Карэн Агамиров: У нас в гостях – депутат Государственной Думы России, заместитель председателя Комитета по образованию Олег Смолин.
Вопросы ему задают журналисты Эдуардо Гедеш, португальское издание «De Noticias», и Дмитрий Бабич, «Russia Profile».
Вначале, по традиции, краткая биография гостя нашей передачи. Смолин Олег Николаевич, депутат Государственной Думы России, член фракции Коммунистическая партия Российской Федерации, заместитель председателя Комитета по образованию, член-корреспондент Российской Академии образования, президент Общества «Знание», первый вице-президент Параолимпийского комитета России, вице-президент Всероссийского общества слепых, почетный член Всероссийского общества инвалидов. Олег Смолин родился 22 января 1952 года в селе Полудино Полудинского района Северо-Казахстанской области. В 1970 году окончил с отличием музыкальную школу Омска по классу баяна. Окончил с золотой медалью Омскую специальную школу для слепых и слабовидящих детей. В 1974 году окончил с красным дипломом исторический факультет Омского государственного педагогического института имени Алексея Максимовича Горького. С 1974 по 1976 годы работал преподавателем в Омской школе рабочей молодежи. С 1976 года - ассистент в Омском государственном педагогическом институте. В 1982 году Смолин защитил кандидатскую диссертацию в Уральском госуниверситете по специальности «философия» на тему «Культурная революция как фактор формирования социалистического образа жизни» 30 марта 1984 года избран доцентом Омского государственного педагогического института. «Перестройка» бросила Смолина в политический водоворот. В 1989-1991 годах он - член реформистского партийного клуба в городе Омске. 18 марта 1990 года избран депутатом Съезда народных депутатов РСФСР, член фракции «Россия». В КПСС состоял с 1976 года вплоть до падения советской коммунистической империи в конце 1991-го. С 1 сентября 1992 года Смолин - член Комитета по науке и народному образованию Верховного Совета РСФСР. 12 декабря 1993 года избран депутатом Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации. С 1 марта 1994 года - председатель подкомитета по образованию и подготовке кадров Комитета Совета Федерации по вопросам науки, культуры и образованию. 17 декабря 1995 года вновь избран депутатом Государственной Думы России второго созыва. Член депутатской группы «Народовластие». 23 января 1996 года избран заместителем председателя Комитета Государственной Думы второго созыва по образованию и науке. Олег Смолин избирался депутатом и на всех последующих выборах. 2 декабря 2007 года избран депутатом Государственной Думы уже пятого созыва от Коммунистической партии Российской Федерации. С января 2008 года - заместитель председателя Комитета Государственной Думы по образованию. В Государственной Думе Смолин занимался и продолжает заниматься проблемами образования. Он участвовал в разработке законов об образовании, о высшем и послевузовском профессиональном образовании, об утверждении федеральной программы развития образования, а также национальной доктрины «Образование в Российской Федерации», одобренной Всероссийским совещанием работников образования в Кремле 15 января 2000 года. В 2001 году Олег Смолин защитил докторскую диссертацию в Московском педагогическом госуниверситете на тему «Социально-философские аспекты государственной образовательной политики в условиях радикальной трансформации российского общества». Профессор, академик Академии гуманитарных наук и Академии педагогических и социальных наук. Автор более 700 научных и научно-публицистических работ, в том числе 7 авторских книг, соавтор 4 книг. Олег Смолин женат, имеет сына и внука. Увлекается шахматами.
Олег Николаевич, предлагаю начать беседу с темы «Образование». В чем специфика вашего проекта? Что нужно сделать в сфере образования, с вашей точки зрения, как, в том числе, активного члена Коммунистической партии?
Олег Смолин: Начнем с того, что члена Коммунистической фракции, но беспартийного. Но сути дела это не меняет. Я думаю, что будет правильно сказать вот что. Уже несколько лет назад мы подготовили специальную программу, которая называется «Образование для всех». Как видите, мы не выдумывали ничего исключительного, мы использовали идею ООН и ЮНЕСКО, но мы ее отчасти переосмыслили. Если в ооновских и юнесковских документах «образование для всех» означает доступ к образованию для народов Азии, Африки и Латинской Америки, то у нас эта идея приобрела антисегрегационный смысл. У нас это означает обеспечение равных, максимально равных возможностей для получения образования в нашей родной стране. Мы не придумывали и содержания этой программы, мы его взяли из требований отчасти Российского союза ректоров, отчасти российских профсоюзов, отчасти, кстати, даже Общественной палаты. Программа достаточно большая, серьезная, с нашей точки зрения, реалистическая. Я назову только некоторые ее позиции.
Первая. Мы требуем увеличения финансирования образования в России в реальном исчислении вдвое. Почему? Даже официальные лица признают, что сейчас образование в России финансируется лишь наполовину от минимальной потребности. Кстати, редкий случай, когда мои взгляды совпали со взглядами Ярослава Кузьминова, он радикальный правый либерал, а я человек левых взглядов, безусловно, но мнение экспертов совпало: для нормального функционирования нужно минимум вдвое увеличивать расходы на образование. Достаточно сказать, что сейчас российский профессор получает раза в 3 меньше в реальных деньгах, чем в советский период. Примерно то же самое или чуть больше даже доцент. Начинающий учитель – примерно в 2,5 раза получает меньше, чем было. Да что там говорить! Выдвигать лозунг, как китайцы: «Вперед назад!».
