Владимир Тольц: Одна из вечных и неиссякаемых тем, которые мы время от времени обсуждаем, – это проблема борьбы с коррупцией. Вот и сегодня расскажем историю почти детективную, базирующуюся на документах наших частых персонажей – жандармов.
Ольга Эдельман: История эта случилась в 30-х годах XIX века. Началась она весной 1835 года. Документы, сохранившиеся в деле Третьего отделения, отражают не всю историю, а лишь ту ее часть, которая попала в переписку этого ведомства. Об остальном нужно догадываться. Как ясно из переписки, в начале 1835 года в Петербург поступил какой-то донос о серьезных финансовых злоупотреблениях на соляных промыслах Бессарабской области. Земли эти не так давно вошли в состав Российской империи, администрация там, как и на других новых национальных (инородческих, как тогда говорили) окраинах была сложная, правили, деля полномочия, присланные из Петербурга чиновники и представители местной власти. Например, в Бессарабии административные дела решал русский губернатор, а уголовные и бытовые дела судили традиционным образом.
Владимир Тольц: Оля, тут надо бы пояснить слушателям, поскольку не все это знают, что соляные промыслы, о которых пойдет речь, никак нельзя сравнивать с тем, чем "предприятия местной пищевой промышленности" являлись в ХХ веке. Для XVII, XVIII да и XIX веков крупный соляной промысел (а в передаче упоминается именно крупный) – это очень серьезные деньги. Нефть в ту пору никому, в общем, была не нужна, а вот соль нужна была всем.
Ольга Эдельман: Насколько я понимаю, промыслы, ввиду их значительности, были взяты в государственную казну и сдавались в аренду. Потому-то и попадали в поле зрения Министерства финансов.
"Министр финансов Егор Францевич Канкрин - начальнику III отделения Александру Христофоровичу Бенкендорфу, 1 марта 1835года.
Милостивый государь граф Александр Христофорович!
По дошедшим сведениям о больших злоупотреблениях в Бессарабской области, с высочайшего соизволения предполагается отправить для ближайшего удостоверения и исследования оных доверенного чиновника, причем государю императору благоугодно было отозваться, что его величество поручает Вашему сиятельству объясниться со мной относительно посылки туда чиновника.
Долгом считая о таковом Высочайшем отзыве предварить Вас, милостивый государь, честь имею быть с совершенным почтением и таковой же преданностью Вашего сиятельства покорнейший слуга граф Канкрин".
Ольга Эдельман: Трудно удержаться и не цитировать без сокращений все эти изысканные светски-канцелярские обороты.
Владимир Тольц: Да, стиль возвышенный. Не всегда министры (или вернее, начальники их канцелярий) таким слогом изъясняются. Но у этих – оба графы и люди изысканные – так уж было заведено…
"Бенкендорф - министру финансов Канкрину, 27 марта 1835 года.
Вследствие отношения Вашего сиятельства... по предмету назначения с моей стороны чиновника для отправления в Бессарабию, имею честь Вас, милостивый государь, уведомить, что по важности предметов, подлежащих в Бессарабии исследованию, я в настоящее время несколько затрудняюсь назначением для сего чиновника, при том же не в весьма давнем времени получил я частным образом от генерал-адъютанта графа Воронцова извещение, что он в бытность свою в сем году в Бессарабии сам усмотрел многие там беспорядки и злоупотребления и обще с гражданским губернатором Федоровым, о котором отзывается с отличной стороны, принял деятельные меры по прекращению оных. Хотя граф Воронцов в письме своем ко мне и не упоминает собственно о тех злоупотреблениях по соляной части... я бы полагал удобнейшим средством ему самому передать поступивший в Министерство финансов донос для произведения строгого по оному изыскания, будучи уверен, что воля государя императора будет им исполнена с обычным ему усердием и благоразумием. Меру сию я с моей стороны признаю тем более предпочтительной, что сим средством отклонится и то неудобство, которое всегда встречается при распоряжениях, делаемых помимо главного местного начальства.
Ежели Ваше сиятельство изволите одобрить таковое мое предположение, то не угодно ли Вам будет доложить об оном государю императору и меня о последующем почтить Вашим уведомлением.
С совершенным почтением и преданностью, Вашего сиятельства покорнейший слуга граф Бенкендорф".
