Дмитрий Волчек: 4 августа исполнилось 150 лет со дня рождения Кнута Гамсуна. Кульминационным событием юбилейных торжеств (а 2009 год объявлен в Норвегии годом Гамсуна) стало открытие культурного центра в день рождения писателя. Гамсун был великим романистом, но он приветствовал немецкую оккупацию Норвегии, встречался с Гитлером и отправил в подарок Геббельсу медаль, полученную от Нобелевского комитета: создатели экспозиции гамсуновского центра не забывают об этом. О том, как вспоминают Гамсуна на его родине, рассказывает Сергей Джанян.
Сергей Джанян: На север страны, в деревню Хамарой, где Гамсун провел детство и большую часть своей творческой жизни, съехалось множество поклонников его творчества, а тему программы культурных мероприятий задал роман “Бродяги”, созданный Гамсуном в 1927 году. В церемонии открытия принимала участие норвежская кронпринцесса Метте-Марит, под чьим патронажем проходит юбилейный год.
О здании Центра Гамсуна следует сказать особо. Шестиэтажная башня высотой в 23 метра была создана по проекту американского архитектора Стивена Холла, а её строительство обошлось в 24 миллиона долларов. В музее разместилась экспозиция, рассказывающая о жизни и творчестве писателя, а также залы для проведения семинаров, спектаклей и просмотра фильмов. При этом устроители музея подчёркивают, что не собираются обходить стороной вопросы, связанные с политическими взглядами гениального романиста. Cоветник по культуре провинции Нурланд Марит Теннфьорд.
Марит Теннфьорд: Полагаю, что мы не должны ничего заметать под ковёр. Совсем наоборот. Для Гамсуна не было бы большего комплимента узнать, что и сейчас люди находят его “неудобным на грани невыносимого”, чем если бы мы удовлетворились комфортным для восприятия, но далёким от реальности имиджем. Полемика, связанная с личностью Кнута Гамсуна сделала писателя уникальным инструментом, с чьей помощью может быть прочитана история. И Центр Гамсуна представит его творчество в литературном, историческом и культурном контекстах.
Сергей Джанян: По информации газеты “Aftenposten”, на проведение года Гамсуна было выделено в несколько раз меньше денег, нежели было потрачено в прошлом году на юбилей другого знаменитого норвежца - драматурга Хенрика Ибсена. При этом, как пишет газета, не удалось найти ни одного частного спонсора, поскольку и сегодня многие в Норвегии считают, что человек, называвший Гитлера “борцом за человечество” и “реформатором высшего класса” всенародных почестей недостоин. Норвежский писатель Пер Петтерсон.
Пер Петтерсон: Да, Кнута Гамсуна надо читать обязательно. По-прежнему надо преподавать его произведения в школе. Однако называть улицу или площадь в честь того, кто поддерживал нацистов, нельзя. Нельзя ставить ему памятник. Знаете, что я думаю? Мне сейчас пришло это в голову - нужно дать улице имя одного из гамсуновских героев.
Сергей Джанян: И, тем не менее, Кнут Гамсун - по крайней мере, на официальном уровне, реабилитирован. К круглой дате почтовое ведомство Норвегии выпустило марку, а Государственный банк страны - юбилейную монету с изображением писателя. Кроме того, издательством “Гюлдендаль” выпущено девять томов первого полного собрания сочинений Гамсуна.
К этому следует добавить, что жители южно-норвежского городка Гримстад, неподалёку от которого находится усадьба Нерхольм, где супруги Кнут и Мария Гамсун провели последние годы жизни, решили увековечить память писателя, переименовав в его честь центральную городскую площадь. А открытие первого в мире памятника Кнуту Гамсуну состоялось буквально на днях в Гудбрандсдалене, откуда писатель родом. Норвежский скульптор Скуле Ваксвик начал свою работу над монументом ещё двадцать лет назад, однако лишь сейчас стало возможным представить его творение на суд публики. “Я готов к тому, что памятник могут разбить, осквернить или сделать ещё что-либо в подобном духе – но стараюсь отогнать эту мысль от себя подальше”, – говорит автор скульптуры.
