Свобода в Клубе "ArteFAQ". О том, почему история вампиризма в культуре оказывается столь живучей, говорят гости Радио Свобода.
С 31 октября на 1 ноября многие будут отмечать праздник под названием Хэллоуин. Для России это новое явление, у которого совсем короткая история, он вне любой идеологии, хотя Русская православная церковь уже выступает против. А люди, которые имеют отношение к миру развлечений и шоу-бизнеса, реагируют на этот праздник по-своему, например, выпуском кинофильма "История одного вампира", или выпуском русского кинофильма "Книга мастеров" (демонстрируется нечто волшебное, сказочное и связанное с нечистью). На этой неделе в Москве проходит фестиваль готического кино. Если говорить еще шире, в последние пару лет возникло некоторое количество молодежных сериалов и книг о вампирах. В частности, стала известной серия книг американской писательницы Стефани Майер "Сумерки", по которой сняты два фильма. Работают на этом поле и другие авторы, например, американки по фамилии Каст, мать и дочь, которые пишут книжную серию под названием "Дом ночи". Русские авторы тоже начали подобные проекты.
О том, почему история вампиризма в культуре оказывается столь живучей, почему она всякий раз приобретает новые формы, мы будем разговаривать с главным редактором еженедельника "Книжное обозрение" Александром Гавриловым; с Юлией Идлис, заведующей отделом культуры журнала "Русский репортер", поэтом, специалистом по современной английской литературе; с шеф-редактором журнала "Time Out" Геннадием Устияном; с Ласт Милинской, журналистом и писателем, сфера ее интересов - готическая субкультура. За нашим столом – писатель, автор многочисленных статей о современной массовой культуре Линор Горалик и студентка МГУ, искусствовед Анастасия Педько, она поклонница книги Стефани Майер.
Давайте для начала послушаем Анну Наринскую, специального корреспондента Издательского дома "КоммерсантЪ", литературного критика.
- Анна, в чем, по-вашему, секрет такого длительного культурного присутствия вампиров в жизни людей?
Анна Наринская: Я хотела бы начать с примера, подтверждающего ваши слова о популярности вампиров. 18-го октября началась Франкфуртская книжная ярмарка, и я не так давно оттуда вернулась. Когда ты входишь в англо-американский павильон, где самые главные издательства находятся, ты вздрагиваешь, потому что сквозь него протянут огромный плакат, который рекламирует полное издание саги "Сумерки" Стефани Майер. И когда ты входишь в такое помещение, где работают взрослые люди и вообще все по-серьезному, ты удивляешься, ну а потом становится сразу же понятно, что это наиболее коммерческое и наиболее востребованное из всего, что имеется из книг в этом огромном павильоне.
Да, действительно, вампиры в каком-то смысле среди нас, но это совершенно другие вампиры, чем Дракула, Носферату, чем вообще готическая, старая традиция вампиров. Потому что старые вампиры были принципиально не люди. И если мы посмотрим гениальный фильм Мурнау "Носферату" или почитаем книжку "Вампир" Полидори, то увидим, что эти вампиры не рефлексируют, они просто хотят сосать человеческую кровь, несут собой абсолютное зло, подчиняют других людей, и они находятся абсолютно вне жизненного пространства. Это холодное, воплощенное зло.
К нашему времени этот образ уже совершенно изменился, но он довольно долгое время претерпевал некие изменения, когда образ вампира превратился во многом в человека, страдающего, что у него вот такая сущность. Необходимость сосать кровь, эта его вампирская сторона стала его угнетать. Такая трансформация вампиров в людей, страшно страдающих и употребляющих свои вампирские способности иногда во зло, а иногда пытающихся как-то с ним совладать, она наиболее ярко проявилась в фильме Нила Джордана "Интервью с вампиром", где вампиров сыграли главные люди Голливуда – Том Круз, Брэд Питт и Антонио Бандерас. Брэд Питт был совсем распрекрасный, а эти два похуже, но при этом все они, каждый по-своему, были странные, рефлексирующие: кто отдавшийся злу, а кто, наоборот, пытающийся перестать быть вампиром.
Сейчас все пришло к тому, что сериалы и книжки про вампиров рассказывают в основном о подростках, это стало коммерческой литературой для подростков, которые по ходу дела еще имеют и вампирские качества. И конечно, это часто повторяет рецепт "Гарри Поттера", который страшно интересен детям, потому что соединяет две ужасно любопытные для детей темы: с одной стороны - школьная жизнь, а с другой стороны - волшебство. А вот, например, в сериале "Баффи -истребительница вампиров", там ровно так и соединено: жизнь старшей американской школы и какие-то вампирские разборки. Вот эта история, как менялись вампиры в наших глазах, ну, это немножко, как ни банально это звучит, совпадает с историей коммерциализации вообще всего.
- Анна Наринская закончила на том, что это отчасти и коммерческий феномен, и мы об этом поговорим. Поскольку вампир – это существо (или явление) одновременно привлекательное и отталкивающее, что же вас притягивает и отталкивает в существовании вампиров в культуре?
Юлия Идлис: Меня ничего не отталкивает. Мне вампиры со всех сторон нравятся и нравились с детства. И я всегда очень расстраивалась, когда при экранизациях каких-то вампирских книжек, поскольку в книжках вампиры были отрицательными персонажами, в кино они были очень некрасивыми, а особенно это видно в фильмах, посвященных старым вампирам, в терминологии Анны Наринской, они уроды. Носферату довольно страшненький. И мне всегда это казалось ужасной несправедливостью. Совершенно непонятно, почему они должны быть до такой степени некрасивы. Они – вечная жизнь, они не стареют, не покрываются морщинами, но они мертвы с точки зрения бессмертной души, а с точки зрения физического тела с ними ничего не происходит как раз.
- Я надеюсь, что кинофильм "Интервью с вампиром" вас, наконец-то, вернул к оптимизму, поскольку вампиры там абсолютные красавцы.
Юлия Идлис: Да. И там как раз понятно, что уродливыми их делает отравление неправильной кровью, как мы видели в случае с героем Тома Круза. А если пить нормальный и здоровый продукт, то все в порядке.
Александр Гаврилов: То ли потому, что мне никогда не довелось быть девочкой, то ли по другим каким причинам, меня вампиры интересуют исключительно как культурный феномен. Меня в этом смысле они восхищают, во-первых, своей живучестью, а во-вторых, своей неожиданной и повсеместной популярностью. Вампирская тема не всегда равномерно присутствует в культуре, а она периодически вдруг взрывается. Это, как правило, связано с какими-то обстоятельствами не собственно литературными, а обстоятельствами зрительскими, читательскими. Публике вдруг, однажды начинает хотеться про вампиров.
- Александр, я позволю себе сказать, что даже общественно-политические обстоятельства способствуют некоторому появлению, актуализации вампиров на культурной сцене.
Александр Гаврилов: Мы заговорили о книге Стефани Майер, а я хочу добавить одну забавную деталь. "Книжное обозрение" каждый год подводит итоги своих рейтингов продаж. Мы каждую Московскую сентябрьскую книжную ярмарку смотрим за целый год, за 12 месяцев, кто чаще всего попадал в списки бестселлеров. Были годы, когда в этих списках бестселлеров боролись Акунин и Донцова, были какие-то еще удивительные культурные явления. В этом году на первом месте среди художественной литературы в переплете была Стефани Майер с сагой о вампирах, на втором месте - Стефани Майер с сагой о вампирах, и на третьем месте - Стефани Майер с сагой о вампирах. Этого удивительного дела российский великий народ купил больше, чем чего-нибудь другого. Но вспомнить я хотел не только об этой книге, которая, конечно, не может меня не интересовать уже хотя бы в результате читательского интереса, но и о книге Виктора Олеговича Пелевина "Empire V". Она в момент появления многим яйцеголовым показалась случайной и пустой, и чего это вдруг Пелевин взялся писать про вампиров? Уже через полгода стало понятно, что Пелевин, как обычно, поймал тренд за хвостик, когда еще никто о нем не догадывался. И вампиры сегодня главные на культурной полянке.
- Давайте послушаем Настю Педько - что же такого привлекательного в саге Стефани Майер?
Анастасия Педько: Очень привлекательна история жизни, взаимоотношений вампира и девушки Беллы. Также интересна история о взаимоотношениях людей и вампиров, как это все происходит, вот эта загадочность...
- А вам все-таки больше нравится, что это про любовь, или что это про фантастический мир?
Анастасия Педько: Эта книга объединяет и любовь, и фантастический мир, что редко встретишь.
Ласт Милинская: Меня вампиры привлекают более современные. Старые славянские вампиры – Трансильвания, Украина, все эти карпатские вампиры, они все, как Юлия сказала, уроды. И это не вампиры даже, а зомби какие-то. А американская, европейская литература более современная их романтизирует и делает из них "плохих мальчиков" или "плохих девочек". И они как-то притягивают своим образом. Как бы всех тянет к плохому.
- Хорошие девочки любят плохих мальчиков.
Геннадий Устиян: А меня привлекают вампиры, в первую очередь, тем, что они живут вечно. На самом деле, естественно, смерть – это самый большой страх человека. И кроме прочего, вампиры живут с нами уже 200 лет после Байрона. То есть можно объяснить, почему время от времени возникает мода на вампиров. Вообще она связана с техническим прогрессом, считается. То есть Дракула приплыл в Лондон в конце XIX века. Собственно, как и сейчас, идет технологическая революция, Интернет и так далее. Люди иногда, когда они окружают себя техникой, считают себя неуязвимыми.