Вторая позиция, которую мы, естественно, отстаиваем, заключается в следующем. Мы требуем, чтобы в период образования государство поддерживало людей с низкими доходами и других нуждающихся в государственной поддержке. Формы могут быть разные. У нас прописано все: от того, что мы требуем повышения студенческих стипендий... Кстати, в вузе сейчас стипендия составляет 20% от прожиточного минимума, 20 лет назад была 80% от прожиточного минимума. В техникуме сейчас 7,5, была 55. В ПТУ сейчас 7,5, была 80% 20 лет назад. Чувствуете, какие падения? Ну и мы требуем применения практики, которая используется во многих странах, - это образовательное кредитование.
Далее. Мы говорим о том, что, безусловно, наше законодательство должно строиться, как, кстати, оно и строилось с нашей подачи в начале 90-ых годов, на двух системах ценностей. С одной стороны, это экономические и академические свободы, а с другой стороны, это, безусловно, социальные гарантии. К сожалению, после 2004 года в российском законодательстве происходит контрреформа, и наносятся удары одновременно и по свободе, и по социальным гарантиям.
И наконец, что касается содержания образования. Мы полагаем, что должны быть сохранены фундаментальные основы российского содержания образования. При этом его надо сочетать с тем, что Римский клуб когда-то назвал инновационным обучением. Я просто приведу примеры катастрофических падений уровня образованности российских людей. Я напомню, что не только в советский период мы были в «тройке» наиболее образованных, но и в начале 90-ых Мировой банк признавал, что уровень образования в России, в частности, естественно, математического, значительно выше, чем в большинстве стран Евросоюза. А теперь, недавно провели опрос, можно смеяться, можно плакать, по опросам, треть российских молодых людей полагают, что если прокипятить радиоактивное молоко, то радиоактивность исчезает. Дальше, как говорят, катиться некуда. Даже президент Медведев признает, что с передовых позиций в образовании мы уже откатились. И только Андрей Фурсенко, министр образования и науки (или, как говорил когда-то Ленин, министр, извините за выражение, народного просвещения), продолжает говорить, что у нас все хорошо. И Верка Сердючка отдыхает, слушая речи нашего замечательного министра.
Эдуардо Гедеш: Может быть, я задаю вопрос как человек, который смотрит из другой страны, но часто в последнее время я слышу о Едином государственном экзамене. И не могу понять, насколько это полезно, насколько это не полезно. Я бы хотел знать ваше мнение по поводу этого.
Олег Смолин: Это случай, когда мое мнение абсолютно совпадает с мнением большинства, опрошенных Фондом «Общественное мнение». Напомню, мы больше двух лет назад внесли закон о добровольности Единого государственного экзамена. Так вот, по опросам ФОМ, за обязательный ЕГЭ в России выступают 11% граждан, за добровольный – 54. Среди людей с высшим образованием за добровольный ЕГЭ выступают 70%. Но министр образования и науки ничего этого упорно не слышит.
Теперь о плюсах и минусах. Я думаю, что 2009 год, первый год, когда был применен в полном объеме закон о Едином государственном экзамене, сделал следующие вещи. Первое – слава Богу, он не стал национальной трагедией. Объясню, почему мог и почему не стал. И второе – были полностью развенчаны мифы об объективности результатов Единого госэкзамена и о том, что он должен покончить с коррупцией. Первое. ЕГЭ мог стать национальной трагедией, если бы была установлена нормальная планка минимальных баллов ЕГЭ, признающихся положительной оценкой. У меня на руках находится таблица, присланная Рособрнадзором. Нетрудно посчитать, что если в ЕГЭ 100 баллов, «единица» – до 20, «двойка» - до 40, с 40 начинается «тройка». Если бы был применен такой принцип, в России 40% не сдали бы математику, 40% не сдали бы историю, 23% не сдали бы литературу, 9% не сдали бы даже русский язык. Но начальство пошло по другому пути: минимальный балл ЕГЭ устанавливался после того, как все сдали. То есть представьте себе, что ЕГЭ – это градусник, его ломать нельзя, он нам верно указывает температуру. Но оказывается, что вашу температуру, нормальная она или нет, вы можете узнать только после того, как ее измерили всей больнице и прикинули, сколько же людей останется с нормальной температурой, а кого нужно будет признать при смерти. По русскому языку минимальный балл 37, по литературе – 30, по математике – 21, по иностранному языку – 20. Причем он установлен задним числом, после того, как все сдали Единый государственный экзамен. То есть не результат определялся по критериям, а критерии подгонялись задним числом под результат. Но я одобряю действия Рособрнадзора, потому что если бы он этого не сделал, у нас бы тысяч 200 детей остались без аттестатов, а так их оказалось только около 25 тысяч.
