Люди говорят стихами, не замечая этого. Не часто, но говорят. Таких людей я приглашаю в соавторы. Лирический герой русской поэзии, мне кажется, слишком сосредоточен на себе, а "я" одного поэта, за редким исключением, сливается с сотнями других поэтических "я". И почти всегда это "я" благородное или мудро-ироничное, или одиноко-страдальческое.
Знаете, скорей нет.
В группах не заинтересованы,
хотя финансово это выгодно.
Я помню, как команда
израильских баскетболистов
утром забрала с общего стола
все блюда с сырами, ветчинами и джемом.
Я, конечно, им сказала,
что это для всех гостей.
Вы бы слышали,
как они расхохотались.
Понимаете,
даже если англичане
с их пресловутым индивидуализмом
стоят в холле, как стадо,
то гостиница принадлежит уже им,
и вся атмосфера, климат,
в который я вложила душу,
ну что ли портится.
Знаете, с этими группами
я как изнасилованная.
Так что больше не принимаем.
Пусть живут в "Хилтоне",
да где угодно.
А в моей душе
для них свободных номеров нет.
Я ясно выражаюсь?
ЛЕНА ИЗ КОНЬКОВО
Вышла я вчера вечером из дому,
а там дети кучкой, лет по десять, с собакой.
Они меня не заметили.
Пока я курила и на собаку глядела,
они забежали в подъезд и стали дразнить старуху-консьержку:
таким ужасным матом. Я им закричала:
-Пошли отсюда, а то уши надеру.
Убежали. С собакой. Я снова закурила.
Возвращаются. И опять за своё.
А я быстро бегаю. Как побежала,
как схватила двоих за шкирки.
-Сейчас бить не буду, но снова увижу –
без ушей останетесь.
Ещё сказала: вот представьте себе,
что вы – старики. Ну напрягитесь. Да, старики.
Противные, слабые, на фиг никому не нужные.
Ну как, представили? Нет?
Ладно. И вот вы идёте с палочками,
а к вам подбегают придурки и говорят:
- Ну что, старые мудаки? Может, яйца вам оторвать?
Вам это понравится?
Ну и отпустила.
И тут догоняет меня какая-то тётка.
И говорит, что один из мальчишек – её внук.
И что она не знает, что делать.
Одна надежда – на кадетское училище.
Уже вроде договорились.
А растит она внука одна: зять в тюрьме,
а дочь на наркоте сидит.
Внучек, в общем, хороший.
В школе успевает, на айкидо ходит,
тренер бесплатно с ним занимается.
И попросила помолиться за них –
Инну и внука Артёмия.
Напоследок поблагодарила,
что я её выслушала.
ГОСТИНИЧНЫЙ МЕНЕДЖЕР МИЛЕНА
Повлияла?
Гостиница?
Боюсь, что "да".
Checking in, checking out.
Как это по-русски?
Зарегистрироваться?
Прибыл- убыл?
Да, с мужчинами
тоже так.
Я в этом бизнесе,
гостиничном, уже лет двадцать.
И не замужем.
Вы меня понимаете?
КОНДИТЕР МАРКУС
Как давно?
В Праге уже месяца два.
Нет, это целая сеть ресторанов,
называется "В тишине".
Какие впечатления?
Нет слов.
Найти их?
Я бы так сказал:
"У них нет концепции кондитера".
Что это значит?
Нет индивидуального рабочего места.
Нет понимания количества и качества продукта,
Вкусов клиента.
На днях попросили спечь хлеб.
Мне это как "Маленькую ночную серенаду" сыграть.
Но в каком мы веке живём?
Они что, не понимают
в какой я гильдии?
Да я – третья ракетка Кёльна!
Зачем же меня попусту расходовать?
Наши классики называли архитектуру
застывшей музыкой.
Понимаете, я – архитектор,
пусть однодневок,
но кто-то запомнит их на всю жизнь.
А если верить нашим классикам,
так я ещё и музыкант.
