Встреча Свободы в клубе "Квартира 44" на этот раз посвящена Московскому международному кинофестивалю, прошедшему в конце июня. Его итоги обсуждают заместитель главного редактора газеты "Известия" Елена Ямпольская, обозреватель "Российской газеты" Валерий Кичин, кинокритик РИА Новости Юрий Богомолов, теле- и радиоведущий программы "Синемания" Давид Шнейдеров и обозреватели Радио Свобода Марина Тимашева и Ольга Галицкая.
Елена Фанайлова: Первое, на что обратили внимание все, кто наблюдал за Московским кинофестивалем: основные призы главного конкурса достались российским фильмам. Об этом говорит заведующая отделом культуры газеты "Время новостей" Алена Солнцева, мы связались с ней по телефону.
Алена Солнцева: Такого не было, пожалуй, никогда, чтобы все премии на международном фестивале получили фильмы принимающей стороны. Это даже как-то немножко неприлично. Например, в Канне количество французских фильмов обычно ограничено.
Для того чтобы понять, почему на ММКФ это произошло, нужно посмотреть на весь расклад конкурса. В конкурсе, безусловно, были картины, ничуть не уступающие, а может быть, даже превосходящие по качеству российские, но все дело в угле зрения, в позиции. Я сейчас не хочу никого ни в чем подозревать, но жюри подобрано довольно специальным образом, оно "заточено" под нашу местную реальность. Это не высокопредставительное в международном смысле жюри, это жюри "регионального значения". Допустим, эти люди, которые собрались, искренне любят советское кино, потому что оно особое, не такое, как все, не такое, как в мире, в Европе. Опять же, у каждого фестиваля бывает свой взгляд в зависимости от страны, от культуры, от конкретных людей, которые его проводят.
Если посмотреть, что выбирает жюри ММКФ сегодня и по какому принципу, то у меня возникает некое подозрение, что эти принципы внехудожественные. Мне кажется, что это жюри выбирает фильмы по двум принципам. Во-первых, "давайте поощрим всех тех, кто не хотел давать фильмы на Московский фестиваль и все-таки их дал, мы покажем им, что они дали не напрасно". И во-вторых, "мы – особая страна, у нас свой взгляд, у нас свое представление о прекрасном, и мы его поддержим; западные, европейские мастера не совсем отвечают нашим представлениям о прекрасном, поэтому их мы поддерживать не будем".
Это все приводит к тому, что "давайте свою поляну делать, давайте не будем делать международный фестиваль, а сделаем еще один национальный. "Кинотавр" нам не нравится (например, Михалкову и той группе кинематографистов, которые за ним стоят), это слишком "чернушный" и слишком ориентирован на международные кинематографические моды. Давайте сделаем свой, русский, настоящий, светлый, с поисками, с небесами, с религиозными исканиями, такой, который будет отвечать нашим представлениям о том, каким должно быть кино. В мире такого снимают мало или не снимают вообще – не важно, мы сами снимем, у нас ресурсов достаточно, государство денег подкинет. Мы снимем, посмотрим – и вот это и будет то, что нам нужно. А все остальное нам просто неинтересно.
Венгерская "Выходка" - сложный, интереснейший на самом деле язык, прекрасный оператор. Он вообще не замечен. "Зачем нам это? Нам это неинтересно". Так я читаю решение жюри и удовлетворенность этим решением президента фестиваля.
Елена Фанайлова: Я бы хотела, чтобы вы коротко сказали о своих фестивальных впечатлениях, может быть, они совсем не совпадают с мнением Алены Солнцевой.
Валерий Кичин: К тому, что сказала Алена, добавить можно много, но главные тезисы она изложила. Я готов это поддержать. Каждый раз, когда Московский фестиваль начинается, возникают смутные надежды, что, может быть, что-то произойдет, может быть, он станет похож на нормальный международный фестиваль. И каждый раз – разочарование. Причем в этом году меня особенно настораживает то, что фестиваль строит свой успех на лжи, что самое печальное. Я приведу толькоодну цифру для начала, чтобы показать размах и безответственность этой лжи. 40 тысяч зрителей – объявлено официально, это можно прочитать на официальном сайте Московского фестиваля – 500 фильмов. Просто взять и в уме поделить никому не пришло в голову. Получается 80 зрителей на один фильм. Этого мало, чтобы оплатить копию, которая привезена в Москву…
Елена Фанайлова: Я знаю несколько другие цифры. Я слышала, что фильмов было 260...
Валерий Кичин: Зайдите на сайт фестиваля. Ну, хорошо. Тогда получается 160 зрителей на фильм, что тоже, в общем, не размах.
Но самое главное - может быть, кто-нибудь вспомнит, что в прошлом году Никита Сергеевич Михалков объявил, что результат Московского фестиваля – и это огромное достижение – 100 тысяч зрителей. За это я отвечаю, потому что сам потом цитировал это в своей газете. И в позапрошлом было 100 тысяч. И я еще тогда удивился: как такая круглая цифра каждый раз? Хотя невооруженным глазом было видно, что на прошлогоднем фестивале было больше народа, чем на предыдущем. Тем не менее, опять 100 тысяч. В этом году на 16% больше, как сказано, то есть 40 тысяч. Вот вам и все. То есть цифры берутся с потолка. О каких достижениях можно говорить, если с этого все начинается?..
Давид Шнейдеров: На этом фестивале я был членом жюри российской критики, отсмотрел всю конкурсную программу и, по возможности, смотрел программу внеконкурсную, различные показы из разных программ. И вот что меня удивило. Мне показалось, что большинство фильмов, представленных в конкурсной программе 31-го Московского кинофестиваля, абсолютно не соответствовали категории "А" по техническому уровню. Глядя многие картины, к сожалению, в основном российские, украинскую картину Киры Муратовой и некоторые остальные, я испытывал ощущение, что мировой кинопроцесс прошел мимо нашей страны, что эти фильмы достаточно хорошего, крепкого, профессионального уровня, но примерно 30-летней давности. Не было никаких новшеств ни в операторском, ни в монтажном искусстве, ни даже в обработке пленки. Как только я попадал на внеконкурсные фильмы, эта моя горечь еще более усиливалась. Потому что было понятно, что эти фильмы сняты в XXI веке. А на картинах Николая Досталя, Карена Шахназарова, даже Киры Муратовой было абсолютное ощущение, что это старый советский кинематограф, к сожалению, не в пору наивысшего его расцвета.
Юрий Богомолов: Конкурс – это всегда главная изюминка любого фестиваля. Но мы уже давно привыкли, что на Московском фестивале конкурс - это что-то необязательное, не очень нужное. То есть формально нужно, а на самом деле это не главное, это что-то стороннее.
Предположим, конкурсная программа как мотивировка того, что нам покажут витрину мирового кинематографа, это такой повод, мотив. У зрителей есть возможность увидеть срез современного кинематографа и сразу его осмыслить. Естественно, в Московском фестивале всегда привлекли эти многочисленные внеконкурсные программы. А в данном случае еще отдельно была очень содержательная русская программа. И это было достаточно любопытно.
С другой стороны, я понимаю так называемую креативную команду фестиваля. Отборщики - я об этом не раз говорил Кириллу Разлогову - не столько отбирали фильмы, которые производятся в мире, сколько подбирали остатки от других фестивалей. И было ощущение того, что в конкурсе представлен "second hand" мирового кинематографа, а не что-то оригинальное.
Эта вилка между амбициями руководства фестиваля, администрации фестиваля и реальностью производит неприятное впечатление. Это грандиозный удар по репутации Московского фестиваля, который, тем не менее, пыжится объявлять себя фестивалем класса "А", фестивалем того же ряда, что Канны, Венеция и так далее. Этого же нет. И поэтому для меня просто удивительно, когда со сцены "Пушкинского" кинотеатра президент фестиваля рассказывает о том, как мир взволнован тем, что происходит на Московском международном фестивале.
Мне бы очень хотелось представить, как после того, как Никита Сергеевич завершит "Утомленные солнцем-2", чтобы повысить авторитет Московского фестиваля, он представит свою картину на этом фестивале. Боюсь, что он ее повезет в Венецию.
Ольга Галицкая: Думаю, Никита Михалков, как президент фестиваля не должен представлять свою картину в конкурсе.
Юрий Богомолов: Но как лидер российского и мирового кинематографа, о чем он сам написал про себя в липецком Манифесте, - мы бы ему это простили.
Ольга Галицкая: Да, мы бы хотели это увидеть. Думаю, увидим еще. Ну, а что касается взволнованности мира, то, конечно, обольщаться не следует. Мир абсолютно не взволнован тем, что происходит на Московском кинофестивале, никакого грандиозного удара не произошло. Мы давно уже привыкли, что никакого изюма в конкурсе искать не следует. Мы ждем внеконкурсного показа, и мы его получили. Народ ходил, народ смотрел и внеконкурсной программой был очень даже доволен.
Елена Ямпольская: Что касается того высказывания, которое нам было предложено комментировать, то я бы вынула из него одну фразу, удалила бы оттуда сарказм и повторила бы, что у нас особая страна, свой взгляд на мир и свои представления о прекрасном. Почему это все плохо, я, честно говоря, понять не могу. Я хочу сразу оговорить, что не являюсь кинокритиком по образованию. В дипломе у меня написано "театральный критик". Пишу я на достаточно широкие темы. Рассматривать Московский кинофестиваль в узкоспециальном формате я не возьмусь, да мне это и неинтересно. Мне, честно говоря, намного важнее, в каком состоянии души я выходила после просмотра, а не то – взволнован или не взволнован мир. Да и находясь на закрытии кинофестиваля, внимательно слушая все, что говорилось на сцене, я совершенно не уловила этой ноты.
Мне очень понравилась картина Николая Досталя. По поводу зрительского ажиотажа - я успевала смотреть только конкурс, но по тому, какое количество людей у нас в редакции попыталось аккредитоваться, достать билеты и так далее... В прошлом году такого ажиотажа не было. Обсуждали кинофестиваль бесконечно за всеми ланчами, обедами и чаями, спорили. И когда я стала опрашивать коллег, какой фильм они считают самым сильным, все сказали "Петя по дороге в царствие небесное".
Елена Фанайлова: То есть фильм-победитель фестиваля.
Елена Ямпольская: И мы написали заранее, предсказали, что если жюри, на наш взгляд, будет адекватно, то "золото" получит именно Досталь. Мы очень рады, что он получил. А я бы хотела напомнить, что еще несколько лет назад, когда фильмов в России практически не было, Разлогову предъявляли претензии по поводу того, что он не отбирает в конкурс русское кино, что он слишком придирчив. Теперь же возникла обратная тенденция. Видимо, угодить совершенно невозможно.
Елена Фанайлова: Может быть, вы так активно обсуждали это кино, потому что это наше, родное? Нам показывают наше родное, а остальной мир нас не очень интересует?
Елена Ямпольская: А что вы видите в этом плохого?
Елена Фанайлова: Я не вижу ничего плохого. Я просто замечаю.
Елена Ямпольская: Наверняка все мы свое родное, то, что у нас происходит дома, в семье, с нашими близкими и людьми, к которым мы неравнодушны, обсуждаем значительно живее, чем что-то, о чем нам рассказали по телевизору или что мы прочитали в интернете. Это абсолютно нормальная вещь. Мне кажется, что сейчас намного важнее поощрять свой кинематограф и поднимать его, а уж потом думать о том, как Московский кинофестиваль вписывается туда или не вписывается, и какие волнения он производит в мире.
Елена Фанайлова: Мы сейчас послушаем обозревателя журнала "Русский репортер", кинокритика Евгения Гусятинского. Это сравнительный анализ Московского международного кинофестиваля и открывшегося в Чехии кинофестиваля в Карловых Варах.