И почему я говорю, что ЕГЭ покончил со своими собственными мифами об объективности и о борьбе с коррупцией. По результатам ЕГЭ у нас Москва занимает 11-ое место и сильно уступает многим национальным республикам, где заведомо есть трудности с русским языком, и соответственно, результат ЕГЭ не может быть высоким просто по объективным причинам. Я уважаю учителей во всех республиках Российской Федерации. Но Москва все-таки выше среднего уровня по стране. А вот Питер у нас ниже среднего уровня по стране. Как сказал бы Станиславский: «Не верю!». Обстоятельство второе заключается в том, что произвольно устанавливаются баллы ЕГЭ разные по разным предметам, подгоняясь задним числом под имеющийся результат. Поэтому говорить о том, что ЕГЭ объективен, просто смешно. А что касается коррупции... «Газета.Ру» опубликовала статьи своих корреспондентов о том, что в Дагестане более половины всех детей пользовались помощью преподавателей. Причем я хочу сказать сразу, что я не осуждаю дагестанских преподавателей не в том, что они брали за это деньги, а в том, что они помогали своим детям. Я получил письмо из района Дагестана, где меня комиссия по защите прав детей спрашивает: «А что вы вообще в своей Думе думаете? И куда деваться нашим детям без аттестатов?». Ведь Министерство образования и науки не подумало даже о том, чтобы детям, которые не сдадут ЕГЭ, открыть нормальную дорогу в профтехобразование. Они вынуждены поступать в ПТУ на базе 9-ти классов. То есть два года жизни у ребят просто-напросто выбрасывают. Так спрашивает меня комиссия по защите прав детей: «Что, им в лес идти?». И действительно, кто должен об этом думать?..
У меня иногда создается такое впечатление, и я даже однажды в Государственной Думе позволил себе это замечание, мне иногда кажется, что наш министр образования и науки – это тайный агент какой-то радикальной оппозиции, но не той, которая критикует власть для того, чтобы улучшить положение, а той, которая действует по принципу: чем хуже, тем лучше. Потому что другим способом я не могу объяснить многие действия нашего родного министерства. И вообще, если бы в России общественная активность была на уровне европейских стран, я думаю, давным-давно бы уже все захлестнули студенческие выступления. Это счастье нашего правительства, что студент у нас скромный, тихий, послушный. В противном случае, именно Министерство образования раскачивает лодку нашего образования, а мы, как ни странно, как оппозиция, пытаемся добиться какой-то стабильности этой лодки. Потому что, с нашей точки зрения, образовательная составляющая национальной безопасности одна из самых главных в обеспечении национальной безопасности страны.
Дмитрий Бабич: Олег Николаевич, у нас в стране 11 миллионов инвалидов, и это огромная электоральная сила, поскольку в большинстве это люди уже избирательного возраста, приходящие на выборы. Почему они не могут оказать на правительство давление через выборные механизмы, чтобы какие-то меры принимались для инвалидов? Как так получается, что 11 миллионов голосов никому не нужны, в чем тут дело?
Олег Смолин: Если у нас вся страна не просто терпит, но благополучно еще и дает высочайшие рейтинги политическим лидерам в условиях, когда Россия занимает рекордные позиции по экономическому кризису... По официальным данным Росстата, у нас спад ВВП за первое полугодие – 10,5%. Так вот, несмотря на рекордные показатели кризиса, у нас прекрасные рейтинги у политических лидеров. Видимо, что-то такое случилось, в частности, связанное с тем, что за 90-ые годы народ просто устал от политических выступлений, от кризисов. И вот эта усталость: что бы там ни было, лишь бы не было войны, - известная формула. Примерно такой же психологии придерживаются очень многие инвалиды. Хотя мои товарищи неоднократно говорили, и говорили, я думаю, правильно, что для инвалидов Российской Федерации левые политические силы – это естественный союзник. Инвалиды нуждаются в социальной защите. И я берусь утверждать, что действительно левые фракции лучше всех голосовали по социальным вопросам, в том числе и по вопросам социальной защиты инвалидов. И если даже не использовать опыт развитых стран... вот в Нью-Йорке чуть-чуть инвалидов ущемили – пожалуйста, мощнейшая демонстрация. Уверен, что если бы мы действовали по тому же самому принципу, и наша политика по отношению к инвалидам была бы другой.
Карэн Агамиров: Тема образования вечная, но вы в беседе и с этой стороны, и с другой все время выходите на политическую составляющую – неактивности людей, неактивности студентов. На меня, кстати, произвело очень сложное впечатление недавнее выступление Путина. Он собрал людей, там Фурсенко сидит, и он говорит: «Вот на деньги, которые нецелевым назначением были израсходованы в сфере образования, можно было построить 300 школ». И никаких последствий для того же Фурсенко. Куда эти деньги ушли?