Кстати, я слыхал, что вы пишите стихи.
Лирику? Басни? Песни?
МАРТИН, СЛУЖИТЕЛЬ БАССЕЙНА В ГОСТИНИЦЕ
Итальянцы – аквацентристы.
Полный атас.
Никому плавать не дают.
Только в своё –
и больше ничьё –
удовольствие.
Они и в сауне такие.
Один итальянец –
и всем уже тесно.
Выходишь из сауны – в поту,
в его поту.
Дети тоже – полный атас.
Плавают по непредсказуемым траекториям.
Я вам советую на их глазах
разлечься в джакузи
и начать бултыхаться
со страшной силой.
Они тотчас к вам перебегут,
а вы тихонько назад, в бассейн.
Кого обожаю,
так это японок.
До чего тактичные.
Вроде плывёт рядом,
а бассейн от этого
только шире становится.
Две японки – безбрежный простор.
Не бассейн, а море.
Сумасшедшие? Да, бывают.
Один такой плавал
исключительно по периметру.
Простите, я, кажется, вас совсем заболтал.
Поплавайте,
пока никого нет.
ГОСТИНИЧНЫЙ МЕНЕДЖЕР МИЛЕНА
Он привёл цитату, кажется,
из итальянского романа "Леопард".
Мол, брак – это год горения и тридцать лет пепла.
Я спросила, а как у него с этим делом.
Он ответил, что у любви, в отличие от брака,
свой срок: лет пять.
Я спросила, каким календарём
он исчисляет любовь.
Он не понял.
Тогда я пояснила.
Можно, к примеру, учитывать
только дни и ночи свиданий.
Тогда пять лет будут длиться куда дольше.
Он подозрительно посмотрел на меня.
Подумав, спросил:
-А какой бы календарь вы пожелали нам?
Я ответила, что хочу,
чтобы под рукой были оба,
а я уж разберусь.
Не знаю, что он подумал, но вслух сказал:
-Да, гостиница – ваше призвание. Прежде
я никогда не встречал людей,
столь тонко и глубоко
оперирующих понятиями
"день" и ночь".
АВСТРИЙСКАЯ ЖУРНАЛИСТКА ЙОАНА
Я стояла под душем
и слушала радио.
И вдруг услышала
свою фамилию.
Я решила, что радио цитирует мою статью
о Пражской весне.
Не хочу хвастаться,
но статья была классная.
Я прислушалась.
Нет. По радио
читали стихи.
Я обомлела.
Это были стихи моей матери.
Ein junger Rat
im Rathaus meinte:
sie Mussten doch
in Auschwitz
Dokumente haben!
(Молодой чиновник
из муниципалитета настаивал:
-Но хоть какой-то
документ в Освенциме
у вас был! - И.П.).
Моя мать –
Hausfrau,
недобиток Холокоста,-
пишет стихи!
Я разрыдалась
и не выключала воду,
пока не кончились слёзы.
ПАРИКМАХЕР ЕЛЕНА
Не люблю я пробор.
Понимаете,
пробор – это граница.
А значит, запрет.
Разве голова – это два Берлина?
Граница – это "не пущу".
Куда "не пустишь"? В башку?
Да что она из себя корчит?
Какие-такие мысли в ней бесценные?
Ладно, что-то я распсиховалась.
Я, наверное, в душе –
нарушитель границ.
Вот и нашла себе работу:
счёсываю проборы.
Ну вот, поглядите,
разве так не лучше?
АЛЕКС и НИКИ
- Мой дорогой, бесценный Ники,
целую твоё только что полученное письмо.
Как мне стыдно, когда я думаю о том,
как вела себя в тот вечер.
Что ты должен был подумать обо мне,
плачущей, как ребёнок?
Я знаю, что мужчины не любят слёз –
не думай обо мне из-за этого плохо,
хорошо?
Я не могу лечь спать,
не поговорив с тобой.
Большая толпа вышла на улицы
посмотреть, как мы выезжаем.