Владимир Тольц: В переводе на низменный язык повседневности – речь шла о межведомственной координации. Надо было послать проверяющих и от министерства финансов, и от Третьего отделения. Умный и искушенный в проблемах межведомственных согласований, Бенкендорф попытался от такой головной боли уклониться.
Ольга Эдельман: Тем более, ну, что его жандармские офицеры могли понимать в тонкостях добычи и торговли солью?
Владимир Тольц: Да, Бенкендорф "несколько затруднялся" с назначением. И предложил спустить проблему графу Воронцову, который уже больше десятка лет был новороссийским генерал-губернатором и наместником Бессарабской области.
Ольга Эдельман: Возможно, Канкрину эта идея тоже понравилась, во всяком случае, он ее доложил Николаю I. Однако император распорядился иначе.
"Министр финансов Канкрин - Бенкендорфу, 1 апреля 1835 года.
Милостивый государь граф Александр Христофорович!
По всеподданнейшем докладе моем государю императору... касательно исследования известных по Бессарабии злоупотреблений, его величество высочайше повелеть соизволил: для исследования дела о соли отправить чиновника министерства финансов, уведомив о том господина Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора для назначения к сему чиновника и с его стороны; управляющего Бессарабским соляным промыслом уволить.
Приняв таковое высочайшее повеление к надлежащему исполнению, я за долг почел уведомить о том Вас, милостивый государь, и честь имею быть с совершенным почтением и таковой же преданностью Вашего сиятельства покорнейший слуга граф Канкрин!"
Владимир Тольц: Таким образом, Бенкендорф своего добился: ему не надо посылать своего чиновника. Вопрос поручили министру финансов и Воронцову.
Ольга Эдельман: А на этом закончилась и переписка канцелярии III Отделения. Бессарабские соляные промыслы и тамошние злоупотребления из поля зрения Третьего отделения выпали. Продолжение, однако, последовало – почти три года спустя.
"Министр финансов Канкрин - Бенкендорфу, 28 ноября 1837 года.
Милостивый государь граф Александр Христофорович!
После произведенного в 1835 году с высочайшего разрешения на Бессарабских соляных озерах исследования чиновниками со стороны Министерства финансов и Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора назначенными, а именно со стороны первого вице-директором Департамента горных и соляных дел Петровым, который несчастным образом окончил там жизнь, - начали поступать от разных лиц вновь изветы о продолжающихся злоупотреблениях на тех озерах и даже, что Петров якобы лишен жизни насильственным образом.
По предварительном разведывании о правдоподобии тех изветов и сношении моем с господином генерал-адъютантом графом Воронцовым, признавшим необходимым произвести вновь формальное исследование на Бессарабском соляном промысле, приступлено нынешнего лета к таковому исследованию чиновниками обоих ведомств... Со стороны Министерства финансов занимается сим делом действительный статский советник Ремезов...
По доходящим до меня, как прямо от господина Ремезова, так и из представлений его от графа М.С. Воронцова сведениям, означенная следственная комиссия, имея в виду большое количество доводов к уликам, встречает в успешном движении дела затруднения, проистекающие как из многосложности предмета, так и от сильных связей, которые существуют между служащими и частными злоупотребителями, а равно от того, что местная земская полиция не может оказать нужное к раскрытию обстоятельств содействие, или даже от того уклоняется...
Необходимо доставить следственной комиссии более способов к успешному производству и окончанию начатого дела, и я не нахожу другого средства к достижению сей цели, как обратиться к вашему сиятельству с покорнейшею просьбою, не найдете ли вы возможности командировать в ту комиссию членом штаб-офицера корпуса жандармов..."
Ольга Эдельман: Был командирован подполковник Бек. Надо сказать, что вице-директор департамента министерства – должность Петрова – это весьма крупный чиновник.
Владимир Тольц: Постойте, получается, что петербургский чин во время расследования дела о крупных злоупотреблениях вдруг якобы совершает самоубийство – и в Петербурге это проглатывают и верят в самоубийство, пока не появляются доносы о том, что Петрова-то убили. Уже как-то странно, вам не кажется? Ну, с чего столичному командировочному кончать с собой в провинции?
Ольга Эдельман: Ну, увидел бездну злоупотреблений, разочаровался в человечестве, впал в отчаяние и черную меланхолию…
Владимир Тольц: Это вице-директор департамента горных и соляных дел?