Олег Смолин: Вы знаете, Карэн, я не уверен, что Владимиру Владимировичу правильно считали деньги, которые использованы нецелевым образом. Все зависит от методик расчета. У нас в последнее время в образовании возобладал не экономический, а узко бухгалтерский подход. Например, есть такая штука, которая называется «подушевое финансирование». Все маленькие школы нужно позакрывать. Но ведь если нет сельской школы, то следом нет и села. И вот говорят о том, что расходы на маленькие школы – это нерациональные или даже нецелевые расходы. И надо понять, что имел в виду Владимир Владимирович, когда он сказал про нецелевое использование средств. Если он имел в виду, что деньги кто-то украл, то мне это напоминает мою дискуссию с председателем правительства в апреле, когда был отчет правительства Российской Федерации в Думе. Я спрашиваю: «Владимир Владимирович, как же так, разница в финансировании образования на одного ученика по российским регионам больше 10 раз. Не надо ли установить минимальные нормативы и проконтролировать, чтобы зарплата учителя и финансирование были более-менее сравнимые?». Ответ Владимира Владимировича цитирую близко к тексту: «Мы губернаторам деньги дали. А дальше они пусть сами решают: или ремонтировать сараи и «спилить» по 25-30%, или повышать заработную плату». Откровенно говоря, ответ меня удивил. Так что это и ответ на ваш вопрос. Если премьер говорит, что губернаторы сами должны решать, «спилить» 25-30%, или повышать зарплату, то чего ж спрашивать с министра?..
Карэн Агамиров: Олег Николаевич, а куда же смотрит КПРФ? Куда подевались массовые акции протеста, которые оппозиция организовывала ранее? Ничего нет.
Олег Смолин: Чем дальше в России, тем труднее люди выходят на массовые акции протеста. Кстати, я не раз в Государственной Думе, когда говорят «вы готовите «оранжевую» революцию!», говорил: «Вы знаете, в России, кроме правительства, никто «оранжевую» революцию организовать не может». Провели монетизацию в 2005 году – вышел народ на улицы, перекрыл дороги. Видимо, для того чтобы народ вышел на улицы, нужны опять какие-то особые условия. Помните, как Ленин говорил: «Ухудшение свыше обычного нужды и бедствий народа». Ей Богу, стараемся делать все, что можем. И акции протеста периодически проходят. Недавно проходила акция, кстати, за свободу печати, я там выступал. Пришло около тысячи человек. У нас что, все в порядке со свободой печати? Я уверен, что если бы пришло 100 тысяч человек, то у нас со свободой печати сразу стало бы намного лучше. А то мы принимаем закон с подачи президента Медведева, закон замечательный, о равном доступе партий к средствам массовой информации, а после этого депутатам в регионах перекрывают последний кислород и перестают представлять региональные радио и телевидение.
Эдуардо Гедеш: У меня все-таки есть еще один вопрос, связанный с образованием. Несколько лет назад, когда я еще работал в университете в Португалии, начали говорить о том, что государственные университеты должны быть платными. Я тогда не очень хорошо понимал, а в России я сталкивался с тем, что больше и больше в государственных университетах стало платных мест. Кроме того, мне кажется, что государство не очень контролирует вот эти деньги, которые студенты должны платить. Значит, меньше доступ для тех людей, которые, наверное, имеют возможности интеллектуальные, но у них нет средств, чтобы оплачивать образование.
Олег Смолин: Вопрос абсолютно справедливый. Как я уже, кажется, говорил, по данным международных организаций, мы превзошли все допустимые пределы в неравенстве образовательных возможностей. Я не знаю ситуацию в Португалии, но могу привести ситуацию по некоторым другим европейским странам. Итак, Советский Союз: 100% студентов на бюджете. Германия – за 90% студентов на бюджете. Франция – за 80% студентов на бюджете. Это страны с социальной моделью экономики. Возьмем либеральную модель. Великобритания – около 40% студентов на бюджете, чуть меньше, но при этом социальный образовательный кредит, который выдается, прежде всего, людям из семей с низкими доходами, кстати, им же, прежде всего, и предоставляются бюджетные места. В России – треть студентов на бюджете, остальные платят. И при этом ничего похожего на образовательный кредит или социальный образовательный кредит, то есть кредит на жизнь в период обучения, у нас до сих пор нет. Вы будете смеяться, но мы уже около года пытаемся продавить простую идею. Я редко соглашаюсь с министром Фурсенко, но однажды он сказал правильно: наши студенты не хуже нашего автопрома. Если мы в автопром загоняем невесть сколько денег, то почему мы не можем всем нуждающимся студентам выдать в период кризиса хотя бы бюджетные беспроцентные ссуды, которые они смогут вернуть, когда закончат учебу и устроятся на работу? Условно говоря, по британскому образцу. А много ли у нас таких студентов? Еще раз, у нас больше 4,5 миллиона студентов платят за образование сами, из них минимум одна треть, по нашим оценкам, остро нуждаются в поддержке государства. Ничего они от государства не получили. Мало того, по сравнению с прошлым годом, после всех разговоров, замечательных разговоров в Думе премьера, президента, образовательное кредитование в России и так было ничтожным, а с этой осени сократилось еще в 2 раза.
Дмитрий Бабич: Олег Николаевич, а всегда ли оппозиция на высоте? В чем проблема? Я наблюдаю за нашей законодательной и исполнительной властью с 1990 года, как стал работать в средствах массовой информации, и очень часто законодательная власть ведет и вела себя еще более безответственно, чем исполнительная. И вот в 1999 году, когда произошли перемены, и значение законодательной власти резко упало, это был просто кризисный год, когда, как выразился Владимир Вольфович Жириновский, я с ним редко соглашаюсь, как и вы с Фурсенко, но он тогда сказал: «Игра в партии закончилась, страной будут править специалисты». А есть ли реальные интеллектуальные силы у оппозиции, где вы их видите? Люди, которые смогли бы предложить выход из тех тупиков, в которые зашла страна.
