Иван Толстой: Разговор о новом, о прошедшем, о любимом. Мой собеседник в московской студии – Андрей Гаврилов. О культуре - на два голоса. Здравствуйте, Андрей!
Андрей Гаврилов: Добрый день, Иван!
Иван Толстой: Сегодня в программе:
Юбилей Гнута Гамсуна в эссе Бориса Парамонова
Переслушивая Свободу: Гайто Газданов о Наполеоне
Право на Галича: продолжение дискуссии
Россыпь культурных новостей и музыкальные записи. Что у вас сегодня припасено, Андрей?
Андрей Гаврилов: Сегодня мы будем слушать музыку в исполнении одного из живых классиков отечественного джаза Георгия Гараняна.
Иван Толстой: Андрей, какие культурные дискуссии последнего времени привлекли ваше внимание?
Андрей Гаврилов: Вы знаете, произошло событие, которое мне довольно сложно классифицировать, я до конца не понимаю, к чему оно относится, может быть, вы мне в этом поможете. 25 августа была торжественно открыта, после годичной реконструкции, станция московского метро “Курская-кольцевая”. До ремонта ее вестибюль украшали две строки из советского гимна в одной из старых редакций, а именно: “Сквозь грозы сияло нам Солнце свободы, и Ленин великий нам путь озарил”. После реконструкции и ремонта пассажиры могут радостно знакомиться с другим вариантом этих старок: “Нас вырастил Сталин на верность народу на труд и на подвиги нас вдохновил”. Кстати, в этом варианте, как и во всех тех, которые я встречал по молодости лет напечатанными на обложках тетрадей и в учебниках, нет запятых, поэтому, в общем, на что нас Сталин вырастил, а на что вдохновил, мне, честно говоря, так до конца и непонятно. Но это бог с ним, это, наверное, мои сложности. Мне интересно другое. Вот то, что произошло, это относится к ведомству культуры, к реставрации исторической правды, восстановлению чего-то, или же это относится исключительно к политике, как вы считаете, Иван?
Иван Толстой: Вы знаете, Андрей, вообще-то я решительно против возвращения советского гимна. Я против возвращения красного знамени, я против возвращения всей советской символики, потому что она тянет за собою не просто слуховые образы, она тянет за собой идеологию. Идеология после этого паровоза не в первом, не в пятом, но в каком-то девятом вагоне едет, поэтому поддержание вообще советской памяти у населения есть поддержание и советской идеологии, и психологии, и философии, и житейских всевозможных представлений, и так далее. Короче говоря, это, безусловно, связано с мировоззрением, которое долго еще будет жить, даже если и всего лишь тлеть.
Но мне почему-то кажется, что в данном случае со станцией “Курская” мы имеем некий, если не культурный факт, то все-таки факт политической истории, политической – да, но истории. Это некое чучело льва, против которого я, лично, ничего не имею. Вот сам себе противоречу - флага не хочу, гимна не хочу, а строки про товарища Сталина не вызывают во мне ни ужаса, ни какого бы то ни было трепета.
Я себе все время представляю такую ситуацию. Вот мой внук спрашивает меня: “Дедушка, а как выглядел сталинизм в повседневной жизни?”. Слава богу, он таких вопросов не задает, и так вопрос вообще не ставит. Но вот если бы поставил теоретически, что бы я ему ответил?
Я вспоминаю ситуацию со своей дочерью, которая была лет 28 назад. Мы шли с ней мимо памятника Дзержинскому в тогдашнем Ленинграде, она спросила меня, кто это, и на мой ответ задала следующий вопрос: “Он был хороший или плохой?”. В эту секунду я понял, что нужно говорить ребенку правду. С это секунды мы с моей дочерью друзья, потому что я ничего от нее не таю. Я сказал, какой мерзавец был Феликс Эдмундович, и что он, собственно, сделал. У меня были некоторые сомнения, я думал она ужаснется, впадет в депрессию. Ничего подобного, ни фига. Все было совершенно воспринято нормально, ну, как воспринимает человек в пять лет. Так вот, если бы не было памятника Дзержинскому, у нее не возникло бы вопроса о том, кто это акой, если бы не возник вопрос, кто это такой, это был бы такой манкуртизм, это было бы вычеркивание отечественной истории из ее сознания.
Историю вычеркивать нельзя, потому что тогда непонятна трагедия, случившаяся с тем или иным народом. Тогда непонятно, почему мы живем так, а не иначе. Я все это переношу на надпись, на цитату о товарище Сталине. Пусть она будет, она несет определенную эстетику того времени, а эстетика вещь исключительно говорящая, особенно эстетика архитектурная, декорационная. Стоят сталинские высотки и очень много чего говорят об эпохе, о стиле, о нравах, о вкусах, и эта надпись, я уверен, тоже будет очень многое говорить. Так, внучок, было и если ты хочешь правильно понимать этот мир, адекватно, в его истинных историко-политических пропорциях, полюбуйся, как было.