Евгений Гусятинский: Карловы Вары никогда не используют фестиваль как площадку для продвижения национального кино. Например, в этом году в конкурсе вообще не будет чешских фильмов. То есть если в Чехии не сняли ничего хорошего и достойного за последние два года, то и на главном чешском фестивале ничего чешского не будет. В параллельных программах, вне конкурса есть чешские картины, но это нормально.
В Карловых Варах всегда огромное количество иностранной прессы, которая приезжает туда со всего мира, уж по крайней мере, точно со всей Европы и обязательно из Америки. То есть все основные ежедневные и еженедельные европейские и американские издания там присутствуют. В Москве этого вообще нет. По-моему, в последние несколько лет в Москве почти отсутствует иностранная пресса. А фестиваль, если не существует в медиа, то его как бы вообще нет.
В этом году была очень смешная история. На фестивале, по-моему, впервые раздавали газету Screen International. Это очень серьезное кинематографическое издание, в Канне, в Берлине, в Венеции они выходят каждый день. А тут был их еженедельный выпуск, где была заметка о Московском фестивале, но почему-то не подписанная, и это смахивало на проплаченную статью. А в финале они давали список всех фестивалей, которые проходят летом. И там буквально около 50 фестивалей, включая фестиваль детского и юношеского кино где-нибудь в Куала-Лумпуре, или фестиваль студенческих фильмов в Занзибарею. Но Московского фестиваля в этом списке нет. Зато есть эдинбургский, который проходит в это время, ну и все остальные более-менее известные смотры. Это говорит о том, что для международной прессы этого фестиваля не существует. Чего не скажешь, конечно, о Карловых Варах, потому что они всегда приглашают прессу, и там совершенно другое отношение к прессе, там у прессы приоритет и, по-моему, даже такие же права, как у участников.
Главное преимущество Карловых Вар перед всеми остальными фестивалями, и уж конечно перед Москвой, в том, что это один из самых зрительских фестивалей в мире. И все последние годы организаторы делали все возможное, чтобы привлечь максимальное число публики, чтобы это был фестиваль в первую очередь для зрителей. Например, в Карловых Варах есть система так называемых "festival pass", когда можно купить абонемент на весь фестиваль и бесплатно смотреть там все картины. В прошлом году он стоил около 40 евро. В Москве же ничего подобного нет. Билеты на вечерние сеансы в "Октябре" достаточно дорогие для обыкновенного московского жителя. И главное, нет фестивальной атмосферы, нет киноманской атмосферы, потому что сам кинотеатр "Октябрь" - абсолютно попсовое, коммерческое место, где никогда не показывают артхаус, где бутылка воды стоит около 150 рублей. Это не та атмосфера, которая должна быть на таком киноманском фестивале.
Для сравнения могу сказать, что сейчас в финальном релизе на сайте Московского фестиваля объявлено, что его посетили 40 тысяч зрителей. В Карловых Варах в прошлом году было 150 тысяч. То есть практически в 3,5 раза больше.
Ольга Галицкая: Во-первых, мне бы хотелось вслед выступлению Жени Гусятинского сказать: позавидуешь поневоле, что маленький городок Карловы Вары способен принимать такое количество зрителей, и цены для них абсолютно доступны, и они смотрят все. Про Московский кинофестиваль, конечно, такого сказать нельзя. Цены высокие, народа хоть и очевидно больше в этом году, но все-таки не такое количество, не такой интерес, как следовало бы.
А что касается того, что было сказано Еленой Ямпольской, то хочется ответить: пускай тогда это будет фестиваль нашего российского кино. Будем купаться и ковыряться в своем, будем его разбирать, искать отличительные особенности в своем киноискусстве. Зачем нам тогда международный контекст?
Елена Ямпольская: Мне очень понравился глагол "ковыряться". Собственно, вот этим описывается все отношение.
Ольга Галицкая: Поневоле так выходит.
Марина Тимашева: Я хотела бы сказать вот что. Посмотрите на российские фильмы, сравните их с конкурсными иностранными фильмами, и вы легко обратите внимание на простую вещь. Российские фильмы имеют дело только с самой Россией или с Советским Союзом, только с самими россиянами или с советскими людьми. Люди в них замкнуты в какой-то определенной временной и пространственной ситуации. Я имею в виду три фильма, которые были в конкурсной программе. Но мы можем прибавить и многие фильмы из фестиваля "Кинотавр", из российской панорамы, которая тоже была на ММКФ. Они никогда никуда не переезжают, они никогда не встречаются с людьми из других стран. А в европейских фильмах и в мировых фильмах фактически всюду и везде каким-то образом собственная история героев выводит, вывозит их на кого-то еще. Даже в японском фильме, посвященном Второй мировой войне, японцы попадут в русский плен, и там появятся, так или иначе, русские. Я имею в виду японский конкурсный фильм "Красота".
Просто обратите на это внимание: наше кино сосредоточено только на самом себе. И естественно, что наш фестиваль тоже сосредоточен на самом себе и награждает российские фильмы. Мне кажется, что каким-то образом одно из другого вытекает и одно с другим связано. Это боязнь открытого пространства, может быть.
Ольга Галицкая: Я хочу возразить. Потому что, скажем, в конкурсном венгерском очень хорошем фильме есть то же самое, что и в российских. Они так же сосредоточены на своих проблемах и на своих людях. Так же, как и в американском фильме. Мне кажется, это не есть проблема. Кстати, и Кирилл Разлогов, как программный директор, соглашается, что российских фильмов было чрезмерно много и произошел перекос. Скажем, если на Каннском кинофестивале в конкурсе участвуют три французские картины, там, слава Богу, 24 картины в конкурсе, то есть процентное соотношение совсем иное.
Давид Шнейдеров: Давайте не говорить о количестве, давайте говорить о качестве. Ничего плохого в словах Лены об озабоченности судьбой российского кино я не вижу. То, что у нас свой "особый путь" - да, наверное. Вопрос: гордиться этим или стыдиться? У каждой страны в мире "особый путь". Давайте все-таки будем справедливы ко всем странам. Мне кажется, что пора перестать говорить о национальной гордости великороссов. Каждая страна в мире имеет свою национальную гордость.
Если мы столь озабочены судьбами отечественного кино, давайте поступим так же, как наше правительство поступает с заводом "АвтоВАЗ". Давайте перестанем ввозить в страну "иномарки", перестанем покупать иностранное кино, наконец, прекратим раздувать щеки и называть Московский кинофестиваль международным, перестанем брать иностранные фильмы для того, чтобы мы не могли сравнивать картину Досталя, Прошкина, Шахназарова с лентами фон Триера, Ханеке и прочих. И превратимся в нормальный "Болливуд": картины, которые производятся только для нашего зрителя, которые смотрят только наши зрители и которые совершенно не волнуют никого за пределами границ России.
Елена Ямпольская: Во-первых, не единого слова из формулировки "национальная гордость великороссов" мною произнесено не было. Тем более что и сама, в общем, при смешении кровей к великороссам не отношусь. Было бы удивительно из уст человека по фамилии Ямпольская слышать эту формулировку.
Давид Шнейдеров: Я классика процитировал.
Елена Ямпольская: Во-вторых, предложение, которое вы только что так саркастически выдвинули, мне уже знакомо. Я читала по поводу ограничения зарубежного кино в российском прокате…
Давид Шнейдеров: У Карена Георгиевича Шахназарова?
Елена Ямпольская: Нет. Это одна из цитат из письма Марлена Мартыновича Хуциева нашему президенту Дмитрию Анатольевичу Медведеву. Вскоре после декабрьского съезда-не съезда было написано такое письмо. И там одно из предложений Марлена Мартыновича, что он, как новый председатель Союза кинематографистов, предлагает сделать для возрождения отечественного кинематографа, было как раз ограничение зарубежного кино в прокате. Что является, безусловно, губительной мерой, потому что кинотеатры строиться перестанут. Я понимаю, что прокатчики не входят в Союз кинематографистов, но это еще не значит, что на них можно наплевать. Поэтому ни о чем подобном я не говорила.
А вот о том, что говорила Марина - мне только кажется, что это не боязнь открытого пространства. Всякому человеку - а в каком-то смысле государство это тоже живой организм - надо сначала все-таки разобраться с самим собой. Вот я, например, по себе знаю, что у меня бывают периоды, когда мне интересно копаться в себе. Когда я пойму, какая я, я буду как-то грамотнее выстраивать отношения с людьми. И совершенно очевидно, что сейчас (как бы пафосно это ни звучало) Россия все-таки пытается разобраться, что она, кто она, откуда она, из чего она состоит. И нам свое интереснее сейчас, чем чужое. Ну и что?
Давид Шнейдеров: В России ежегодно проходит более 25 кинофестивалей, из которых один – Московский международный. Так давайте разбираться на тех 24-х. Этого вполне достаточно. Это два фестиваля в месяц. Во как времени и места хватает, чтобы разобраться в самих себе. Давайте один фестиваль оставим от внутренних разборок.
Ольга Галицкая: Если мы разбираемся с собой, со своими проблемами, и, может быть, момент настал, когда нужно заниматься только собой, то непонятно, зачем международное жюри. Оно-то почему должно в этом участвовать?..
Елена Фанайлова: Я бы хотела напомнить о некоторых событиях, которые предшествовали фестивалю и, как мне кажется, бросают на него некий свет, по крайней мере, для профессионалов. Я имею в виду то, что фестивалю предшествовал раскол в Союзе кинематографистов, что сейчас идет суд по иску Марлена Хуциева к Никите Сергеевичу Михалкову, что ряд режиссеров открыто объявил, что они на фестиваль не пойдут (я имею в виду Алексея Германа-младшего и Ивана Дыховичного). А ряд режиссеров ходил на фестиваль, то есть фильмы смотрели, потому что это их профессия, но на открытие и закрытие не пошли. Один из таких людей мне сказал: "А почему я должен не ходить на фестиваль? Я налогоплательщик законопослушный".
И еще одна деталь – это изгнание журнала "Искусство кино" из его помещения, которое тоже произошло окончательно на фоне Московского международного кинофестиваля. На мой взгляд, это случай грустный, потому что это раскалывает профессиональное сообщество. По словам Никиты Сергеевича Михалкова, Союз больше не может содержать журнал "Искусство кино", и ему предписано 1 августа покинуть помещение. Обозреватель Радио Свобода Марина Тимашева спрашивала у Никиты Сергеевича Михалкова несколько дней назад на пресс-конференции: возможно ли решить эту проблему мирным путем, возможен ли договор? И Никита Сергеевич ответил следующее:
"Да ничего не буду делать. Вы знаете, как сказал Столыпин, в политике нет мести, есть последствия. Абсолютно некорректно повел себя журнал "Искусство кино" по отношению к Союзу кинематографистов России. Имея в своих руках абсолютно безвозмездно отданные большие помещения, получая четыре гранта от государства, сдавать семи организациям в субаренду, нарушая закон, - это некорректно по отношению к Союзу. Мы поступаем по закону. И если бы, скажем, господин Дондурей понял все это просто по-человечески, сказал "братцы, ну, виноват, неправ"… А когда он вместо этого рассказывает о злодеяниях - ну, пусть рассказывает. В конце концов, это его факт биографии. Я сожалею об этом. Но нельзя наливать, как вы знаете, новое вино в старые мехи. Потому что это то, с чего живет Союз, эти же самые старики. И 11 лет жить там безбедно и сдавать это в субаренду, ничего не отдавая тому Союзу, который тебе это предоставил, а еще потом же укусить ту самую руку, которая тебе дала, - это неприлично. Тем более, когда никакого внутреннего движения к тому, чтобы "простите, братцы, бес попутал". Тогда все можно решить. А когда после этого еще и поднимать общественность - ну, пусть поднимают. Личных у меня никаких претензий нет. Хотя внутренне я оскорблен. Так не делают".
