100-летие со дня основания журнала “Аполлон”



Дмитрий Волчек: 9 ноября в Петербурге в Пушкинском Доме отметили 100-летие со дня основания журнала “Аполлон”. Рассказывает Татьяна Вольтская.

Татьяна Вольтская: Иллюстрированный журнал “Аполлон” выходил в Петербурге с 1909 по 1918 год. Он был открыт для литераторов и художников разных направлений – кроме официально-государственного. Здесь не жаловали передвижников, но публиковали много материалов по истории классического и современного русского и зарубежного искусства, обзоры выставок, театральной и музыкальной жизни. Об открытии “Аполлона” Алексей Толстой писал так: "Литературная осень 909 года началась шумно и занимательно. Открылся "Аполлон" с выставками и вечерами поэтов. Замкнутые чтения о стихосложении, начатые весною на "Башне" у Вячеслава Иванова, были перенесены в "Аполлон" и превращены в Академию Стиха. Появился Иннокентий Анненский, высокий, в красном жилете, прямой старик с головой Дон Кихота, с трудными и необыкновенными стихами и всевозможными чудачествами. Играл Скрябин. Из Москвы приезжал Белый с теорией поэтики в тысячу страниц". Рождение “Аполлона” отметили торжественным обедом в ресторане "Донон", в конце которого Анненский произнес речь в честь верховного жреца "Аполлона" – основателя журнала, критика и поэта Маковского. Сто лет спустя в Пушкинском Доме прошли научная конференция и концерт. Почему вообще Пушкинский Дом отмечает столетие журнала “Аполлон”? Говорит филолог, академик Российской академии наук Александр Лавров.


Александр Лавров: Это крупнейший модернистский журнал начала 20-го века, издававшийся в Петербурге, самое, кстати, продолжительное время из всех модернистских журналов вообще - с 1909 по 1918 год. Правда, в 1918 году вышли уже номера с опозданием, которые должны были появиться в 1917-м. Это один из символов петербургской культуры начала 20-го столетия, то, что делали Маковский, барон Врангель - инициаторы и редакторы “Аполлона”. Это один из символов петербургской жизни и петербургской культуры.

Татьяна Вольтская:
Что хочется вспомнить сегодня? Их образ жизни, их искания?

Александр Лавров: Разумеется, “Аполлон” интересен не только как вместилище замечательных стихотворений, художественных статей, критических опусов и тому подобное. Это был еще один из центров художественной жизни своего времени, в определенной мере ставший знаком вот этого акме, расцвета культуры символизма и постсимволизма. Ведь он не только венчал символистские достижения, был первым из журналов символистской культуры, который уже как бы подводил итоги символизма, но на его страницах родился акмеизм. Манифесты акмеизма появились в “Аполлоне”, первые статьи Городецкого и Гумилева. При этом он специфическим органом акмеизма не стал. Это был своего рода универсальный журнал, впитывавший в себя самые разнообразные живые течения своего времени. То есть “Аполлон” это символ искусства, но живого искусства, развивающегося, искусства, как бы сказали, par excellence.

Татьяна Вольтская: То есть, как Аполлон заведовал девятью Музами, так же и журнал “Аполлон” не ограничивался каким-то одним направлением?

Александр Лавров: Не в малой мере. Он был в такой же мере литературным журналом, как и журналом художественным. И во вторую половину издания журнала, где-то года с 1912-13-го, художественные материалы в нем преобладали. И в этом отношении сказывалась руководящая роль его основного редактора, Сергея Константиновича Маковского, который был видным художественным критиком своего времени, примерно сопоставимым по масштабу с Александром Бенуа, который также был одним из инициаторов “Аполлона”. И во многом свои вкусы и предпочтения Маковский реализовал на страницах “Аполлона”. Это была традиция во многом “Мира искусства” дягилевского, который выходил на рубеже веков, и эта традиция продолжалась в 1910-е годы благодаря “Аполлону” и завершилась, как и все, в 1917 году.

Татьяна Вольтская: Я помню, когда в студенческие годы я приходила в Публичку, и листала вот эти старые книжечки “Аполлона”, это был невероятный трепет. Вот этот обрыв культуры был настолько еще живой, кровоточащий, что целая буря чувств поднималась. Как вы считаете, сейчас немножечко зашита эта дыра или она никогда не будет залатана?

Александр Лавров: Сейчас все-таки другое время. Гипотетически попытаться продолжать “Аполлон”, как они сами намечали проекты своего издания в 20-е годы, до 1926 года строили проекты, это, конечно, гадание на кофейной гуще было бы. Но какие-то живые традиции вполне, в данном случае, могут быть возобновлены и востребованы. Во всяком случае, сейчас интерес к культуре этой эпохи, пожалуй, преобладает над интересом ко многим другим эпохам. Пожалуй, вот эпоха Золотого века пушкинского и эпоха модернистская - это наиболее востребованные современным культурным, эстетическим сознанием прошедшие времена.

Татьяна Вольтская: А почему? Что привлекает нас так в пушкинской эпохе и в эпохе, в которую выходил “Аполлон”?

Александр Лавров: Прежде всего, то, что это было время, когда идеи утилитарной эстетики не доминировали над собственно художественными задачами и художественными интересами. Это были две рифмующиеся между собой антиутилитаристских эпохи, когда творчество, и свободное творчество, осмыслялись как первозданная и несокрушимая ценность. В этом отношении они, мне кажется, не только создали самих себя и безупречные образцы, но и во многом являются маяком, примером.


Татьяна Вольтская: Что бы вы назвали самое важное, что там появилось впервые?