И полиция не могла их оттеснить.
Так неловко, когда тебя рассматривают,
как будто ты дикое животное,
сбежавшее из зоопарка.
Как нехорошо, что офицеры
советуют тебе не писать мне
каждый день, ведь это то,
что облегчает разлуку.
Заглянуть в твои глаза –
значит уже никогда их не забыть.
- Дорогая маленькая Аликс,
мне уже виден берег Дании
и вдали два маяка.
Как не хватает тебя везде и во всём.
Вместо того чтобы посылать тебе
это послание из Копенгагена,
я отдам его лоцману,
который выйдет в Дувре,
так что сегодня же моя любимая
получит весточку от своего шалопая,
плывущего по морю.
-Ники, какой будет конец...?
-Аликс,
твой до смерти!
Как всё это сердечно, трогательно, мило!
Но зачем, зачем они родились
императором и императрицей?
ГОРОД ЛЬВОВ
Львовское интернет-издание ZAHID.net
заказало мне эссе о Львове.
В этом городе я служил в армии.
Программа максимум была выжить,
просто выжить.
Дважды меня сажали в карцер:
так, из социальной ненависти.
По дороге из камеры в уборную
меня по дури мог пристрелить
полупьяный солдатик:
при попытке к бегству.
И был бы прав:
каждый день я мечтал о побеге,
и кусал руку до крови,
чтобы не сбежать,
не перейти на сторону врага.
Из окна казармы я видел парк,
названия которого я не знал.
Парк был таинственным, неземным:
по нему ходили женщины.
Я мечтал, что однажды
меня отпустят в увольнительную,
я буду гулять по парку
и познакомлюсь с женщиной,
лучше проституткой:
("сказано – сделано").
В день, когда меня демобилизовали,
я вышел за ворота казармы
и почти бегом пустился к вокзалу,
не глядя по сторонам.
Сел на первый же поезд и
через пять часов приехал домой.
Мне нечего сказать о городе Львове.
В молодости я жил в казарме,
которая называлась Львов.
До встречи через неделю
Несколько стихотворений из этого цикла были опубликованы в московском журнале "Воздух" (№2, 2008).
Игорь Померанцев и соавторы
ГОСТИНИЧНЫЙ МЕНЕДЖЕР МИЛЕНА
Знаете, скорей нет.
В группах не заинтересованы,
хотя финансово это выгодно.
Я помню, как команда
израильских баскетболистов
утром забрала с общего стола
все блюда с сырами, ветчинами и джемом.
Я, конечно, им сказала,
что это для всех гостей.
Вы бы слышали,
как они расхохотались.
Понимаете,
даже если англичане
с их пресловутым индивидуализмом
стоят в холле, как стадо,
то гостиница принадлежит уже им,
и вся атмосфера, климат,
в который я вложила душу,
ну что ли портится.
Знаете, с этими группами
я как изнасилованная.
Так что больше не принимаем.
Пусть живут в "Хилтоне",
да где угодно.
А в моей душе
для них свободных номеров нет.
Я ясно выражаюсь?
ЛЕНА ИЗ КОНЬКОВО
Вышла я вчера вечером из дому,
а там дети кучкой, лет по десять, с собакой.
Они меня не заметили.
Пока я курила и на собаку глядела,
они забежали в подъезд и стали дразнить старуху-консьержку:
таким ужасным матом. Я им закричала:
-Пошли отсюда, а то уши надеру.
Убежали. С собакой. Я снова закурила.
Возвращаются. И опять за своё.
А я быстро бегаю. Как побежала,
как схватила двоих за шкирки.
-Сейчас бить не буду, но снова увижу –
без ушей останетесь.
Ещё сказала: вот представьте себе,
что вы – старики. Ну напрягитесь. Да, старики.
Противные, слабые, на фиг никому не нужные.
Ну как, представили? Нет?
Ладно. И вот вы идёте с палочками,
а к вам подбегают придурки и говорят:
- Ну что, старые мудаки? Может, яйца вам оторвать?