Повторяю, это чучело льва, он больше не кусает и не рычит, но он страшен и надо понимать, что этот страх был, если ты хочешь быть человеком, умеющим отвечать себе на вопросы истории и на вопросы жизни. Вот такое мое мнение, Андрей.
Андрей Гаврилов: Вы знаете, Иван, я позволю себе украсть ваши образы и, не споря с вами, тем не менее, чуть-чуть подискутировать. Я это воспринимаю не как чучело льва, я это воспринимаю как маленького львенка, который, если и не симпатичен, то, по крайней мере, кажется неопасным. Но не дай бог ему вырасти. Я считаю, что, конечно, конкретный случай, когда ваша дочь увидела каменный истукан, памятник Дзержинскому, он пошел и вам, и ей на пользу, но мне представляется, что это не единственный способ рассказывать детям об истории и, в конце концов, насколько я знаю, в Германии памятников Гитлеру нет, показав которые или указав на которые можно было бы объяснить, что Гитлер - бяка. Я считаю, что, да, конечно, и это как бы восстановление изначального облика станции, потому что эта цитата появилась, дай бог памяти, по-моему, в 1950 или 51-м году, когда станция “Курская” была открыта, и она была снята или заменена после ХХ или даже ХХII съезда КПСС. Но я не считаю, что то, что происходит, это удел чисто истории. Давайте сначала вытравим из себя не только память, но и восхищение теми годами, которые присутствуют в нашем обществе, давайте вытравим из себя восхищение сильной рукой и великим талантом менеджера Иосифа Виссарионовича, давайте мы из себя вытравим то, что делит народ на две части, читающий народ я имею в виду, когда внук Сталина подает в суд на “Новую газету”, которая посмела очернить память его великого деда и народ делится на две группы - кто за, а кто против. Вот когда мы все это из себя вытравим, когда Иосиф Виссарионович будет злодеем не хуже Александра Македонского, Нерона или Калигулы, то есть когда он будет далеко в прошлом, давайте восстанавливать историческую правду. Давайте восстановим эту надпись, зная, что в лучшем случае она вызовет непонимание или усмешку. А так пятилетний внук, пятилетний сын или будущий пятилетний человек пройдет по этой станции и, не зная ничего, и не догадавшись задать вопрос, поймет точно, что нас вырастил Сталин, и с этим он будет жить и дальше.
Иван Толстой: Андрей, дискуссия эта, конечно, бесконечна, я просто считаю, что не надо падать ниц ни перед кем - ни от восхищения, ни от ужаса. Но давайте ехать дальше и перейдем к другому знаменитому человеку, тоже полному всевозможных противоречий и тоже исторической фигуре, которая, между прочим, хотя и отодвинута на 200 с лишним лет назад, тем не менее, вызывает острейшие дискуссии в одной из самых прекрасных стран на свете - во Франции. Я имею в виду, конечно же, Наполеона. О нем, о двухсотлетии, которое приходилось на 1969 год, рассказывает наш бывший сотрудник, знаменитый писатель Гайто Газданов.