Ольга Эдельман: Да, действительно странно, что в Петербурге это проглотили. Вообще-то, мы не знаем многих нюансов тогдашнего бюрократического производства. Может, Канкрин и не очень поверил, но ведь никаких доказательств, следствие тогда же, в 1835-м, на месте провели, дело закрыли.
Владимир Тольц: Вы хотите сказать, что даже если в Петербурге и сомневались, у них не было формального повода выразить это сомнение в следственных действиях? Ну, может быть… Прежде чем мы узнаем об этом давнем деле еще что-нибудь, я обращаюсь к нашему собеседнику – знатоку современных дел такого рода, известному судебному репортеру Сергею Каневу.
Сергей, хочу понять, изменилось ли что-нибудь в этой сфере? Допустим, сейчас столичное начальство получит такое дело: присланный вами высокопоставленный ревизор вдруг покончил с собой, ну или случайно погиб. Наша местная милиция провела следствие, версия о самоубийстве подтвердилась. Что в такой ситуации столичное начальство будет делать?
Сергей Канев: В современной российской истории я не помню таких случаев, чтобы ревизоры столичные, присланные из центра, погибали. Наоборот, я знаю много случаев, когда ревизоры московские уезжали после проверок в полном шоколаде, некоторые даже на джипах, а некоторые после проверок приобретали себе хорошие земельные участки и даже дома. Поэтому, если на современный лад переложить, что будет, давайте представим: если вдруг убили ревизора... Я думаю, расследование все-таки будет, но какой будет результат – вот что интересно. Если у этого ревизора хорошая и высокопоставленная родня, то, наверное, осудят местных убийц и заказчиков. Если он обычный какой-то ревизор, то, я думаю, все ограничится официальным вердиктом: ну, наверное, было самоубийство. Этим и ограничится.
Ольга Эдельман: В 1835 году на Бессарабские соляные промыслы – по тем временам крупное дело и большие деньги – был послан столичный проверяющий расследовать крупные злоупотребления. И там погиб. Местная полиция объявила, что покончил с собой. Прошло больше года – и два местных медика донесли, что по их мнению, дело обстояло иначе.
"Председатель следственной комиссии Ремезов - подполковнику корпуса жандармов Беку, 20 марта 1838 года.
Из представленных вам... начатых следствием дел, вы уже небезызвестны об изветах кандидата медицины Липса обще с товарищем его восприявшим христианскую веру из житомирских евреев Леберфарбом, поданных в апреле месяце 1837 года о том, будто бы находившийся в 1835 году на Бессарабских соляных озерах для исследования же вице-директор Департамента горных и соляных дел... Петров не сам лишил себя жизни, а умерщвлен".
Ольга Эдельман: В то же время, как доносил в Петербург начальник тамошнего жандармского округа, медики обрисовали и обстановку вокруг расследования. Это они, еще до Ремезова и Канкрина, настоятельно попросили, чтобы к следствию подключили жандармского офицера.
"До назначения подполковника Бека, кандидат медицины Липс и товарищ его Леберфарб, вызвавшиеся обнаружить виновных в злоупотреблениях и насильственной смерти г. Петрова... изобразили тогдашнее положение дела в следующем виде:
1) При всем усердии своем... они беспрестанно встречают препятствия: лица, к раскрытию истины служащие, отклоняются со стороны виновных, одни притеснениями, другие подкупом; чиновники Аккерманской земской полиции содействуют виновным, разъезжая в окрестных от местечка Тузлов селениях и воспрещая жителям при спросе их говорить истину, в чем он, господин Ремезов, сам уже удостоверился, но к прекращению такового злоупотребления не имеет другого средства, как только жаловаться. Между тем, проходит время, а земская полиция продолжает противодействовать.
2) В производстве следствия встречаются беспрестанные препятствия и остановки по причине замедления в присылке кишиневским областным начальством требуемых им, господином Ремезовым, чиновников..."
Ольга Эдельман: Ну и так далее. Свидетелей не присылают, запугивают, затягивают дело на каждом шагу… Липс и Леберфарб отказались сообщать известные им доказательства до прибытия подполковника Бека. Но пока шла переписка о его назначении, Липс попросился в Петербург доложить все в Министерстве финансов, и назад никак не возвращался. А Леберфарб отказывался без него действовать.