Дмитрий Волчек: Норвежский писатель был кумиром в России в начале прошлого столетия, и в любви к нему объединились русские писатели из совершенно разных лагерей, и символисты, и почвенники, и даже футуристы-заумники. О том, как Гамсуна воспринимали в России в разные времена, я попросил рассказать Наталию Будур, автора биографии писателя, недавно вышедшей в серии “Жизнь замечательных людей”.
Наталия Будур: Любовь к Гамсуну в России послужила, в дальнейшем уже, толчком к признанию Гамсуна в Норвегии, на его родине. Россия и Германия – две страны, в которых Гамсун всегда был любим и почитаем, где всегда ему платили гонорары, что для писателя было очень важно. И Гамсун очень любил Россию - прежде всего, Достоевского. А русские писатели платили ему той же самой монетой. Пришел он к нам с “Голодом”. Это его первый роман. Он был переведен в конце 19-го века на русский язык и после этого наступил настоящий бум Гамсуна. В 1910 году вышли три полных собрания сочинений, и они были тут же распроданы. А агент Гамсуна в России, норвежец русского происхождения Левин, писал писателю, что его книги продаются как горячие пирожки. И совершенно невероятный был тираж - полмиллиона экземпляров. Для 1910 года это невероятно, это невероятно и для нашего времени, пожалуй, сравнимо только с коммунистическими временами. Гамсуна издавали до 1939 года, благодаря Максиму Горькому, который Гамсуна любил, всегда считал идеалом, во многом с ним соревновался и призывал своих студентов отделять его творчество от взглядов. В том же самом 1910 году выходит первая прижизненная биография Гамсуна на русском языке. Мария Павловна Благовещенская, переводчик Гамсуна, написала ее. Она специально ездила в Норвегию. В своей книге она делает очень неожиданный вывод, она пишет, что норвежцы не могут понять Гамсуна, потому что это очень веселая, сытая и беззаботная нация. Только бедная и голодная России, много страдающая, понимает такого великого психолога, каким был Кнут Гамсун. Вот такое неожиданное объяснение.
Дмитрий Волчек: Поразительное открытие вы сделали: это влияние Гамсуна на Алексея Крученых.
Наталия Будур: На самом деле, если исследователь может чем-то гордиться, то вот это как раз гордость такого рода, потому что никто из скандинавистов, которые много писали о связи Гамсуна и Пришвина, Гамсуна и Достоевского, не обратил внимание на Крученых и на Шкловского. Потому что как раз футуристы, которые играли с языком, придумывали новый язык, взяли Гамсуна за образец. Тот же самый “Голод”, где Гамсун выдумывает новые слова типа “кубоаа” - это символ нового искусства. И Алексей Крученых в своем манифесте зауми как раз обращается к эксперименту Гамсуна. Но самое удивительное, что когда в феврале был открыт год Гамсуна в Норвегии, выставка, которая проходила в Национальной библиотеке в Осло, была как раз сделана по первым произведениям Гамсуна, и она тоже называлась “Кубоаа”. Так что у Крученых и у Национальной библиотеки в 2009 году есть общий проект.
Дмитрий Волчек: Гамсун повлиял на российских писателей, а влияли ли они на него? Достоевский, которого вы упомянули, а кто еще?
Наталия Будур: Лев Толстой. Гамсун всегда восхищался Толстым и считал, что он один из великих писателей, наряду с Достоевским, но в письмах Гамсун писал, что Толстой все-таки очень реалистичен и идет в неправильную сторону. Очень интересная история произошла у Гамсуна с Достоевским. Гамсуна обвинили в плагиате Достоевского, когда он написал новеллу “Азарт”, и Гамсуну пришлось очень долго оправдываться, потому что новелла была написана в то время, когда “Игрок” Достоевского не был переведен на норвежский, еще не существовал перевод на английский, так что Гамсуну было неоткуда взять идею, кроме как из воздуха. Он взял эту идею, написал очень близкую по сюжету новеллу “Азарт”, и когда ее должны были опубликовать, Гамсун прочел в этот момент роман Достоевского, и тут же попросил отменить публикацию. Но это уже сделать было невозможно, газета вышла, разразился дикий скандал, и Гамсун всю жизнь оправдывался, причем оправдывался не в печати, он считал это ниже своего достоинства, а в письмах к своим переводчикам, в частности, к той же Марии Павловне Благовещенской. Он писал, что у них с Достоевским был общий опыт игры, Гамсун был тоже игроком, именно этот опыт он и использовал, и неожиданно он претворился в новеллу. Новелла позднее была переделана, и сейчас она существует на русском языке в переводе Бальмонта, называется “Отец и сын”.
