Ольга Орлова: Это финно-угорская группа?
Александра Марчук: Да. Интересно, что в школах деток учат писать по-русски. И они говорят: мы на своем языке не пишем, мы учимся писать по-русски. Мы говорим на своем языке, а пишем по-русски.
Ольга Орлова: Нет письменности у этого языка.
Александр Марков: Видимо, была все-таки. Литературный язык был, есть литературный коми-зырянский язык.
Александра Марчук: У них много наречий. У них 10 диалектов выделяется у коми, а коми-зыряне салехардские, вообще не входящая в книжное описание группы. Я еще консультировалась специально, звонила в музей, не нахожу в книжках именно этих коми.
Александр Марков: Скажите, Александра, все-таки, что же заставляет этих людей в современном мире, когда есть компьютер, интернет, автомобиль и так далее, все блага цивилизации, почему они как в каменном веке до сих пор ведут такой образ жизни, даже немного дико может показаться. Это от безвыходности или потому что им это нравится?
Александра Марчук: Это, бесспорно, им нравится, это, бесспорно, образ жизни, который им очень нравится. И они, наверное, не сменяли бы ни на какой другой. Хотя есть пожилые, и они говорят: да, изо дня в день, хочу, но такая наша судьба. Но при этом так наша жизнь устроена. Я задумывалась на самом деле, думаю: действительно, зачем они ходят? Кроме того, что им это нравится, мне нравится путешествовать, я их понимаю. Но это же существует как культура, как действительно, когда другие люди стремятся в города. Олени, они не коровы, оленям, им как коровам не запасешь сена, им нужно, в таком случае, если по аналогами с коровами пойти, им нужно запасти ягеля, но ягеля не запасешься такое дикое количество и не сохранишь на тысячи оленей.
Александр Марков: Наверное, и не принято, никто не пытался.
Александра Марчук: Это не принято, никто не пытался никогда делать. То есть само по себе оленеводство предполагает именно такой кочевой образ жизни. То есть олень сейчас пасется в этом пространстве, они объели и им нужно через неделю перекочевать в следующее место, чтобы там объедать следующее пространство. Вообще говоря, весь Север, и не только российский, он прочесан как гребенкой с юга на север, каждый кочевой народ, каждая бригада, как они называют себя, идет по своему пути из года в год с юга на север, с севера на юг, и пути их не пересекаются. Они могут где-то рядышком пройти, но они не пересекаются.
Александр Марков: Это у них уговор такой или какой-то есть экономический смысл?
Александра Марчук: В этом, естественно, есть смысл, потому что олени объедают пространство свое.
Александр Марков: Почему именно с севера на юг?
Александра Марчук: Потому что зимой они идут в тайгу, где теплее где есть дрова, а летом они выходят на выпас в тундру, где есть тот самый замечательный ягель, который нужен оленям. То есть зимой они живут на зимовке в тайге, 180 километров от Салехарда, и там олени кормятся, но зимой они кормятся ленивее, копают далеко под снег, далеко не разбредаются, и они долгое время сидят, месяца два на одном месте.
Александр Марков: И олени добывают сами из-под снега, никто их не кормит? Очень удобное животное.
Александра Марчук: Зимой они далеко не разбредаются по снегу глубокому и поэтому нужно меньше пастухов. Их два чума по две семьи, четыре семьи вместе кочуют. Зимой нужно меньше пастухов, поэтому раз в четыре года одна семья остается в Салехарде, как бы отпуск на всю зиму. И собственно именно поэтому мне удалось зимой с ними созвониться и договориться, чтобы точно приехать, когда они пойдут кочевать от Салехарда на север.