Гайто Газданов: 1969 год во Франции - это год Наполеона. По официальным историческим данным Наполеон родился на Корсике, в Аяччо, 15 августа 1769 года, через год после присоединения Корсики к Франции. Однако, по другим сведениям, он родился в феврале 1768 года, и если это так, то он не француз, а итальянец. Но это, в конце концов, не так важно для оценки Наполеона. По приблизительным подсчетам, об императоре французов написано около 180 тысяч книг самых разных авторов. Совершенно естественно, что тому, кто решил бы написать еще один сколько-нибудь полный труд о Наполеоне пришлось бы посвятить этому всю свою жизнь, и на такой героический подвиг нелегко найти охотника. Что интересно в наполеоновской эпопее для наших современников это, однако, не перечень военных побед Наполеона, а то что, во-первых, он сделал Францию, которая перешла незадолго до этого от феодальной монархии к революционной хаотичности и террору, Наполеон сделал Францию страной, где были сильны государственные начала и был введен знаменитый Наполеоновский кодекс, труд в своем роде непревзойденный. Наполеон настолько был занят заботой о внутренней организации Франции, что не забывал об этом нигде, и декрет о Театре Французской Комедии он подписал в Москве чуть ли не накануне катастрофического отступления из России французской армии, отступления, от которого ни Франция, ни Наполеон никогда не могли оправиться, и которая предрешила гибель Наполеоновской Империи. Но другим, не менее важным последствием наполеоновской эры было то, что в борьбе против французов возникла и созрела идея объединения таких стран как Германия и Италия, то есть начало современной Европы. В конце концов, это были первые шаги на том пути, который потом, через полтораста лет привел европейские страны к идее общего рынка и объединения. В довольно бледной статье “Большой Советской Энциклопедии” про Наполеона сказано, что он был “буржуазным политическим деятелем” и потом, став сначала консулом Французской Республики и затем Императором французов, “способствовал развитию буржуазного военного искусства”. Следует ли после этого полагать, что Кутузов противопоставил буржуазному военному искусству Наполеона другое искусство, не буржуазное? Энциклопедия этого не уточняет. Гораздо лучше и выразительнее конец наполеоновской эпохи резюмирован в “Британской Энциклопедии”, где сказано так: “Империя Наполеона, основанная на успехах и победах, не могла пережить поражение”. Поражение - это сначала Бородино, потом Ватерлоо. Моральный облик Наполеона, конечно, вызывает множество отрицательных комментариев. Начиная от казни герцога Энгенского, про которого Талейран сказал “это хуже, чем преступление, это - ошибка”, и кончая жестоким стеснением демократической свободы во Франции, где печать и книги контролировал Фуше, одна из самых мрачных фигур того времени, царствование Наполеона далеко не было идиллическим, и ни у кого не было столько восторженных поклонников, как у него. Достаточно упомянуть Гете, Гейне, написавшего знаменитое стихотворение “Во Францию два гренадера”, положенное на музыку Шумана, Лермонтова, который, обращаясь к французам, писал:
Среди последних битв, отчаянных усилий,
В испуге не поняв позора своего,
Как женщина, ему вы изменили.
И, как рабы, вы предали его! ...
Теперь все это отошло в далекое прошлое, но для наших современников история Наполеона это незабываемый исторический урок. Другой вопрос : был ли он человеком, который управлял событиями, с которыми связано его имя, или он был оружием тех исторических сил, которые предопределили дальнейшее развитие Европы ? Об этом, кончено, можно спорить до бесконечности, но во всяком случае он был человеком единственном в своем роде, обладавшим огромной творческой силой, умевшим преодолеть эту силу в других и, недаром, он сказал о своих маршалах: “Если бы не я, они бы никогда не знали, на что они способны” - Sans moi ils n'auraient jamais su de quoi ils etaient capables”. И, в конце концов, если бы не было Наполеона, его мании величия, его военного гения, его побед и беспримерного крушения его Империи, повлекшей за собой неисчислимые последствия, если бы не было всего этого, может быть, история Европы была бы задержана на сто лет.
Иван Толстой: Андрей, какие культурные новости еще не освещены нами?
Андрей Гаврилов: Очень интересная новость пришла из Шотландии, по крайней мере, она интересная для меня, и мне было очень приятно ее читать. На потолке королевского замка обнаружили средневековую нотную запись. Деревянный медальон XVI века, украшающий потолок одного из залов королевского замка Стерлинг в Шотландии, хранит старейшую шотландскую инструментальную нотную запись. Ее обнаружил и прочел резчик по дереву Джон Дональдсон, который работает в настоящее время над созданием копий всех потолочных медальонов замка. Догадку Дональдсона подтвердили специалисты по средневековой музыке из Шотландской Королевской Академии музыки. Потолки замка Стерлинг украшают несколько десятков деревянных медальонов. Большинство украшено изображениями людей и античных мифологических персонажей. Кромки медальонов орнаментированы резчиком того времени. Джон Дональдсон обнаружил партитуру, изучая медальон номер 20, он увидел, что на внутренней кромке не симметрично, а в определенной последовательности расположены римские цифры I и II, а также кружки или нули. Историкам музыки известны оригинальные валлийские нотные записи XVI века, в которых как раз и использованы нули и римские единицы, и набор цифр из замка Стерлинг напоминает именно этот тип нотной записи. Специалисты из Шотландской Королевской Академии музыки отвечают, и вот это меня порадовало больше всего, что запись на медальоне замка Стерлинг не является в строгом смысле партитурой, она была скорее указанием для импровизаторов XVI века, которые пользовались ею как музыкальным скелетом для того, чтобы вокруг уже создавать собственные музыкальные фигуры. Расшифрованная мелодия была исполнена в замковой часовне 26 августа, единственное, что не сообщили агентства, она была использована как записана, или все-таки она стала основной для современной импровизации?
