Уильям Сэфайр: с кухни до колонки в New York Times

Помимо всего прочего, Уильям Сэфайр 40 лет собирал словарь политических терминов

В минувшее воскресенье на 80-м году жизни скончался один из самых ярких американских политических журналистов, лауреат Пулитцеровской премии, кавалер президентской Медали свободы Уильям Сэфайр.


Он был уникальной, ни на кого не похожей фигурой. "В экономике и политике, так же, как и в моде и в музыке, 1970-е годы были в основном жалким десятилетием. Но это печальное время породило поколение консервативных гигантов в журналистике и общественной жизни. В том числе — и Уильяма Сэфайра", — написала после его смерти газета Wall Street Journal.


В американской журналистике Уильям Сэфайр занимал особое место. Его главным профессиональным принципом была независимость — на него никогда нельзя было навесить ярлык какого-либо политического направления или определить, на чьей он стороне. Он всегда был на своей собственной.


Хозяин "спорной" кухни

Сэфайр проучился в университете два года, а потом бросил учебу и пошел работать специалистом по связям с общественностью, занявшись тем, что в сегодняшней России называется "пиаром". В 1959 году он приехал в Москву в качестве пиарщика строительной компании, которая участвовала в Американской национальной выставке в парке Сокольники. Делегацию США возглавлял вице-президент Ричард Никсон.


Молодой Сэфайр совершенно случайно стал инициатором столкновения Никсона и Хрущева, получившего название "кухонных дебатов". Когда глава советского правительства прибыл на выставку, Никсон первым делом привел его в студию цветного телевидения, которое тогда было технической новинкой. Вот как описывал события этого дня сам Уильям Сэфайр, чья непосредственная задача на этой выставке заключалась в рекламировании типичного американского дома (и особенно кухни):


"…Когда вы слышите выражение "кухонные дебаты", имейте в виду: это была моя кухня. Произошло следующее. Никсон вошел в телестудию в прекрасном настроении. Он был хозяином выставки и вопреки своему образу "ястреба" хотел держаться дружелюбно. Вместе с ним в студию вошел Хрущев. Через 15 минут Никсон вышел мрачный. Типичный американский дом не значился в программе. Он вышел и стал озираться, не зная, куда идти дальше. А за ним следовала толпа прилетевших с ним американских репортеров и советских журналистов. Никсон выглядел проигравшим и искал возможность компенсировать проигрыш. И я сказал майору Дону Хьюзу, его военному советнику: "Сюда пожалуйте — вот типичный американский дом!" Хьюз сгреб в охапку Никсона, направил его в дом, тот подцепил Хрущева, и они вошли внутрь по дорожке, которая пересекала дом посередине. Но сзади на них напирала толпа журналистов. Их было так много, что лидеров просто вытолкнули бы из дома. Я ухитрился поставить ограждение, и тогда оставшиеся журналисты побежали к противоположному входу. В итоге двойная толпа зажала обоих лидеров ровно в середине дома. Никсон увидел возможность отыграться, взял Хрущева под локоть и увлек его в кухню. "Вот, — говорит, — типичная американская кухня, вот так мы облегчаем домашним хозяйкам жизнь, экономим их время и силы". Хрущев сразу же отвечает: "У нас все это есть". Никсон продолжает: "Нет, позвольте. Этот дом стоит 14 тысяч долларов. Куплен в рассрочку на 30 лет. Кредит гарантирован правительством. Обыкновенный рабочий-сталевар может позволить себе покупку такого дома". Хрущев слушал с выражением абсолютного неверия. Потом сказал: "Наши рабочие тоже могут позволить себе такой дом". Я все это слушал и понимал: величайшее событие моей жизни происходит у меня глазах, и никто из журналистов не слышит, не записывает звук и не фотографирует. А мне кто ж поверит? Я посмотрел по сторонам и увидел Харрисона Солсбери из New York Times — он хотел протиснуться поближе, но русские охранники не пускали. Я показываю на него и говорю: "Ответственный за холодильник!" Харрисон говорил по-русски, перевел охране, и его пропустили в кухню. Он уселся на пол прямо перед лидерами и стал записывать их реплики в блокнот. Потом я увидел Ханса Ван Нольде, фотокорреспондента Associated Press, который тоже не мог проникнуть в кухню. Я объяснил, что это ответственный за мусоропровод. А русские спрашивают: "А где тут у вас мусоропровод?" И правда — мусоропровода не было. Тогда Ханс сделал нечто экстремальное для фотокорреспондента: он бросил свою камеру через ограждение мне. Я не умел фотографировать тогда, не умею и теперь. Но я навел объектив, щелкнул и бросил аппарат обратно. Слышу шепот Ханса: "Ты загородил объектив пальцем, идиот!" И опять швыряет мне свою камеру. Никогда не забуду выражение лица Хрущева, которому камера чуть не попала по голове. Со второго раза я все-таки их сфотографировал, и наутро снимок был в New York Times".