Александр Лавров: Конечно, акмеистические манифесты Городецкого и Гумилева, наконец, символистские важные материалы - программная статья Вячеслава Иванова “Заветы символизма” и статья, поддерживавшая Вячеслава Иванова, статья Александра Блока “О современном состоянии русского символизма”, на которую последовал полемический ответ Брюсова “О “речи рабской” в защиту поэзии”, а на нее уже ответ Андрея Белого “Венок или венец”. Наконец, чрезвычайно важный опус Михаила Кузмина, манифест кляризма, статья “О прекрасной ясности”. Так что этот журнал был во многом порождающим главные эстетические скрижали своей эпохи. Все это были выступления, которые давали эстетические коды своего времени, своей эпохи, конденсировали это все в теоретической эстетической мысли.

Татьяна Вольтская: На конференции, посвященной журналу “Аполлон”, одним из участников был американский славист, автор первой диссертации по “Аполлону”, потомок русско-польских эмигрантов Денис Мицкевич. Вот фрагмент его выступления.


Денис Мицкевич: Не злободневность, а постоянная ценность достижений была центром внимания. И даже с самого основания возникла классическая дилемма: природа самого бога Аполлона - Феб или Мусагет. То есть, символ света, просвещения, солнца, открытого всей Вселенной, или хоровожатый муж, управляющий направлением всей культуры. Этот большой вопрос “Аполлона” остался неразрешенным, и сколько я о нем с тех пор ни думал, я не могу сказать, что я отверг бы одну из противоположностей. Мне кажется, что даже динамика этих двух взглядов, а именно центрально прочувствованной культуры или разрозненно растущей к свету культуры… Когда основался журнал “Аполлон”, поэзия была наиболее горячим вопросом, более чем живопись или другие искусства. Ко времени Первой мировой войны линия сменилась больше на зрительное искусство, но осталась та же тенденция искать перфектность. В самом начале “Аполлона” уже основалась эта дилемма: что такое Аполлон? Из-за доминирующего элемента поэзии, как нахождения направления духа и направления интеллекта, я думаю, два ментора старого поколения, которых привлек Сергей Маковский к “Аполлону” - Иннокентий Анненский и Вячеслав Иванов - составили эти два полюса. Иванов утверждал, что Аполлон представляет собой нераздельную связь с Дионисом, и воплощена эта связь Орфеем, а именно - определенного духовного вертикального восхождения. Анненский предлагал иметь аполлоническое общение под портиком “Аполлона”, но не в определенном направлении. И когда этот конфликт разросся и, в конце концов, Иванов разошелся с “Аполлоном” то Валериан Чудовский, один из блестящих критиков того времени, писал по поводу нового журнала “Труды и дни”, который временно существовал, основанный Ивановым и Андреем Белым, что “мы, конечно, ученики Иванова и ученики его интерпретации Аполлона, но мы предпочитаем именно неназванную солнечность”, он не сказал этого, но я могу добавить: без тирании философского догмата.

Татьяна Вольтская: Но, пожалуй, главное в выступлении Дениса Мицкевича – это его, на мой взгляд, несколько рискованное, вернее, утопическое предложение.

Денис Мицкевич: Возродить “Аполлон” как антитезу разобщенности, но без пристрастия к какой-нибудь определенной школе. Эта разрозненность не только в России, та же самая разрозненность у нас в Америке. Я думаю, что в Америке, по коммерческим причинам, даже нет надежды, чтобы основали что-либо вроде “Аполлона”. Разрозненность та же самая наблюдается, конечно, в Европе. Но мне кажется, что перед нами такая модель в “Аполлоне”, что у нас источник так утонченно выработанных критериев. Мне казалось, что “Аполлон”, как форум, мог бы когда-нибудь, после моей смерти, оказаться камнем, на котором может быть построена будущая культура. Некоторые шаги можно было бы предпринять сравнительно вскоре. Например, сделать весь былой журнал “Аполлон” вседоступным на интернете. Это только более усилило бы центробежность, потому что кто-нибудь почитал бы одно, другое, третье… Столько материалов выходит, что этот шаг был бы только начальным шагом, но он бы сделал эту платформу вседоступной. Во-вторых, я бы тоже хотел создать Общество ревнителей художественного слова, как было при “Аполлоне” и Общество ревнителей художеств вообще. Мне кажется, что если такое общество не состоится, то разрозненность будет все более увеличиваться с нашей электронной атомизацией. Устраивать периодические съезды могло бы такое общество, вроде сегодняшнего, с повесткой особых тем и аспектов журнала, ради склеивания двух столетий позвонков.

Татьяна Вольтская: Такое предложение кажется, скорее, декларативным, – считает Александр Лавров.

Александр Лавров: Но реальным было бы фототипическое переиздание “Аполлона”. Это было бы, я думаю, изданием востребованным. Потому что журнал этот из ряда тех периодических изданий, которые можно и сейчас читать насквозь. И, разумеется, следовало бы издать, этого до сих пор не сделано, аннотированный указатель содержания “Аполлона” с раскрытием псевдонимов, с другими аналитическими библиографическими характеристиками. Уже выпущены такие указатели по другим модернистским изданиям, по журналам “Весы”, “Золотое руно”, “Перевал”. “Аполлона” вот недостает. Уже были в Москве проведены мероприятия, посвященные юбилею “Весов”, и даже вышел сборник об этом журнале. Это уже прошедшие юбилеи: столетие “Весов” было в 2004 году, столетие “Золотого руна” – в 2006 году, и в Москве была, кстати, выставка огромная, посвященная “Золотому руну”, вышел чрезвычайно нарядный альбом.

Татьяна Вольтская: Скоро в Петербурге будут вспоминать столетие со дня смерти одного из аполлоновских корифеев, Иннокентия Анненского, умершего на Царскосельском вокзале через месяц после основания журнала и именно после смерти ставшего знаменем нового направления в русской поэзии.