Но у Стокера есть очень хорошая идея про то, что где-то на Востоке, в Карпатах живет какая-то темная сила, иррациональная, которая придет и спутает вам карты. Это как катастрофа "Титаника". И это мысль о том, что невозможно ее предвидеть. И сейчас то же самое. У Майер девочка 17 лет, она влюбляется в вампира, который убивает людей, который живет вечно, и они никогда не будут вместе. Это подростковые радости. Я считаю, что в любви людей к вампирам есть то самое иррациональное, что мы любим – желание людей жить вечно. И это всегда секс, отношения вампира с человеком – это всегда есть какие-то сексуальные отношения – это шея, это укусы, это прикосновения и так далее. "Интервью с вампиром" - это проекция известной гомоэротической истории про двух мужчин, которые удочерили девочку.
И эти темы всегда переплетаются. Мы их не проговариваем, они идут на подсознательном уровне. А почему девочки на это клюют? Потому что они думают часто не рационально, а руководствуются эмоциями. Им просто нравится. А почему это все очень популярно? Потому что то, что читают или смотрят девочки, то читает и смотрит мир, потому что собственно они и есть главные потребители молодежной культуры. Влюбленная девочка потребляет поп-культуру, это все рассчитано на них. То, что мы уже получаем потом – и Бритни Спирс молодую, и мальчишеские группы – это все мы получаем через этих девочек, которые сходят с ума от своих кумиров и делают их массовыми. А потом уже мы их получаем в готовом виде – в виде звезд.
- Исполнители главных ролей в "Сумерках" Изабеллы Свон и Эдварда Каллена сейчас главные "глянцевые" звезды во всех молодежных журналах, да и не только в молодежных. Роберт Паттинсон был объявлен cекс-символом журнала Vanity Fair в прошлом году.
Линор Горалик: Вампиры меня не привлекают. Но я согласна с коллегой, которая говорила про "плохих мальчиков" и "плохих девочек". Если мы будем писать книгу "Люди и вампиры: 200 лет вместе", как предлагает другой коллега, то дело, мне кажется, не в научно-технической революции, дело в более простых вещах – в романтизме, в нигилизме и во всем остальном, что в этот момент происходило. И то, каким мы видим вампира сейчас, он, конечно, гламуризированной, в русской транскрипции, вампир.
Мне очень близко мнение, что этот эстетизированный образ вампира является идеальным объектом подростковой мечты для маргинализированного подростка. То есть не для подростка, который хочет быть капитаном футбольной команды, а для подростка, который хочет быть чем-нибудь другим. Потому что, во-первых, он сильный, его нельзя побить, во-вторых, ему можно не спать ночью. В-третьих, он контролирует собственное тело, что немалая история для подростка. В-четвертых, он много повидал. В-пятых, девушки его любят. Он давно живет, много повидал, мудр... Да, все признают, что он мудр, и это очень важно для маргинализованного подростка. Все это я говорю без тени иронии. Он является идеальным... как если бы математический мальчик мог кого-нибудь побить, и девочки бы его замечали, и поллюций бы у него не было, и еще что-нибудь было бы хорошо.
- И прыщей?
Линор Горалик: Я не знаю, проходят ли прыщи после смерти, но я очень на это рассчитываю. Но, так или иначе, в этом смысле он идеальная фигура для подросткового чтения. Другое дело, что есть вопрос про девичью, подростковую аудиторию, и я думаю, что это связано с эго-трипом безусловным: взрослое, прямым текстом, существо обращает на тебя внимание. Но меня больше интересует то, что интерес к вампирам действительно ходит волнами, и волны эти поколенческие. Баффи началась, когда моему поколению было 14-15 лет, она длилась довольно долго, потом был сериал "Angel", и казалось, что тема полностью закрыта, все, что с вампирами можно было проделать, проделано, они уже и в школе учились, и трахались, и не трахались, и размножались, не размножались, хорошие, плохие, отказывались от крови, не отказывались.
И вот, казалось, тема закрыта, пока мы не вспомнили, что настало время ремейков. И вот мы видим, что происходит последние два года. Параллельно у нас выходит не только сага "Сумерки", параллельно выходит поражающий воображение сериал "True Blood" про легитимизацию вампиров в человеческом обществе, буквально про вампиров, вышедших из чулана, хороших вампиров, плохих вампиров, с любовью к девушкам, с нелюбовью к девушкам, к нормальным девушкам, ненормальным девушкам и всем остальным. С вовлечением, кстати, старых вампиров, древних вампиров, вампиров, которые плохие, и вампиров, которые уроды. Параллельно с этим выходит подражательский подростковый сериал "Дневники вампира", который совсем никуда не годится, но зато как-то эксплуатирует тему "Сумерек". Очередное поколение открыло для себя тему вампиров. И понятно, что "Баффи" для них, по разным параметрам, неактуальный сериал. Надо все переделывать. Есть несколько тем в массовой культуре, которые так волнами и ходят. Но с вампирами, мне кажется, дела обстоят как с обрезанием. Во-первых, это красиво. А все остальное начинается потом.
- Настя, Линор сейчас сказала о том, что у нового поколения новый интерес к вампирам, новые вещи ищутся там. Что вы разыскиваете в книге Стефани Майер?
Анастасия Педько: Я, скорее, разыскиваю то, чего у меня не было. Мне интересна эта история, потому что мне интересны взаимоотношения. Я думаю, что это то, чего я была лишена в школе, как примерная ученица, а тут плохой мальчик, вампир, и неизвестно, чем он занимается вне школы, странно себя ведет, нигде не появляется. Загадочное существо.
Юлия Идлис: Я не согласна с тем, что интерес к вампирам в культуре происходит волнами, потому что я не думаю, что он когда-либо утихает. Просто массовая культура меняется, и этот интерес меняется вместе с массовой культурой. Скажем, если брать новейшую историю вампирской темы, с готической литературы, с середины XVIII века, тогда в Англии это была область массовой, коммерческой литературы, которую все считали Дарьей Донцовой XVIII века, и никто всерьез не принимал, но все читали. Потом, когда массовость в этом сегменте... вот именно массовость, а не интерес к вампирам, угасла, массовой стала литература романтиков, и вампирская тема перекочевала туда. Потом, когда бестселлерами стали реалистические романы, появился какой-нибудь Гобсек, который натуральный вампир, к тому же еще и еврей, то есть прямо соединение всех отрицательных качеств. И так далее. Эта тема всегда присутствует в массовой культуре, просто не всегда эти люди называются вампирами, не всегда они сосут кровь. Мне кажется, что кровососание в случае с вампирами – это несколько необязательная вещь. Это физическое изображение чего-то нефизического, метафора наоборот, грубо говоря.
- Использование чужого могущества?
Юлия Идлис: Может быть. Потому что если мы вспомним, например, сериал "Горец", где действуют ровно такие же вампиры, они живут вечно, они делают друг друга такими, как ты сам, и они забирают друг у друга силу, высасывая ее, но не из вены, а как бы из астрального тела или откуда-то. Мне кажется, что сосание крови – это действительно очень легкий способ обозначить комплекс черт, присущих этому классу существ, скорее, даже людей. Ведь недаром какой-нибудь роденовский "Мыслитель" сидит в позе человека, страдающего тяжелым запором. Почему? Потому что иначе изобразить нефизическое действие, кроме как физически, мы не можем. И вот это мышечное напряжение при думании – это то же самое, что кровососание при вечной жизни. Должен быть какой-то знак видимый вот этого. Ну, кровососание, пожалуйста.
- Юля, вы сказали о том, что вовсе необязательно сосать кровь в физическом и буквальном смысле, но есть множество других метафор вампиризма. И речь идет всего лишь о жизненной энергии и об обмене силы, власти и могущества. Или не всего лишь?
Юлия Идлис: Не всего лишь. Потому что здесь еще есть большой момент инаковости, действительно, это знак отличия, и большой момент культурной и исторической памяти. Вампиры, как существа вечные, они живут долго и являются живыми свидетелями разных исторических событий, и это важно в их образе. Долгой памяти современному человеку вообще всегда недоставало, а особенно долгой исторической памяти и живой, когда человек смотрит на экспонаты Лувра и думает про себя: "В этом кресле мы с чуваком надрались и заснули в XVII веке". То есть живой памяти, бытовой, не записанной в учебниках, а настоящей.
Линор Горалик: Я хочу воспользоваться тем, что Юлия Идлис открыла нам тему физиологии вампира. У Воннегута в "Колыбели для кошки" великий физик мучился вопросом: что происходит с позвоночником черепахи, когда она втягивает голову – он выгибается или сокращается? Так вот, есть целая тема того, как у вампиров выскакивают клыки (думаю, что черепахе пришлось бы позавидовать): они вырастают, они выдвигаются, они смещаются, появляются просто так, есть ли нерв внутри. И вопрос: куда сосется кровь? Я же помню анатомические схемы в разрезе. Сериал "True Blood" поставил перед нами другой интересный физиологический вопрос. Из сериала "True Blood" следует, что у них есть какая-то сексуальная специфика сложная. В общем, есть отдельная тема физиологии вампиров. И очень интересно было бы (я думаю, что эксперты это делали) проследить, как им приписывались разнообразные телесные черты в разные эпохи и в течение времени. В данный момент сериал "True Blood", кстати, и "Сумерки" тоже, уже окончательно демонстрирует нам вампира как супермена, со всеми чертами супермена, только он еще и кровь пьет.
Юлия Идлис: Это, конечно, супермен, но у него есть и большая слабость. То есть собственно вампирство – это и сила, и слабость. Ему приходится все время сосать кровь, если он кровозависим, но есть вампиры, которые могут контролировать это дело, например, вампир, который появляется в "Гарри Поттере". Во втором томе есть вампир – друг странного профессора Локхарта, вампира зовут Сангвини, он по всем параметрам несчастное существо, и он никогда не сосет кровь, ему просто не дают, но он без этого вполне живет. Так вот, кровососание – это и слабость, и сила. Он зависим от солнечного и лунного света, он зависим от своего собственного гроба и так далее.