Когда спустя полтора года Никсон решил избираться в президенты, он вспомнил ловкого пиарщика и велел найти его. Сэфайр работал в избирательном комитете Никсона и в 1960 году, и в 1968-м. Вторая попытка оказалась удачной: Никсон стал президентом, а Сэфайр — его спичрайтером. Он во многом помог Никсону справиться со скованностью, которую тот испытывал на публике, и стал автором нескольких броских выражений, вошедших в анналы американской риторики. В 1973 году Сэфайр ушел из Белого Дома и стал политическим обозревателем газеты New York Times. Параллельно он изучал происхождение слов и выражений американского политического жаргона и превратился в авторитетнейшего лексикографа в этой специфической области.

"Конгенитальное" недоразумение


Его политические симпатии никогда не были абсолютными. В 1992 году он голосовал за Билла Клинтона, но вскоре превратился в одного из самых острых его критиков. Однажды в своей очередной колонке он назвал Хиллари Клинтон "прирожденной лгуньей". Реакция Белого Дома была беспрецедентной. Пресс-секретарь Клинтона Майк Маккари заявил, что если бы президент не был президентом, он ответил бы г-ну Сэфайру ударом в переносицу.


Стоит отметить, что в английском языке смысл слова "прирожденный" можно передать несколькими словами. Выбранное Уильямом Сэфайром слово congenital взбесило первую леди, которая заявила, что оно бросает тень на ее родителей. При этом она не преминула отметить, что работала в сенатской комиссии по импичменту президента Никсона, на которого, в свою очередь, работал г-н Сэфайр. "Он, как видно, этого не забыл", — заявила г-жа Клинтон в эфире Национального общественного радио.


"Вот уже 25 лет всякий раз, когда я ловлю политика на неблаговидных поступках, жертва, будь то республиканец или демократ, тотчас начинает кричать: "Ага, видали? Он все это делает, чтобы обелить Никсона!", — ответил на это Сэфайр в ток-шоу Тима Рассерта на телеканале NBC. — "Конгенитальный" в современном значении — а я подбираю слова очень тщательно — не что иное, как "прирожденный". Это может также означать "хронический" и "закоренелый". Вообще-то это надо уметь — вывернуть выражение "конгенитальная лгунья" так, чтобы оно выглядело нападкой на мать первой леди. Разумеется, это вздор. Но именно это всякий раз и происходит".


В конце передачи Тим Рассерт подарил Сэфайру пару боксерских перчаток — для защиты от Клинтона и в знак журналистской солидарности. За свои комментарии в New York Times Сэфайр еще в 1978 году получил высшую журналистскую награду США — Пулитцеровскую премию. Он автор четырех романов и нескольких книг документальной прозы. Но, вероятно, главное в его наследии — словарь политических терминов, над которым он работал 40 лет и который он постоянно дополнял в своей еженедельной лексикографической колонке. Его бесконечно радовал живой, сочный и ехидный язык американской политики.

Политология и дохлые кошки


"Ну скажем, есть выражение "над его головой сгустились тучи", — говорил Сэфайр. — Оно используется так часто, что его образный смысл стерся. Но когда вы говорите: "На него градом сыплются дохлые кошки", это сразу обостряет восприятие. На удачной метафоре можно построить всю речь, и она же может стать поводом для обвинений".


Он докапывался до происхождения каждого слова и порой открывал скрытый смысл. Так случилось и с главным лозунгом президентской кампании Барака Обамы — словом change, перемены.


"Оно часто употреблялось во времена Линкольна, — указал журналист. — Тогда была в ходу фраза: "Коней на переправе не меняют". Что означало: голосуй за Эйба Линкольна, не меняй его на генерала Макклеллана. А противоположный лозунг был: "Меняй коней, или утонешь".


Заметки Сэфайра о языке далеко не всегда были безобидными. Когда весной прошлого года в результате упорного соперничества Хиллари Клинтон и Барака Обамы Демократическая партия едва не раскололась и все заговорили о том, что кандидатам надо договориться, Сэфайр тотчас вспомнил: аналогичный случай уже имел место в истории.


"Блогосфера весьма способствует распространению новых метких слов. И никогда не знаешь, удержится ли новое слово в языке, и вообще новое ли оно или, может, вернулось к нам из далекого прошлого, — напомнил он. — Вот сейчас все рассуждают о возможной сделке на съезде демократов. Один журналист сказал: "нечестивая сделка". Это словосочетание сразу же возвращает вас в 1824 год, когда Генри Клей объединился с Джоном Квинси Адамсом, и они совместными усилиями нанесли поражение Эндрю Джексону. В результате Клей стал государственным секретарем, и именно этот трюк получил название "нечестивая сделка". Так что, получается, мы вернулись в историю, вытащили оттуда выражение. И попомните мое слово: если они в Денвере договорятся, каким бы ни было соглашение, его обзовут "нечестивой сделкой".


Уильям Сэфайр говорил это в апреле 2008 года. В июне Хиллари Клинтон сошла с дистанции, а в середине ноября стало известно, что она будет госсекретарем в администрации президента Обамы. История повторилась.

Фрагмент из программы "Время и Мир" с Ириной Лагуниной