Дмитрий Волчек: Гамсун приезжал в Россию один раз, и опубликовал путевые заметки?
Наталия Будур: Он приезжал через Финляндию, потом приехал в Санкт-Петербург, в Москву, и дальше поехал на Кавказ. Удивительные заметки, потому что видно, насколько открытый человек, насколько он непосредственно реагирует на все, что происходит вокруг него. Он с таким восторгом описывает Кремль, в котором он побывал, ресторан, в который он зашел и где ему дали щи. Он ни слова не понимает по-русски, но, тем не менее, умудряется объясняться с людьми, с которыми он встречается на улице, и получает от этого чисто детское удовольствие. И читать даже сейчас, через много лет, это очень интересно. И еще очень интересно, что через сто лет после его путешествия по его маршруту проехали два норвежских журналиста и тоже описали свое путешествие. «Путешествие в сказочную страну сто лет спустя» называется.
Дмитрий Волчек: Наталия Валентиновна, вы сказали, что ему платили гонорары в России, но я узнал из вашей книги, что очень многие переводы были, как бы мы сейчас сказали, пиратскими, что, конечно, Гамсуна раздражало, и даже возник конфликт между двумя его переводчиками на русский.
Наталия Будур: Это история очень интересная. Это история об актрисе первого МХАТа Марии Николаевне Германовой и известном переводчике, считающемся одним из лучших переводчиков на русский язык со скандинавских языков, Петре-Эмануэле Ганзене, датчанине по происхождению. Самое удивительное, что тут оказалась замешана еще и любовь. Потому что Мария Николаевна Германова, которая играла в МХАТе Элину в пьесе Гамсуна “У врат царства” (или “У царских врат”, как это иногда переводят) заочно влюбилась в Гамсуна, поехала к нему, привезла с собой шкатулочку, полную папирос, и смогла добиться встречи с Гамсуном, хотя очень многим он отказывал, в том числе Ольге Книппер-Чеховой. И когда она пришла к нему, ей открыла дверь будущая жена Гамсуна Мария Андерсен, тоже актриса, игравшая Элину в пьесе “У врат царства”. И когда Мария Германова увидела Марию Андерсен, она очень расстроилась, потому что она поняла, что ей, что называется, ничего не светит. И она встретилась с Гамсуном, рассказала ему о своей роли, о своей любви к его пьесам, и посетовала на то, что Эмануэль Ганзен, очень мало уделяет внимания особенностям стиля и языка Гамсуна, а переводит его как Ибсена. И Мария Гамсун в своих воспоминаниях пишет, что для писателя это было самое ужасное, что не сохраняются особенности его стиля. Поэтому последовало гневное письмо Немировичу-Данченко, в котором Гамсун просит заменить Ганзена на кого-то другого и упоминает Марию Германову, которая, надо сказать, была не только замечательной красавицей, но еще и невероятно образованным человеком, знала несколько языков, в том числе и санскрит, и знала скандинавские языки. И Гамсун предлагает ее в качестве своего переводчика. Но поскольку у МХАТа и у “Знания”, которое получило эксклюзив на издание произведений Гамсуна на русском языке, был договор с четой Ганзенов, то, конечно, уже отменить они не могли. Ганзены сделали перевод, Гамсун его не авторизовал, не подписал. И перевод был заказан, поскольку Германова явилась катализатором неприятностей, не ей, а Раисе Тираспольской, чей перевод был очень плох. Пришлось два раза платить за перевод. Правда, пьеса во МХАТе прошла с оглушительным успехом, в основном, благодаря игре актеров, остались совершенно замечательные воспоминания Игоря Качалова. И когда перевод Тираспольской все-таки был опубликован в издательстве “Знание”, то вышел скандал, потому что критика очень резко высказалась против перевода, Гамсуну это было неприятно, и все закончилось очень печально, потому что, мало того, что произошла неразбериха с переводами, оплатами переводов и авторским гонораром, так еще и издательство решило не связываться больше с переводами произведений такого скандального автора и через три года знание разорвало контракт с Гамсуном. Он остался без гонораров, а книги продолжали выходить пиратским образом.