Вам это понравится?
Ну и отпустила.
И тут догоняет меня какая-то тётка.
И говорит, что один из мальчишек – её внук.
И что она не знает, что делать.
Одна надежда – на кадетское училище.
Уже вроде договорились.
А растит она внука одна: зять в тюрьме,
а дочь на наркоте сидит.
Внучек, в общем, хороший.
В школе успевает, на айкидо ходит,
тренер бесплатно с ним занимается.
И попросила помолиться за них –
Инну и внука Артёмия.
Напоследок поблагодарила,
что я её выслушала.
ГОСТИНИЧНЫЙ МЕНЕДЖЕР МИЛЕНА
Повлияла?
Гостиница?
Боюсь, что "да".
Checking in, checking out.
Как это по-русски?
Зарегистрироваться?
Прибыл- убыл?
Да, с мужчинами
тоже так.
Я в этом бизнесе,
гостиничном, уже лет двадцать.
И не замужем.
Вы меня понимаете?
КОНДИТЕР МАРКУС
Как давно?
В Праге уже месяца два.
Нет, это целая сеть ресторанов,
называется "В тишине".
Какие впечатления?
Нет слов.
Найти их?
Я бы так сказал:
"У них нет концепции кондитера".
Что это значит?
Нет индивидуального рабочего места.
Нет понимания количества и качества продукта,
Вкусов клиента.
На днях попросили спечь хлеб.
Мне это как "Маленькую ночную серенаду" сыграть.
Но в каком мы веке живём?
Они что, не понимают
в какой я гильдии?
Да я – третья ракетка Кёльна!
Зачем же меня попусту расходовать?
Наши классики называли архитектуру
застывшей музыкой.
Понимаете, я – архитектор,
пусть однодневок,
но кто-то запомнит их на всю жизнь.
А если верить нашим классикам,
так я ещё и музыкант.
Кстати, я слыхал, что вы пишите стихи.
Лирику? Басни? Песни?
МАРТИН, СЛУЖИТЕЛЬ БАССЕЙНА В ГОСТИНИЦЕ
Итальянцы – аквацентристы.
Полный атас.
Никому плавать не дают.
Только в своё –
и больше ничьё –
удовольствие.
Они и в сауне такие.
Один итальянец –
и всем уже тесно.
Выходишь из сауны – в поту,
в его поту.
Дети тоже – полный атас.
Плавают по непредсказуемым траекториям.
Я вам советую на их глазах
разлечься в джакузи
и начать бултыхаться
со страшной силой.
Они тотчас к вам перебегут,
а вы тихонько назад, в бассейн.
Кого обожаю,
так это японок.
До чего тактичные.
Вроде плывёт рядом,
а бассейн от этого
только шире становится.
Две японки – безбрежный простор.
Не бассейн, а море.
Сумасшедшие? Да, бывают.
Один такой плавал
исключительно по периметру.
Простите, я, кажется, вас совсем заболтал.
Поплавайте,
пока никого нет.
ГОСТИНИЧНЫЙ МЕНЕДЖЕР МИЛЕНА
Он привёл цитату, кажется,
из итальянского романа "Леопард".
Мол, брак – это год горения и тридцать лет пепла.
Я спросила, а как у него с этим делом.
Он ответил, что у любви, в отличие от брака,
свой срок: лет пять.
Я спросила, каким календарём
он исчисляет любовь.
Он не понял.
Тогда я пояснила.
Можно, к примеру, учитывать
только дни и ночи свиданий.
Тогда пять лет будут длиться куда дольше.
Он подозрительно посмотрел на меня.
Подумав, спросил:
-А какой бы календарь вы пожелали нам?
Я ответила, что хочу,
чтобы под рукой были оба,
а я уж разберусь.
Не знаю, что он подумал, но вслух сказал:
-Да, гостиница – ваше призвание. Прежде
я никогда не встречал людей,
столь тонко и глубоко
оперирующих понятиями
"день" и ночь".