Линор Горалик: Был детский мультсериал, это было начало 90-ых, он, естественно, долго не продлился, про семью вампиров, которые пьют томатный сок. Он был рассчитан на возраст от 6 до 12 лет. И видимо, это была попытка сделать вампиров "child friendly".
- Эта эстетизация и гуманизация вампиров происходит волнами. Я сейчас вспомнила повесть под названием "Кармилла" Шеридана Ле Фаню, повесть середины XIX века. Там девушка-вампир - настоящая красавица, ее вампиризм с лесбийской подоплекой, по этой книге Роже Вадим снял в 60-ые годы кино.
Геннадий Устиян: Я думаю, что вампиризм, вообще культурная тема вампиров сейчас – это, странным образом, единственная возможность рассказать нам историю любви искренне. Сейчас нельзя написать "Ромео и Джульетту" ни с того, ни с сего, все будут смеяться. Есть два интересных факта про Стефани Майер. Она никогда не читала Брэма Стокера (она рассказывает об этом), и она мормон, то есть она живет в культуре, в которой много ограничений. И когда она написала книгу первую "Сумерки", она стыдилась рассказать об этом мужу, она не могла сказать: "Ты знаешь, я написала книгу о вампирах". Она посмотрела отрывок из "Интервью с вампиром" или еще что-то, и это на нее произвело очень большое впечатление. Интересно то, что она написала действительно историю любви, находясь в этой изоляции. То есть это все очень романтично. И как раз в наше время фантастические жанры, к которым относятся вампиры, могут позволить писателю или режиссеру рассказать историю любви, которая сейчас просто невозможна, потому что это просто смешно – сейчас вдруг рассказывать об истории любви ни с того, ни с сего.
- У меня есть два комментария. Стефани Майер начала писать после того, как ей приснился сон, как на лугу сидят девушка и юноша-вампир. Между ними ничего не происходило, но это сновидение, по ее словам, послужило основой для ее дальнейшего творчества. Второе: рекламный слоган фильма "Дракула" - "Любовь не умирает никогда". А рекламный слоган "Сумерек" - Еесли ты можешь жить вечно, для чего ты живешь?". То есть создатели этого фильма ставили другой экзистенциальный вопрос, чем Фрэнсис Форд Коппола.
Ласт Милинская: Юлия говорила про то, что есть вампиры, которые сосут кровь, а есть вампиры, которые питаются энергией. Но между этими двумя типами вампиров есть большая разница. Во-первых, вампиры, которые сосут кровь, им эта кровь нужна как еда, они без нее не могут жить, и они живут вечно за счет этой крови. А люди, которые энергетические вампиры, они могут прожить дольше, чем средний человек, они живут долго, но они живут не вечно.
И по поводу Стефани Майер. Уже появилась российская писательница, Елена Усачева, она пишет книги, серию под названием "Пленники сумерек". И в книге есть фотографии, которые один в один повторяют фотографии с обложек книг Стефани Майер, кадры из фильма, но только там другие люди, там какие-то русские мальчик и девочка, естественно, их по-другому зовут, но там тоже мальчик-вампир, девочка-человек.
- Настя, а вас не смущает, что любовь любовью, строительство отношений строительством отношений, но все-таки это же ужасные существа, вообще-то? Тот персонаж, который предлагается полюбить девушке, он же чудовище, он просто чудовище. Или это вымысел, и как реальность не воспринимается совсем?
Анастасия Педько: Ну, ее это не смущает.
- А вас, как читателя?
Анастасия Педько: Меня – нет.
- А почему? Ведь страшно же.
Анастасия Педько: В том-то и интерес, что это необычный человек. Если бы он был простым человеком, то история другая была бы. Вот эти тайны, и неизвестно, что будет потом, многогранность героя, связь с историей, его семья, где все необычным способом стали вампирами, у всех разные истории, и каждый ее рассказывает – и получается что-то смешанное, непонятное. Интересно!
- Ну вот. Типичный архетип Мины Харкер. Если посмотреть ролики на "YouTube", которые сделаны на основе "Дракулы" Копполы, видно, что создателями этих роликов из всей большой истории извлекается чистая девичья любовь к персонажу, который, будь он трижды чудовище и негодяй, все равно будет ею любим.
Линор Горалик: У меня в ходе этого разговора возникла версия, почему вампиры такие удобные объекты для любовных историй. Это способность совместить физическую привлекательность и понятную вне классовых и эпохальных рамок персональную трагедию. Собственно, трагедия, понятная и вообразимая любым человеком, вне необходимости привязываться к эпохе, может быть или трагедия, связанная с телесной ущербностью, что всегда сложная тема. Ну, кто? Слепой, инвалид. Или трагедия, которая находится вне вопроса телесной привлекательности. И вот тут оказывается, что если он должен убивать людей, чтобы жить, а ему не хочется, то можно ничего больше не объяснять. Это идеальный и очень удобный трагический герой без необходимости вообще с чем-нибудь считаться.
Александр Гаврилов: Я поддержу в этом смысле Линор. Действительно, девочки, которые любят плохих мальчиков, все время, с восхищением рассказывая историю своей любви подружкам, вынуждены отвечать на вопрос: "Что же он урод-то такой?!". И если в бытовых обстоятельствах это сложно объяснить, и приходится отвечать "ну да, непонятно", то здесь все понятно. "Ну, это же вампир!". "А, тогда понятно". Мы так много уже сегодня слышали об обстоятельствах вампирской жизни, и зубы у них туда-обратно... Мечта стоматолога, на самом деле. То ли иннервированные, то ли не иннервированные. И о том, хорошо ли глядеть на кресло, в котором выпивал в XVII веке.
Но мне, честно признаться, по-прежнему интереснее не сами вампиры, а те люди, которые на них смотрят, что у них в голове в этот момент. И мне представляется, что то, что сегодня массовое сознание, скорее, принимает вампиров, радуется вампирам, не чувствует никакого отторжения, в отличие от массового сознания, скажем, Х-XI веков, когда довольно много зафиксировано сказаний об упырях славянских, оно связано не с изменением вампиров и их социального и имущественного статуса, а с изменением жизни среднего европейца, которого неслучайно русский философ Константин Леонтьев называл "оружием всемирного уничтожения". Почему средний европеец Х-XI веков боится вампира и ненавидит вампира? Потому что он ощущает близкую к нему грань между жизнью и смертью, ощущает уязвимость своей собственной жизни и резонно опасается перехода через эту грань.
Вампир – это существо с той стороны. В то время как сегодняшний средний европеец очень далеко отодвигает от себя эту границу, у него есть ощущение тоскливой, бессмысленной неуязвимости. Он сам себе томительно бессмертен. И именно поэтому вампир его не пугает, не страшит, а наоборот, приоткрывает некоторую возможность изменить свою жизнь. Мне кажется, что образ вампира в современной массовой культуре многими людьми старшего поколения может быть осознан через образ черта-иностранца в советской культуре. Вот эта томительная, бессмысленная стабильность 70-ых годов неминуемо требовала, вызывала к себе какого-то деятеля с той стороны. Точно так же, как сегодня девочки наперебой вызывают вампирических мальчиков, чтобы в них можно было влюбляться.
- Саша, у меня есть комментарий к вашему выступлению. Вы сказали, что средний европеец считает себя неуязвимым и с вампирами никак не связанным. Во-первых, наверное, нужно говорить не только о Х веке, а о том, что вампиры существовали и в Древней Греции, и в Древнем Риме, и в Египте, просто меньше литературы об этом. А во-вторых, в Румынии, на главной культурной родине вампиров, в 2004 году родственники некоего покойного подвергли этого покойного тому обряду, который описан во всех древних книгах. Они решили, что он стал вампиром и приходит к ним по ночам, и они его эксгумировали, вырезали сердце, сожгли его, растворили пепел в вине и пили для того, чтобы он к ним не подходил. 2004 год, повторяю. Англия, Бирмингем, 2005 год. Серьезная информационная кампания о существовании вампиров в Бирмингеме. Так что, Саша, вот вам, пожалуйста, средние европейцы.
Юлия Идлис: Я поэтому и говорю, что никогда вампиры не переставали нравиться. Просто эта область того, что нравится, мигрирует. Она сегодня в этой части массовой культуры, а завтра – в той. Но факт привлекательности вампиров, вампиризма и всего комплекса проблем, связанных с этим, это культурная константа.
- Саша поставил вопрос: кто такие те люди, которые любят вампиров?
Ласт Милинская: Я думаю, что популяризация вампиров среди девочек как-то связана с всеобщей, американской и европейской, феминизированностью. Девочки примеряют на себя образ жертвы вампира. Им хочется почувствовать себя не сильной женщиной, которой все по плечу, а именно беззащитной, слабой, которой можно в любой момент проткнуть горло клыками, и она или станет жить вечно, или умрет вообще, но умрет достойно.
- А я вспомнила, что Стефани Майер феминистки как раз упрекали в том, что ее героиня Белла ведет себя слишком зависимо, а главный герой, молодой вампир, слишком брутален и диктует ей, как себя вести: когда он беспокоится за ее жизнь, он запирает ее на ключ.
Юлия Идлис: Феминистки читают ее запоем.
- Что меня как-то смешит в этой реакции – их не смущает то, что персонаж – вампир, который аморален или внеморален абсолютно, а смущает именно рисунок отношений мужских и женских.