Если продолжать музыкальную тему, то интересная новость пришла из Штатов. Правда, музыка совсем другая. Четыре последних концерта легендарной американской группы “The Doors” с Джимом Моррисоном будут изданы на шести компакт-дисках. Издание “Концерты в Нью-Йорке” - “Live in New York” поступит в продажу 10 ноября. В это издание войдут 90 композиций, и примерно треть из них ранее не включалась в этих вариантах ни в один концертный альбом группы. Концерты были написаны в Нью-Йорке 17 и 18 января 1980 года. Кроме того, будут переизданы на виниле все альбомы группы “The Doors” с Джимом Моррисоном, и эти пластинки выйдут намного раньше, они появятся в продаже уже 15 сентября. Почему я все время подчеркиваю, что это запись с Джимом Моррисоном? Потому что после его смерти в 1971 году группа пыталась продолжать музыкальную деятельность без него, однако ни концерты, ни альбомы не получили признания поклонников и вскоре после этого группа распалась. Ее участники занялись сольными концертами.
Если вы мне позволите продолжить, Иван, то очень интересное сообщение пришло из Испании. Группа исследователей из Университета Сарагосы прочла древнюю географическую карту одного из районов Пиренеев. Карте, и вот здесь внимание, 14 тысяч лет. На ее расшифровку потребовалось почти 10 лет. Карта представляет собой отполированный кусок песчаника величиной с ладонь. Его нашли в одной из пещер Наварры. Камень плотно исчерчен бесчисленными линиями, но ученым удалось сначала вычленить изображение оленей и других животных, а затем и элементы пейзажа. Исследователи утверждают, что на камне видны очертания соседних гор, реки и двух ее притоков, а также мосты или броды. Лоренс Стросс из Университета Нью-Мексико согласен с такой расшифровкой карты, которую предложил университет и, по его мнению, расселение после оледенения, произошедшего примерно 20 тысяч лет назад, требовало маркировки территорий между отдельными группами людей. Я никогда раньше не слышал про то, что 20 тысяч лет назад наши предки уже занимались картографией, эта новость меня просто поразила.
Иван Толстой: Андрей, в нашей прошлой передаче мы затронули острую общественную тему, общественно-правовую, я имею в виду судьбу литературного наследия Александра Галича. Я напомню нашим слушателям буквально в двух словах, что, собственно говоря, произошло. Интернет сайт “Рутения” известный, уважаемый и достойнейший филологический сайт, опубликовал на своих электронных страницах больше 100 стихотворений, 136, если я правильно запомнил, Александра Галича, то есть, по существу, книгу. После того как Российское Авторское Общество потребовало убрать это количество стихотворений, потому что это нарушает авторские права наследника, в данном случае наследницы, Александры Архангельской, дочери Галича, и эти стихотворения были убраны, прошло, кажется, больше полугода и Российское Авторское Общество сделало следующий шаг - оно потребовало, чтобы “Рутения” заплатила штраф за такое неправомерное использование произведений человека при действующем авторском праве, и заплатила бы миллион триста тысяч рублей.
Мы с вами коснулись, Андрей, этой темы и были единогласны в том, что “Рутения” не должна была публиковать при существующем наследнике, а должна была, как минимум, обратиться к наследнику с просьбой это сделать, а в случае, если бы наследник отказал бы, отказаться от размещения этих стихов. Общественность не согласилась ни с нашей точкой зрения, ни с позицией Российского Авторского Общества, которое требует эти деньги. Причем, на мой взгляд, получилась подмена и, кажется, на ваш взгляд, Андрей, тоже, потому что вместо разговора о собственно деньгах, которые требуются, авторы коллективного письма, а их было больше ста человек, перевели разговор в литературную плоскость о том, что негоже скрывать наследие Галича от народа.
На нашем сайте я опубликовал свой комментарий на эту тему в том же духе, в котором мы с вами обменялись мнениями в прошлый раз, Андрей, и пришло довольно много откликов - все слушатели были против моей позиции. На конфликтную тему высказались и отдельно в интервью Олег Лекманов, Антон Носик, Ревекка Фрумкина, Андрей Немзер и другие известные и уважаемые гуманитарии и граждане. Я хотел бы ответить им сейчас в этой программе, чтобы продолжить эту тему и в каком-то смысле, может быть, ее перевести в другую плоскость, но это - в конце моего ответа. Итак, вот, что я хочу сказать.
Многоуважаемые слушатели и читатели!
Мне трудно поверить, что вы всё это – всерьез.
Некто А взял текст некоего Б и опубликовал. Тут возмутился Б-младший: “Авторские права – мои. Не публикуй”.