Елена Фанайлова: Судя по словам Никиты Сергеевича Михалкова, примирение невозможно. Более того, он чрезвычайно обижен. А вот как кинокритикам на это реагировать?
Марина Тимашева: Там не было такого, что примирение невозможно ни под каким видом. Он сказал, что если бы Дондурей пришел бы к нему и разговаривал бы с ним...
Елена Фанайлова: Повинился.
Марина Тимашева: Ну, может быть, повинился. Но он таких слов не произносил. И если бы Даниил Дондурей пришел к нему и с ним бы поговорил, то, возможно, как-то эта ситуация изменилась бы. Я только уточняю.
Юрий Богомолов: Он не так сказал. Он сказал, что если бы он пришел и сказал "братцы, извините, бес попутал". Это же было сказано. То есть если бы он пришел, бросился в ноги, поцеловал бы руку, которая ему якобы что-то давала... Между прочим, Никита Сергеевич опять говорит неправду по поводу того, что Союз содержит этот журнал или содержал. Союз является учредителем этого журнала. А какой его учредительский вклад? Это помещение, которое занимала редакция.
Если вы, господин Михалков, так оскорблены и обижены Дондуреем, который вам пиастры не занес, как он выразился на сцене Гостиного двора, то имейте дело с самим Дондуреем. Что ж вы свой журнал-то уничтожаете? Свой собственный журнал, единственный, тот, который имеет гигантскую историю! Это не вмещается в мое воображение. Человек, который считает себя оплотом культуры, который сам про себя написал, что он лидер российского и мирового кинематографа…
Валерий Кичин: Но человек, который считается оплотом культуры, уже объявил на страницах "Известий" "охоту на ведьм". Вот и идет совершенно планомерное осуществление этого "замечательного" плана. Вот и все.
Елена Ямпольская: Что касается лично меня, то я человек спокойный и все перенесу. Но газету мою любимую, родную, в которой я начинала, в которой я училась и в которой я надеюсь задержаться, я очень прошу не трогать.
Валерий Кичин: А почему не трогать? Разве не у вас я прочитал эти слова "охота на ведьм"?
Елена Ямпольская: Хотя бы потому, что если мы тут обучаем Никиту Сергеевича тонкостям корпоративной этики, то уж мы сами ее нарушать, мне кажется, не должны.
И я сразу выскажусь по поводу "Искусства кино". У всех нас такие ситуации в жизни, наверное, бывали, когда останавливает тебя инспектор ГАИ за превышение скорости, а ты начинаешь показывать ему с возмущением на мимо пролетающие машины: "А это-то?! 200 километров пролетел, номера не видно. Чего ты меня-то поймал?". А он говорит: "За себя отвечайте. Вы нарушили – вы заплатите штраф. А на тех кивать не надо". Если бы "Искусство кино" в лице ли его главного редактора, который упорно молчит, и у него есть, наверное, на то свои основания, я не знаю какие, еще бы в чьем-то лице доказало, что обвинения... Кстати, между прочим, комическая вещь. Впервые об этих семи субарендаторах, сидящих на безвозмездно предоставляемой "Искусству кино" площади, сказал господин Столбунов, адвокат Марлена Мартыновича Хуциева. И это было на собрании в Доме кино. Зачитывая список всех чудовищных финансовых нарушений, которые произошли при Михалкове в Союзе кинематографистов, он, в частности, брякнул: "Смотрите, вот помещение, нечеловеческие площади, там сидят семь субарендаторов, а Союз кинематографистов уже 10 лет не получает от этого ни копейки". Возникла некоторая неловкость.
Юрий Богомолов: А вы видели это помещение?
Елена Ямпольская: Нет, этого помещения я не видела.
Юрий Богомолов: Это подвалы, о которых говорил Никита Сергеевич.
Елена Ямпольская: Это не мои проблемы. Подвал, чердак...
Ольга Галицкая: А почему Никита Сергеевич тогда же не озаботился этой ситуацией, не стал выселять Дондурея, в декабре?
Давид Шнейдеров: Мне кажется, что подвести итог этой дискуссии очень легко. То высказывание Никиты Сергеевича Михалкова, которое мы сейчас слышали, уже было в рассказе Исаака Эммануиловича Бабеля, когда Беня Крик пришел грабить контору. И когда он сказал: "Почему бы хозяину конторы не прийти ко мне в гости, не сесть и не выпить рюмку водки?", - идет комментарий: "Почему, собственно, хозяин конторы должен идти в гости к Бене Крику, кто такой Беня Крик?". Ну, это по поводу споров между Марленом Мартыновичем и Никитой Сергеевичем.
Вторая цитата из классики – Булгаков, которая звучит: "Обе вы хороши". Ну а третья, на мой взгляд, которая подводит итог всем распрям Союза кинематографистов, принадлежит Шекспиру: "Чума на оба ваших дома".
Мне кажется, Союз кинематографистов в нынешнем виде вообще не нужен. Должны быть очень сильные гильдии с юридическим лицом, такие влиятельные, как в Америке. А Союз должен превратиться в пенсионный фонд, который собирает деньги и поддерживает кинематографистов.
Елена Фанайлова: Давайте все-таки вернемся к кино. Валерий Кичин, может быть, у вас были какие-то радостные впечатления от фестиваля, а не только критические?
Валерий Кичин: Во-первых, я все-таки не согласен с Давидом насчет оценок российских фильмов, которые получили призы. Мне как раз "Петя" тоже нравится, я считаю, что это очень хорошее кино. Я вообще очень рад, что присудив премию этому фильму, фестиваль возвращается к каким-то более нормальным критериям оценок кино. Не только по признаку эстетических поисков, обязательно оголтелых, каких-то уж совсем залихватских, но и потому, что картина о людях, картина, способная к сочувствию. Мне эта картина, повторяю, нравится. Мне очень сложно критиковать решение жюри, потому что каждому из этих режиссеров я симпатизирую, считаю их мастерами, и за каждого в отдельности я очень рад. Но даже в советские времена Московский фестиваль не позволял себе такой группировки "наших" режиссеров, которым всем обязательно дать призы.
Однажды в 1963 году фестиваль нашел соломоново решение, создав три главных приза – для нашей картины, для соцлагеря и для прогрессивного западного кино. Мне кажется, уж лучше так, чем так, как было сделано на этом фестивале. Тем более что там были сильные фильмы в конкурсе: мне нравится болгарская картина, мне нравится венгерская картина. Было о чем говорить. Уровень мне показался чуть более высоким, чем в прошлом году, фестиваль был объективно более интересным. И повторяю - я бы очень этому радовался, если бы к этому не примешивалась горечь за эту беспрерывную ложь.
Ольга Галицкая: Мне кажется, что решение жюри настолько скандально, как будто бы люди задались целью довести ситуацию до абсурда. Давайте дадим до кучи уже всем, и даже маленькой девочке дадим приз за актерскую работу, которая не является актерской работой, потому что девочка в данном случае – наученное режиссером маленькое существо. А приз профессиональный, он не может вручаться ребенку. Просто абсурд. Как будто решили посмеяться.
Юрий Богомолов: Международное жюри было на редкость неавторитетным. Вот обозреватель говорил, что на Карловы Вары ездит много журналистов из других стран, а к нам практически никто из сколько-нибудь знаменитых международных критиков не приезжает. Теперь и не будут приезжать. Надо еще долго будет работать над имиджем Московского кинофестиваля, чтобы, во-первых, давали картины, во-вторых, приезжали критики, и, в-третьих, давали бы согласие на участие в жюри известные кинорежиссеры.
Елена Фанайлова: Нерадостная картина, нарисованная вами, неоптимистическая.
Давид Шнейдеров: На самом деле если влезть в поисковую систему Google и набрать "31-ый Московский международный кинофестиваль", то упоминаний в иностранных средствах массовой информации, на иностранных киносайтах практически нет. Даже самый крупный сайт о кино не упоминает Московский кинофестивал.
Юрий Богомолов: Но судя по липецкому Манифесту, подписанному очень известными кинематографистами, как раз на этот им наплевать. Там другая проблема – очень много идеологической демагогии и "ваты". Но одно там проступает очевидно. И может быть, это ключ к пониманию того, что будет происходить в нашем кинематографе, если все это получит серьезную поддержку. Там подспудно говорится о том, что наша культура – это такая золотая рыбка, которая несколько запуталась в сетях и хотела бы, чтобы государство исполнило три ее желания: господдержка или госзаказ, некая идеологическая "крыша", то есть культ, фетиш государственности как идеологии и ограничение воздействия зарубежной культуры на нашего зрителя. Но что особенно примечательно, как бы постскриптум к этим заявлениям - в заключительный день фестиваля, на закрытии Никита Сергеевич с большой помпой объявил о том, что "сегодня у нас премьера вестернового фильма". А по поводу вестернизации очень много говорилось в липецком Манифесте. Беспрерывная, как Валерий Семенович сказал, ложь, беспрерывное, мелкое, наперсточное лицемерие.
Валерий Кичин: Фестивали мира все-таки служат делу сближения народов. Они для того и международные, чтобы служить какими-то мостами, наводить какие-то связи, взаимопонимание. Московский фестиваль даже на уровне деклараций, которые прозвучали на открытии и на закрытии, ведет дело к тому, чтобы как бы отделиться: у нас свой путь, нам нечего стыдиться, это наш русский фестиваль. Я не против того, что русский фестиваль. Он есть в Сочи, и их очень много у нас. А это международный фестиваль, и он должен быть мостом. И вот этот путь назад, путь от того, чтобы быть средством взаимосвязи, к отделению, мне кажется, очень настораживает.
Елена Фанайлова: Елена Ямпольская сказала, что это нормально, что, в принципе, для страны сейчас, для современного человека нормально заниматься собой.
Елена Ямпольская: Да. И мне хотелось бы добавить. Меня, честно говоря, подобные оценки поражают, потому что те российские фильмы, которые в этом году были в конкурсе... притом, что у меня совершенно разное к ним отношение. Мне не понравилась "Палата номер 6", я считаю, что Карен Георгиевич поставил перед собой какую-то нечеловеческую задачу. Это просто была трасса "Формулы-1", и не сойти с нее, причем очень быстро, он просто не мог. Там сварочные швы совершенно не заделаны, все это на поверхности. И тем не менее. Мне очень понравилась картина Досталя. Я считаю неплохим фильмом "Чудо". И работу "Мелодия для шарманки" многоуважаемой Киры Муратовой. И фильм "Царь" Павла Лунгина, который очень мне не понравился. Тем не менее, все эти пять фильмов российских или имеющих отношение к России я с удовольствием рекомендую всем своим друзьям, знакомым. Когда меня спрашивают: "Надо это посмотреть или не надо?", - я говорю: "Надо, безусловно". Мне ни за один из этих фильмов не стыдно. Я понимаю, что любого умного человека можно отправить в этот кинозал, и он не позвонит тебе потом и не скажет: "Слушай, на какое же это самое ты меня... Зачем мне это надо?". Я понимаю, что там есть над чем думать, там есть по поводу чего испытывать сильные эмоции. И, Боже мой, если это не достижение, если все равно важнее – приедут к нам заграничные критики или не приедут, то, действительно, мы говорим на разных языках. Я не понимаю саму систему подхода, я иерархию ценностей такую не понимаю и не принимаю.
