Сходит на нет юбилейная полемика, поводом для которой послужили события десятилетней давности – война в Дагестане, взрывы в Буйнакске, Волгодонске и Москве, начало второй чеченской кампании, избрание Владимира Путина президентом.
Трудно назвать это обсуждение бурным, и вряд ли стоило ждать, что оно таким получится. За прошедшие десять лет все, кто хотел высказаться по поводу этих событий, уже сделали это. Круглая дата не принесла ни свежих аргументов, ни не известных прежде фактов, ни даже новых участников дискуссии. Произошел довольно дежурный обмен репликами между сторонниками двух базовых теорий о происхождении событий лета и осени 1999 года.
Сторонники первой теории (самый активный среди них –г-н Фельштинский) убеждены, что мы имеем дело с заговором спецслужб, которые готовы были на любые преступления ради главной цели – привести к власти Владимира Путина и поживиться в дальнейшем, пользуясь его благосклонностью.
Адепты противоположной версии (самая громкая среди них – г-жа Латынина) считают, что ФСБ непричастна к взрывам домов.
В этой, длящейся уже много лет дискуссии самыми любопытными остаются пробелы – те вопросы, не обсуждать которые стараются и приверженцы первой теории, и поклонники второй.
Вот самые, на мой взгляд, важные из этих пробелов:
- Кем и когда было принято решение о том, что Владимир Путин досрочно меняет Бориса Ельцина на посту президента?
- Верны ли рассказы о том, что, проведя кастинг претендентов, Борис Николаевич остановился на кандидатуре Владимира Владимировича, потому что поверил в его честность, порядочность и надежность?
- Или верны совсем другие рассказы? Согласно которым, никого Борис Ельцин не выбирал, а вынужден был согласиться с ультиматумом неких людей: вот наш кандидат в президенты, а вот досье на некоторые имущественные интересы ваших ближайших родственников и их друзей, которое будет опубликовано, если нового президента будут звать не Владимир Путин.
- Верно ли, что главным автором рассказов о честности, порядочности и надежности Владимира Путина, адресованых Борису Ельцину, был Борис Березовский?
- Или Борис Березовский был всего лишь посредником между Ельциным и коллективом обладателей досье на родственников президента?
- Кем и когда был разработан и утвержден план мероприятий по замене Бориса Ельцина Владимиром Путиным? Кто был назначен ответственным за его исполнение – Борис Березовский, Александр Волошин, Анатолий Чубайс, кто-то еще?
- Предусматривал ли этот план такое мероприятие, как успешное отражение агрессии Басаева и Хаттаба в Дагестане? Если нет – то кто из руководителей спецслужб был наказан за неспособность получить сведения о готовящемся вторжении, которыми были переполнены российские газеты и грозненский рынок, начиная с весны 1999-го? Недавний директор ФСБ Владимир Путин, например?
- Если в Рязани той осенью происходили антитеррористические учения, кто подписывал приказ об их проведении? Свежеиспеченный директор ФСБ Николай Патрушев?
- Кто отдавал приказ об использовании вооруженных сил во второй чеченской кампании? Главнокомандующий Ельцин? Или премьер-министр Путин – не спрашивая ничьего разрешения, поскольку формально это была не военная, а контртеррористическая операция?
- Как выглядели гарантии безопасности, которые давали друг другу участники договоренностей по замене первого российского президента на второго?
- Почему, начиная с зимы 2000 года, Борис Ельцин хранил практически абсолютное молчание по поводу того, что происходило в стране, которой он руководил на протяжении восьми лет?
- В какой момент Борис Березовский оказался в оппозиции Владимиру Путину? И когда решил покинуть Россию, опасаясь репрессий? Он сделал это конспиративно или беспрепятственно? Успел ли перевести за рубеж все активы? Или многое отобрали чекисты? Сколько из законно нажитого удалось потом отсудить в независимых международных судах? А на какие ухищрения приходилось идти, чтобы, будучи в яростной оппозиции к режиму Путина, продолжать вести в России бизнес – например, производить автомобили "жигули" или издавать газету "Коммерсант"? Когда пришлось все-таки продать и АвтоВАЗ, и "Коммерсант" – удачными ли были сделки? И не жалко ли было отдавать лучшую газету страны в руки такого верного союзника Кремля, как Алишер Усманов?
Вопросов много, одни масштабные, другие помельче. Но без ответов на них мы не получим полного представления о том, что в действительности происходило в России в самом конце прошлого века. Без них анализ событий лета и осени 1999 года будет чем дальше, тем больше превращаться в ритуальный обмен холостыми выстрелами: ФСБ взрывает Россию! ФСБ ни в чем не виновата!
Без ответов на эти вопросы и любая новая версия будет оставаться всего лишь игрой ума, близкой к художественному творчеству, а не к реальности.
Например, такая, компромиссная между двумя базовыми.
К началу лета 1999-го в Москве был достигнут консенсус по поводу преемника Бориса Ельцина. И выработан план мероприятий по его утверждению на посту президента. План этот предусматривал агрессию в Дагестане и ее последующее отражение с переносом войны в Чечню – это отвечало и интересам москвичей, озабоченных проблемой преемника, и интересам Басаева и Хаттаба, которым война была нужна как приработок, питательная среда и средство устранения президента Чечни Масхадова.