Геннадий Устиян: Любовь к вампирам происходит еще потому, что мы с ними живем очень давно, как с поп-культурным феноменом. Это очень разветвленная культура. Есть "черные" вампиры – это Блэйд. Есть Селена из "Другого мира" - это экшн, это девичьи радости, она абсолютно активна, не пассивна. И там вообще скрещена вампирская тема с оборотнями. Мы в принципе уже настолько привыкли к ним, что относимся к ним как к чему-то должному. И очень хорошее кино из этого получается, потому что это всегда экшн, это всегда любовь. Это очень хорошая почва для придумывания очень разных вещей. Это гораздо интереснее, чем, например, смотреть драму про отношения людей. Вампиры прошли большую эволюцию. Есть фильмы, где вампиры уже не боятся дневного света. Есть фильмы, где говорят, что чеснок – это смешно. Есть вампиры, которых нельзя убить осиновым колом. Это огромная Вселенная, которая предлагает очень разные типы развлечений.
Юлия Идлис: Честно говоря, я не знала биографию Стефани Майер. И сейчас это гомерически смешно. Потому что: середина XVIII века, писательница Анна Радклиф, которая была одним из двух писателей, начавших готическую литературу в Англии. Молодая девушка, вышедшая замуж за какого-то мелкого торговца, за галантерейщика. И по каким-то причинам у них не было детей, и это выяснилось достаточно рано. И ей нечего было делать. И она начала писать романы. И в 25 лет написала "Удольфские тайны", которые, во-первых, стали мега-бестселлером, во-вторых, они стали одним из четырех главных романов английской готики, и остаются таковыми до сих пор. И дальше она написала в общей сложности, по-моему, 7 больших романов. Начала очень многие из тем, которые продолжаются до сих пор, в том числе и вампирскую, собственно, тему в Англии.
И все это очень похоже на то, что мы сегодня говорим о Стефани Майер и об этом сюжете, и о том, почему девочки страшно любят и этого персонажа, и эту девочку, и вообще эту книжку, потому что тогда девочки тоже страшно любили и всех этих персонажей, и всех этих проклятых монахов, призраков, мертвецов, упырей и так далее. И более того, их любили и мальчики. Потому что именно отрицательные герои готической литературы, какие-нибудь страшные извращенцы, типа льюисовского монаха, были просто кумирами тогдашней молодежи аристократического толка. То есть ими зачитывались пэры. Собственно, изобретатель готической английской литературы – двоюродный брат лорда Нельсона Горацио Уолпол. И это была фишка самой высокородной общественности Европы. Видимо, действительно, в этом есть потребность: общество очень зарегламентировано, и ему необходим вампиризм как выход…
- Как выход в иррациональное, в широком смысле?
Юлия Идлис: Не знаю. Как легитимация собственных мыслей, что ли. Моя любимая книжка этого периода – это как раз "Монах", написанный Метью Грегори Льюисом. Написана человеком 21 года, который вскоре после этого, став совершеннолетним, занял место в парламенте, унаследовал два имения, колонии в Вест-Индии и так далее. При этом книжка про страшные, совершенно дичайшие извращения. Там кульминация – изнасилование в склепе, на останках. Мне кажется, это очень показательный пример того, почему и кто любит вампиров сегодня. И это не значит, что это маргинальная тема.
Линор Горалик: Последний пример наводит на мысль, что это как выйти из института, съездить на Гоа, а потом уже наниматься на работу. Я не шучу. Это некоторый выход. Но пока мы тут об этом всем говорили, я вдруг поняла, что у меня все время крутится в голове о вампирах. Это - тараканы, они питаются вокруг нас, они неистребимы, они были до нас, они нас переживут. Уже есть тараканы, которые не боятся дневного света, которых нельзя ничем вытравить, которые считают, что чеснок – это глупости. Я все время пыталась понять, где я уже слышала эти слова. Это все, конечно, разговор про тараканов.
Юлия Идлис: Вампиры – это мысленные "тараканы".
Линор Горалик: Да, у всяких пэров сначала они были мысленными "тараканами".
Александр Гаврилов: Мне кажется, что массовая культура вообще очень во многом позволяет обществу добирать того, чего не хватает. Если мы посмотрим на феномен "садистских стишков", помните, были такие – "маленький мальчик по стройке гулял...", они были в 70-ых, а потом схлынули, их не стало. Я разговаривал об этом с психотерапевтами, спрашивал: "Почему?". А они говорят: "Желание насилия в культуре, интерес к такой литературной форме есть явное свидетельство очень безопасного детства, очень счастливого детства". Человек, который со всех сторон залюблен и заласкан, добирает через массовую культуру жестокости и ужаса. Человек, который, напротив, недолюблен и недоласкан, что сегодня происходит в огромном количестве с современными детьми, добирает через массовую культуру сентиментальности и всякой "котяточности". Если мы посмотрим на культуру российских старших школьников, то она на удивление вся мармеладно-кисейная. Мне кажется, что рассказ Юлии о том, каким образом складывалась и зарождалась в высших эшелонах британского общества готическая тема, свидетельствует ровно о том же самом. То общество, и в особенности те молодые люди, входящие в жизнь, которые чересчур обеспечены, чересчур защищены, чересчур безопасны, нуждаются в этом. Это отражение чрезмерно хорошей жизни.
- Настя, согласны ли вы с тем, что говорил сейчас Александр Гаврилов? Действительно ли ваша жизнь, жизнь ваших ровесников, во-первых, безопасна, а во-вторых, не хватало родительского внимания, и поэтому вы ищете сентиментального в Стефани Майер? Насколько вы и ваши товарищи хотите подражать этой литературе, нет ли желания что-то самим такое написать?
Анастасия Педько: У меня есть одна знакомая, которая на основе этих книг пишет свое, подражает. Сейчас много литературы возникает, как "Гарри Поттеру" много подражаний как в России, так и в других странах, и про вампиров тоже.
Такая литература совершенно безопасна, потому что это все-таки фольклор. Вампир – в какой-то степени мифологическое существо. Хотя эта мифология небезосновательна. И есть осписания, что это основано на какой-то болезни, поэтому пьют кровь, поэтому бледная кожа.
- Имеется в виду порфирия – есть такое заболевание, которое в XIX веке порой принимали за вампиризм. Разоблачительный момент состоит в том, что никакое питье крови не способствует подъему гемоглобина, потому что выпитая кровь просто расщепляется в желудке, как обычная еда, и никакого улучшения самочувствия у вампира просто не может быть. Под этим нет никаких реальных оснований. И даже довольно странные сюжеты про медицинские эксперименты 20-ых годов в Советском Союзе про то, как стареющим вождям переливали кровь молодых людей для того, чтобы их каким-то образом омолодить, - это все, конечно, к науке не имеет никакого отношения. Все это область совершенных мифов.
Юлия Идлис: Это как съесть сердце собственного врага, ровно из этой области. А меня сейчас осенило, когда Саша Гаврилов заговорил о сентиментальности. Действительно, вампиры и для английской аудитории XVIII века, и для нас, наверное, сегодня – это способ легитимировать сантимент, эмоцию. Потому что готическая литература называлась сентиментальной (я вас удивлю), и ее движущей силой была неконтролируемая эмоция. Там были очень сильные чувства, очень сильные переживания буквально по любому поводу. То есть от этого там вот эти изнасилования в склепах. Сантимент – это же не трогательность, это переживание. Когда ты не можешь себе позволить выражать громкие и бурные эмоции на публике, тебе нужно их откуда-то получать, либо где-то в шкафу выражать. Вот ты их и получаешь из готической литературы, из вампирской литературы и вообще из вампирской темы.
Это тема, которая имеет право тебя очень сильно испугать, ни одна другая вещь в обществе не имеет этого права, это вещь, которая имеет право заставить тебя пережить дикое сексуальное возбуждение, и опять же ни одна вещь не имеет этого права, и так далее. Поэтому у готиков XVIII века главная категория, на которой стояла вся эта литература, - это категория "возвышенного", которая противопоставлялась "красоте". То есть возвышенное – это не красивое, а это нечто, перед которым ты испытываешь одновременно и восхищение, и ужас. И чаще всего они приводили в пример силы природы – какие-нибудь высокие горы, на которые ты смотришь, и с одной стороны, это очень красиво, а с другой стороны, понятно, что это смертельная красота. Или океан, огромные волны. Вот то, что, например, показывают нам в фильме "Послезавтра", как огромная волна смывает библиотеку Конгресса, зритель вот этого вполне может сказать, что он ощутил возвышенное в готическом смысле: это и красиво, и страшно, и тебя смоет в следующую секунду.
Геннадий Устиян: Тема вампиров в ХХ веке не начиналась как молодежная. Один из главных фильмов, любимых критиками и эстетами, "Голод" начала 80-ых – это как раз очень взрослый фильм. Он начинается с того, что пара знакомится в клубе с другой парой, ее убивает, там есть и сексуальный подтекст, там много и насилия, и секса, в том числе и лесбийского. Вампир в нашей культуре представляет традицию, как ни смешно звучит, потому что так как он живет столетиями, у него очень богатая культурная память. Та же Мириам в "Голоде" лично была знакома с фараонами. И это, конечно, привлекает, в том числе молодых людей, которым не хватает опыта, которые тянутся к зрелому.
Александр Гаврилов: Я соглашусь с Линор, может быть, не так жестко излагая эту тему, но вампир – это, конечно, один из самых живых, самых популярных паразитов массового сознания европейского человека. Кроме вампиров, однотипные с ними паразиты существуют в обилии, и они в основном населяют массовую культуру. При этом если мы посмотрим на достижения последнего времени, мы увидим, что ближе всего к вампирам оказываются, парадоксальным образом, люди, занимающиеся альтернативной историей, какой-нибудь академик Фоменко – типичное вампирическое существо. Он, с одной стороны, абсолютно безответственен, с другой стороны, обладает никому не доступной исторической памятью, и с третьей, знает такое, что... И у него колоссальные возможности. Вот эти фигуры вечно появляются, это некие ментальные "воши" на воспаленном массовом сознании. Разглядывать их интересно, но, тем не менее, мне кажется, что важно соблюдать некоторую персональную гигиену и стараться от них аккуратненько очищаться.