Елена Фанайлова: Думаю, что собравшиеся за этим столом не столько заинтригованы приездом иностранной прессы, сколько престижем страны в интернациональном пространстве.
Елена Ямпольская: Сами себя будем уважать – и они нас будут уважать. С самоуважения это начинается.
Елена Фанайлова: Разные типы патриотизма и, видимо, самопонимания и саморефлексии представлены за этим столом.
Юрий Александрович Богомолов, я знаю, был вдохновлен русской программой Московского международного кинофестиваля.
Юрий Богомолов: Думаю, что самое интересное на этом фестивале – это русская программа молодого кинематографа. И в качестве пролога ко всем цивилизационным, духовным и так далее проблемам был "Петя по дороге в царствие небесное". Действительно, замечательный фильм. Но тот критический анализ, который я прочитал в одной из престижных газет, при всем том, что он, вроде бы, положительный, отдает вульгарным социологизмом. То есть автор думает, что главное в кино – это материал, на котором он снят, и материал, которому посвящен фильм. А все остальное – композиция, ракурсы и прочее – это леса, это что-то внешнее по отношению к этому фильму. И поэтому фильм начинает трактоваться то ли как сталинистский, то ли как антисталинистский. Молодые русские фильмы, при том что к ним может быть много претензий, как раз выходят на другой уровень глубины постижения реальности. Фильм "Сумасшедшая помощь" Бориса Хлебникова, который я считаю лучшим фильмом из всех сегодняшних русских - там как раз есть горизонт, который мог бы составить достоинство других фильмов. Это все не ограничено чисто российскими проблемами, уверяю вас. И поэтому мне кажется, что нет худа без добра. Ну, фестиваль плохой, но есть и некоторая толика добра в этом – это русская программа, которая, кстати, смотрелась зрителями. Действительно, зрители в Доме кино на этих просмотрах заполнили проходы и висели бы на люстрах, если бы люстры были в этом зале, который скоро снесут.
Ольга Галицкая: Мне кажется, что прав был Давид Шнейдеров, сказавший о том, что наше кино существует в параметрах очень архаичных, как будто на дворе не XXI век. Произошло же очень много изменений в киноязыке, технических изменений в том числе. У нас же все делается по старинке, все время изобретается какой-то свой велосипед. Очень хороший фильм Николая Досталя, но не совершенный весьма. А кроме того, он вдруг получил какую-то неожиданную трактовку, совершенно не вытекающую из того, что там показано. Это, конечно, антисталинское кино, но сделанное архаичными способами.
Давид Шнейдеров: Если говорить о фильме Николая Досталя, это, безусловно, кино хорошее с точки зрения подходов 30-летней давности к картинке, монтажу, операторской работе, обработке пленки, проработке сценария. Там многие сценарные линии, линии персонажей самые интересные обрублены и канули в небытие. И когда мы смотрим в конкурсной программе мексиканскую картину, американскую картину, то это другой киноязык, современный. Самым наглядным примером, на мой взгляд, был показ "Белой ленты" Ханеке - фильма, снятого очень просто, без огромного количества компьютерных спецэффектов, рассказывающего об истории страны, без всяких внешних путешествий и так далее, о проблемах страны, о проблемах семьи и так далее. Этот фильм технически сделан совершенно – обработка пленки, монтаж, операторская работа, звук – все то, чего так недостает русским картинам. И что во Франции успешно делает Люк Бессон, который берет современные технологии и накладывает на французскую почву.
Елена Фанайлова: Итак, мы оказываемся на перепутье между необходимостью разговаривать о русской душе и русской судьбе и недостатками технологий?
Давид Шнейдеров: Нет, мы должны разговаривать о русской душе. Мы живем в России, воспитаны на христианской культуре. Мы говорим на русском языке. Мы плоть от плоти России. Мы должны говорить о наших проблемах, о нашей душе. Но мы не должны забывать о той вещи, которая называется "прогресс". Мы должны говорить другим языком, чтобы он был понятен не только нам, но и всему остальному миру. "Болливуд" говорит об индийских проблемах индийским языком. И индийское кино - оно местное. России уже пора выйти из этого местного уровня. Но для этого мы должны использовать современный киноязык.
Ольга Галицкая: Еще одно маленькое замечание по поводу технологий, качества кинопоказа. Скажем, в "Художественном", где показывают для прессы, оно, что называется, оставляет желать. Так много обидных, технически несовершенных вещей, так много нарушений кинопоказа, принятого во всем мире, что половина впечатлений буквально урезается, потому что сделано все это плохо. Кстати, абсолютно совершенный фильм Михаэля Ханеке показывали с очень плохого DVD, что недопустимо на международном кинофестивале.
Елена Ямпольская: Точно так же его показывали на Каннском кинофестивале.
Ольга Галицкая: Нет, люди, которые видели его на Каннском кинофестивале и посмотрели сейчас, говорят, что картинка была серой здесь и очень четкой там.
Елена Фанайлова: Если говорить обо всех проблемах прессы на Московском международном кинофестивале, то мы проговорим еще минут 20. К сожалению, мне кажется, что Московскому международному кинофестивалю все равно, есть у него пресса или нет. Организаторы понимают, что журналисты будут ходить, потому что это их дело, и какие ты условия им ни создавай – плохие, хорошие – все равно все будут ходить и писать про этот кинофестиваль.
Ольга Галицкая: Справедливости ради хочу сказать, что какие-то попытки улучшить условия работы прессы были сделаны.
Валерий Кичин: Например, перенести просмотры (правда, два года назад) из более-менее совершенного кинотеатра "Октябрь" в старый "Художественный", где невозможно смотреть кино.
Ольга Галицкая: Зато это более удобная географическая точка, чем кинотеатр "Октябрь".
Валерий Кичин: Ну, не знаю...
Ольга Галицкая: Значит, надо еще на эту тему думать. Но, к сожалению, у нас нет никакого дворца фестивалей, никаких нормальных площадок.
Елена Ямпольская: Никакие организаторы Московского кинофестиваля не в состоянии нанести такого морального и физического урона прессе, как мы сами друг другу. Меня не перестает изумлять, когда одни журналисты совершенно авторитарным тоном рассказывают другим журналистам, что они неправильно поняли какое-то кино. Из чего я заключаю, что именно те журналисты поняли его правильно, и почему-то абсолютно в этом уверены. Какая-то удивительная вещь происходит: чем либеральнее журналист, тем, видимо, меньше он верит в возможность того, что кто-то просто увидел кино – вот как увидел, так и написал, без задних мыслей, не выясняя, кому этот человек близок, кому он далек, какая там паутина, дадут, не дадут. Понравилось, торкнуло, пробило – пришел, написал. Потом начинаем друг другу рассказывать: "Нет, ты неправ, это совсем не о том, это об этом". Для вас о том, для них об этом. Замечательно! Если фильм вызывает зачастую противоположные эмоции, но всегда сильные, значит, хорошее кино. Что ж мы друг друга позорим, и себя в основном?
Давид Шнейдеров: Такое ощущение, что у нас в стране произошло абсолютное смешение трех понятий: кинокритики, киноведения и киножурналистики. Вот эти три понятия нужно очень жестко разделить. Кинокритика должна быть аргументированной, точной, и кинокритик должен находиться в некой оппозиции к творцам, но она должна быть предметной и профессиональной. Киноведение должно рассматривать фильм в русле мирового кинопроцесса. А киножурналистика должна быть абсолютно либеральной. Это расширенные рецензии с элементами вкусовщины. Да, журналисту понравилось, и никто не имеет права ему сказать "ты неправ". Ему понравилось, и это его личное мнение. Но должен быть кинокритик, который этот фильм профессионально разберет и объяснит, что в нем профессионально хорошего и что в нем профессионально плохого.
Елена Ямпольская: Абсолютно согласна. Существуют широкие, общенациональные издания, рассчитанные на нормального человека, купившего газету в киоске, грубо говоря. Там не место киноведению, глубокой аналитике и так далее, там человеческий подход важнее.
Ольга Галицкая: Но если общенациональные издания позволяют себе программировать зрителя и в директивном тоне указывать ему, как следует понимать фильм, это тоже неверно.
Елена Фанайлова: Каков для вас лично интеллектуальный и эмоциональный итог фестиваля?
Юрий Богомолов: Меня беспокоит вся ситуация как с самим Московским фестивалем, так и с тем фоном, на котором он проходил. Я имею в виду проблемы, связанные с внутрисоюзными делами. И особенно меня беспокоит заявленный в Липецке тренд. Я вот почему обеспокоен. Да, я увидел замечательную, интересную российскую программу русских фильмов. Но эти фильмы как раз и не вписываются в тот тренд, который обозначен в Липецке. Там подписавшие кинематографисты умоляют государство: "Давайте нам денег. Давайте мы определим стратегическое направление нашей деятельности. Давайте мы поставим определенный заслон". А что, вот эти фильмы могут быть истолкованы как стратегическое оружие, которое должно разрушить внутренний мир русской культуры?
Елена Фанайлова: Вы имеете в виду новейшие российские фильмы, которые разрушат русскую культуру?
Юрий Богомолов: Конечно.
Ольга Галицкая: Фестиваль был мне интересен. Меня радовали очень многие фильмы внеконкурсной программы. И конкурс смотреть было тоже интересно. И члены жюри российской критики, представленные за этим столом мною и Давидом Шнейдеровым, нашли как раз зарубежные фильмы, которые стоило бы отметить, что мы и сделали. То есть я считаю, что Московский кинофестиваль должен продолжать жить. Но должен все-таки учитывать то, что это кинофестиваль международный, и не замыкаться на себе.
Валерий Кичин: Я хотел бы пожелать фестивалю, который всем нам очень дорог, превратиться все-таки обратно из частного мероприятия, PR-мероприятия с государственным финансированием в нормальный международный фестиваль, который ориентирован не на то, чтобы создать некий авторитет, а на то, чтобы действительно создать авторитет фестивалю и стране, просто показывая международные фильмы и честно их обсуждая.
Елена Ямпольская: Мне все, что я видела, понравилось, мне это было интересно. А особой радостью для меня является то, что на 31-ом Московском международном кинофестивале никак, на мой взгляд, не отразился недавний конфликт в Союзе кинематографистов. И победа Николая Досталя безусловное тому подтверждение.
Давид Шнейдеров: Мне кажется, что достаточно странно было бы избрать Московский кинофестиваль местом сведения счетов. И меня ни порадовало, ни огорчило, для меня это было нормой, что Московский фестиваль не стал местом сведения счетов между двумя противоборствующими группировками в Союзе. И к счастью, это осталось за фестивалем. Потому что, как ни крути, бойкотировали звезды открытие и закрытие, не бойкотировали - зрители этого не заметили. Простым зрителям глубоко плевать на распри кинематографистов. Мне очень хочется, чтобы, как правильно сказал Валерий, Московский фестиваль стал действительно международным, чтобы мы вернули себе тот престиж, когда в Москву было престижно ехать и звездам, и журналистам. И зрители, которые приходили бы на сеансы, могли бы видеть не только своих соседей, но могли бы встречать звезд, могли бы увидеть этих актеров. Потому что по сути люди на фестиваль идут не только смотреть кино - они еще хотят посмотреть на тех живых людей, которые это кино создают. Я действительно хочу, чтобы мы стали международным кинофестивалем в высшем смысле этого слова.
Елена Ямпольская: Не может быть такой ситуации, чтобы в Россию ехать никому не хотелось. Это было бы непрестижно и неинтересно, но почему-то людям хотелось бы ехать именно на Московский международный кинофестиваль. Я думаю, только с ростом престижа страны в целом возможен рост престижа кинофестиваля.
