На днях завершилась восьмимесячная тяжба за место сенатора от Миннесоты. Верховный суд штата присудил победу кандидату демократов Элу Франкену. Большинством в 312 голосов (население штата – пять миллионов человек) он вырвал мандат у республиканца Норма Коулмана, который владел им последние шесть лет.
Эл Франкен – артист разговорного жанра, юморист. Случай не совсем обычный: комиков в Сенате еще как будто не было. В Верховном Совете СССР тоже не заседали ни Аркадий Райкин, ни Юрий Никулин, ни Тарапунька со Штепселем – вожди боялись уступить им в популярности. В России посткоммунистической, кажется, единственный пример – губернатор Алтая Михаил Евдокимов; его хождение во власть закончилось трагически, и в этом есть глубокий экзистенциальный смысл. Теперь, вероятно, публика будет смеяться над серьезными речами Франкена: избавиться от амплуа комедианта труднее, чем овладеть им.
По стечению обстоятельств, значение избрания Франкена далеко превосходит ценность сенаторского места, и без того немалую. Оно резко меняет расклад сил в верхней палате. До сих пор демократы имели там простое большинство, а теперь будут иметь квалифицированное в две трети – 60 голосов из 100 (фракция насчитывает 58 членов, но два независимых сенатора тяготеют к демократам). Это означает, что республиканцы в Сенате лишились последней процедурной возможности препятствовать принятию решений, с которыми они не согласны.
Регламент палаты не ограничивает продолжительность дебатов. Фракция меньшинства в наиболее принципиальных ситуациях устраивает обструкцию, так называемый филибастер: ее члены выступают с бесконечными речами, вносят бесчисленные поправки и таким образом просто не дают поставить вопрос на голосование. Чтобы подвести черту под прениями, необходимы как раз 60 голосов.
Верхняя палата Конгресса и задумывалась отцами-основателями как средство смягчить борьбу узкопартийных интересов. Двухпалатный парламент, писал Джеймс Мэдисон, "вдвое увеличивает защищенность народа от злоупотреблений властью". Создатели американской политической системы прекрасно понимали опасность того, что они назвали "тиранией большинства".
Спустя семь десятилетий эту тему детально рассмотрел Джон Стюарт Милль в статье "О свободе". "Теперь видно, - пишет Милль, - что слова "самоуправление", "власть народа" не выражают подлинной свободы. Народ может захотеть подавить часть своих сограждан, и нужно защититься от этого, как от любого злоупотребления властью". Ведь отнюдь не очевидно, что мнение большинства правильно, а меньшинства – ошибочно. "В политике, - продолжает Милль, - тоже стало почти тривиальностью, что для нормальной политической жизни нужны и партия реформ, и партия консерваторов (пока одна из них не поумнеет настолько, чтобы стать партией и порядка, и прогресса). Каждое из этих мировоззрений обязано своей полезностью недостаткам другого, но именно взаимная борьба держит каждое в разумных пределах".
И вот рассуждение Милля, будто специально написанное о сегодняшней России: "В наш век, лишенный веры и запуганный скептицизмом, люди уверены не столько в истинности своих убеждений, сколько в невозможности обойтись без них. Они требуют защитить устоявшиеся взгляды от критики не ради их истинности, а ради их важности для общества".
На протесты республиканцев, оставшихся безоружными, обычно отвечают: "Выборы кое-что значат". Но и сенаторов-республиканцев избрал народ. Абсолютизация мнения большинства – это не демократия. Это охлократия, власть толпы, а толпа подвержена слепой вере и быстрой смене настроений.
На волне недовольства прежней администрацией и страха перед кризисом президентом был избран Барак Обама, а демократы в Конгрессе получили контроль над обеими палатами. Но теперь они, пользуясь своим временным преимуществом, начинают проталкивать законы, которые определят будущее страны на десятилетия вперед. Принимать такие решения без дебатов и учета мнения меньшинства просто безответственно.