Олег Смолин: Я с Вольфовичем соглашаюсь еще реже, чем с Андреем Александровичем. Я думаю, что и в данном случае он оказался неправ. Потому что как раз игра в партии развернулась сейчас в полной мере. Если вы помните, Государственная Дума приняла с подачи президента и правительства законы о том, что у нас отменены одномандатные округа, что у нас теперь участвовать во всем могут только очень крупные партии, что у нас доступ к легальной политике вообще сокращен. Кстати, когда принимался этот закон, я позволил себе вольности в Думе, я сказал: «Коллеги, по опросам, половина населения партиям не верит. Почему вы принудительно всех загоняете в партии? Вы еще примите закон о принудительном исполнении супружеских обязанностей». Я тогда еще не знал, а потом услышал по «Эхо Москвы», кажется, что в Мексике такой закон был принят. Но у нас, видимо, еще все впереди.
И по поводу того, что страной будут править специалисты. Какие специалисты правят страной, мы прекрасно видим. Если уже Медведев говорит, что модернизацией до сих пор никто и не занимался, а чем же и нужно было заниматься, когда на страну пролился золотой дождь нефтедолларов? Мы их загнали, сами знаете куда. Теперь скоро проедим, по-видимому. Но совершенно очевидно, по крайней мере, для меня, что если бы мы развивали высокие технологии, то уровень падения в России был бы ниже. Именно поэтому производящая экономика Китая растет, Соединенных Штатов упала немного, а российская экономика нефтяная, на «нефтяной игле» сидящая, она обвалилась больше всех других.
И наконец, третье, насчет того, есть ли интеллектуальные силы у оппозиции. Есть у нас такая драма очень серьезная. В 90-ых годах абсолютно большая часть российской интеллигенции рванула либо в бизнес, либо в госслужбу. Во всем мире левые политические движения опираются, прежде всего, на интеллигенцию и на студенчество. У нас, повторяю, ситуация несколько другая, поскольку наиболее продвинутая, по крайней мере, часть интеллигенции попыталась капитализировать свой талант. Более того, Россия оказалась сейчас страной с очень низким уровнем ориентации на постматериальные ценности. Если когда-то мы были среди мировых лидеров по этому показателю, то теперь социологические исследования говорят: ориентация на постматериальные ценности в России примерно вдвое ниже, чем в социальных государствах Европы. Или другой пример. По опросу, 60% нашей молодежи – это под все разговоры о религиозной культуре – готовы переступить через все 10 заповедей, что называется, продать родного отца за успех. Это – опросы. Тяжелая ситуация.
Но, тем не менее, я не думаю, что у нас нет интеллектуальных сил. Мы в рамках Движения «Образование для всех» регулярно проводим специальные «круглые столы», мы готовим специальные программы и полагаем, что они в достаточной степени реалистические. И мы полагаем, что наши интеллектуальные ресурсы, в общем, пожалуй, не слабее ресурсов партии власти. Иное дело, что там огромные деньги и административный ресурс, а мы вынуждены все это делать на общественных началах. Проблема есть, но мы пытаемся, как умеем, ее решать. Мы надеемся, что рано или поздно, во-первых, Россия встанет в круг достаточно развитых стран, где интеллигенция и молодежь поддерживают левую идеологию, во-вторых, что Россия когда-нибудь вернется к собственной культурной традиции. А эта собственная культурная традиция заключалась в том как раз, что нематериальные или постматериальные ценности всегда стояли высоко в российском массовом сознании. Российская интеллигенция когда-то очень остро чувствовала свой долг перед народом, и во многом на этом были основаны и достижения русской литературы, выдающиеся достижения.
Карэн Агамиров: 1 сентября - для очень многих это праздник, а для матерей Беслана это вечная трагедия. Мы записываем нашу передачу 3 сентября, в очередную годовщину штурма трагического в Беслане, унесшего жизни многих детей и взрослых. Александр Торшин, заместитель председателя Совета Федерации, образно выразился: «Беслан был неизбежен».
Олег Смолин: Ну, я даже не понимаю аргументации.
Карэн Агамиров: Он говорил о терроризме, о том, что расцвел терроризм в то время, и вот это неизбежное последствие.
Олег Смолин: Ну, если зампред Совета Федерации так низко оценивает наши власти, полагает, что они вообще, в принципе, не способны были предотвратить Беслан, то мне, как представителю оппозиции, придется несколько выше оценить наши власти. Я совершенно убежден, что при другой политике можно было предотвратить и не только бесланские, но и многие другие террористические акты. Кстати, я в этом году уже, в канун 1 сентября давал интервью одной из радиостанций и высказал надежду, что в начале сентября этого года ничего не произойдет по двум причинам. С одной стороны, надежду, что наши власти извлекли уроки и мобилизуют все возможные силы для защиты школ, а с другой стороны, поскольку, по моей информации, террористическое подполье пришло к выводу, что оно очень много морально проиграло за счет террористического акта в школе, и по крайней мере, в ближайшее время вроде от такой тактики намерено отказаться. Поэтому я думаю, что история всегда альтернативна. И если можно сказать, что какие-то террористические акты, может быть, и были неизбежны в России после двух чеченских войн, со всеми вытекающими отсюда последствиями, то я думаю, что Беслана наверняка можно было избежать.