А послушался. Но позже некто РАО потребовал заплатить за нарушение. Тогда А, вместо того, чтобы сосредоточить свой гнев на размере штрафа (верю, что несуразном), стал предъявлять общественности совершенно посторонний аргумент – о культурном значении стихов Б.
Нет, чтобы упрекнуть А в демагогии, так общественность даже вступилась за А.
Причем, один из представителей общественности (Ревекка Фрумкина) заявила следующее: “Есть авторское общество (РАО – ИвТ) или нет авторского общества, есть права или нет прав, но тексты Галича, грубо говоря, принадлежат не одной Архангельской. Так сложилось, что они принадлежат всем. (…) Народ имеет право доступа к тому, что родилось в цензурных условиях как глоток свободы”.
Другой представитель общественности (Владислав Николаенко) пошел в юридических претензиях еще дальше: “Права есть не только у наследников, - сказал он. – У русской культуры и филологической науки они тоже есть”.
Эта изумительная национализация чужих стихов с анархической беспечностью принимается, как видно, большинством участников дискуссии (сужу не только по приведенным на сайте Свободы комментариям, но и по десяткам блогов в интернете). Народ хочет жить не по законам, а по понятиям. Но от других требует закона!
Конечно, интернет создал новую ТЕХНИЧЕСКУЮ ситуацию с (не)соблюдением авторских прав, но отчего это все решили, что ситуация стала иной и с МОРАЛЬНОЙ стороны? Вы считаете, что, бесплатно пользуясь текстами Галича (или кого угодно другого), вы верны его “заветам”? Действуете в его духе?
Ничего подобного. Галич презирал советскую власть, людское чванство и хамство, мещанский уют и малодушие. Он мечтал, чтобы его стихи и песни ходили по рукам. И он никуда не уехал бы, если бы его в собственной стране издавали, ставили на сцене, принимали киносценарии, - то есть если бы он мог жить собственным трудом, как любой уважающий себя художник. У Галича к советской власти были не столько политические претензии, сколько этические, нравственные, стилистические (если вспомнить Синявского). Его главным врагом была чернь.
И вот теперь он многократно издан, переиздан и даже вышел в Большой серии Библиотеки Поэта. “Эрика” расщедрилась на копии – грех жаловаться. Если кому-то надо, возьмите его в библиотеке, закажите по межбиблиотечному абонементу и читайте на диване до посинения.
Но посмотрите, как защищают читатели Рутению и прочие сайты? Какими аргументами? Мол, интернет-публикации никакого урона наследнице не принесут, подразумевая, что Галича и так читают мало, что он никому особенно и не нужен, что скорее надо интернету сказать спасибо за эти перепечатки, иначе сама память о Галиче скоро испарится.
Это отвратительное высокомерие, это оскорбление памяти того, кого якобы берутся защищать читатели. Не Галича тут защищают, а свою привычку получать на экране любой текст одним щелчком мышки.
Да, я такой же посетитель Рутении, как и все прочие, я люблю этот сайт и крайне благодарен его создателям. Да, я тоже ворую, где что плохо (то есть, выгодно для меня) лежит, и не желаю представлять себя святым, но, черт побери, никакого правового общества не создать, если считать Дмитрия Ицковича жертвой и только жертвой.
Очень может быть, что прямой коммерческой выгоды он для себя из публикаций на сайте не извлекает, но наследников авторского права он этой выгоды – лишает. Вспомним, сколько книг за последние годы мы не купили, потому что их тексты гуляют по сети бесплатно. Я отнюдь не призываю тратить деньги, но давайте не лицемерить, будто коммерческого урона в этой истории не существует. Дохода для Ицковича – нет, а убыток для наследников Галича – есть.
Меня упрекают, что я встаю на защиту “интересов дочери Галича”, которая с точки зрения некоторых читателей, - фигура недостойная памяти отца. Уверяю вас, мне решительно все равно, каков наследник авторских прав – хороший он человек или негодяй, богатый или бедный. Дело в принципе. Право-то всеобщее, и когда закон будет защищать каждого из нас (дай Бог, конечно, чтобы защищал), мы ведь захотим, чтобы наши интересы были уважены. Я дочери Галича не знаю, она меня тоже, просто мы все страдаем от анархии, а анархия, прикрытая разговорами о людях достойных и о париях, есть крайняя степень демагогии.
(Я хочу спросить у своих оппонентов: как же вы понимаете знаменитые слова “Не спрашивай, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе”? Что вы вкладываете в них? Или вы думаете, что это не про каждого из нас? А детям своим вы что говорите: бери-бери текст этого дяди, раздавай его, кому хочешь! А когда дядя (или его дочь) потребует сперва заплатить, ответь: нам всем это стишок давно нравится, поэтому вали, дядя, отсюда. Так, что ли?)