Дмитрий Волчек: Переводили его и знаменитые символисты, и я читал когда-то Гамсуна в издании Маркса - это одно из собраний сочинений 1910 года, которые вы упомянули. Балтрушайтис, конечно, знал норвежский, а Бальмонт с норвежского переводил или с подстрочника и, вообще, хороши ли эти переводы, на ваш взгляд?
Наталия Будур: Балтрушайтис, конечно, хорош. “Голод” никто лучше Балтрушайтиса не сделал, и это признают, безусловно, все, хотя есть другие переводы. С моей точки зрения, балтрушайтисовский перевод лучше всего. Он знал норвежский. Что касается Бальмонта, то это тоже очень интересная история, потому что он утверждал, что знает 50 языков. Судя по всему, норвежский он немножко знал, потому что он был в гостях у Гамсуна, остались его воспоминания о том, что Гамсун рассказывал ему о своей поездке в Америку, и Бальмонт сравнивает Гамсуна с бенгальским тигром, который метался по комнате, рассказывая о просторах прерии. И это наверняка происходило, хотя мы не знаем, был разговор по-норвежски или по-английски. В других источниках упоминается, что Бальмонт очень любил вспоминать, как они с Гамсуном приставали на улице к норвежским девушкам. Достоверно известно, что когда Бальмонт уехал из России в 1925 году, он отправил письмо Гамсуну (который никогда не любил коммунистов, если не сказать, что терпеть не мог и всегда выступал против), о том, что в России совершенно невозможно стало писать, что у писателей нет духовной свободы и попросил Гамсуна выступить с обличением. Писатель ничего ему не ответил, сделал вид, что не получал письма. И Бальмонт писал Шмелеву уже, что очень недоволен этим и что он рассчитывал на поддержку Гамсуна. Вот такой сюжет, свеянный с Бальмонтом и Гамсуном.
Дмитрий Волчек: А с какими-то еще русскими эмигрантскими писателями были у него контакты, ведь тот же Балтрушайтис уехал и многие другие, разумеется?
Наталия Будур: Вы знаете, Гамсун был не очень легким человеком, и как раз в тот момент, когда была Германова в Осло, Гамсун женился на Марии Андерсен и одним из условий, которое писатель поставил своей будущей жене, было, что она бросает сцену и уезжает с ним в деревню. И это действительно было так. Он жил в изоляции. К тому времени он начал постепенно терять слух. Через 15 лет это стало уже непреодолимым препятствием для общения - он очень стеснялся, что ему надо кричать в ухо, и круг людей, с которыми он встречался и общался, он был очень ограниченный. В воспоминаниях Марии Гамсун есть отрывок о том, что Гамсуну приходило невероятное количество писем не только из России, но со всего мира, и он не хотел на них отвечать, просто не хотел терять время, которое он потратит на написание книг. Он просто царапал ей какие-то короткие замечания вроде “Я не достопримечательность”, “Не хочу встречаться”, “Занят”, “Болен”, а уж она должна была облекать это в более приличную форму и писать ответ. Правда, в исключительных случаях, например, Горькому, Немировичу-Данченко или Пятницкому, своему издателю во времена “Знания”, Гамсун отвечал сам, но это был исключительный случай.
Дмитрий Волчек: Я читал в воспоминаниях Туре Гамсуна о том, как ему прислали из Советского Союза шкатулку, из Союза писателей, (видимо, палехскую), с надписью, что вот доказательство, что в Советском Союзе умеют делать произведения искусства. Это в ответ на его реплику о том, что при большевиках искусства не может быть.
Наталия Будур: Гамсун ненавидел коммунизм и большевизм, он считал, что это разрушит искусство, но, тем не менее, он очень радовался, когда до войны выходили его произведения, и даже в последней книге “По заросшим тропинкам” он пишет о том, что Россия - великая страна.
Дмитрий Волчек: Я слышал, что Молотов просил норвежцев не казнить Гамсуна. Это правда или вымысел?