Эдуардо Гедеш: У меня еще один вопрос, который касается взгляда снаружи. В российской политике есть удивительная характеристика, что партии делаются сверху.
Олег Смолин: Да. Но не все.
Эдуардо Гедеш: И делаются с успехом, что больше всего удивляет. И недавно, несколько месяцев назад даже стали говорить, что, может быть, Кремль пытается создавать альтернативную Коммунистическую партию. Как вам кажется, это реально?
Олег Смолин: Сейчас в России расстановка сил такова, что в каких-то пределах это реально. Тем более, к сожалению, во-первых, я думаю, что мы несвободны от ошибок, и каких-то людей, которые ушли из Компартии, мы могли бы сохранить, это мое личное мнение. И выступая на съезде КПРФ последнем, я говорил о том, что искусство политика заключается не в том, чтобы искать врагов среди своих, а в том, чтобы чужих превращать в своих. Во-вторых, совершенно понятно, что действительно ведется очень серьезная работа, в том числе и подкуп. Люди иногда бывают достаточно слабыми. Кстати, моя политическая работа убеждает меня в том, что, как ни странно, из двух способов управления – насилие и подкуп – подкуп оказывается более эффективным нередко, чем даже насилие. В-третьих, я думаю, что действительно в России партии создаются сверху. Как-то я услышал грустную шутку одного из политологов, что на Западе партия власти – это партия, которая имеет власть, а в России это партия, которую имеет власть. Я отчасти сочувствую нашим коллегам из «Единой России». Многие из них вообще достаточно хорошо понимают, что происходит, тем более что там есть люди из бывших партийных органов. Ну, я думаю, невеликую тайну выдам, естественно, без фамилий, что один из моих коллег на одном из фуршетов взял меня за галстук и говорил: «Слушай, ты молодец, ты прешь! Ты при. Мы будем сопротивляться, а ты при».
Что касается Компартии Российской Федерации, конечно, у нас много проблем, я думаю, как и в любой партии. Прежде всего, мы из парламентских партий наименее богатая или самая бедная партия, и это совершенно понятно. Я думаю, что есть проблемы, связанные с разнородностью состава партии и фракции. Но я абсолютно убежден, - почему я работаю во фракции Компартии Российской Федерации, - что, во-первых, это наиболее независимая из всех парламентских партий, во-вторых, это партия, наиболее ответственно голосующая по социальным вопросам, ну и в-третьих, я не очень хочу, чтобы Владислав Сурков управлял мною то ли правой рукой, как «Единой Россией», то ли левой рукой, как другой партией власти. Я, честно говоря, считаю, что здесь я в наибольшей степени могу следовать своим собственным убеждениям.
Карэн Агамиров: А в партию не вступаете, я так понимаю.
Олег Смолин: А в партию не вступаю, поскольку я убежден, что силами одной только партии совершить реальный поворот российской экономической и социальной политики невозможно. Поэтому я стремлюсь мобилизовать на поддержку левой идеи беспартийных людей.
Дмитрий Бабич: Хотелось бы немножко вернуться к теме инвалидов. Я посещал крупные предприятия, на которых работали слабовидящие и незрячие люди. И основная проблема была в том, что эти предприятия теряли налоговые льготы. То есть если до этого эти предприятия, имея определенный процент инвалидов в качестве работников, могли рассчитывать на налоговые льготы, то речь шла об отмене этих льгот. А это означало, что просто придется нанимать здоровых, и эти предприятия утратят свой особый статус. Какая сейчас в этом плане ситуация?
Олег Смолин: Ситуация сложная. Во-первых, часть налоговых льгот ценой огромных усилий - каждый год по этому поводу в конце года у нас болит голова – нам удалось сохранить. Существует частичная льгота по налогу на прибыль в части прибыли, используемой на социальные нужды инвалидов. Существует для некоторых предприятий, кому это выгодно, льгота по налогу на добавленную стоимость для тех товаров, которые производятся ими самими. Пока существует льгота по социальному налогу, примерно половина размера социального налога льготируется. Но этого недостаточно. Труд инвалидов не может быть при равных условиях, по крайней мере, в сфере производства абсолютно конкурентоспособным с трудом здорового человека. Поэтому получается в России следующее. С одной стороны, несколько снизилось налоговое бремя для большого бизнеса и увеличилось налоговое бремя для предприятий, использующих труд инвалидов.
Мало того, сейчас запускается пенсионная реформа, в ней есть хорошее, есть плохое. И среди плохого, в частности, вот что: предполагается с 2011 года поэтапно повышать страховые взносы (бывший социальный налог) для предприятий, использующих труд инвалидов. Я жестко сказал в Государственной Думе, что нельзя в один карман добавлять, а из другого вынимать значительно больше, и что все предприятия инвалидов умрут, если эта концепция будет реализована. Пообещали создать рабочую группу. Осенью мы будем этим заниматься. Год с небольшим у нас есть в запасе. Но, в принципе, я абсолютно уверен, и кстати, даже в бытность президентом Владимир Путин это заявил, бюджет не должен формироваться за счет инвалидов. Пока что формируется.