Елена Фанайлова: Первое, на что обратили внимание все, кто наблюдал за Московским кинофестивалем: основные призы главного конкурса достались российским фильмам. Об этом говорит заведующая отделом культуры газеты "Время новостей" Алена Солнцева, мы связались с ней по телефону.
Алена Солнцева: Такого не было, пожалуй, никогда, чтобы все премии на международном фестивале получили фильмы принимающей стороны. Это даже как-то немножко неприлично. Например, в Канне количество французских фильмов обычно ограничено.
Для того чтобы понять, почему на ММКФ это произошло, нужно посмотреть на весь расклад конкурса. В конкурсе, безусловно, были картины, ничуть не уступающие, а может быть, даже превосходящие по качеству российские, но все дело в угле зрения, в позиции. Я сейчас не хочу никого ни в чем подозревать, но жюри подобрано довольно специальным образом, оно "заточено" под нашу местную реальность. Это не высокопредставительное в международном смысле жюри, это жюри "регионального значения". Допустим, эти люди, которые собрались, искренне любят советское кино, потому что оно особое, не такое, как все, не такое, как в мире, в Европе. Опять же, у каждого фестиваля бывает свой взгляд в зависимости от страны, от культуры, от конкретных людей, которые его проводят.
Если посмотреть, что выбирает жюри ММКФ сегодня и по какому принципу, то у меня возникает некое подозрение, что эти принципы внехудожественные
Если посмотреть, что выбирает жюри ММКФ сегодня и по какому принципу, то у меня возникает некое подозрение, что эти принципы внехудожественные. Мне кажется, что это жюри выбирает фильмы по двум принципам. Во-первых, "давайте поощрим всех тех, кто не хотел давать фильмы на Московский фестиваль и все-таки их дал, мы покажем им, что они дали не напрасно". И во-вторых, "мы – особая страна, у нас свой взгляд, у нас свое представление о прекрасном, и мы его поддержим; западные, европейские мастера не совсем отвечают нашим представлениям о прекрасном, поэтому их мы поддерживать не будем".
Это все приводит к тому, что "давайте свою поляну делать, давайте не будем делать международный фестиваль, а сделаем еще один национальный. "Кинотавр" нам не нравится (например, Михалкову и той группе кинематографистов, которые за ним стоят), это слишком "чернушный" и слишком ориентирован на международные кинематографические моды. Давайте сделаем свой, русский, настоящий, светлый, с поисками, с небесами, с религиозными исканиями, такой, который будет отвечать нашим представлениям о том, каким должно быть кино. В мире такого снимают мало или не снимают вообще – не важно, мы сами снимем, у нас ресурсов достаточно, государство денег подкинет. Мы снимем, посмотрим – и вот это и будет то, что нам нужно. А все остальное нам просто неинтересно.
Венгерская "Выходка" - сложный, интереснейший на самом деле язык, прекрасный оператор. Он вообще не замечен. "Зачем нам это? Нам это неинтересно". Так я читаю решение жюри и удовлетворенность этим решением президента фестиваля.
Елена Фанайлова: Я бы хотела, чтобы вы коротко сказали о своих фестивальных впечатлениях, может быть, они совсем не совпадают с мнением Алены Солнцевой.
Валерий Кичин: К тому, что сказала Алена, добавить можно много, но главные тезисы она изложила. Я готов это поддержать. Каждый раз, когда Московский фестиваль начинается, возникают смутные надежды, что, может быть, что-то произойдет, может быть, он станет похож на нормальный международный фестиваль. И каждый раз – разочарование. Причем в этом году меня особенно настораживает то, что фестиваль строит свой успех на лжи, что самое печальное. Я приведу только
И каждый раз – разочарование. Причем в этом году меня особенно настораживает то, что фестиваль строит свой успех на лжи, что самое печальное
Елена Фанайлова: Я знаю несколько другие цифры. Я слышала, что фильмов было 260...
Валерий Кичин: Зайдите на сайт фестиваля. Ну, хорошо. Тогда получается 160 зрителей на фильм, что тоже, в общем, не размах.
Но самое главное - может быть, кто-нибудь вспомнит, что в прошлом году Никита Сергеевич Михалков объявил, что результат Московского фестиваля – и это огромное достижение – 100 тысяч зрителей. За это я отвечаю, потому что сам потом цитировал это в своей газете. И в позапрошлом было 100 тысяч. И я еще тогда удивился: как такая круглая цифра каждый раз? Хотя невооруженным глазом было видно, что на прошлогоднем фестивале было больше народа, чем на предыдущем. Тем не менее, опять 100 тысяч. В этом году на 16% больше, как сказано, то есть 40 тысяч. Вот вам и все. То есть цифры берутся с потолка. О каких достижениях можно говорить, если с этого все начинается?..
Давид Шнейдеров: На этом фестивале я был членом жюри российской критики, отсмотрел всю конкурсную программу и, по возможности, смотрел программу внеконкурсную, различные показы из разных программ. И вот что меня удивило. Мне показалось, что большинство фильмов, представленных в конкурсной программе 31-го Московского кинофестиваля, абсолютно не соответствовали категории "А" по техническому уровню. Глядя многие картины, к сожалению, в основном российские, украинскую картину Киры Муратовой и некоторые остальные, я испытывал ощущение, что мировой кинопроцесс прошел мимо нашей страны, что эти фильмы достаточно хорошего, крепкого, профессионального уровня, но примерно 30-летней давности. Не было никаких новшеств ни в операторском, ни в монтажном искусстве, ни даже в обработке пленки. Как только я попадал на внеконкурсные фильмы, эта моя горечь еще более усиливалась. Потому что было понятно, что эти фильмы сняты в XXI веке. А на картинах Николая Досталя, Карена Шахназарова, даже Киры Муратовой было абсолютное ощущение, что это старый советский кинематограф, к сожалению, не в пору наивысшего его расцвета.
Юрий Богомолов: Конкурс – это всегда главная изюминка любого фестиваля. Но мы уже давно привыкли, что на Московском фестивале конкурс - это что-то необязательное, не очень нужное. То есть формально нужно, а на самом деле это не главное, это что-то стороннее.
Предположим, конкурсная программа как мотивировка того, что нам покажут витрину мирового кинематографа, это такой повод, мотив. У зрителей есть возможность увидеть срез современного кинематографа и сразу его осмыслить. Естественно, в Московском фестивале всегда привлекли эти многочисленные внеконкурсные программы. А в данном случае еще отдельно была очень содержательная русская программа. И это было достаточно любопытно.
И было ощущение того, что в конкурсе представлен "second hand" мирового кинематографа, а не что-то оригинальное
С другой стороны, я понимаю так называемую креативную команду фестиваля. Отборщики - я об этом не раз говорил Кириллу Разлогову - не столько отбирали фильмы, которые производятся в мире, сколько подбирали остатки от других фестивалей. И было ощущение того, что в конкурсе представлен "second hand" мирового кинематографа, а не что-то оригинальное.
Эта вилка между амбициями руководства фестиваля, администрации фестиваля и реальностью производит неприятное впечатление. Это грандиозный удар по репутации Московского фестиваля, который, тем не менее, пыжится объявлять себя фестивалем класса "А", фестивалем того же ряда, что Канны, Венеция и так далее. Этого же нет. И поэтому для меня просто удивительно, когда со сцены "Пушкинского" кинотеатра президент фестиваля рассказывает о том, как мир взволнован тем, что происходит на Московском международном фестивале.
Мне бы очень хотелось представить, как после того, как Никита Сергеевич завершит "Утомленные солнцем-2", чтобы повысить авторитет Московского фестиваля, он представит свою картину на этом фестивале. Боюсь, что он ее повезет в Венецию.
Ольга Галицкая: Думаю, Никита Михалков, как президент фестиваля не должен представлять свою картину в конкурсе.
Юрий Богомолов: Но как лидер российского и мирового кинематографа, о чем он сам написал про себя в липецком Манифесте, - мы бы ему это простили.
Ольга Галицкая: Да, мы бы хотели это увидеть. Думаю, увидим еще. Ну, а что касается взволнованности мира, то, конечно, обольщаться не следует. Мир абсолютно не взволнован тем, что происходит на Московском кинофестивале, никакого грандиозного удара не произошло. Мы давно уже привыкли, что никакого изюма в конкурсе искать не следует. Мы ждем внеконкурсного показа, и мы его получили. Народ ходил, народ смотрел и внеконкурсной программой был очень даже доволен.
Елена Ямпольская: Что касается того высказывания, которое нам было предложено комментировать, то я бы вынула из него одну фразу, удалила бы оттуда сарказм и повторила бы, что у нас особая страна, свой взгляд на мир и свои представления о прекрасном. Почему это все плохо, я, честно говоря, понять не могу. Я хочу сразу оговорить, что не являюсь кинокритиком по образованию. В дипломе у меня написано "театральный критик". Пишу я на достаточно широкие темы. Рассматривать Московский кинофестиваль в узкоспециальном формате я не возьмусь, да мне это и неинтересно. Мне, честно говоря, намного важнее, в каком состоянии души я выходила после просмотра, а не то – взволнован или не взволнован мир. Да и находясь на закрытии кинофестиваля, внимательно слушая все, что говорилось на сцене, я совершенно не уловила этой ноты.
Мне очень понравилась картина Николая Досталя. По поводу зрительского ажиотажа - я успевала смотреть только конкурс, но по тому, какое количество людей у нас в редакции попыталось аккредитоваться, достать билеты и так далее... В прошлом году такого ажиотажа не было. Обсуждали кинофестиваль бесконечно за всеми ланчами, обедами и чаями, спорили. И когда я стала опрашивать коллег, какой фильм они считают самым сильным, все сказали "Петя по дороге в царствие небесное".
Елена Фанайлова: То есть фильм-победитель фестиваля.
Елена Ямпольская: И мы написали заранее, предсказали, что если жюри, на наш взгляд, будет адекватно, то "золото" получит именно Досталь. Мы очень рады, что он получил. А я бы хотела напомнить, что еще несколько лет назад, когда фильмов в России практически не было, Разлогову предъявляли претензии по поводу того, что он не отбирает в конкурс русское кино, что он слишком придирчив. Теперь же возникла обратная тенденция. Видимо, угодить совершенно невозможно.
Елена Фанайлова: Может быть, вы так активно обсуждали это кино, потому что это наше, родное? Нам показывают наше родное, а остальной мир нас не очень интересует?
Елена Ямпольская: А что вы видите в этом плохого?
Елена Фанайлова: Я не вижу ничего плохого. Я просто замечаю.
Елена Ямпольская: Наверняка все мы свое родное, то, что у нас происходит дома, в семье, с нашими близкими и людьми, к которым мы неравнодушны, обсуждаем значительно живее, чем что-то, о чем нам рассказали по телевизору или что мы прочитали в интернете. Это абсолютно нормальная вещь. Мне кажется, что сейчас намного важнее поощрять свой кинематограф и поднимать его, а уж потом думать о том, как Московский кинофестиваль вписывается туда или не вписывается, и какие волнения он производит в мире.
Елена Фанайлова: Мы сейчас послушаем обозревателя журнала "Русский репортер", кинокритика Евгения Гусятинского. Это сравнительный анализ Московского международного кинофестиваля и открывшегося в Чехии кинофестиваля в Карловых Варах.
Евгений Гусятинский: Карловы Вары никогда не используют фестиваль как площадку для продвижения национального кино. Например, в этом году в конкурсе вообще не будет чешских фильмов. То есть если в Чехии не сняли ничего хорошего и достойного за последние два года, то и на главном чешском фестивале ничего чешского не будет. В параллельных программах, вне конкурса есть чешские картины, но это нормально.