Владимир Тольц: Да, похоже, медики боялись.
Ольга Эдельман: И мне показалось. Ремезов просил Бека хоть каким-то образом приступить к расследованию: изучить оформленные в 1835-м году дела, потолковать с Леберфарбом. И еще Ремезов просил Бека все свои соображения по делу сообщать ему непременно секретно.
"Решительно не вижу и не имею причин оглашать дела сего, а тем менее приступать к открытому исследованию, для которого необходимо предначертать предварительно план, сообразный с силой собранных доказательств, и то тогда только, естьли от них можно будет ожидать совершенного успеху. А в противном случае таковое расследование может быть более вредно, нежели полезно, обнаружив малосилие правительства к раскрытию преступления, если оно действительно совершилось, но сокрыто давностию времени и смертию многих лиц".
Владимир Тольц: Вообще-то, прошло не больше трех лет. Не так много, чтобы говорить о давности дела и смерти многих свидетелей. О других насильственных смертях в связи с этой историей вроде бы речь не шла...
"Подполковник Бек - Ремезову, 23 марта 1838 года.
По предложению вашего превосходительства... рассмотрев со вниманием вытребованные из архива Аккерманского уездного суда следственное дело о необыкновенной смерти в м[естечке] Тузлах вице-директора Департамента горных и соляных дел действительного статского советника Петрова и таковое же в виде переследования по доносу губернского регистратора Красовского на счет сомнения его в смерти г. Петрова, - я сделал мои замечания о найденных в помянутых делах противозакониях, сомнениях, упущениях, недостатках и подправках, которые имею честь представить при сем... вместе с вытребованными мною от одного из доносителей Леберфарба новыми доводами к обнаружению истинной причины смерти г-на Петрова.
Некоторые из замечаний моих... доказывают более, нежели небрежение и отступление от порядка господ следователей и членов Аккерманского уездного суда и бессарабского областного правления; и указываемые доносителями Липсом и Либерфарбом доводы и новые лица могут еще и более в том удостоверить. Следовательно, при сих материалах, если... за давностию времени и смертию некоторых лиц не откроют виновников оглашаемого злодеяния, так изгладят всякое о нем сомнение и обнаружат правительству неправые и противозаконные действия как тех чиновников, которые неисполнением и пренебрежением начертанных в законах правил подали повод к подозрению и доносам, причинившим беспокойство правительству, так равно и тех, которые молчанием и непринятием в свое время законных мер нанесли значительный ущерб казне по соляному промыслу, над чиновниками коего господин Петров производил следствие и открыл было значительные злоупотребления, но которые по случаю его смерти большею частию сокрыты от начальства".
Владимир Тольц: Фраза о безобразиях, "причинивших беспокойство правительству" меня приводит в восторг. Интересно, как она тогда воспринималась? Я вот назвал эту историю детективной, но в документах нет как раз того, вокруг чего детектив строится: деталей и подробностей преступления, улик, изложения логических усилий следователя… Впрочем, последнее имеется – подполковник Бек свои умозаключения изложил.
Ольга Эдельман: А знаете, ведь то была эпоха, когда криминалистики еще не существовало. А вместе с ней не родился еще привычный нам жанр детектива. Мир еще не узнал, что улики и положение трупа – это как раз самое увлекательное.
Владимир Тольц: Зато здесь много иных увлекательных подробностей. Из написанного Беком видно, что в сокрытии убийства были замешаны и члены уездного суда, и областного правления, и местной полиции, уж не говоря о главных заинтересованных – тех, кто был связан с соляными промыслами. То есть все низовое начальство. И донос уже и раньше был, там упомянут губернский регистратор Красовский. Но дело замяли и продолжают мешать уже и столичным дознавателям.
Ольга Эдельман: Правда, их не пытаются убить, и материалы и свидетелей они с затяжками, но все же получают.
Владимир Тольц: То есть вам, Оля, кажется отрадным тот факт, что с центральной властью на местах хоть как-то считаются. Я обращаюсь к гостю нашей передачи Сергею Каневу.
Вот мы не знаем точно, чем тогда, 170 лет назад, дело кончилось. Но спроецируем ситуацию на наше время. Представьте, что выявилось убийство ревизора из центра, преступление, в котором так или иначе замешано ревизуемое им местное начальство. Как вы думаете, какова была бы у такого дела перспектива? Был бы шанс найти виноватых в убийстве и подвести их под суд?