АВСТРИЙСКАЯ ЖУРНАЛИСТКА ЙОАНА
Я стояла под душем
и слушала радио.
И вдруг услышала
свою фамилию.
Я решила, что радио цитирует мою статью
о Пражской весне.
Не хочу хвастаться,
но статья была классная.
Я прислушалась.
Нет. По радио
читали стихи.
Я обомлела.
Это были стихи моей матери.
Ein junger Rat
im Rathaus meinte:
sie Mussten doch
in Auschwitz
Dokumente haben!
(Молодой чиновник
из муниципалитета настаивал:
-Но хоть какой-то
документ в Освенциме
у вас был! - И.П.).
Моя мать –
Hausfrau,
недобиток Холокоста,-
пишет стихи!
Я разрыдалась
и не выключала воду,
пока не кончились слёзы.
ПАРИКМАХЕР ЕЛЕНА
Не люблю я пробор.
Понимаете,
пробор – это граница.
А значит, запрет.
Разве голова – это два Берлина?
Граница – это "не пущу".
Куда "не пустишь"? В башку?
Да что она из себя корчит?
Какие-такие мысли в ней бесценные?
Ладно, что-то я распсиховалась.
Я, наверное, в душе –
нарушитель границ.
Вот и нашла себе работу:
счёсываю проборы.
Ну вот, поглядите,
разве так не лучше?
АЛЕКС и НИКИ
- Мой дорогой, бесценный Ники,
целую твоё только что полученное письмо.
Как мне стыдно, когда я думаю о том,
как вела себя в тот вечер.
Что ты должен был подумать обо мне,
плачущей, как ребёнок?
Я знаю, что мужчины не любят слёз –
не думай обо мне из-за этого плохо,
хорошо?
Я не могу лечь спать,
не поговорив с тобой.
Большая толпа вышла на улицы
посмотреть, как мы выезжаем.
И полиция не могла их оттеснить.
Так неловко, когда тебя рассматривают,
как будто ты дикое животное,
сбежавшее из зоопарка.
Как нехорошо, что офицеры
советуют тебе не писать мне
каждый день, ведь это то,
что облегчает разлуку.
Заглянуть в твои глаза –
значит уже никогда их не забыть.
- Дорогая маленькая Аликс,
мне уже виден берег Дании
и вдали два маяка.
Как не хватает тебя везде и во всём.
Вместо того чтобы посылать тебе
это послание из Копенгагена,
я отдам его лоцману,
который выйдет в Дувре,
так что сегодня же моя любимая
получит весточку от своего шалопая,
плывущего по морю.
-Ники, какой будет конец...?
-Аликс,
твой до смерти!
Как всё это сердечно, трогательно, мило!
Но зачем, зачем они родились
императором и императрицей?
ГОРОД ЛЬВОВ
Львовское интернет-издание ZAHID.net
заказало мне эссе о Львове.
В этом городе я служил в армии.
Программа максимум была выжить,
просто выжить.
Дважды меня сажали в карцер:
так, из социальной ненависти.
По дороге из камеры в уборную
меня по дури мог пристрелить
полупьяный солдатик:
при попытке к бегству.
И был бы прав:
каждый день я мечтал о побеге,
и кусал руку до крови,
чтобы не сбежать,
не перейти на сторону врага.
Из окна казармы я видел парк,
названия которого я не знал.
Парк был таинственным, неземным:
по нему ходили женщины.
Я мечтал, что однажды
меня отпустят в увольнительную,
я буду гулять по парку
и познакомлюсь с женщиной,
лучше проституткой:
("сказано – сделано").
В день, когда меня демобилизовали,
я вышел за ворота казармы
и почти бегом пустился к вокзалу,
не глядя по сторонам.
Сел на первый же поезд и
через пять часов приехал домой.
Мне нечего сказать о городе Львове.
В молодости я жил в казарме,
которая называлась Львов.
До встречи через неделю