В Карловых Варах всегда огромное количество иностранной прессы, которая приезжает туда со всего мира, уж по крайней мере, точно со всей Европы и обязательно из Америки. То есть все основные ежедневные и еженедельные европейские и американские издания там присутствуют. В Москве этого вообще нет. По-моему, в последние несколько лет в Москве почти отсутствует иностранная пресса. А фестиваль, если не существует в медиа, то его как бы вообще нет.
Главное преимущество Карловых Вар перед всеми остальными фестивалями, и уж конечно перед Москвой, в том, что это один из самых зрительских фестивалей в мире
В этом году была очень смешная история. На фестивале, по-моему, впервые раздавали газету Screen International. Это очень серьезное кинематографическое издание, в Канне, в Берлине, в Венеции они выходят каждый день. А тут был их еженедельный выпуск, где была заметка о Московском фестивале, но почему-то не подписанная, и это смахивало на проплаченную статью. А в финале они давали список всех фестивалей, которые проходят летом. И там буквально около 50 фестивалей, включая фестиваль детского и юношеского кино где-нибудь в Куала-Лумпуре, или фестиваль студенческих фильмов в Занзибарею. Но Московского фестиваля в этом списке нет. Зато есть эдинбургский, который проходит в это время, ну и все остальные более-менее известные смотры. Это говорит о том, что для международной прессы этого фестиваля не существует. Чего не скажешь, конечно, о Карловых Варах, потому что они всегда приглашают прессу, и там совершенно другое отношение к прессе, там у прессы приоритет и, по-моему, даже такие же права, как у участников.
Главное преимущество Карловых Вар перед всеми остальными фестивалями, и уж конечно перед Москвой, в том, что это один из самых зрительских фестивалей в мире. И все последние годы организаторы делали все возможное, чтобы привлечь максимальное число публики, чтобы это был фестиваль в первую очередь для зрителей. Например, в Карловых Варах есть система так называемых "festival pass", когда можно купить абонемент на весь фестиваль и бесплатно смотреть там все картины. В прошлом году он стоил около 40 евро. В Москве же ничего подобного нет. Билеты на вечерние сеансы в "Октябре" достаточно дорогие для обыкновенного московского жителя. И главное, нет фестивальной атмосферы, нет киноманской атмосферы, потому что сам кинотеатр "Октябрь" - абсолютно попсовое, коммерческое место, где никогда не показывают артхаус, где бутылка воды стоит около 150 рублей. Это не та атмосфера, которая должна быть на таком киноманском фестивале.
Для сравнения могу сказать, что сейчас в финальном релизе на сайте Московского фестиваля объявлено, что его посетили 40 тысяч зрителей. В Карловых Варах в прошлом году было 150 тысяч. То есть практически в 3,5 раза больше.
Ольга Галицкая: Во-первых, мне бы хотелось вслед выступлению Жени Гусятинского сказать: позавидуешь поневоле, что маленький городок Карловы Вары способен принимать такое количество зрителей, и цены для них абсолютно доступны, и они смотрят все. Про Московский кинофестиваль, конечно, такого сказать нельзя. Цены высокие, народа хоть и очевидно больше в этом году, но все-таки не такое количество, не такой интерес, как следовало бы.
А что касается того, что было сказано Еленой Ямпольской, то хочется ответить: пускай тогда это будет фестиваль нашего российского кино. Будем купаться и ковыряться в своем, будем его разбирать, искать отличительные особенности в своем киноискусстве. Зачем нам тогда международный контекст?
Елена Ямпольская: Мне очень понравился глагол "ковыряться". Собственно, вот этим описывается все отношение.
Ольга Галицкая: Поневоле так выходит.
Марина Тимашева: Я хотела бы сказать вот что. Посмотрите на российские фильмы, сравните их с конкурсными иностранными фильмами, и вы легко обратите внимание на простую вещь. Российские фильмы имеют дело только с самой Россией или с Советским Союзом, только с самими россиянами или с советскими людьми. Люди в них замкнуты в какой-то определенной временной и пространственной ситуации. Я имею в виду три фильма, которые были в конкурсной программе. Но мы можем прибавить и многие фильмы из фестиваля "Кинотавр", из российской панорамы, которая тоже была на ММКФ. Они никогда никуда не переезжают, они никогда не встречаются с людьми из других стран. А в европейских фильмах и в мировых фильмах фактически всюду и везде каким-то образом собственная история героев выводит, вывозит их на кого-то еще. Даже в японском фильме, посвященном Второй мировой войне, японцы попадут в русский плен, и там появятся, так или иначе, русские. Я имею в виду японский конкурсный фильм "Красота".
Просто обратите на это внимание: наше кино сосредоточено только на самом себе. И естественно, что наш фестиваль тоже сосредоточен на самом себе и награждает российские фильмы. Мне кажется, что каким-то образом одно из другого вытекает и одно с другим связано. Это боязнь открытого пространства, может быть.
Ольга Галицкая: Я хочу возразить. Потому что, скажем, в конкурсном венгерском очень хорошем фильме есть то же самое, что и в российских. Они так же сосредоточены на своих проблемах и на своих людях. Так же, как и в американском фильме. Мне кажется, это не есть проблема. Кстати, и Кирилл Разлогов, как программный директор, соглашается, что российских фильмов было чрезмерно много и произошел перекос. Скажем, если на Каннском кинофестивале в конкурсе участвуют три французские картины, там, слава Богу, 24 картины в конкурсе, то есть процентное соотношение совсем иное.
Давид Шнейдеров: Давайте не говорить о количестве, давайте говорить о качестве. Ничего плохого в словах Лены об озабоченности судьбой российского кино я не вижу. То, что у нас свой "особый путь" - да, наверное. Вопрос: гордиться этим или стыдиться? У каждой страны в мире "особый путь". Давайте все-таки будем справедливы ко всем странам. Мне кажется, что пора перестать говорить о национальной гордости великороссов. Каждая страна в мире имеет свою национальную гордость.
И превратимся в нормальный "Болливуд": картины, которые производятся только для нашего зрителя, которые смотрят только наши зрители и которые совершенно не волнуют никого за пределами границ России
Если мы столь озабочены судьбами отечественного кино, давайте поступим так же, как наше правительство поступает с заводом "АвтоВАЗ". Давайте перестанем ввозить в страну "иномарки", перестанем покупать иностранное кино, наконец, прекратим раздувать щеки и называть Московский кинофестиваль международным, перестанем брать иностранные фильмы для того, чтобы мы не могли сравнивать картину Досталя, Прошкина, Шахназарова с лентами фон Триера, Ханеке и прочих. И превратимся в нормальный "Болливуд": картины, которые производятся только для нашего зрителя, которые смотрят только наши зрители и которые совершенно не волнуют никого за пределами границ России.
Елена Ямпольская: Во-первых, не единого слова из формулировки "национальная гордость великороссов" мною произнесено не было. Тем более что и сама, в общем, при смешении кровей к великороссам не отношусь. Было бы удивительно из уст человека по фамилии Ямпольская слышать эту формулировку.
Давид Шнейдеров: Я классика процитировал.
Елена Ямпольская: Во-вторых, предложение, которое вы только что так саркастически выдвинули, мне уже знакомо. Я читала по поводу ограничения зарубежного кино в российском прокате…
Давид Шнейдеров: У Карена Георгиевича Шахназарова?
Елена Ямпольская: Нет. Это одна из цитат из письма Марлена Мартыновича Хуциева нашему президенту Дмитрию Анатольевичу Медведеву. Вскоре после декабрьского съезда-не съезда было написано такое письмо. И там одно из предложений Марлена Мартыновича, что он, как новый председатель Союза кинематографистов, предлагает сделать для возрождения отечественного кинематографа, было как раз ограничение зарубежного кино в прокате. Что является, безусловно, губительной мерой, потому что кинотеатры строиться перестанут. Я понимаю, что прокатчики не входят в Союз кинематографистов, но это еще не значит, что на них можно наплевать. Поэтому ни о чем подобном я не говорила.
А вот о том, что говорила Марина - мне только кажется, что это не боязнь открытого пространства. Всякому человеку - а в каком-то смысле государство это тоже живой организм - надо сначала все-таки разобраться с самим собой. Вот я, например, по себе знаю, что у меня бывают периоды, когда мне интересно копаться в себе. Когда я пойму, какая я, я буду как-то грамотнее выстраивать отношения с людьми. И совершенно очевидно, что сейчас (как бы пафосно это ни звучало) Россия все-таки пытается разобраться, что она, кто она, откуда она, из чего она состоит. И нам свое интереснее сейчас, чем чужое. Ну и что?
Давид Шнейдеров: В России ежегодно проходит более 25 кинофестивалей, из которых один – Московский международный. Так давайте разбираться на тех 24-х. Этого вполне достаточно. Это два фестиваля в месяц. Во как времени и места хватает, чтобы разобраться в самих себе. Давайте один фестиваль оставим от внутренних разборок.
Ольга Галицкая: Если мы разбираемся с собой, со своими проблемами, и, может быть, момент настал, когда нужно заниматься только собой, то непонятно, зачем международное жюри. Оно-то почему должно в этом участвовать?..
Елена Фанайлова: Я бы хотела напомнить о некоторых событиях, которые предшествовали фестивалю и, как мне кажется, бросают на него некий свет, по крайней мере, для профессионалов. Я имею в виду то, что фестивалю предшествовал раскол в Союзе кинематографистов, что сейчас идет суд по иску Марлена Хуциева к Никите Сергеевичу Михалкову, что ряд режиссеров открыто объявил, что они на фестиваль не пойдут (я имею в виду Алексея Германа-младшего и Ивана Дыховичного). А ряд режиссеров ходил на фестиваль, то есть фильмы смотрели, потому что это их профессия, но на открытие и закрытие не пошли. Один из таких людей мне сказал: "А почему я должен не ходить на фестиваль? Я налогоплательщик законопослушный".
И еще одна деталь – это изгнание журнала "Искусство кино" из его помещения, которое тоже произошло окончательно на фоне Московского международного кинофестиваля. На мой взгляд, это случай грустный, потому что это раскалывает профессиональное сообщество. По словам Никиты Сергеевича Михалкова, Союз больше не может содержать журнал "Искусство кино", и ему предписано 1 августа покинуть помещение. Обозреватель Радио Свобода Марина Тимашева спрашивала у Никиты Сергеевича Михалкова несколько дней назад на пресс-конференции: возможно ли решить эту проблему мирным путем, возможен ли договор? И Никита Сергеевич ответил следующее:
"Да ничего не буду делать. Вы знаете, как сказал Столыпин, в политике нет мести, есть последствия. Абсолютно некорректно повел себя журнал "Искусство кино" по отношению к Союзу кинематографистов России. Имея в своих руках абсолютно безвозмездно отданные большие помещения, получая четыре гранта от государства, сдавать семи организациям в субаренду, нарушая закон, - это некорректно по отношению к Союзу. Мы поступаем по закону. И если бы, скажем, господин Дондурей понял все это просто по-человечески, сказал "братцы, ну, виноват, неправ"… А когда он вместо этого рассказывает о злодеяниях - ну, пусть рассказывает. В конце концов, это его факт биографии. Я сожалею об этом. Но нельзя наливать, как вы знаете, новое вино в старые мехи. Потому что это то, с чего живет Союз, эти же самые старики. И 11 лет жить там безбедно и сдавать это в субаренду, ничего не отдавая тому Союзу, который тебе это предоставил, а еще потом же укусить ту самую руку, которая тебе дала, - это неприлично. Тем более, когда никакого внутреннего движения к тому, чтобы "простите, братцы, бес попутал". Тогда все можно решить. А когда после этого еще и поднимать общественность - ну, пусть поднимают. Личных у меня никаких претензий нет. Хотя внутренне я оскорблен. Так не делают".