С 31 октября на 1 ноября многие будут отмечать праздник под названием Хэллоуин. Для России это новое явление, у которого совсем короткая история, он вне любой идеологии, хотя Русская православная церковь уже выступает против. А люди, которые имеют отношение к миру развлечений и шоу-бизнеса, реагируют на этот праздник по-своему, например, выпуском кинофильма "История одного вампира", или выпуском русского кинофильма "Книга мастеров" (демонстрируется нечто волшебное, сказочное и связанное с нечистью). На этой неделе в Москве проходит фестиваль готического кино. Если говорить еще шире, в последние пару лет возникло некоторое количество молодежных сериалов и книг о вампирах. В частности, стала известной серия книг американской писательницы Стефани Майер "Сумерки", по которой сняты два фильма. Работают на этом поле и другие авторы, например, американки по фамилии Каст, мать и дочь, которые пишут книжную серию под названием "Дом ночи". Русские авторы тоже начали подобные проекты.
О том, почему история вампиризма в культуре оказывается столь живучей, почему она всякий раз приобретает новые формы, мы будем разговаривать с главным редактором еженедельника "Книжное обозрение" Александром Гавриловым; с Юлией Идлис, заведующей отделом культуры журнала "Русский репортер", поэтом, специалистом по современной английской литературе; с шеф-редактором журнала "Time Out" Геннадием Устияном; с Ласт Милинской, журналистом и писателем, сфера ее интересов - готическая субкультура. За нашим столом – писатель, автор многочисленных статей о современной массовой культуре Линор Горалик и студентка МГУ, искусствовед Анастасия Педько, она поклонница книги Стефани Майер.
Давайте для начала послушаем Анну Наринскую, специального корреспондента Издательского дома "КоммерсантЪ", литературного критика.
- Анна, в чем, по-вашему, секрет такого длительного культурного присутствия вампиров в жизни людей?
Анна Наринская: Я хотела бы начать с примера, подтверждающего ваши слова о популярности вампиров. 18-го октября началась Франкфуртская книжная ярмарка, и я не так давно оттуда вернулась. Когда ты входишь в англо-американский павильон, где самые главные издательства находятся, ты вздрагиваешь, потому что сквозь него протянут огромный плакат, который рекламирует полное издание саги "Сумерки" Стефани Майер. И когда ты входишь в такое помещение, где работают взрослые люди и вообще все по-серьезному, ты удивляешься, ну а потом становится сразу же понятно, что это наиболее коммерческое и наиболее востребованное из всего, что имеется из книг в этом огромном павильоне.
Да, действительно, вампиры в каком-то смысле среди нас, но это совершенно другие вампиры, чем Дракула, Носферату, чем вообще готическая, старая традиция вампиров. Потому что старые вампиры были принципиально не люди. И если мы посмотрим гениальный фильм Мурнау "Носферату" или почитаем книжку "Вампир" Полидори, то увидим, что эти вампиры не рефлексируют, они просто хотят сосать человеческую кровь, несут собой абсолютное зло, подчиняют других людей, и они находятся абсолютно вне жизненного пространства. Это холодное, воплощенное зло.
К нашему времени этот образ уже совершенно изменился, но он довольно долгое время претерпевал некие изменения, когда образ вампира превратился во многом в человека, страдающего, что у него вот такая сущность. Необходимость сосать кровь, эта его вампирская сторона стала его угнетать. Такая трансформация вампиров в людей, страшно страдающих и употребляющих свои вампирские способности иногда во зло, а иногда пытающихся как-то с ним совладать, она наиболее ярко проявилась в фильме Нила Джордана "Интервью с вампиром", где вампиров сыграли главные люди Голливуда – Том Круз, Брэд Питт и Антонио Бандерас. Брэд Питт был совсем распрекрасный, а эти два похуже, но при этом все они, каждый по-своему, были странные, рефлексирующие: кто отдавшийся злу, а кто, наоборот, пытающийся перестать быть вампиром.
Сейчас все пришло к тому, что сериалы и книжки про вампиров рассказывают в основном о подростках, это стало коммерческой литературой для подростков, которые по ходу дела еще имеют и вампирские качества. И конечно, это часто повторяет рецепт "Гарри Поттера", который страшно интересен детям, потому что соединяет две ужасно любопытные для детей темы: с одной стороны - школьная жизнь, а с другой стороны - волшебство. А вот, например, в сериале "Баффи -истребительница вампиров", там ровно так и соединено: жизнь старшей американской школы и какие-то вампирские разборки. Вот эта история, как менялись вампиры в наших глазах, ну, это немножко, как ни банально это звучит, совпадает с историей коммерциализации вообще всего.
- Анна Наринская закончила на том, что это отчасти и коммерческий феномен, и мы об этом поговорим. Поскольку вампир – это существо (или явление) одновременно привлекательное и отталкивающее, что же вас притягивает и отталкивает в существовании вампиров в культуре?
Юлия Идлис: Меня ничего не отталкивает. Мне вампиры со всех сторон нравятся и нравились с детства. И я всегда очень расстраивалась, когда при экранизациях каких-то вампирских книжек, поскольку в книжках вампиры были отрицательными персонажами, в кино они были очень некрасивыми, а особенно это видно в фильмах, посвященных старым вампирам, в терминологии Анны Наринской, они уроды. Носферату довольно страшненький. И мне всегда это казалось ужасной несправедливостью. Совершенно непонятно, почему они должны быть до такой степени некрасивы. Они – вечная жизнь, они не стареют, не покрываются морщинами, но они мертвы с точки зрения бессмертной души, а с точки зрения физического тела с ними ничего не происходит как раз.
- Я надеюсь, что кинофильм "Интервью с вампиром" вас, наконец-то, вернул к оптимизму, поскольку вампиры там абсолютные красавцы.
Юлия Идлис: Да. И там как раз понятно, что уродливыми их делает отравление неправильной кровью, как мы видели в случае с героем Тома Круза. А если пить нормальный и здоровый продукт, то все в порядке.
Александр Гаврилов: То ли потому, что мне никогда не довелось быть девочкой, то ли по другим каким причинам, меня вампиры интересуют исключительно как культурный феномен. Меня в этом смысле они восхищают, во-первых, своей живучестью, а во-вторых, своей неожиданной и повсеместной популярностью. Вампирская тема не всегда равномерно присутствует в культуре, а она периодически вдруг взрывается. Это, как правило, связано с какими-то обстоятельствами не собственно литературными, а обстоятельствами зрительскими, читательскими. Публике вдруг, однажды начинает хотеться про вампиров.
- Александр, я позволю себе сказать, что даже общественно-политические обстоятельства способствуют некоторому появлению, актуализации вампиров на культурной сцене.
Александр Гаврилов: Мы заговорили о книге Стефани Майер, а я хочу добавить одну забавную деталь. "Книжное обозрение" каждый год подводит итоги своих рейтингов продаж. Мы каждую Московскую сентябрьскую книжную ярмарку смотрим за целый год, за 12 месяцев, кто чаще всего попадал в списки бестселлеров. Были годы, когда в этих списках бестселлеров боролись Акунин и Донцова, были какие-то еще удивительные культурные явления. В этом году на первом месте среди художественной литературы в переплете была Стефани Майер с сагой о вампирах, на втором месте - Стефани Майер с сагой о вампирах, и на третьем месте - Стефани Майер с сагой о вампирах. Этого удивительного дела российский великий народ купил больше, чем чего-нибудь другого. Но вспомнить я хотел не только об этой книге, которая, конечно, не может меня не интересовать уже хотя бы в результате читательского интереса, но и о книге Виктора Олеговича Пелевина "Empire V". Она в момент появления многим яйцеголовым показалась случайной и пустой, и чего это вдруг Пелевин взялся писать про вампиров? Уже через полгода стало понятно, что Пелевин, как обычно, поймал тренд за хвостик, когда еще никто о нем не догадывался. И вампиры сегодня главные на культурной полянке.
- Давайте послушаем Настю Педько - что же такого привлекательного в саге Стефани Майер?
Анастасия Педько: Очень привлекательна история жизни, взаимоотношений вампира и девушки Беллы. Также интересна история о взаимоотношениях людей и вампиров, как это все происходит, вот эта загадочность...
- А вам все-таки больше нравится, что это про любовь, или что это про фантастический мир?
Анастасия Педько: Эта книга объединяет и любовь, и фантастический мир, что редко встретишь.
Ласт Милинская: Меня вампиры привлекают более современные. Старые славянские вампиры – Трансильвания, Украина, все эти карпатские вампиры, они все, как Юлия сказала, уроды. И это не вампиры даже, а зомби какие-то. А американская, европейская литература более современная их романтизирует и делает из них "плохих мальчиков" или "плохих девочек". И они как-то притягивают своим образом. Как бы всех тянет к плохому.
- Хорошие девочки любят плохих мальчиков.
Геннадий Устиян: А меня привлекают вампиры, в первую очередь, тем, что они живут вечно. На самом деле, естественно, смерть – это самый большой страх человека. И кроме прочего, вампиры живут с нами уже 200 лет после Байрона. То есть можно объяснить, почему время от времени возникает мода на вампиров. Вообще она связана с техническим прогрессом, считается. То есть Дракула приплыл в Лондон в конце XIX века. Собственно, как и сейчас, идет технологическая революция, Интернет и так далее. Люди иногда, когда они окружают себя техникой, считают себя неуязвимыми.