Сергей Канев: Ну, опять же, на сегодняшний день - смотря сколько это местное начальство, которое подозревается в убийстве, отдает наверх. Если все в порядке, оно отдает, сколько надо, то перспектив у этого уголовного дела практически нет. Если там какие-то трения с центром, то, конечно, будет расследование, будут выступать пресс-службы. "Мы поймали убийц!" – будут кричать. Все зависит от конкретной ситуации.
Ольга Эдельман: Мы действительно не знаем, чем дело кончилось, в переписке Третьего отделения последнее, что есть, – это отношение Канкрина к Бенкендорфу о том, что по приказу Николая I уголовное дело о насильственной смерти Петрова передано в суд, а с ним вместе и дело о злоупотреблениях. Причем уголовное дело, как и надлежит, должен рассмотреть сначала в Бессарабии суд первой инстанции, но оба эти дела потом в любом случае должны быть представлены в высшую судебную инстанцию, в Сенат.
Владимир Тольц: Таким образом, по крайней мере, удалось доказать факт убийства. Но мы не знаем, нашли ли убийц и осудили ли кого-нибудь. Зато с немалой долей уверенности можем утверждать, что злоупотребления на соляных промыслах искоренить не удалось.
Ольга Эдельман: На это весьма пессимистично еще до окончания расследования смотрел еще один компетентный жандармский офицер.
"Донесение подполковника корпуса жандармов Душенкевича А.Х.Бенкендорфу, Кишинев, 2 февраля 1838 года.
В Бессарабской области признано давно правительством на соляных озерах вкоренившееся злоупотребление, которое теперь исследует от его сиятельства господина министра финансов присланный действительный статский советник Ремезов. Прошедшего 1837 года летом был я на оных, много видел лично, вникая осторожно во все, а о многом впоследствии удавалось слышать разновременно и разговаривать по предметам соляного промысла с людьми опытными, вероятия достойными; таковые наблюдения и заключения людей сведущих внушают мне смелость иметь честь доложить Вашему сиятельству, что все исследования в сем хаосе запутанностей будут тщетны и никакой пользы оные казне не принесут, напротив одни неприятности правительству чрез междоусобную личность тяжущихся и невозвратные значительные расходы казне".
Владимир Тольц: То есть искоренять коррупцию и злоупотребления методом сыска лучше и не пытаться, от того одни убытки, неприятности и демонстрация бессилия власти. Так 170 лет назад полагал подчиненный графа Бенкендорфа. А что в наше время? Что об этом на это скажет наш собеседник Сергей Канев?
Сергей Канев: Я думаю, наши современные российские чиновники недалеко ушли от тех чиновников царского времени. У них тоже такие мысли. Вот сейчас борьба с коррупцией вроде бы как официально, должны искоренять, но все равно мы слышим (мы, журналисты, в первую очередь слышим): зачем все это надо, это расшатывает устои; кругом враги, а вы тут со своей коррупцией… Мы же понимаем, почему это все делается. Враги-то не внешние, а вот они, здесь. Разве агент ЦРУ сотрудникам ГИБДД говорит: "Вы давайте, поборами на дорогах заниматесь"? Разве агент британской разведки говорит российскому чиновнику: "Воруй пенсии у стариков"? Нет. Мы все прекрасно понимаем, что чиновникам очень важно в данном случае скрыть свои дела под разными предлогами - что мы расшатываем устои общества, что мы, значит, дезорганизуем народ и так далее. То есть я хочу сказать, что чиновники совершенно не изменились, они как были вороватыми, так и остались.
Владимир Тольц: Ну что ж, коррупция – тема действительно вечная. Если задуматься, не боролись с коррупцией только в тех странах и эпохах, где она была узаконена, то есть коррупцией не считалась, а являлась обычным условием осуществления власти: сбором дани, или "кормлением" воевод, принятым в Московском царстве. А борьба с ней всегда оказывалась делом сомнительным и неблагодарным. Николай I, по преданию, в конце жизни сказал сыну-наследнику: "Кажется, тут только мы с тобой не воруем".
Вы слушали "Документы прошлого". В передаче участвовал судебный репортер Сергей Канев. Звучали документы Госархива Российской Федерации.