Елена Фанайлова: Судя по словам Никиты Сергеевича Михалкова, примирение невозможно. Более того, он чрезвычайно обижен. А вот как кинокритикам на это реагировать?
Марина Тимашева: Там не было такого, что примирение невозможно ни под каким видом. Он сказал, что если бы Дондурей пришел бы к нему и разговаривал бы с ним...
Елена Фанайлова: Повинился.
Марина Тимашева: Ну, может быть, повинился. Но он таких слов не произносил. И если бы Даниил Дондурей пришел к нему и с ним бы поговорил, то, возможно, как-то эта ситуация изменилась бы. Я только уточняю.
Если вы, господин Михалков, так оскорблены и обижены Дондуреем, который вам пиастры не занес, как он выразился на сцене Гостиного двора, то имейте дело с самим Дондуреем. Что ж вы свой журнал-то уничтожаете?
Юрий Богомолов: Он не так сказал. Он сказал, что если бы он пришел и сказал "братцы, извините, бес попутал". Это же было сказано. То есть если бы он пришел, бросился в ноги, поцеловал бы руку, которая ему якобы что-то давала... Между прочим, Никита Сергеевич опять говорит неправду по поводу того, что Союз содержит этот журнал или содержал. Союз является учредителем этого журнала. А какой его учредительский вклад? Это помещение, которое занимала редакция.
Если вы, господин Михалков, так оскорблены и обижены Дондуреем, который вам пиастры не занес, как он выразился на сцене Гостиного двора, то имейте дело с самим Дондуреем. Что ж вы свой журнал-то уничтожаете? Свой собственный журнал, единственный, тот, который имеет гигантскую историю! Это не вмещается в мое воображение. Человек, который считает себя оплотом культуры, который сам про себя написал, что он лидер российского и мирового кинематографа…
Валерий Кичин: Но человек, который считается оплотом культуры, уже объявил на страницах "Известий" "охоту на ведьм". Вот и идет совершенно планомерное осуществление этого "замечательного" плана. Вот и все.
Елена Ямпольская: Что касается лично меня, то я человек спокойный и все перенесу. Но газету мою любимую, родную, в которой я начинала, в которой я училась и в которой я надеюсь задержаться, я очень прошу не трогать.
Валерий Кичин: А почему не трогать? Разве не у вас я прочитал эти слова "охота на ведьм"?
Елена Ямпольская: Хотя бы потому, что если мы тут обучаем Никиту Сергеевича тонкостям корпоративной этики, то уж мы сами ее нарушать, мне кажется, не должны.
И я сразу выскажусь по поводу "Искусства кино". У всех нас такие ситуации в жизни, наверное, бывали, когда останавливает тебя инспектор ГАИ за превышение скорости, а ты начинаешь показывать ему с возмущением на мимо пролетающие машины: "А это-то?! 200 километров пролетел, номера не видно. Чего ты меня-то поймал?". А он говорит: "За себя отвечайте. Вы нарушили – вы заплатите штраф. А на тех кивать не надо". Если бы "Искусство кино" в лице ли его главного редактора, который упорно молчит, и у него есть, наверное, на то свои основания, я не знаю какие, еще бы в чьем-то лице доказало, что обвинения... Кстати, между прочим, комическая вещь. Впервые об этих семи субарендаторах, сидящих на безвозмездно предоставляемой "Искусству кино" площади, сказал господин Столбунов, адвокат Марлена Мартыновича Хуциева. И это было на собрании в Доме кино. Зачитывая список всех чудовищных финансовых нарушений, которые произошли при Михалкове в Союзе кинематографистов, он, в частности, брякнул: "Смотрите, вот помещение, нечеловеческие площади, там сидят семь субарендаторов, а Союз кинематографистов уже 10 лет не получает от этого ни копейки". Возникла некоторая неловкость.
Юрий Богомолов: А вы видели это помещение?
Елена Ямпольская: Нет, этого помещения я не видела.
Юрий Богомолов: Это подвалы, о которых говорил Никита Сергеевич.
Елена Ямпольская: Это не мои проблемы. Подвал, чердак...
Ольга Галицкая: А почему Никита Сергеевич тогда же не озаботился этой ситуацией, не стал выселять Дондурея, в декабре?
Давид Шнейдеров: Мне кажется, что подвести итог этой дискуссии очень легко. То высказывание Никиты Сергеевича Михалкова, которое мы сейчас слышали, уже было в рассказе Исаака Эммануиловича Бабеля, когда Беня Крик пришел грабить контору. И когда он сказал: "Почему бы хозяину конторы не прийти ко мне в гости, не сесть и не выпить рюмку водки?", - идет комментарий: "Почему, собственно, хозяин конторы должен идти в гости к Бене Крику, кто такой Беня Крик?". Ну, это по поводу споров между Марленом Мартыновичем и Никитой Сергеевичем.
Вторая цитата из классики – Булгаков, которая звучит: "Обе вы хороши". Ну а третья, на мой взгляд, которая подводит итог всем распрям Союза кинематографистов, принадлежит Шекспиру: "Чума на оба ваших дома".
Мне кажется, Союз кинематографистов в нынешнем виде вообще не нужен. Должны быть очень сильные гильдии с юридическим лицом, такие влиятельные, как в Америке. А Союз должен превратиться в пенсионный фонд, который собирает деньги и поддерживает кинематографистов.
Елена Фанайлова: Давайте все-таки вернемся к кино. Валерий Кичин, может быть, у вас были какие-то радостные впечатления от фестиваля, а не только критические?
Валерий Кичин: Во-первых, я все-таки не согласен с Давидом насчет оценок российских фильмов, которые получили призы. Мне как раз "Петя" тоже нравится, я считаю, что это очень хорошее кино. Я вообще очень рад, что присудив премию этому фильму, фестиваль возвращается к каким-то более нормальным критериям оценок кино. Не только по признаку эстетических поисков, обязательно оголтелых, каких-то уж совсем залихватских, но и потому, что картина о людях, картина, способная к сочувствию. Мне эта картина, повторяю, нравится. Мне очень сложно критиковать решение жюри, потому что каждому из этих режиссеров я симпатизирую, считаю их мастерами, и за каждого в отдельности я очень рад. Но даже в советские времена Московский фестиваль не позволял себе такой группировки "наших" режиссеров, которым всем обязательно дать призы.
Однажды в 1963 году фестиваль нашел соломоново решение, создав три главных приза – для нашей картины, для соцлагеря и для прогрессивного западного кино. Мне кажется, уж лучше так, чем так, как было сделано на этом фестивале. Тем более что там были сильные фильмы в конкурсе: мне нравится болгарская картина, мне нравится венгерская картина. Было о чем говорить. Уровень мне показался чуть более высоким, чем в прошлом году, фестиваль был объективно более интересным. И повторяю - я бы очень этому радовался, если бы к этому не примешивалась горечь за эту беспрерывную ложь.
Ольга Галицкая: Мне кажется, что решение жюри настолько скандально, как будто бы люди задались целью довести ситуацию до абсурда. Давайте дадим до кучи уже всем, и даже маленькой девочке дадим приз за актерскую работу, которая не является актерской работой, потому что девочка в данном случае – наученное режиссером маленькое существо. А приз профессиональный, он не может вручаться ребенку. Просто абсурд. Как будто решили посмеяться.
Юрий Богомолов: Международное жюри было на редкость неавторитетным. Вот обозреватель говорил, что на Карловы Вары ездит много журналистов из других стран, а к нам практически никто из сколько-нибудь знаменитых международных критиков не приезжает. Теперь и не будут приезжать. Надо еще долго будет работать над имиджем Московского кинофестиваля, чтобы, во-первых, давали картины, во-вторых, приезжали критики, и, в-третьих, давали бы согласие на участие в жюри известные кинорежиссеры.
Елена Фанайлова: Нерадостная картина, нарисованная вами, неоптимистическая.
Давид Шнейдеров: На самом деле если влезть в поисковую систему Google и набрать "31-ый Московский международный кинофестиваль", то упоминаний в иностранных средствах массовой информации, на иностранных киносайтах практически нет. Даже самый крупный сайт о кино не упоминает Московский кинофестивал.
Юрий Богомолов: Но судя по липецкому Манифесту, подписанному очень известными кинематографистами, как раз на этот им наплевать. Там другая проблема – очень много идеологической демагогии и "ваты". Но одно там проступает очевидно. И может быть, это ключ к пониманию того, что будет происходить в нашем кинематографе, если все это получит серьезную поддержку. Там подспудно говорится о том, что наша культура – это такая золотая рыбка, которая несколько запуталась в сетях и хотела бы, чтобы государство исполнило три ее желания: господдержка или госзаказ, некая идеологическая "крыша", то есть культ, фетиш государственности как идеологии и ограничение воздействия зарубежной культуры на нашего зрителя. Но что особенно примечательно, как бы постскриптум к этим заявлениям - в заключительный день фестиваля, на закрытии Никита Сергеевич с большой помпой объявил о том, что "сегодня у нас премьера вестернового фильма". А по поводу вестернизации очень много говорилось в липецком Манифесте. Беспрерывная, как Валерий Семенович сказал, ложь, беспрерывное, мелкое, наперсточное лицемерие.
Валерий Кичин: Фестивали мира все-таки служат делу сближения народов. Они для того и международные, чтобы служить какими-то мостами, наводить какие-то связи, взаимопонимание. Московский фестиваль даже на уровне деклараций, которые прозвучали на открытии и на закрытии, ведет дело к тому, чтобы как бы отделиться: у нас свой путь, нам нечего стыдиться, это наш русский фестиваль. Я не против того, что русский фестиваль. Он есть в Сочи, и их очень много у нас. А это международный фестиваль, и он должен быть мостом. И вот этот путь назад, путь от того, чтобы быть средством взаимосвязи, к отделению, мне кажется, очень настораживает.
Елена Фанайлова: Елена Ямпольская сказала, что это нормально, что, в принципе, для страны сейчас, для современного человека нормально заниматься собой.
Елена Ямпольская: Да. И мне хотелось бы добавить. Меня, честно говоря, подобные оценки поражают, потому что те российские фильмы, которые в этом году были в конкурсе... притом, что у меня совершенно разное к ним отношение. Мне не понравилась "Палата номер 6", я считаю, что Карен Георгиевич поставил перед собой какую-то нечеловеческую задачу. Это просто была трасса "Формулы-1", и не сойти с нее, причем очень быстро, он просто не мог. Там сварочные швы совершенно не заделаны, все это на поверхности. И тем не менее. Мне очень понравилась картина Досталя. Я считаю неплохим фильмом "Чудо". И работу "Мелодия для шарманки" многоуважаемой Киры Муратовой. И фильм "Царь" Павла Лунгина, который очень мне не понравился. Тем не менее, все эти пять фильмов российских или имеющих отношение к России я с удовольствием рекомендую всем своим друзьям, знакомым. Когда меня спрашивают: "Надо это посмотреть или не надо?", - я говорю: "Надо, безусловно". Мне ни за один из этих фильмов не стыдно. Я понимаю, что любого умного человека можно отправить в этот кинозал, и он не позвонит тебе потом и не скажет: "Слушай, на какое же это самое ты меня... Зачем мне это надо?". Я понимаю, что там есть над чем думать, там есть по поводу чего испытывать сильные эмоции. И, Боже мой, если это не достижение, если все равно важнее – приедут к нам заграничные критики или не приедут, то, действительно, мы говорим на разных языках. Я не понимаю саму систему подхода, я иерархию ценностей такую не понимаю и не принимаю.