Но у Стокера есть очень хорошая идея про то, что где-то на Востоке, в Карпатах живет какая-то темная сила, иррациональная, которая придет и спутает вам карты. Это как катастрофа "Титаника". И это мысль о том, что невозможно ее предвидеть. И сейчас то же самое. У Майер девочка 17 лет, она влюбляется в вампира, который убивает людей, который живет вечно, и они никогда не будут вместе. Это подростковые радости. Я считаю, что в любви людей к вампирам есть то самое иррациональное, что мы любим – желание людей жить вечно. И это всегда секс, отношения вампира с человеком – это всегда есть какие-то сексуальные отношения – это шея, это укусы, это прикосновения и так далее. "Интервью с вампиром" - это проекция известной гомоэротической истории про двух мужчин, которые удочерили девочку.
И эти темы всегда переплетаются. Мы их не проговариваем, они идут на подсознательном уровне. А почему девочки на это клюют? Потому что они думают часто не рационально, а руководствуются эмоциями. Им просто нравится. А почему это все очень популярно? Потому что то, что читают или смотрят девочки, то читает и смотрит мир, потому что собственно они и есть главные потребители молодежной культуры. Влюбленная девочка потребляет поп-культуру, это все рассчитано на них. То, что мы уже получаем потом – и Бритни Спирс молодую, и мальчишеские группы – это все мы получаем через этих девочек, которые сходят с ума от своих кумиров и делают их массовыми. А потом уже мы их получаем в готовом виде – в виде звезд.
- Исполнители главных ролей в "Сумерках" Изабеллы Свон и Эдварда Каллена сейчас главные "глянцевые" звезды во всех молодежных журналах, да и не только в молодежных. Роберт Паттинсон был объявлен cекс-символом журнала Vanity Fair в прошлом году.
Линор Горалик: Вампиры меня не привлекают. Но я согласна с коллегой, которая говорила про "плохих мальчиков" и "плохих девочек". Если мы будем писать книгу "Люди и вампиры: 200 лет вместе", как предлагает другой коллега, то дело, мне кажется, не в научно-технической революции, дело в более простых вещах – в романтизме, в нигилизме и во всем остальном, что в этот момент происходило. И то, каким мы видим вампира сейчас, он, конечно, гламуризированной, в русской транскрипции, вампир.
Мне очень близко мнение, что этот эстетизированный образ вампира является идеальным объектом подростковой мечты для маргинализированного подростка. То есть не для подростка, который хочет быть капитаном футбольной команды, а для подростка, который хочет быть чем-нибудь другим. Потому что, во-первых, он сильный, его нельзя побить, во-вторых, ему можно не спать ночью. В-третьих, он контролирует собственное тело, что немалая история для подростка. В-четвертых, он много повидал. В-пятых, девушки его любят. Он давно живет, много повидал, мудр... Да, все признают, что он мудр, и это очень важно для маргинализованного подростка. Все это я говорю без тени иронии. Он является идеальным... как если бы математический мальчик мог кого-нибудь побить, и девочки бы его замечали, и поллюций бы у него не было, и еще что-нибудь было бы хорошо.
- И прыщей?
Линор Горалик: Я не знаю, проходят ли прыщи после смерти, но я очень на это рассчитываю. Но, так или иначе, в этом смысле он идеальная фигура для подросткового чтения. Другое дело, что есть вопрос про девичью, подростковую аудиторию, и я думаю, что это связано с эго-трипом безусловным: взрослое, прямым текстом, существо обращает на тебя внимание. Но меня больше интересует то, что интерес к вампирам действительно ходит волнами, и волны эти поколенческие. Баффи началась, когда моему поколению было 14-15 лет, она длилась довольно долго, потом был сериал "Angel", и казалось, что тема полностью закрыта, все, что с вампирами можно было проделать, проделано, они уже и в школе учились, и трахались, и не трахались, и размножались, не размножались, хорошие, плохие, отказывались от крови, не отказывались.
И вот, казалось, тема закрыта, пока мы не вспомнили, что настало время ремейков. И вот мы видим, что происходит последние два года. Параллельно у нас выходит не только сага "Сумерки", параллельно выходит поражающий воображение сериал "True Blood" про легитимизацию вампиров в человеческом обществе, буквально про вампиров, вышедших из чулана, хороших вампиров, плохих вампиров, с любовью к девушкам, с нелюбовью к девушкам, к нормальным девушкам, ненормальным девушкам и всем остальным. С вовлечением, кстати, старых вампиров, древних вампиров, вампиров, которые плохие, и вампиров, которые уроды. Параллельно с этим выходит подражательский подростковый сериал "Дневники вампира", который совсем никуда не годится, но зато как-то эксплуатирует тему "Сумерек". Очередное поколение открыло для себя тему вампиров. И понятно, что "Баффи" для них, по разным параметрам, неактуальный сериал. Надо все переделывать. Есть несколько тем в массовой культуре, которые так волнами и ходят. Но с вампирами, мне кажется, дела обстоят как с обрезанием. Во-первых, это красиво. А все остальное начинается потом.
- Настя, Линор сейчас сказала о том, что у нового поколения новый интерес к вампирам, новые вещи ищутся там. Что вы разыскиваете в книге Стефани Майер?
Анастасия Педько: Я, скорее, разыскиваю то, чего у меня не было. Мне интересна эта история, потому что мне интересны взаимоотношения. Я думаю, что это то, чего я была лишена в школе, как примерная ученица, а тут плохой мальчик, вампир, и неизвестно, чем он занимается вне школы, странно себя ведет, нигде не появляется. Загадочное существо.
Юлия Идлис: Я не согласна с тем, что интерес к вампирам в культуре происходит волнами, потому что я не думаю, что он когда-либо утихает. Просто массовая культура меняется, и этот интерес меняется вместе с массовой культурой. Скажем, если брать новейшую историю вампирской темы, с готической литературы, с середины XVIII века, тогда в Англии это была область массовой, коммерческой литературы, которую все считали Дарьей Донцовой XVIII века, и никто всерьез не принимал, но все читали. Потом, когда массовость в этом сегменте... вот именно массовость, а не интерес к вампирам, угасла, массовой стала литература романтиков, и вампирская тема перекочевала туда. Потом, когда бестселлерами стали реалистические романы, появился какой-нибудь Гобсек, который натуральный вампир, к тому же еще и еврей, то есть прямо соединение всех отрицательных качеств. И так далее. Эта тема всегда присутствует в массовой культуре, просто не всегда эти люди называются вампирами, не всегда они сосут кровь. Мне кажется, что кровососание в случае с вампирами – это несколько необязательная вещь. Это физическое изображение чего-то нефизического, метафора наоборот, грубо говоря.
- Использование чужого могущества?
Юлия Идлис: Может быть. Потому что если мы вспомним, например, сериал "Горец", где действуют ровно такие же вампиры, они живут вечно, они делают друг друга такими, как ты сам, и они забирают друг у друга силу, высасывая ее, но не из вены, а как бы из астрального тела или откуда-то. Мне кажется, что сосание крови – это действительно очень легкий способ обозначить комплекс черт, присущих этому классу существ, скорее, даже людей. Ведь недаром какой-нибудь роденовский "Мыслитель" сидит в позе человека, страдающего тяжелым запором. Почему? Потому что иначе изобразить нефизическое действие, кроме как физически, мы не можем. И вот это мышечное напряжение при думании – это то же самое, что кровососание при вечной жизни. Должен быть какой-то знак видимый вот этого. Ну, кровососание, пожалуйста.
- Юля, вы сказали о том, что вовсе необязательно сосать кровь в физическом и буквальном смысле, но есть множество других метафор вампиризма. И речь идет всего лишь о жизненной энергии и об обмене силы, власти и могущества. Или не всего лишь?
Юлия Идлис: Не всего лишь. Потому что здесь еще есть большой момент инаковости, действительно, это знак отличия, и большой момент культурной и исторической памяти. Вампиры, как существа вечные, они живут долго и являются живыми свидетелями разных исторических событий, и это важно в их образе. Долгой памяти современному человеку вообще всегда недоставало, а особенно долгой исторической памяти и живой, когда человек смотрит на экспонаты Лувра и думает про себя: "В этом кресле мы с чуваком надрались и заснули в XVII веке". То есть живой памяти, бытовой, не записанной в учебниках, а настоящей.
Линор Горалик: Я хочу воспользоваться тем, что Юлия Идлис открыла нам тему физиологии вампира. У Воннегута в "Колыбели для кошки" великий физик мучился вопросом: что происходит с позвоночником черепахи, когда она втягивает голову – он выгибается или сокращается? Так вот, есть целая тема того, как у вампиров выскакивают клыки (думаю, что черепахе пришлось бы позавидовать): они вырастают, они выдвигаются, они смещаются, появляются просто так, есть ли нерв внутри. И вопрос: куда сосется кровь? Я же помню анатомические схемы в разрезе. Сериал "True Blood" поставил перед нами другой интересный физиологический вопрос. Из сериала "True Blood" следует, что у них есть какая-то сексуальная специфика сложная. В общем, есть отдельная тема физиологии вампиров. И очень интересно было бы (я думаю, что эксперты это делали) проследить, как им приписывались разнообразные телесные черты в разные эпохи и в течение времени. В данный момент сериал "True Blood", кстати, и "Сумерки" тоже, уже окончательно демонстрирует нам вампира как супермена, со всеми чертами супермена, только он еще и кровь пьет.
Юлия Идлис: Это, конечно, супермен, но у него есть и большая слабость. То есть собственно вампирство – это и сила, и слабость. Ему приходится все время сосать кровь, если он кровозависим, но есть вампиры, которые могут контролировать это дело, например, вампир, который появляется в "Гарри Поттере". Во втором томе есть вампир – друг странного профессора Локхарта, вампира зовут Сангвини, он по всем параметрам несчастное существо, и он никогда не сосет кровь, ему просто не дают, но он без этого вполне живет. Так вот, кровососание – это и слабость, и сила. Он зависим от солнечного и лунного света, он зависим от своего собственного гроба и так далее.
