9-я сессия интеллектуального проекта "Словарь войны" прошла на этой неделе в Москве. Предыдущие сессии этого проекта проводились в городах Германии, Сербии, Австрии, Италии и Тайваня. Российскую акцию поддержали проект letterra.org, Государственный центр современного искусства, московское издательство "Логос" и берлинское Merve совместно с немецким культурным центром имени Гете в России.
В московской акции приняли участие более 30 человек из России, Франции, США, Великобритании, Германии, Израиля, Нигерии, Дании, Сербии. Двухдневная конференция проходила в режиме нон-стоп. Каждый из участников представил свой аспект войны - интеллектуальный или свидетельское высказывание.
Завершилась московская сессия просмотром и обсуждением анимационного фильма Ари Фольмана "Вальс с Баширом". Попытка реконструкции памяти израильского солдата, ставшего свидетелем резни в Ливане, у философа Валерия Подороги спровоцировала собственные воспоминания:
- У меня тоже в семье есть раненые, погибшие после большой войны - Отечественной. Так что я наслушался всего о войне и сам жил с этой войной через отца, через деда. Такое ощущение, как будто сам побывал на этой войне, настолько все это было пропитано запахом оружия. И Москва после 50-х годов была наполнена трофейным оружием. Я жил на Хорошевке, двор был огорожен железным забором. Здесь был въезд танков и самоходок. Весь двор, все вокруг пропахло военным маслом, керосином, бензином. И по этой изгороди, вы не поверите, был пропущен ток. Мы во дворе играли, и время от времени солдат, который дежурил, отрывал от нее некоторых ребят, потому что они забывались, их присасывало, и солдат их отбрасывал. Мне кажется, что сама по себе война живет в другом режиме, она совершенно не обращает внимания на человеческую жизнь, никаким образом не может выступать в качестве образа какой-то гуманности, и так далее. То есть на войне не может быть гуманных вещей.
Международный состав участников - интеллектуалов, художников-концептуалистов, критиков, активистов, свидетелей войн - позволил, как считает редактор московского издательства "Логос" Ксения Голубович, увидеть новые ракурсы такого понятия и явления, как война:
- Конечно, мы собирали людей, но мы не знали, о чем они будут говорить. И были удивительные пересечения между речью людей о разных аспектах войны, в пересечении, в контрасте с тем, о чем они говорили. Поэтому начинаешь немножко понимать какую-то возможность правды о том, что это такое. Оказалось, что эта тема очень общая, что как раз мы прошли через время, когда вся гуманитарная дискуссия разделилась на социальное поле и поле культурных интересов, и одно не впускает другое. Порой, когда собираются люди, которые даже профессионально не всегда могут встретиться друг с другом, они даже не понимают, о чем у них конфликт. И каждый раз разгорается какое-нибудь сражение в Руанде… Как говорил Антон Иванов, конфликтолог, в Руанде люди платили деньги за то, чтобы их убили пулей, а не резали на части живьем. То есть смерть буквально чего-то стоила...
Это уже такие категории, которые должны абсолютно работать, это не просто общее гуманитарное движение мысли. И этот момент рабочести категорий, когда мысль человека спасительна. Если ты не поймешь, то ты не спасешь. И это были поразительные люди. Допустим, майор Измайлов, который выводил людей из плена, говорил о поразительном опыте, когда он понял, в какой момент надо попросить отдать одного пленного. Был, скажем, рассказ Аркадия Бабченко о том, что происходит в действительности с человеком, когда он попадает на войну, и как человек становится уже не человеком, что в нем при этом рождается. Как он говорит, что на войне есть 40 видов страха - как у чукчей есть 40 видов снега, так у человека на войне есть 40 видов страха, их можно перечислять, как отдельный словарик.
Или вдруг приходит Роман Шмидт, немец, живущий в Париже, который говорит об отказе. Это не твой долг, но у тебя есть право на отказ не участвовать в несправедливой войне. Это был текст, который был написан французским философом Морисом Бланшо во время войны в Алжире. Он говорит, что это не моральный долг - отказаться. Долг солдата – идти на войну. Но у тебя есть право отказаться. И вот постепенно эта тема начинала выстраивать абсолютно новую категорию взаимопонимания людей.
Я спросила двух художников из Швейцарии: что вы для себя нового открыли? И они сказали: мы ничего не подозревали о конфликтологии. Вот это было поразительно, мы вообще по-новому посмотрели на вещи, на то, чем мы занимаемся. Для кого-то, опять же, для европейцев, для которых война была очень далеким делом, - для них война все-таки за 10 амортизационными зонами, просто она где-то вдали.
Была тема, о которой рассказывала Зоя Ярошок: это маленькая книжечка, которую рисовала в лагере мать для своего сына, который был оставлен на родине. Змеиная кожа, сделанная рукодельно... Эти рисунки видел Юрий Норштейн, говорил, что это прекрасная графическая школа. У нас нет практически ни одного свидетельства произведений настоящего искусства, они переписывали от руки Анну Ахматову, но у них не было сил творить. Это одно из немногих настоящих произведений искусства. И надо думать, что у этой книжки будет широкая международная судьба, потому что все должны увидеть момент подвига одного человека, противостоящего ужасам. Потому что то, что она изображает в комиксах - это ужас повседневного существования в лагере. И книжка называется "Труды и дни". Как была поразительна мысль Зои о том, что мир – это включенность людей друг в друга! И что наше отсутствие памяти о той войне, которое вело и в каком-то смысле ведет государство с нами, это пустота, это отказ помнить, это отказ и протягивать руку тем людям, которых мы оставляем в прошлом.
В "Словаре войны" уже более 150 слов о войне и войнах, продуманных самыми разными людьми. Этот словарь, считают составители, - самоартикуляция гражданского общества перед лицом наиболее страшного бедствия, ему грозящего.