Елена Фанайлова: Думаю, что собравшиеся за этим столом не столько заинтригованы приездом иностранной прессы, сколько престижем страны в интернациональном пространстве.
Елена Ямпольская: Сами себя будем уважать – и они нас будут уважать. С самоуважения это начинается.
Елена Фанайлова: Разные типы патриотизма и, видимо, самопонимания и саморефлексии представлены за этим столом.
Юрий Александрович Богомолов, я знаю, был вдохновлен русской программой Московского международного кинофестиваля.
Юрий Богомолов: Думаю, что самое интересное на этом фестивале – это русская программа молодого кинематографа. И в качестве пролога ко всем цивилизационным, духовным и так далее проблемам был "Петя по дороге в царствие небесное". Действительно, замечательный фильм. Но тот критический анализ, который я прочитал в одной из престижных газет, при всем том, что он, вроде бы, положительный, отдает вульгарным социологизмом. То есть автор думает, что главное в кино – это материал, на котором он снят, и материал, которому посвящен фильм. А все остальное – композиция, ракурсы и прочее – это леса, это что-то внешнее по отношению к этому фильму. И поэтому фильм начинает трактоваться то ли как сталинистский, то ли как антисталинистский. Молодые русские фильмы, при том что к ним может быть много претензий, как раз выходят на другой уровень глубины постижения реальности. Фильм "Сумасшедшая помощь" Бориса Хлебникова, который я считаю лучшим фильмом из всех сегодняшних русских - там как раз есть горизонт, который мог бы составить достоинство других фильмов. Это все не ограничено чисто российскими проблемами, уверяю вас. И поэтому мне кажется, что нет худа без добра. Ну, фестиваль плохой, но есть и некоторая толика добра в этом – это русская программа, которая, кстати, смотрелась зрителями. Действительно, зрители в Доме кино на этих просмотрах заполнили проходы и висели бы на люстрах, если бы люстры были в этом зале, который скоро снесут.
Ольга Галицкая: Мне кажется, что прав был Давид Шнейдеров, сказавший о том, что наше кино существует в параметрах очень архаичных, как будто на дворе не XXI век. Произошло же очень много изменений в киноязыке, технических изменений в том числе. У нас же все делается по старинке, все время изобретается какой-то свой велосипед. Очень хороший фильм Николая Досталя, но не совершенный весьма. А кроме того, он вдруг получил какую-то неожиданную трактовку, совершенно не вытекающую из того, что там показано. Это, конечно, антисталинское кино, но сделанное архаичными способами.
Давид Шнейдеров: Если говорить о фильме Николая Досталя, это, безусловно, кино хорошее с точки зрения подходов 30-летней давности к картинке, монтажу, операторской работе, обработке пленки, проработке сценария. Там многие сценарные линии, линии персонажей самые интересные обрублены и канули в небытие. И когда мы смотрим в конкурсной программе мексиканскую картину, американскую картину, то это другой киноязык, современный. Самым наглядным примером, на мой взгляд, был показ "Белой ленты" Ханеке - фильма, снятого очень просто, без огромного количества компьютерных спецэффектов, рассказывающего об истории страны, без всяких внешних путешествий и так далее, о проблемах страны, о проблемах семьи и так далее. Этот фильм технически сделан совершенно – обработка пленки, монтаж, операторская работа, звук – все то, чего так недостает русским картинам. И что во Франции успешно делает Люк Бессон, который берет современные технологии и накладывает на французскую почву.
Елена Фанайлова: Итак, мы оказываемся на перепутье между необходимостью разговаривать о русской душе и русской судьбе и недостатками технологий?
Давид Шнейдеров: Нет, мы должны разговаривать о русской душе. Мы живем в России, воспитаны на христианской культуре. Мы говорим на русском языке. Мы плоть от плоти России. Мы должны говорить о наших проблемах, о нашей душе. Но мы не должны забывать о той вещи, которая называется "прогресс". Мы должны говорить другим языком, чтобы он был понятен не только нам, но и всему остальному миру. "Болливуд" говорит об индийских проблемах индийским языком. И индийское кино - оно местное. России уже пора выйти из этого местного уровня. Но для этого мы должны использовать современный киноязык.
Ольга Галицкая: Еще одно маленькое замечание по поводу технологий, качества кинопоказа. Скажем, в "Художественном", где показывают для прессы, оно, что называется, оставляет желать. Так много обидных, технически несовершенных вещей, так много нарушений кинопоказа, принятого во всем мире, что половина впечатлений буквально урезается, потому что сделано все это плохо. Кстати, абсолютно совершенный фильм Михаэля Ханеке показывали с очень плохого DVD, что недопустимо на международном кинофестивале.
Елена Ямпольская: Точно так же его показывали на Каннском кинофестивале.
Ольга Галицкая: Нет, люди, которые видели его на Каннском кинофестивале и посмотрели сейчас, говорят, что картинка была серой здесь и очень четкой там.
Елена Фанайлова: Если говорить обо всех проблемах прессы на Московском международном кинофестивале, то мы проговорим еще минут 20. К сожалению, мне кажется, что Московскому международному кинофестивалю все равно, есть у него пресса или нет. Организаторы понимают, что журналисты будут ходить, потому что это их дело, и какие ты условия им ни создавай – плохие, хорошие – все равно все будут ходить и писать про этот кинофестиваль.
Ольга Галицкая: Справедливости ради хочу сказать, что какие-то попытки улучшить условия работы прессы были сделаны.
Валерий Кичин: Например, перенести просмотры (правда, два года назад) из более-менее совершенного кинотеатра "Октябрь" в старый "Художественный", где невозможно смотреть кино.
Ольга Галицкая: Зато это более удобная географическая точка, чем кинотеатр "Октябрь".
Валерий Кичин: Ну, не знаю...
Ольга Галицкая: Значит, надо еще на эту тему думать. Но, к сожалению, у нас нет никакого дворца фестивалей, никаких нормальных площадок.
Елена Ямпольская: Никакие организаторы Московского кинофестиваля не в состоянии нанести такого морального и физического урона прессе, как мы сами друг другу. Меня не перестает изумлять, когда одни журналисты совершенно авторитарным тоном рассказывают другим журналистам, что они неправильно поняли какое-то кино. Из чего я заключаю, что именно те журналисты поняли его правильно, и почему-то абсолютно в этом уверены. Какая-то удивительная вещь происходит: чем либеральнее журналист, тем, видимо, меньше он верит в возможность того, что кто-то просто увидел кино – вот как увидел, так и написал, без задних мыслей, не выясняя, кому этот человек близок, кому он далек, какая там паутина, дадут, не дадут. Понравилось, торкнуло, пробило – пришел, написал. Потом начинаем друг другу рассказывать: "Нет, ты неправ, это совсем не о том, это об этом". Для вас о том, для них об этом. Замечательно! Если фильм вызывает зачастую противоположные эмоции, но всегда сильные, значит, хорошее кино. Что ж мы друг друга позорим, и себя в основном?
Давид Шнейдеров: Такое ощущение, что у нас в стране произошло абсолютное смешение трех понятий: кинокритики, киноведения и киножурналистики. Вот эти три понятия нужно очень жестко разделить. Кинокритика должна быть аргументированной, точной, и кинокритик должен находиться в некой оппозиции к творцам, но она должна быть предметной и профессиональной. Киноведение должно рассматривать фильм в русле мирового кинопроцесса. А киножурналистика должна быть абсолютно либеральной. Это расширенные рецензии с элементами вкусовщины. Да, журналисту понравилось, и никто не имеет права ему сказать "ты неправ". Ему понравилось, и это его личное мнение. Но должен быть кинокритик, который этот фильм профессионально разберет и объяснит, что в нем профессионально хорошего и что в нем профессионально плохого.
Елена Ямпольская: Абсолютно согласна. Существуют широкие, общенациональные издания, рассчитанные на нормального человека, купившего газету в киоске, грубо говоря. Там не место киноведению, глубокой аналитике и так далее, там человеческий подход важнее.
Ольга Галицкая: Но если общенациональные издания позволяют себе программировать зрителя и в директивном тоне указывать ему, как следует понимать фильм, это тоже неверно.
Елена Фанайлова: Каков для вас лично интеллектуальный и эмоциональный итог фестиваля?
Юрий Богомолов: Меня беспокоит вся ситуация как с самим Московским фестивалем, так и с тем фоном, на котором он проходил. Я имею в виду проблемы, связанные с внутрисоюзными делами. И особенно меня беспокоит заявленный в Липецке тренд. Я вот почему обеспокоен. Да, я увидел замечательную, интересную российскую программу русских фильмов. Но эти фильмы как раз и не вписываются в тот тренд, который обозначен в Липецке. Там подписавшие кинематографисты умоляют государство: "Давайте нам денег. Давайте мы определим стратегическое направление нашей деятельности. Давайте мы поставим определенный заслон". А что, вот эти фильмы могут быть истолкованы как стратегическое оружие, которое должно разрушить внутренний мир русской культуры?
Елена Фанайлова: Вы имеете в виду новейшие российские фильмы, которые разрушат русскую культуру?
Юрий Богомолов: Конечно.
Ольга Галицкая: Фестиваль был мне интересен. Меня радовали очень многие фильмы внеконкурсной программы. И конкурс смотреть было тоже интересно. И члены жюри российской критики, представленные за этим столом мною и Давидом Шнейдеровым, нашли как раз зарубежные фильмы, которые стоило бы отметить, что мы и сделали. То есть я считаю, что Московский кинофестиваль должен продолжать жить. Но должен все-таки учитывать то, что это кинофестиваль международный, и не замыкаться на себе.
Валерий Кичин: Я хотел бы пожелать фестивалю, который всем нам очень дорог, превратиться все-таки обратно из частного мероприятия, PR-мероприятия с государственным финансированием в нормальный международный фестиваль, который ориентирован не на то, чтобы создать некий авторитет, а на то, чтобы действительно создать авторитет фестивалю и стране, просто показывая международные фильмы и честно их обсуждая.
Елена Ямпольская: Мне все, что я видела, понравилось, мне это было интересно. А особой радостью для меня является то, что на 31-ом Московском международном кинофестивале никак, на мой взгляд, не отразился недавний конфликт в Союзе кинематографистов. И победа Николая Досталя безусловное тому подтверждение.
Давид Шнейдеров: Мне кажется, что достаточно странно было бы избрать Московский кинофестиваль местом сведения счетов. И меня ни порадовало, ни огорчило, для меня это было нормой, что Московский фестиваль не стал местом сведения счетов между двумя противоборствующими группировками в Союзе. И к счастью, это осталось за фестивалем. Потому что, как ни крути, бойкотировали звезды открытие и закрытие, не бойкотировали - зрители этого не заметили. Простым зрителям глубоко плевать на распри кинематографистов. Мне очень хочется, чтобы, как правильно сказал Валерий, Московский фестиваль стал действительно международным, чтобы мы вернули себе тот престиж, когда в Москву было престижно ехать и звездам, и журналистам. И зрители, которые приходили бы на сеансы, могли бы видеть не только своих соседей, но могли бы встречать звезд, могли бы увидеть этих актеров. Потому что по сути люди на фестиваль идут не только смотреть кино - они еще хотят посмотреть на тех живых людей, которые это кино создают. Я действительно хочу, чтобы мы стали международным кинофестивалем в высшем смысле этого слова.
Елена Ямпольская: Не может быть такой ситуации, чтобы в Россию ехать никому не хотелось. Это было бы непрестижно и неинтересно, но почему-то людям хотелось бы ехать именно на Московский международный кинофестиваль. Я думаю, только с ростом престижа страны в целом возможен рост престижа кинофестиваля.