Карэн Агамиров: У меня личный вопрос, можно сказать. Олег Николаевич, откуда вы взяли силу духа, чтобы бороться, выступать? Незрячий от рождения человек, и столько достигли. Откуда вы это черпаете, откуда берете?
Олег Смолин: Ну, насчет силы духа – это, как говорят, со стороны виднее. Без комментариев. А откуда черпаю? Я думаю, из двух источников. Во-первых, я бесконечно благодарен моим родителям и учителям. Только что прошел день 1 сентября, вот я не всех учителей успел обзвонить, но я очень благодарен моим замечательным учителям всем, кто вложил в меня часть себя. Слава Богу, тогда образование не рассматривалось как услуга. Учителя не думали, что они нас обслуживают, а они думали, что они нас воспитывают, и правильно думали. Но, наверное, надо сказать, если верить психологам, стремление к достижениям у человека пропорционально количеству любви, полученному в детстве от матери. Мои родители учителя, уже обоих нет, но я, естественно, бесконечно им благодарен, и это первые настоящие учителя в моей жизни. Я свое получил от родителей сполна.
Кстати, полушутя, полусерьезно, хотя тогда это было очень серьезно. Когда моя мама привезла меня к одному из докторов-психологов по поводу развития, какую-то игрушку я не схватил рукой, и та ей сказала: «А чего вы с ним носитесь? Он у вас умственно отсталый». Мама, конечно, потом, уже когда я стал доктором наук, очень хотела увидеть того доктора и спросить. Но я не про себя сейчас. К сожалению, у нас в России до сих пор дают диагнозы некоторым «необучаемый». Так вот, я берусь утверждать: совершенно необучаемых практически нет. Есть просто люди с разными возможностями, и каждого до какого-то уровня можно доучить. Я, например, дружу с Александром Васильевичем Суворовым, слепоглухим, доктором наук, поэтом. Хотя до блестящего эксперимента Мещерякова, Соколянского и Ильенкова в Загорском детском доме считалось, что слепоглухие необучаемые. Вот тебе относительность медицинских и психологических понятий.
Карэн Агамиров: А депутаты есть необучаемые?
Олег Смолин: Да, к сожалению. Депутаты все замечательные люди, когда ты с ними общаешься в кулуарах или на каких-нибудь празднествах. Но когда дело доходит до голосований, вот тогда появляется часть необучаемых депутатов, которые просто действуют по известному принципу: партия сказала «надо», значит, депутаты отвечают «есть!». Я лично всегда считал (кстати, это одна из причин, почему я считал, что нельзя отменять избирательные округа), что ответственность депутата перед избирателями выше, чем ответственность депутата перед любой партией. У меня не часто, но бывали случаи, когда я голосовал не так, как моя фракция, в тех случаях, когда я считал, что это соответствует моим предвыборным обещаниям.
Карэн Агамиров: Олег Николаевич, вот ваша многолетняя борьба, а как вы прогнозируете, жить в эту пору прекрасную, то, о чем вы говорите, все правильно раскладываете, доведется нам, хотя бы что-то из того, что вы говорили, сбудется?
Олег Смолин: Вопрос ведь, с моей точки зрения, достаточно простой. Мы, как народ, можем если не все, то очень многое. И в России, конечно, нет свободных выборов, в России очень мало осталось политической свободы, но, тем не менее, существует выборная система. И как говорил, по-моему, Руссо, при этой системе каждый народ имеет такое правительство, какого он заслуживает. А есть другое высказывание, которое принадлежит Лафайету, и мне оно очень нравится: каждый народ становится свободным, как только он действительно этого пожелает. Я думаю, что, на самом деле, основных сценариев у нас два. Либо мы продолжаем вот тот же курс сырьевой экономики, олигархической политики и так далее, и тогда мы отстаем чем далее, тем более. И к сожалению, я не исключаю того, что мы потеряем часть нашей России. Либо мы обеспечиваем научно-образовательный прорыв, прорыв в область новых технологий, и тогда мы занимаем достойное место среди других народов и государств. Возможно, есть какие-то третьи, промежуточные сценарии, но эти два – основные. Поэтому, возвращаясь к началу, я абсолютно уверен, что образовательная, научно-инновационная политика – это те направления внутренней политики, которые чем дальше, тем больше будут определять будущее нашего государства. При условии, конечно, что они будут проводиться в соответствующем направлении.
Эдуардо Гедеш: Сегодня я читал, что одна известная международная компания предсказала для российской пенсионной системы большие трудности. Говорят, реформа, не реформа. С другой стороны, пенсии очень низкие. Но и люди не так долго живут. В чем могут быть еще дополнительные трудности?
Олег Смолин: Люди живут не просто не так много. По предпоследнему докладу о развитии человеческого потенциала, мы 114 место занимаем по продолжительности жизни, а по последнему докладу – 119-ое. Между прочим, 20 лет назад мы не были мировыми лидерами, но средняя продолжительность жизни была на среднеевропейском уровне, мы имели вполне приличные показатели. А сейчас, видимо, народ от «счастья» так мало живет, которое обеспечено нам существующим политическим режимом и экономической политикой.