Наталия Будур: Очень хорошо, что вы задали это вопрос, большое спасибо, потому что у нас будет впервые за много лет большая международная конференция 7-го и 8-го октября в ЦДЛ. Это делает посольство Норвегии вместе с Союзом писателей. В частности, будет Ингар Шлеттен Коллоэн - автор последней норвежской биографии Гамсуна в двух томах, который очень много внимания уделяет как раз встрече Молотова с тогдашним премьер-министром. Якобы, когда Молотов узнал о том, что Гамсуна будут судить как нацистского преступника, он сказал, что этого делать не надо, поскольку Гамсун - его любимый писатель. На что ему сказали: “вы слишком мягки, мистер Молотов”. Но вот документальных подтверждений у нас нет, и сам Коллоэн пишет о том, что это известно из мемуаров одного дипломата, который слышал об этом от другого дипломата, который находился рядом во время переговоров Молотова с норвежским правительством. Так что легенда такая действительно существует, но мне все-таки кажется она немножко сомнительной, потому что нет ни документальных подтверждений этому, нет ничего ни в мемуарах Марии, ни мемуарах Гамсуна, ни сыновей его. А, надо сказать, что все члены семьи Гамсуна оставили мемуары, не только сыновья, но и невестки. Совсем недавно был сделан документальный фильм, в котором внучка Гамсуна рассказывала о жизни семьи после смерти деда.
Дмитрий Волчек: Могу подсказать одну тему для гамсуноведов - это параллели в его судьбе и судьбе Солженицына. И по темпераменту они похожи, и болезнь неизлечимая, от которой они излечились - чахотка и рак, и преданность крестьянскому делу, и неприязнь к либералам, и борьба с искажениями родного языка, и страсть к уединению. Множество интереснейших параллелей.
Наталия Будур: И, даже, поздняя женитьба. И многочисленное потомство. Так что, конечно, параллелей очень много. На конференции будет выступать Алексей Николаевич Варламов, наш известный писатель и профессор Московского университета, который будет рассказывать о Гамсуне и Пришвине. Мы все знаем книгу Пришвина “За волшебным колобком”, но, оказывается, что есть еще совершенно замечательные дневниковые записи о Гамсуне, которые до недавнего времени не попадали в круг интересов скандинавистов и, что самое интересное (для меня это тоже было открытие), Пришвин, как и Гамсун, которого он очень любил, сочувствовал немцам до войны. Мы не знаем, что Пришвин думал по поводу Гамсуна, потому что его военные дневники еще не опубликованы, и исследователи не имеют к ним доступа. Так что это тоже одна из тем, которая ждет своего исследователя.
Дмитрий Волчек: Наталия Валентиновна, последний вопрос: как читать Гамсуна в 21-м веке? Думаю, что сейчас он может привлечь читателей, которых волнуют экологические проблемы, ведь он очень близок к тому, что называется Зеленым движением, с тем исключением, что он был правый, конечно, а не левый, как большинство зеленых.
Наталия Будур: Это, конечно, очень спорно, потому что он был зеленым, но при этом был одним из первых, кто купил автомобиль и с удовольствием на нем раскатывал по Норвегии. Вы знаете, я уйду немножко в сторону от вопроса, но мне кажется это тоже очень важным, потому что у нас существует тенденция классиков мировой литературы - и своих, и западных - представлять в виде некоей статической фигуры. А ведь они совершенно живые. Так вот Гамсун не только любил раскатывать на автомобиле, но он еще обожал детективы, и когда наступала его юбилейная дата, он непременно усаживался в автомобиль, переодевался (по воспоминаниям сына, даже хотел сбрить усы), и они отправлялись с семьей путешествовать по Норвегии, чтобы, как в хорошем детективе, их не узнали, не нашли и не смогли поздравить с юбилеем – он терпеть этого не мог. Я бы хотела сказать еще вот о чем. Поскольку год Гамсуна отмечается по всему миру очень широко, то посольство Норвегии приготовило особую программу празднования Гамсуна в России. Я уже сказала о том, что 7-го и 8-го октября в ЦДЛ будет международная конференция, а 6-го в фойе МХАТа открывается совершенно уникальная выставка - “Гамсун и МХАТ” - где будут представлены не только уникальные документы и письма Гамсуна, но еще, например, знаменитое ламановское платье, которое было сделано для Книппер-Чеховой, для одной из гамсуновских ролей. Его так и называют - “знаменитое красное ламановское платье”. А в конце ноября пройдет выставка иллюстраций норвежского художника в Музее декоративно-прикладного искусства. Так что мне было бы очень приятно, если бы наши сограждане пришли посмотреть на Гамсуна и, может быть, что-то для себя почерпнули.