При чем тут сын Набокова? Очень даже при чем. Случай с незаконченной рукописью закатного набоковского романа показал, как приходится полагаться на добрую волю наследника. Согласно отцовскому завещанию, он должен был уничтожить черновик. И только правильно ориентированное общественное мнение и такт журналистов помогли спасти роман. Никто не возмущался, что, не публикуя текст, сын писателя обездоливает мировую литературу.
Дмитрий Владимирович двадцать лет наблюдал, как мародерствуют советские, а потом и российские издатели, печатая бесконечные тиражи его отца. Все они мотивировали свои действия тем же, чем мотивируют сегодняшние защитники Рутении: что искусство Набокова принадлежит русской культуре и непростительно долго большевики таили его от народа. Остальные аргументы были под стать первым двум: у сына Набокова, мол, денег куры не клюют и вообще мы печатаем книги, вышедшие до 1973 года.
Так что речь не о том или ином писателе, не о той или иной власти, не о том или ином наследнике. Нет, речь всегда об одном: русский человек плюет на права своего соседа. А уж его наследников считает полными дармоедами. Откройте пьесы Островского – вот мы во всей красе.
Вы думаете, я защищаю Российское Авторское Общество? Верю в его чистые помыслы? Ха-ха! Но попирание народом (вами, дамы и господа) авторских прав считаю столь же возмутительной практикой, что и свирепые чиновные наезды.
А при чем тут Войнович и другие эмигранты 1970-80-х? Да при том, что издатели-эмигранты тоже торжественно говорили о необходимости как можно шире знакомить читателей с замечательными книгами. Но когда их авторы появлялись на пороге в расчете получить гонорар, они очень часто уходили не солоно хлебавши. Громкие слова о высокой культуре находятся слишком часто в опасном соседстве с жульническими намерениями. Как и патриотические лозунги.
К человеку, призывающему других к бескорыстию, опасно поворачиваться спиной.
Между тем, из всей этой безобразной ситуации надо выходить. Я не хочу, чтобы Рутению закрыли. У меня есть предложение: давайте скинемся и выкупим Ицковича. (Он, впрочем, может из гордости отказаться). Иначе ведь все разговоры уйдут в свисток. Собрать 1 360 000 рублей не так сложно. Надеюсь, что кто-то проявит инициативу и откроет специальный счет, и я первый переведу туда посильную сумму и знакомых постараюсь подбить. А если Рутения суд выиграет, то пусть употребит собранные деньги на что-нибудь полезное – например, на поддержание могилы Галича на Сен-Женевьев-де-Буа. Или на том его стихов – с гонораром наследнице. Чтобы любить поэта не только на словах.
P.S. Ни за кого из своих дедушек и бабушек; ни за кого вообще в этом мире я чужих гонораров не получал и не получаю – ни прямо, ни косвенно. Не повезло. Зарабатываю сам. Лимонад “Буратино”, тянучки “Золотой ключик” и придорожные кафе “Аэлита” улаживают свои финансовые отношения с государством без меня. Это так, к сведению тех, кто за каждым высказанным взглядом видит исключительно материальную корысть.
P.P.S. Предупреждая вопрос об использовании голоса (записи) Галича на Радио Свобода, скажу, что по закону один раз оплаченные выступления (и наших штатных сотрудников, и фрилансеров) принадлежат радио и могут идти в эфир в повторе любое число раз. Речь идет, разумеется, только о произведениях, впервые появившихся на радиоволнах, а не о прежде опубликованных текстах. При перепечатке их автор (или наследники) обязаны получить письменное разрешение от Радио Свобода. Так что, вниманию Российского Авторского Общества и сайта Рутения: есть тексты Александра Галича, права на которые принадлежат не наследнице, а Радио Свобода. Так что не спешите с иском.
Андрей Гаврилов: Иван, браво, вы сняли у меня с языка предложение, которое, честно говоря, я не осмелился высказать в силу его некоторой фантастичности. Мне тоже хотелось предложить, для разрешения этой ситуации в каком-то моральном плане, скинуться всем желающим для того, чтобы, с одной стороны (ну, закон есть закон) были учтены авторские права наследницы, а, с другой стороны, чтобы уважаемый и мною тоже любимый сайт “Рутения” не понес вполне возможно, что непомерных для себя расходов. Я целиком поддерживаю ваше предложение, если вы внесете деньги первый, я надеюсь, что я успею быть вторым, а не успею, так не надо, хоть сотым, но мне кажется, это тот случай, где все те, кто долго кричал, писал, ругался и поливал всех, кого только можно, кроме самого себя, всякими погаными словами, может поддержать свою точку зрения. Как говорят американцы, “пускай твои деньги будут там, где твой язык”. Если, ребята, вы можете позволить себе писать гадости, тогда сделайте что-нибудь хорошее, заплатите 10 рублей, 5 рублей, 100 рублей, у вас не убудет. Или вам настолько жалко этих копеек?