Что касается кризиса пенсионной системы. Я его не исключаю, и объясняю почему. Дело в том, что Россия имеет уникальную налоговую систему. Нам говорят, что она самая передовая, но у меня большие сомнения. При этой системе не богатые делятся с бедными, а бедные делятся с богатыми. Я не помню, какая верхняя планка подоходного налога в Португалии, не знаю, но я другой такой страны не знаю, в которой было бы ровно 13% для всех, от начинающего учителя до стареющего олигарха. Мало того, у нас долгое время существовала система регрессивного налогообложения по социальному налогу: чем выше зарплата, тем меньше платишь. Более того, сейчас, когда мы приняли новую пенсионную систему, есть так называемая шкала отсечения в 415 тысяч рублей. Вот если зарплата до 415 тысяч рублей, то ты платишь отчисления, а свыше – нет. И получается так, что если ты получаешь 35 тысяч в месяц, или до 35 тысяч в месяц, ты будешь платить те самые 34%. А если ты получаешь 250-300 тысяч в месяц, ты будешь платить только 5% от своего дохода. Естественно, будут трудности у пенсионной системы, потому что правительство, видимо, заботится о чиновниках и о тех, кто получает высокие доходы и дает взятки тем же чиновникам.
Дмитрий Бабич: Вы довольно точно говорите о продолжительности жизни, обо всех этих вещах. Но ведь, в конце концов, вот вы говорите о выборной системе, мы пять лет назад практически отказались от этой выборной системы, насколько я понимаю. Как вы оцениваете 5-летие этих событий? И есть ли какая-то надежда, что мы вернемся к ситуации, когда губернатору будут говорить, не как Медведев сказал какому-то губернатору: «Вы затем и поставлены губернатором, чтобы что-то делать», - а чтобы президент уважительно говорил губернатору: «Вас избрали для того, чтобы вы что-то делали»?
Олег Смолин: Я хотел бы напомнить слушателям «Свободы», что, между прочим, при всех наших внутренних проблемах фракция Компартии Российской Федерации голосовала против отмены губернаторских выборов. Она голосовала против отмены одномандатных округов, хотя как партия она заинтересована в выборах по партийным спискам. Стало чуть больше депутатов Компартии, но из принципиальных соображений голосовали против отмены одномандатных округов. Голосовали против всяких безобразий в избирательном законодательстве, которые фактически выборную систему превращают... вы помните: она уволилась по собственному желанию, директор магазина. Так приблизительно и здесь. У нас многие в правительстве, похоже, возможно, в Администрации президента в меньшей степени думают, что они могут повторить авторитарную модернизацию по типу Петра, Сталина, Пиночета, корейских авторитарных лидеров. Я абсолютно уверен, что можно по-разному относиться к прежним авторитарным лидерам, но повторить авторитарную модернизацию в XXI веке невозможно. Здесь радикально изменилась ситуация. Здесь главным ресурсом стал человеческий, и растранжиривать его, как прежде, невозможно. Наоборот, его нужно ценить и на него опираться. Лучшие экономисты мира говорят, что сейчас главное для развития экономики – это не производство средств производства для производства средств производства, как нас когда-то учили в курсе политической экономики, а человеческий потенциал и человеческий капитал. А для этого человеку нужны, во-первых, социальные гарантии, во-вторых, свобода, и в-третьих, конечно, образовательная среда. Не всякого рода веселые и какие-то «дома», а образовательные каналы, образовательные передачи. Кстати, я хочу отметить, что я не всегда, естественно, согласен с политическими взглядами комментаторов Радио Свобода, но, я отдаю должное, это один из самых образовательных каналов в современном российском эфире.
И у меня есть один интересный текст...
Карэн Агамиров: Олег Николаевич, ну, будет повод еще прийти.
Олег Смолин: А такие хорошие стихи у Федора Алексеевича Кони!..
Карэн Агамиров: Стихами завершите, пожалуйста.
Олег Смолин: Мне недавно в руки попались стихи отца нашего знаменитого адвоката Анатолия Федоровича Кони Федора Алексеевича. Не думаю, что он был социалистом, но как актуально написал.
«Не жди, чтобы цвела страна,
Где царство власти, не рассудка,
И где зависит все от сна
И от сварения желудка!
Где есть закон, чтоб понимать,
Как он изменчив и непрочен;
И где звездами лечат знать
От заслуженных ей пощечин!
Где много есть свободных мест
Для угнетенья и позора;
Где вешают на вора крест,
А не на крест вздевают вора!
Где с детства учат фрунтовой,
Из школ поделали казармы;
Где управляют всей страной
Фельдфебель с палкой да жандармы!».
И последние четыре строки, которые мне с грустью нравятся:
«Где в прихоть барства и чинов
Даны на жертву поколенья,
Где для затмения умов
Есть министерство просвещенья».
Карэн Агамиров: Спасибо большое, Олег Николаевич. Великолепно! Вот стихами мы и закончим.