В московской акции приняли участие более 30 человек из России, Франции, США, Великобритании, Германии, Израиля, Нигерии, Дании, Сербии. Двухдневная конференция проходила в режиме нон-стоп. Каждый из участников представил свой аспект войны - интеллектуальный или свидетельское высказывание.
Завершилась московская сессия просмотром и обсуждением анимационного фильма Ари Фольмана "Вальс с Баширом". Попытка реконструкции памяти израильского солдата, ставшего свидетелем резни в Ливане, у философа Валерия Подороги спровоцировала собственные воспоминания:
Война совершенно не обращает внимания на человеческую жизнь, никаким образом не может выступать в качестве образа какой-то гуманности
- У меня тоже в семье есть раненые, погибшие после большой войны - Отечественной. Так что я наслушался всего о войне и сам жил с этой войной через отца, через деда. Такое ощущение, как будто сам побывал на этой войне, настолько все это было пропитано запахом оружия. И Москва после 50-х годов была наполнена трофейным оружием. Я жил на Хорошевке, двор был огорожен железным забором. Здесь был въезд танков и самоходок. Весь двор, все вокруг пропахло военным маслом, керосином, бензином. И по этой изгороди, вы не поверите, был пропущен ток. Мы во дворе играли, и время от времени солдат, который дежурил, отрывал от нее некоторых ребят, потому что они забывались, их присасывало, и солдат их отбрасывал. Мне кажется, что сама по себе война живет в другом режиме, она совершенно не обращает внимания на человеческую жизнь, никаким образом не может выступать в качестве образа какой-то гуманности, и так далее. То есть на войне не может быть гуманных вещей.
Международный состав участников - интеллектуалов, художников-концептуалистов, критиков, активистов, свидетелей войн - позволил, как считает редактор московского издательства "Логос" Ксения Голубович, увидеть новые ракурсы такого понятия и явления, как война:
- Конечно, мы собирали людей, но мы не знали, о чем они будут говорить. И были удивительные пересечения между речью людей о разных аспектах войны, в пересечении, в контрасте с тем, о чем они говорили. Поэтому начинаешь немножко понимать какую-то возможность правды о том, что это такое. Оказалось, что эта тема очень общая, что как раз мы прошли через время, когда вся гуманитарная дискуссия разделилась на социальное поле и поле культурных интересов, и одно не впускает другое. Порой, когда собираются люди, которые даже профессионально не всегда могут встретиться друг с другом, они даже не понимают, о чем у них конфликт. И каждый раз разгорается какое-нибудь сражение в Руанде… Как говорил Антон Иванов, конфликтолог, в Руанде люди платили деньги за то, чтобы их убили пулей, а не резали на части живьем. То есть смерть буквально чего-то стоила...
Это уже такие категории, которые должны абсолютно работать, это не просто общее гуманитарное движение мысли. И этот момент рабочести категорий, когда мысль человека спасительна. Если ты не поймешь, то ты не спасешь. И это были поразительные люди. Допустим, майор Измайлов, который выводил людей из плена, говорил о поразительном опыте, когда он понял, в какой момент надо попросить отдать одного пленного. Был, скажем, рассказ Аркадия Бабченко о том, что происходит в действительности с человеком, когда он попадает на войну, и как человек становится уже не человеком, что в нем при этом рождается. Как он говорит, что на войне есть 40 видов страха - как у чукчей есть 40 видов снега, так у человека на войне есть 40 видов страха, их можно перечислять, как отдельный словарик.
Как у чукчей есть 40 видов снега, так у человека на войне есть 40 видов страха
Или вдруг приходит Роман Шмидт, немец, живущий в Париже, который говорит об отказе. Это не твой долг, но у тебя есть право на отказ не участвовать в несправедливой войне. Это был текст, который был написан французским философом Морисом Бланшо во время войны в Алжире. Он говорит, что это не моральный долг - отказаться. Долг солдата – идти на войну. Но у тебя есть право отказаться. И вот постепенно эта тема начинала выстраивать абсолютно новую категорию взаимопонимания людей.
Я спросила двух художников из Швейцарии: что вы для себя нового открыли? И они сказали: мы ничего не подозревали о конфликтологии. Вот это было поразительно, мы вообще по-новому посмотрели на вещи, на то, чем мы занимаемся. Для кого-то, опять же, для европейцев, для которых война была очень далеким делом, - для них война все-таки за 10 амортизационными зонами, просто она где-то вдали.
Была тема, о которой рассказывала Зоя Ярошок: это маленькая книжечка, которую рисовала в лагере мать для своего сына, который был оставлен на родине. Змеиная кожа, сделанная рукодельно... Эти рисунки видел Юрий Норштейн, говорил, что это прекрасная графическая школа. У нас нет практически ни одного свидетельства произведений настоящего искусства, они переписывали от руки Анну Ахматову, но у них не было сил творить. Это одно из немногих настоящих произведений искусства. И надо думать, что у этой книжки будет широкая международная судьба, потому что все должны увидеть момент подвига одного человека, противостоящего ужасам. Потому что то, что она изображает в комиксах - это ужас повседневного существования в лагере. И книжка называется "Труды и дни". Как была поразительна мысль Зои о том, что мир – это включенность людей друг в друга! И что наше отсутствие памяти о той войне, которое вело и в каком-то смысле ведет государство с нами, это пустота, это отказ помнить, это отказ и протягивать руку тем людям, которых мы оставляем в прошлом.
В "Словаре войны" уже более 150 слов о войне и войнах, продуманных самыми разными людьми. Этот словарь, считают составители, - самоартикуляция гражданского общества перед лицом наиболее страшного бедствия, ему грозящего.