Иван Толстой: Давайте перейдем к радиоэссе Бориса Парамонова, а оно посвящено юбилею писателя Кнута Гамсуна.
Борис Парамонов: Юбилей Кнута Гамсуна – 150 лет со дня рождения – вызывает в Норвегии, да и повсюду, смешанные чувства. Писатель прославленный, нобелевский лауреат подпортил биографию, приветствовав Гитлера, за что и подвергся остракизму после войны. Объявив его психически некомпетентным, норвежские власти тем самым “отмазали” его от тюремного заключения. Совсем уж стереть его с лица норвежской земли не удалось, да и не ставилось целью: какая уж Норвегия без Гамсуна?
Вот тут и парадокс. Нынешняя Норвегия совсем не та, из каменистых недр которой вышел Гамсун, этот певец стихий в природе и человеке. Его даже и не флирт, а серьезный ход к нацизму шел из глубин его творчества, это не объяснить каким-либо оппортунизмом, тут органика.
Гамсун, как и положено романтику двадцатого века, не любил Англию – воплощение механистической, машинной цивилизации, вырвавшей человека из родных объятий матери-природы. Вот из одного гамсуновского эссе:
Диктор: “Что такое прогресс? Разве он заключается в том, чтобы быстрее передвигаться по дорогам? Отнюдь нет, если так подходить к положительным и отрицательным сторонам прогресса, то окажется, что издержки слишком велики. Прогресс состоит в том, чтобы обеспечить телу отдых, а душе – покой. Прогресс – в процветании человека”.
Борис Парамонов: Нелюбовь к Англии и английскому прогрессу переносилась, понятно, и на Америку, которой Гамсун дал такую же критику в большом эссе “Духовные основы американской жизни”. А он знал Америку, дважды долго жил в ней, в самой глубинке, вплоть до ферм, на которых батрачил молодым. И вот этому машинизму и механизму, этому духу торгашества он противопоставляет ретроспективную утопию патриархальной жизни на земле – и в позднем уже романе “Соки земли”, и в общем строе своего мировоззрения. Гамсун – то, что в России называется деревенщик, так сказать, бунт болота против мелиоратора. И он посчитал, что эта древняя традиция жива в немецкой культуре, и Германия Гитлера возвращается к ней из буржуазно-демократического веймарского плена. То, что сама эта Германия, приобщившаяся как бы крови и почве, развяжет очередную техногенную войну, что она сама подверглась этому машинному перерождению, Гамсун не принимал во внимание, и это было, конечно, роковой ошибкой – не ошибкой даже, а горьким плодом некоего художественного слабоумия. Художественный темперамент всегда склоняется к органике бытия, из нее он и выходит, но жизнь сложнее и художества, и всякой органики. Что и подтвердила парадоксально судьба самой Норвегии, сказочно разбогатевшей на открытой в ее прибрежных водах нефти. Сейчас Норвегия – один из бастионов пресловутого общества потребления.
За всем этим остается, однако, литература. Каков писатель Гамсун? Я бы сказал – посредственный. О его величии говорят по старой памяти. Его тематика и стиль – типичный модерн начала 20-го века, когда культурное человечество начало темным оборонительным инстинктом ощущать некоторое беспокойство от технического прогресса. Пошла мода на всяческое дикарство. Это была тенденция: можно назвать Джека Лондона и Максима Горького с его босяками. Горьковская “Мальва”, скажем, вполне могла быть написана Гамсуном. У Горького “море смеялось”, а в гамсуновском “Пане” лесные “железные ночи” (они всплыли затем в поэме Николая Тихонова “Киров с нами”). Горький ушел потом как раз в сторону “Англии”, дезавуировав собственное и повсеместное босячество гимнами “культуре”, под которой понимал именно технический прогресс – и пришел не к Гитлеру, а к Сталину. Гамсун, натура более элементарная, остался со своими лесными и полевыми зверями.
Поэтому Гамсун – писатель очень неширокого диапазона художественных средств. Он способен разве что на поэтические и такого, например, типа (это из романа “Виктория”):
Диктор: “О, любовь – это летняя ночь со звездами и ароматом земли. Но почему она побуждает юношу искать уединенных тропок и лишает покоя старика в его одинокой каморке? Ах, любовь, ты превращаешь человеческое сердце в цветущий сад и грязную свалку, в роскошный и бесстыдный сад, где свалены таинственные и непотребные отбросы.