Цель демократии – обеспечить защиту интересов меньшинства и каждой отдельной личности. "Без меня народ неполный!" - говорит герой Андрея Платонова, паровозный механик Петр Савельич.
Эл Франкен – артист разговорного жанра, юморист. Случай не совсем обычный: комиков в Сенате еще как будто не было. В Верховном Совете СССР тоже не заседали ни Аркадий Райкин, ни Юрий Никулин, ни Тарапунька со Штепселем – вожди боялись уступить им в популярности. В России посткоммунистической, кажется, единственный пример – губернатор Алтая Михаил Евдокимов; его хождение во власть закончилось трагически, и в этом есть глубокий экзистенциальный смысл. Теперь, вероятно, публика будет смеяться над серьезными речами Франкена: избавиться от амплуа комедианта труднее, чем овладеть им.
По стечению обстоятельств, значение избрания Франкена далеко превосходит ценность сенаторского места, и без того немалую. Оно резко меняет расклад сил в верхней палате. До сих пор демократы имели там простое большинство, а теперь будут иметь квалифицированное в две трети – 60 голосов из 100 (фракция насчитывает 58 членов, но два независимых сенатора тяготеют к демократам). Это означает, что республиканцы в Сенате лишились последней процедурной возможности препятствовать принятию решений, с которыми они не согласны.
Регламент палаты не ограничивает продолжительность дебатов. Фракция меньшинства в наиболее принципиальных ситуациях устраивает обструкцию, так называемый филибастер: ее члены выступают с бесконечными речами, вносят бесчисленные поправки и таким образом просто не дают поставить вопрос на голосование. Чтобы подвести черту под прениями, необходимы как раз 60 голосов.
Верхняя палата Конгресса и задумывалась отцами-основателями как средство смягчить борьбу узкопартийных интересов. Двухпалатный парламент, писал Джеймс Мэдисон, "вдвое увеличивает защищенность народа от злоупотреблений властью". Создатели американской политической системы прекрасно понимали опасность того, что они назвали "тиранией большинства".
Спустя семь десятилетий эту тему детально рассмотрел Джон Стюарт Милль в статье "О свободе". "Теперь видно, - пишет Милль, - что слова "самоуправление", "власть народа" не выражают подлинной свободы. Народ может захотеть подавить часть своих сограждан, и нужно защититься от этого, как от любого злоупотребления властью". Ведь отнюдь не очевидно, что мнение большинства правильно, а меньшинства – ошибочно. "В политике, - продолжает Милль, - тоже стало почти тривиальностью, что для нормальной политической жизни нужны и партия реформ, и партия консерваторов (пока одна из них не поумнеет настолько, чтобы стать партией и порядка, и прогресса). Каждое из этих мировоззрений обязано своей полезностью недостаткам другого, но именно взаимная борьба держит каждое в разумных пределах".
И вот рассуждение Милля, будто специально написанное о сегодняшней России: "В наш век, лишенный веры и запуганный скептицизмом, люди уверены не столько в истинности своих убеждений, сколько в невозможности обойтись без них. Они требуют защитить устоявшиеся взгляды от критики не ради их истинности, а ради их важности для общества".
На протесты республиканцев, оставшихся безоружными, обычно отвечают: "Выборы кое-что значат". Но и сенаторов-республиканцев избрал народ. Абсолютизация мнения большинства – это не демократия. Это охлократия, власть толпы, а толпа подвержена слепой вере и быстрой смене настроений.
На волне недовольства прежней администрацией и страха перед кризисом президентом был избран Барак Обама, а демократы в Конгрессе получили контроль над обеими палатами. Но теперь они, пользуясь своим временным преимуществом, начинают проталкивать законы, которые определят будущее страны на десятилетия вперед. Принимать такие решения без дебатов и учета мнения меньшинства просто безответственно.
Цель демократии – обеспечить защиту интересов меньшинства и каждой отдельной личности. "Без меня народ неполный!" - говорит герой Андрея Платонова, паровозный механик Петр Савельич.