Линор Горалик: Был детский мультсериал, это было начало 90-ых, он, естественно, долго не продлился, про семью вампиров, которые пьют томатный сок. Он был рассчитан на возраст от 6 до 12 лет. И видимо, это была попытка сделать вампиров "child friendly".
- Эта эстетизация и гуманизация вампиров происходит волнами. Я сейчас вспомнила повесть под названием "Кармилла" Шеридана Ле Фаню, повесть середины XIX века. Там девушка-вампир - настоящая красавица, ее вампиризм с лесбийской подоплекой, по этой книге Роже Вадим снял в 60-ые годы кино.
Геннадий Устиян: Я думаю, что вампиризм, вообще культурная тема вампиров сейчас – это, странным образом, единственная возможность рассказать нам историю любви искренне. Сейчас нельзя написать "Ромео и Джульетту" ни с того, ни с сего, все будут смеяться. Есть два интересных факта про Стефани Майер. Она никогда не читала Брэма Стокера (она рассказывает об этом), и она мормон, то есть она живет в культуре, в которой много ограничений. И когда она написала книгу первую "Сумерки", она стыдилась рассказать об этом мужу, она не могла сказать: "Ты знаешь, я написала книгу о вампирах". Она посмотрела отрывок из "Интервью с вампиром" или еще что-то, и это на нее произвело очень большое впечатление. Интересно то, что она написала действительно историю любви, находясь в этой изоляции. То есть это все очень романтично. И как раз в наше время фантастические жанры, к которым относятся вампиры, могут позволить писателю или режиссеру рассказать историю любви, которая сейчас просто невозможна, потому что это просто смешно – сейчас вдруг рассказывать об истории любви ни с того, ни с сего.
- У меня есть два комментария. Стефани Майер начала писать после того, как ей приснился сон, как на лугу сидят девушка и юноша-вампир. Между ними ничего не происходило, но это сновидение, по ее словам, послужило основой для ее дальнейшего творчества. Второе: рекламный слоган фильма "Дракула" - "Любовь не умирает никогда". А рекламный слоган "Сумерек" - Еесли ты можешь жить вечно, для чего ты живешь?". То есть создатели этого фильма ставили другой экзистенциальный вопрос, чем Фрэнсис Форд Коппола.
Ласт Милинская: Юлия говорила про то, что есть вампиры, которые сосут кровь, а есть вампиры, которые питаются энергией. Но между этими двумя типами вампиров есть большая разница. Во-первых, вампиры, которые сосут кровь, им эта кровь нужна как еда, они без нее не могут жить, и они живут вечно за счет этой крови. А люди, которые энергетические вампиры, они могут прожить дольше, чем средний человек, они живут долго, но они живут не вечно.
И по поводу Стефани Майер. Уже появилась российская писательница, Елена Усачева, она пишет книги, серию под названием "Пленники сумерек". И в книге есть фотографии, которые один в один повторяют фотографии с обложек книг Стефани Майер, кадры из фильма, но только там другие люди, там какие-то русские мальчик и девочка, естественно, их по-другому зовут, но там тоже мальчик-вампир, девочка-человек.
- Настя, а вас не смущает, что любовь любовью, строительство отношений строительством отношений, но все-таки это же ужасные существа, вообще-то? Тот персонаж, который предлагается полюбить девушке, он же чудовище, он просто чудовище. Или это вымысел, и как реальность не воспринимается совсем?
Анастасия Педько: Ну, ее это не смущает.
- А вас, как читателя?
Анастасия Педько: Меня – нет.
- А почему? Ведь страшно же.
Анастасия Педько: В том-то и интерес, что это необычный человек. Если бы он был простым человеком, то история другая была бы. Вот эти тайны, и неизвестно, что будет потом, многогранность героя, связь с историей, его семья, где все необычным способом стали вампирами, у всех разные истории, и каждый ее рассказывает – и получается что-то смешанное, непонятное. Интересно!
- Ну вот. Типичный архетип Мины Харкер. Если посмотреть ролики на "YouTube", которые сделаны на основе "Дракулы" Копполы, видно, что создателями этих роликов из всей большой истории извлекается чистая девичья любовь к персонажу, который, будь он трижды чудовище и негодяй, все равно будет ею любим.
Линор Горалик: У меня в ходе этого разговора возникла версия, почему вампиры такие удобные объекты для любовных историй. Это способность совместить физическую привлекательность и понятную вне классовых и эпохальных рамок персональную трагедию. Собственно, трагедия, понятная и вообразимая любым человеком, вне необходимости привязываться к эпохе, может быть или трагедия, связанная с телесной ущербностью, что всегда сложная тема. Ну, кто? Слепой, инвалид. Или трагедия, которая находится вне вопроса телесной привлекательности. И вот тут оказывается, что если он должен убивать людей, чтобы жить, а ему не хочется, то можно ничего больше не объяснять. Это идеальный и очень удобный трагический герой без необходимости вообще с чем-нибудь считаться.
Александр Гаврилов: Я поддержу в этом смысле Линор. Действительно, девочки, которые любят плохих мальчиков, все время, с восхищением рассказывая историю своей любви подружкам, вынуждены отвечать на вопрос: "Что же он урод-то такой?!". И если в бытовых обстоятельствах это сложно объяснить, и приходится отвечать "ну да, непонятно", то здесь все понятно. "Ну, это же вампир!". "А, тогда понятно". Мы так много уже сегодня слышали об обстоятельствах вампирской жизни, и зубы у них туда-обратно... Мечта стоматолога, на самом деле. То ли иннервированные, то ли не иннервированные. И о том, хорошо ли глядеть на кресло, в котором выпивал в XVII веке.
Но мне, честно признаться, по-прежнему интереснее не сами вампиры, а те люди, которые на них смотрят, что у них в голове в этот момент. И мне представляется, что то, что сегодня массовое сознание, скорее, принимает вампиров, радуется вампирам, не чувствует никакого отторжения, в отличие от массового сознания, скажем, Х-XI веков, когда довольно много зафиксировано сказаний об упырях славянских, оно связано не с изменением вампиров и их социального и имущественного статуса, а с изменением жизни среднего европейца, которого неслучайно русский философ Константин Леонтьев называл "оружием всемирного уничтожения". Почему средний европеец Х-XI веков боится вампира и ненавидит вампира? Потому что он ощущает близкую к нему грань между жизнью и смертью, ощущает уязвимость своей собственной жизни и резонно опасается перехода через эту грань.
Вампир – это существо с той стороны. В то время как сегодняшний средний европеец очень далеко отодвигает от себя эту границу, у него есть ощущение тоскливой, бессмысленной неуязвимости. Он сам себе томительно бессмертен. И именно поэтому вампир его не пугает, не страшит, а наоборот, приоткрывает некоторую возможность изменить свою жизнь. Мне кажется, что образ вампира в современной массовой культуре многими людьми старшего поколения может быть осознан через образ черта-иностранца в советской культуре. Вот эта томительная, бессмысленная стабильность 70-ых годов неминуемо требовала, вызывала к себе какого-то деятеля с той стороны. Точно так же, как сегодня девочки наперебой вызывают вампирических мальчиков, чтобы в них можно было влюбляться.
- Саша, у меня есть комментарий к вашему выступлению. Вы сказали, что средний европеец считает себя неуязвимым и с вампирами никак не связанным. Во-первых, наверное, нужно говорить не только о Х веке, а о том, что вампиры существовали и в Древней Греции, и в Древнем Риме, и в Египте, просто меньше литературы об этом. А во-вторых, в Румынии, на главной культурной родине вампиров, в 2004 году родственники некоего покойного подвергли этого покойного тому обряду, который описан во всех древних книгах. Они решили, что он стал вампиром и приходит к ним по ночам, и они его эксгумировали, вырезали сердце, сожгли его, растворили пепел в вине и пили для того, чтобы он к ним не подходил. 2004 год, повторяю. Англия, Бирмингем, 2005 год. Серьезная информационная кампания о существовании вампиров в Бирмингеме. Так что, Саша, вот вам, пожалуйста, средние европейцы.
Юлия Идлис: Я поэтому и говорю, что никогда вампиры не переставали нравиться. Просто эта область того, что нравится, мигрирует. Она сегодня в этой части массовой культуры, а завтра – в той. Но факт привлекательности вампиров, вампиризма и всего комплекса проблем, связанных с этим, это культурная константа.
- Саша поставил вопрос: кто такие те люди, которые любят вампиров?
Ласт Милинская: Я думаю, что популяризация вампиров среди девочек как-то связана с всеобщей, американской и европейской, феминизированностью. Девочки примеряют на себя образ жертвы вампира. Им хочется почувствовать себя не сильной женщиной, которой все по плечу, а именно беззащитной, слабой, которой можно в любой момент проткнуть горло клыками, и она или станет жить вечно, или умрет вообще, но умрет достойно.
- А я вспомнила, что Стефани Майер феминистки как раз упрекали в том, что ее героиня Белла ведет себя слишком зависимо, а главный герой, молодой вампир, слишком брутален и диктует ей, как себя вести: когда он беспокоится за ее жизнь, он запирает ее на ключ.
Юлия Идлис: Феминистки читают ее запоем.
- Что меня как-то смешит в этой реакции – их не смущает то, что персонаж – вампир, который аморален или внеморален абсолютно, а смущает именно рисунок отношений мужских и женских.