Взрывы домов в Москве, Волгодонске и Буйнакске этот план не предусматривал, и не только потому, что не было таких смельчаков, кто рискнул бы хоть полунамеком прикоснуться к такой операции. Не было в ней особой нужды: дагестанских событий вполне хватало для мобилизации общественного мнения на поддержку удачно подобранного преемника. Никому эти взрывы были не нужны - за исключением одного человека. Он был то ли автором кандидатуры преемника, то ли активным посредником при переговорах по ней, но играл в очень опасную игру, потому что достаточных гарантий собственной безопасности и сохранности активов не имел ни при каком ее исходе. И не играть в нее он не мог – в силу всей предыдущей своей биографии и масштаба неприятностей, которые грозили ему при любом сменщике Бориса Ельцина. Вот этому человеку и понадобились взрывы домов – события, наиболее болезненно воспринятые массовым сознанием.
Их организация не представлялась делом исключительно сложным. Для успеха задуманного нужны были две основные вещи – деньги (не великие) и люди, знающие северокавказское подполье, например, такую многочисленную и активную его часть, как карачаево-черкесский джамаат. Втемную или в открытую использовать этих людей, мотивировать их деньгами или идеологически, отдать потом следствию или сохранить про запас – это уже вопросы технические. Важно было соблюсти генеральную схему: должно произойти масштабное кровопролитие, которое большинством граждан будет воспринято как акт чеченского терроризма, пусть и в отсутствие прямых доказательств. В то, что произошедшее стало дополнительным аргументом в пользу избрания тогдашнего премьер-министра президентом, а значит, им и было придумано и исполнено – в это поверит меньшинство. И оно тоже не получит прямых доказательств, но косвенных – в избытке.
Основным бенефициаром всей этой комбинации, составленной из – помимо массового убийства – мути, полунамеков, фальсификаций и провокаций (стиль, так характерный для управления массовым сознанием в конце 90-х), становится тот, кто это сделал, а впоследствии принялся сделанное разоблачать – создавать общественные комиссии по расследованию, финансировать издание книг и постановку фильмов, обличать убийц с любой подвернувшейся трибуны. При этом процесс разоблачения принципиально важнее результата – комиссии должны заседать, но не приходить ни к каким выводам, фильмы и книги пусть выходят, но никаких убедительных доказательств не содержат, обличения пусть превратятся в фарс.
Вот тогда гарантом безопасности неудачливого разоблачителя становится главный подозреваемый и обличаемый – он больше всех заинтересован в неприкосновенности автора комбинации, чтобы не навлечь на себя новые упреки в расправе с критиками. Он также будет заинтересован в том, чтобы никогда и ни при каких обстоятельствах разоблачитель не вернулся в родные пенаты. Понадобится обеспечить материальную сторону изгнания – не вопрос, всегда можно купить у партнера, например, какой-нибудь бросовый автозавод или, скажем, неплохую газету по несуразной цене, но спокойствие дороже. Не факт, что участники этого тандема получают удовольствие от сотрудничества друг с другом, но и деваться им особо некуда, так распорядились жизнь и бизнес.
Не имеет при этом значения, знал ли кандидат в президенты о том, кто и какой вклад вносит в его избирательную кампанию. Даже если не знал изначально, узнав, возражать не стал. Хотя и восторга, можно предположить, не испытал, сделаем ему такой моральный аванс.
Со временем, лет через десять обсуждение вопроса о смене власти и сопутствовавших ей событиях уже стало можно микшировать. Проблема потеряла остроту, превратившись во что-то вроде пакта Молотова-Риббентропа в советское время (все обо всём догадываются, но наверняка никто не знает ничего), официально вспоминать о ней стало обязательно только к круглым датам. Главное, чтобы воспоминания эти не были новаторскими: достаточно выхода двух исполнителей традиционных номеров "ФСБ взрывает Россию" и "ФСБ ни в чем не виновата", и чем больше их спор будет напоминать дуэт двух дятлов, тем лучше.
Иначе говоря, никаких принципиальных расхождений у проповедников двух самых распространенных (распространяемых?) теорий быть не должно. Если, конечно, речь идет о добросовестном заблуждении, а не о добросовестном выполнении контрактных обязательств людьми наемного труда.
Это всего лишь очередная версия, ничего личного. И доказательность ее так же, как и двух базовых описаний тех событий, а равно и множества потенциальных других, зависит от ответов на перечисленные вопросы.
Спустя десять лет главная проблема состоит в том, что задавать эти вопросы некому. Масштаб произошедших тогда событий и их исторические последствия таковы, что правдивые ответы будут иметь очень большие политические последствия, независимо от того, когда они появятся. Но стадия, когда они могли быть получены путем частных исследований, пройдена.
В свое время вопрос (и ответ) о пакте Молотова-Риббентропа стал одним из ключевых на первом Съезде народных депутатов в 1989-ом, спустя пятьдесят лет после этого сговора.
Очевидно, и для честного обсуждения истории смены власти в России в 1999-ом понадобится нечто, сопоставимое с перестройкой. В отсутствие парламента, свободных средств массовой информации и общественного запроса на историческую правду продуктивное выяснение этого исторического эпизода невозможно.
Кажется, лучшее из того, что можно сделать сейчас, чтобы приблизить момент честного обсуждения обстоятельств прихода к власти Владимира Путина, – это твердо понимать, что нынешние, настойчиво предлагаемые толкования тех событий примечательны своей настойчивостью, и больше ничем.