Не она ли заставляет монаха красться ночью в запертые ворота сада и через окно глядеть на спящих? Не она ли посылает безумие на послушницу и помрачает разум принцессы? Это она клонит голову короля да земли, и он бормочет непристойные слова, и смеется, и высовывает язык”.
Борис Парамонов: Это хорошо написано, но такими кусками невозможно дать большую художественную конструкцию, невозможен экспрессионистский роман. Гамсуна хватает на “Пана” и “Викторию”, в которых страниц по сто, но уже “Мистерии” читать тяжело. Так же, как и прославленный “Голод”. Прием Гамсуна – экспрессионистский фрагмент – невозможно растянуть на роман. Самая тема Гамсуна этому противится. А тема у него, органическая для него – любовь как столкновение, борьба, война мужчины и женщины. Тут имеет место некая достоевщинка – во всех этих девушках, ударяющих поклонников хлыстом, и поклонниках, простреливающих себе ногу для вящего впечатления. Это Достоевский, но сведенный к одному только “Игроку”. Или, скажем по-другому: Гамсун - это “Доктор Живаго”, растянутый на много романов.
В общем, мое мнение, Гамсун – не большой писатель. Но судьба у него интересная, значительная. Как и у самой Норвегией, бывшей заповедником подлинных, то есть стихийных, “звериных” чувств, и ставшей передовым форпостом общества потребления. Если Гамсун сегодня и жив, то не писательством своим, а неким пророчествованием: он, вместе, скажем, с Дэвидом Лоуренсом, предтеча нынешней рок-культуры, которая, как известно, сама была заключена в коммерческие рамки, и ныне не столько самовыражение бунтующих художников, сколько бизнес, построенный на бунте.
Иван Толстой: Андрей, а теперь расскажите нам, пожалуйста, о той музыке, которую мы сегодня слушали поподробнее.
Андрей Гаврилов: В российском и советском джазе есть фигуры столь знаковые, что обойти или не заметить их можно чисто случайно. Знаете, как можно пройти мимо огромного дерева, обращая внимание на маленькие ростки вокруг. Причем здесь совершенно не важно, как ты относишься к этому явлению - дереву или музыке. Например, нельзя говорить о советском джазе, не упомянув ансамбль или потом оркестр Олега Лундстрема, о котором мы говорили в прошлый раз. Нельзя говорить о современном джазе, не упомянув, предположим, Алексея Козлова или более молодого Игоря Бутмана, хотя у каждого есть свои сторонники, свои противники, свои поклонники и, наоборот, люди, которые их на дух не переносят. Точно так же нельзя говорить о советском или российском джазе, не упоминая личности Георгия Арамовича Гараняна. Георгий Гаранян представляет первое послевоенное поколение мастеров нашего джаза - он родился в 1934 году. В средине 50-х годов он возглавил легендарный коллектив “Золотая восьмерка”, где, кроме него, играли лучшие, наверное, в то время московские джазмены, назовем хотя бы Алексея Зубова, Константина Бахолдина, Игоря Берукштиса. Кстати, запись “Золотой восьмерки”, судя по всему, канула в Лету. Если у кого-то из наших слушателей есть хоть какая-то копия той единственной записи “Золотой восьмерки” под руководством Гараняна она же - “Восьмерка ЦДРИ” - в архиве, не важно, в каком качестве, мы с удовольствием с нею ознакомим наших слушателей. В 1958 году саксофон Гараняна зазвучал в оркестре Олега Лундстрема, затем в концертном эстрадном оркестре Всесоюзного радио, которым руководил Олег Людвиковский. Одновременно Гаранян играет в малых группах, в основном, в квартете с гитаристом Николаем Громиным. Квартет существовал несколько лет, выступал на джазовых фестивалях в Таллинне, Праге, Москве, дал много концертов за рубежом, записывался на радио. В 1973 году многие музыканты бывшего оркестра Гостелерадио перешли на работу в фирму грамзаписи “Мелодия”, и руководителем одноименного ансамбля стал Георгий Гаранян. Но это уже отдельная страница его творчества, с ансамблем “Мелодия” мы как-нибудь познакомим наших слушателей или, наоборот, напомним о нем нашим слушателям, кто постарше, в следующих передачах. А сейчас мы послушаем запись секстета Георгия Гараняна, которая была сделана в 1965 году на Московском джазовом фестивале. Это пьеса самого Георгия Гараняна, она называется “Баллада” и ему помогают Алексей Зубов - тенор-саксофон, Константин Бахолдин - тромбон, Виктор Прудовский - фортепьяно, Адольф Сатановский - контрабас и Александр Гореткин - ударные.