Геннадий Устиян: Любовь к вампирам происходит еще потому, что мы с ними живем очень давно, как с поп-культурным феноменом. Это очень разветвленная культура. Есть "черные" вампиры – это Блэйд. Есть Селена из "Другого мира" - это экшн, это девичьи радости, она абсолютно активна, не пассивна. И там вообще скрещена вампирская тема с оборотнями. Мы в принципе уже настолько привыкли к ним, что относимся к ним как к чему-то должному. И очень хорошее кино из этого получается, потому что это всегда экшн, это всегда любовь. Это очень хорошая почва для придумывания очень разных вещей. Это гораздо интереснее, чем, например, смотреть драму про отношения людей. Вампиры прошли большую эволюцию. Есть фильмы, где вампиры уже не боятся дневного света. Есть фильмы, где говорят, что чеснок – это смешно. Есть вампиры, которых нельзя убить осиновым колом. Это огромная Вселенная, которая предлагает очень разные типы развлечений.
Юлия Идлис: Честно говоря, я не знала биографию Стефани Майер. И сейчас это гомерически смешно. Потому что: середина XVIII века, писательница Анна Радклиф, которая была одним из двух писателей, начавших готическую литературу в Англии. Молодая девушка, вышедшая замуж за какого-то мелкого торговца, за галантерейщика. И по каким-то причинам у них не было детей, и это выяснилось достаточно рано. И ей нечего было делать. И она начала писать романы. И в 25 лет написала "Удольфские тайны", которые, во-первых, стали мега-бестселлером, во-вторых, они стали одним из четырех главных романов английской готики, и остаются таковыми до сих пор. И дальше она написала в общей сложности, по-моему, 7 больших романов. Начала очень многие из тем, которые продолжаются до сих пор, в том числе и вампирскую, собственно, тему в Англии.
И все это очень похоже на то, что мы сегодня говорим о Стефани Майер и об этом сюжете, и о том, почему девочки страшно любят и этого персонажа, и эту девочку, и вообще эту книжку, потому что тогда девочки тоже страшно любили и всех этих персонажей, и всех этих проклятых монахов, призраков, мертвецов, упырей и так далее. И более того, их любили и мальчики. Потому что именно отрицательные герои готической литературы, какие-нибудь страшные извращенцы, типа льюисовского монаха, были просто кумирами тогдашней молодежи аристократического толка. То есть ими зачитывались пэры. Собственно, изобретатель готической английской литературы – двоюродный брат лорда Нельсона Горацио Уолпол. И это была фишка самой высокородной общественности Европы. Видимо, действительно, в этом есть потребность: общество очень зарегламентировано, и ему необходим вампиризм как выход…
- Как выход в иррациональное, в широком смысле?
Юлия Идлис: Не знаю. Как легитимация собственных мыслей, что ли. Моя любимая книжка этого периода – это как раз "Монах", написанный Метью Грегори Льюисом. Написана человеком 21 года, который вскоре после этого, став совершеннолетним, занял место в парламенте, унаследовал два имения, колонии в Вест-Индии и так далее. При этом книжка про страшные, совершенно дичайшие извращения. Там кульминация – изнасилование в склепе, на останках. Мне кажется, это очень показательный пример того, почему и кто любит вампиров сегодня. И это не значит, что это маргинальная тема.
Линор Горалик: Последний пример наводит на мысль, что это как выйти из института, съездить на Гоа, а потом уже наниматься на работу. Я не шучу. Это некоторый выход. Но пока мы тут об этом всем говорили, я вдруг поняла, что у меня все время крутится в голове о вампирах. Это - тараканы, они питаются вокруг нас, они неистребимы, они были до нас, они нас переживут. Уже есть тараканы, которые не боятся дневного света, которых нельзя ничем вытравить, которые считают, что чеснок – это глупости. Я все время пыталась понять, где я уже слышала эти слова. Это все, конечно, разговор про тараканов.
Юлия Идлис: Вампиры – это мысленные "тараканы".
Линор Горалик: Да, у всяких пэров сначала они были мысленными "тараканами".
Александр Гаврилов: Мне кажется, что массовая культура вообще очень во многом позволяет обществу добирать того, чего не хватает. Если мы посмотрим на феномен "садистских стишков", помните, были такие – "маленький мальчик по стройке гулял...", они были в 70-ых, а потом схлынули, их не стало. Я разговаривал об этом с психотерапевтами, спрашивал: "Почему?". А они говорят: "Желание насилия в культуре, интерес к такой литературной форме есть явное свидетельство очень безопасного детства, очень счастливого детства". Человек, который со всех сторон залюблен и заласкан, добирает через массовую культуру жестокости и ужаса. Человек, который, напротив, недолюблен и недоласкан, что сегодня происходит в огромном количестве с современными детьми, добирает через массовую культуру сентиментальности и всякой "котяточности". Если мы посмотрим на культуру российских старших школьников, то она на удивление вся мармеладно-кисейная. Мне кажется, что рассказ Юлии о том, каким образом складывалась и зарождалась в высших эшелонах британского общества готическая тема, свидетельствует ровно о том же самом. То общество, и в особенности те молодые люди, входящие в жизнь, которые чересчур обеспечены, чересчур защищены, чересчур безопасны, нуждаются в этом. Это отражение чрезмерно хорошей жизни.
- Настя, согласны ли вы с тем, что говорил сейчас Александр Гаврилов? Действительно ли ваша жизнь, жизнь ваших ровесников, во-первых, безопасна, а во-вторых, не хватало родительского внимания, и поэтому вы ищете сентиментального в Стефани Майер? Насколько вы и ваши товарищи хотите подражать этой литературе, нет ли желания что-то самим такое написать?
Анастасия Педько: У меня есть одна знакомая, которая на основе этих книг пишет свое, подражает. Сейчас много литературы возникает, как "Гарри Поттеру" много подражаний как в России, так и в других странах, и про вампиров тоже.
Такая литература совершенно безопасна, потому что это все-таки фольклор. Вампир – в какой-то степени мифологическое существо. Хотя эта мифология небезосновательна. И есть осписания, что это основано на какой-то болезни, поэтому пьют кровь, поэтому бледная кожа.
- Имеется в виду порфирия – есть такое заболевание, которое в XIX веке порой принимали за вампиризм. Разоблачительный момент состоит в том, что никакое питье крови не способствует подъему гемоглобина, потому что выпитая кровь просто расщепляется в желудке, как обычная еда, и никакого улучшения самочувствия у вампира просто не может быть. Под этим нет никаких реальных оснований. И даже довольно странные сюжеты про медицинские эксперименты 20-ых годов в Советском Союзе про то, как стареющим вождям переливали кровь молодых людей для того, чтобы их каким-то образом омолодить, - это все, конечно, к науке не имеет никакого отношения. Все это область совершенных мифов.
Юлия Идлис: Это как съесть сердце собственного врага, ровно из этой области. А меня сейчас осенило, когда Саша Гаврилов заговорил о сентиментальности. Действительно, вампиры и для английской аудитории XVIII века, и для нас, наверное, сегодня – это способ легитимировать сантимент, эмоцию. Потому что готическая литература называлась сентиментальной (я вас удивлю), и ее движущей силой была неконтролируемая эмоция. Там были очень сильные чувства, очень сильные переживания буквально по любому поводу. То есть от этого там вот эти изнасилования в склепах. Сантимент – это же не трогательность, это переживание. Когда ты не можешь себе позволить выражать громкие и бурные эмоции на публике, тебе нужно их откуда-то получать, либо где-то в шкафу выражать. Вот ты их и получаешь из готической литературы, из вампирской литературы и вообще из вампирской темы.
Это тема, которая имеет право тебя очень сильно испугать, ни одна другая вещь в обществе не имеет этого права, это вещь, которая имеет право заставить тебя пережить дикое сексуальное возбуждение, и опять же ни одна вещь не имеет этого права, и так далее. Поэтому у готиков XVIII века главная категория, на которой стояла вся эта литература, - это категория "возвышенного", которая противопоставлялась "красоте". То есть возвышенное – это не красивое, а это нечто, перед которым ты испытываешь одновременно и восхищение, и ужас. И чаще всего они приводили в пример силы природы – какие-нибудь высокие горы, на которые ты смотришь, и с одной стороны, это очень красиво, а с другой стороны, понятно, что это смертельная красота. Или океан, огромные волны. Вот то, что, например, показывают нам в фильме "Послезавтра", как огромная волна смывает библиотеку Конгресса, зритель вот этого вполне может сказать, что он ощутил возвышенное в готическом смысле: это и красиво, и страшно, и тебя смоет в следующую секунду.
Геннадий Устиян: Тема вампиров в ХХ веке не начиналась как молодежная. Один из главных фильмов, любимых критиками и эстетами, "Голод" начала 80-ых – это как раз очень взрослый фильм. Он начинается с того, что пара знакомится в клубе с другой парой, ее убивает, там есть и сексуальный подтекст, там много и насилия, и секса, в том числе и лесбийского. Вампир в нашей культуре представляет традицию, как ни смешно звучит, потому что так как он живет столетиями, у него очень богатая культурная память. Та же Мириам в "Голоде" лично была знакома с фараонами. И это, конечно, привлекает, в том числе молодых людей, которым не хватает опыта, которые тянутся к зрелому.
Александр Гаврилов: Я соглашусь с Линор, может быть, не так жестко излагая эту тему, но вампир – это, конечно, один из самых живых, самых популярных паразитов массового сознания европейского человека. Кроме вампиров, однотипные с ними паразиты существуют в обилии, и они в основном населяют массовую культуру. При этом если мы посмотрим на достижения последнего времени, мы увидим, что ближе всего к вампирам оказываются, парадоксальным образом, люди, занимающиеся альтернативной историей, какой-нибудь академик Фоменко – типичное вампирическое существо. Он, с одной стороны, абсолютно безответственен, с другой стороны, обладает никому не доступной исторической памятью, и с третьей, знает такое, что... И у него колоссальные возможности. Вот эти фигуры вечно появляются, это некие ментальные "воши" на воспаленном массовом сознании. Разглядывать их интересно, но, тем не менее, мне кажется, что важно соблюдать некоторую персональную гигиену и стараться от них аккуратненько очищаться.