Дмитрий Волчек: Разговор о норвежском писателе продолжает Александр Генис
Александр Генис: Роман “Голод” заполняет паузу между Достоевским и Кафкой. Герой книги отчетливо напоминает Раскольникова, Христиания – Петербург, стиль – истерику. Гамсун, однако, укрупнил масштаб, убрав посторонних и второстепенных. Из-за этого прямо на глазах читателя сгущенный психологизм Достоевского становится новым течением – экспрессионизмом. Текст – это отражение окружающего в измененном, как теперь говорят, сознании авторского персонажа. Даже заболевший пейзаж заражается его измождением: “Осенняя пора, карнавал тления; кроваво-красные лепестки роз обрели воспаленный, небывалый отлив. Я сам чувствовал себя, словно червь, гибнущий среди этого готового погрузиться в спячку мира”.
Мы не знаем, кто и почему решил “заморить” этого “червячка”, потому что, Гамсун, убрав социальные мотивировки бедствия, сосредоточился на физиологическом конфликте. Стоя на пороге смерти, герой от страницы к странице на протяжении всей книги продлевает пограничное существование. И это роднит “Голод” с “Голодарем”, и Гамсуна с Кафкой. Первый начал там, где второй закончил. “В борьбе с миром, - непонятно писал Кафка, - мы должны dстать на сторону мира”. Возможно, потому, что лишь истощаясь, жизнь приоткрывает последние тайны.
В Америке “Голод” издают с предисловием Башевица-Зингера, который назвал книгу необходимым чтением, ибо “это –первый в мире модернистский роман”. В России Гамсуна любили просто так - как своего, как гения литературы, названной Пришвиным “почти родной”. Он же говорил, что “европейскую культуру так не обидно принять из рук стихийного борца за нее, норвежца”. Но в главной, удостоенной в 1920-м году Нобелевской премии книге Гамсуна “Соки земли” нет культуры – одна природа. В этом опусе он, после своей ранней экстатической прозы, сделал шаг не вперед, а назад – к заре человека.
“Соки земли” - идиллия и миф, северная Книга Бытия, заново рассказывающая историю Адама и Евы, но со счастливым концом. Герой книги, пришедший ниоткуда и начавший с самого начала Исаак “звероват и груб голосом”, но он - редчайший в нашей литературе - образ не страдающего крестьянина: Исаак “любил выпавший на его долю жребий”. Гордый своей силой и славный своим подвигом, он возделывает землю, пустую, как в первые дни творения. Преобразование природы в хозяйство – величественная мистерия. Написать ее мечтают все почвенники, но никому, пожалуй, не удалось это сделать с таким органичным, вписанным в природу ритмом. В конце книги, на ее последней странице, Гамсун, не выдерживая собственного эпического лада, объясняет замысел, резюмируя: “Выходец из прошлого, прообраз будущего, человек первых дней земледелия, отроду ему девятьсот лет, и все же он сын своего века”.
Век, однако, был двадцатым, и Гамсун его не понял. Он поверил в фашизм, потому что нашел в нем общие с его творчеством корни: ретроспективную утопию. Мечтая вернуться к исходному уравнению – свободный труженик на доброй земле, Гамсун увидел в фашистах альтернативу цивилизации. И был, к несчастью, прав. Об этом до сих пор трудно говорить, особенно, вспоминая, как великий писатель подарил свою Нобелевскую медаль Геббельсу.
Гамсун никогда не знал немецкого, зато он выучил английский и не любил страны, где на нем говорят. Изъездив в юности мир, писатель хотел одного - вернуть нас домой, на землю. Он выбрал неверный путь, и Норвегия смогла простить своего лучшего прозаика только сейчас, в дни юбилея. Рано или поздно, это должно было произойти, потому что Север кажется немым без Гамсуна.