Эпидемия "свиного" гриппа вызвала ажиотажный спрос на соответствующие лекарства и рост цен на них. Причины значительного подорожания противовирусных препаратов и общей нестабильности на российском фармацевтическом рынке в интервью Радио Свобода анализирует директор центра маркетинговых исследований компании "Фармэксперт" Давид Мелик-Гусейнов.
— Федеральная антимонопольная служба уже заявила о начале проверки обоснованности роста отпускных и розничных цен на противовирусные лекарства. Маркетиноговое исследование фармацевтического рынка, проведенное аналитической компанией "Фармэксперт" с 15 сентября по 15 октября, показало, что в среднем по стране цены на группу препаратов для лечения и профилактики острых респираторных вирусных заболеваний выросли на 5 процентов, причем в некоторых регионах рост цен доходил до 20 процентов. Ситуация на рынке в этом году сильно отличается от обычной?
— Стоит отметить, что цены на препараты для лечения и профилактики ОРВИ увеличиваются ежегодно. Сезон роста начинается в октябре и заканчивается в марте. В этот период цены росли и до "свиного" гриппа и, я думаю, будут расти и после. Принцип — "два шага вперед и шаг назад", то есть после окончания сезона цены несколько корректируются вниз, однако к "досезонному" уровню не возвращаются. Но в этом году рост цен выражен сильнее.
— Чем это объясняется?
Мы обращаемся к дистрибьютору: почему повысились цены? Дистрибьютор отвечает: мы цены не повышаем, а действуем в рамках фиксированной наценки 20 процентов
— Вот конкретный пример. Аптека в Южном федеральном округе говорит: мы получаем прайс-лист от дистрибьютора, где, допустим, "Арбидол" стоит 130 рублей за упаковку. Но дистрибьютор предупреждает, что с завтрашнего дня цена на этот препарат будет повышена. И действительно, на следующий день приходит прайс-лист того же самого дистрибьютора, где "Арбидол" стоит уже не 130, а 180 рублей за упаковку, хотя данный препарат относится к группе жизненно необходимых и важнейших лекарственных средств. Мы обращаемся к дистрибьютору: почему повысились цены? Дистрибьютор отвечает: мы цены не повышаем, а действуем в рамках фиксированной наценки 20 процентов. Цена производителя увеличилась — стоимость препарата в абсолютном выражении выросла. Но компания, которая производит препарат, говорит, что цены на него не повышала.
— Как такое может получиться?
— Ситуация складывается так, что рыночные мониторинговые методы не позволяют определить, на каком именно этапе повышается стоимость. Так что я считаю, что это здравая инициатива — привлечь соответствующие ведомства, которые на конкретных примерах смогли бы разобраться, где же происходит это "переключение" цены. Конечно, любая связанная с ажиотажем нестабильность влечет за собой увеличение стоимости соответствующей продукции. Как только где-то появляются признаки ажиотажного спроса, товаропроводящая цепочка начинает более активно работать с ценой. Но лекарства — это все-таки социально важный товар. Подавляющее большинство препаратов для лечения и профилактики гриппа входят в список жизненно необходимых и важнейших лекарственных средств, и наценки на них жестко регулируются на законодательном уровне. В таких конкретных случаях завышения цен надо, конечно, разбираться.
— Сложившееся положение дел характерно только для России?
— Сегодняшняя нестабильная ситуация, связанная с ростом цен на препараты для лечения и профилактики гриппа, как и положение, сложившееся в начале этого года, когда цены на лекарства в связи с девальвацией рубля за очень короткое время выросли на 25 процентов, — все это звенья одной цепи. И они говорят нам о том, что система лекарственного обеспечения в России требует очень существенных изменений. Почему на Западе при ажиотажном спросе и каких-то макроэкономических катаклизмах население не чувствует на себе проблем, связанных с дефектурой (то есть с отсутствием в аптеках) лекарственных средств, с повышением цен, и так далее? Потому что там работает цивилизованный принцип страхового лекарственного обеспечения. Если человек заболел, он приходит к врачу (или врач приходит к больному на дом) и тот выписывает ему официальный рецепт — не так, как у нас, когда врач пишет свои рекомендации буквально на салфетке, не беря на себя ответственность за лечение. Человек с этим рецептом приходит в аптеку и получает по нему лекарство бесплатно. У нас же в России 60 процентов медикаментов приобретается за средства потребителей. Поэтому мы очень чутко реагируем на повышение цен, на отсутствие препаратов в аптеках. Мы сами создаем ажиотажный спрос.
— В чем это выражается?
— За примерами далеко ходить не надо: буквально вчера сам наблюдал в аптеке, как пожилая женщина просила у провизора и "Терафлю", и "Тамифлю". Два совершенно разных препарата, из разных терапевтических групп, один жаропонижающий, другой противовирусный — но человек, не разбираясь, покупает оба. Не факт, что они ему нужны, не факт, что он ими воспользуется в ближайшее время. А другой человек, который придет в эту аптеку через час, этих препаратов уже не получит, хотя они ему нужны. В российской системе здравоохранения катастрофичный масштаб самолечения — мы сами себе врачи и сами себе провизоры, приходим в аптеку и "назначаем" препараты. Именно эффект самолечения сказался на том, что спрос стал неуправляемым — ажиотаж поднялся такой, что его невозможно было ни предугадать, ни рассчитать, ни оценить необходимый объем запасов. Дефицит сейчас есть даже в крупных субъектах федерации, в частности, в Москве. Я лично вчера проехал аптек двадцать и ни в одной не смог найти оксолиновую мазь — копеечный препарат, еще с советских времен все его знают. Такая же ситуация с некоторыми противовирусными препаратами — найти их можно, но очень сложно. Что же касается препаратов, которые не попали в перечень жизненно необходимых и важнейших лекарственных средств, в частности, "Тамифлю"... Красная цена ему в рознице — полторы тысячи рублей. Некоторые компании предлагают его сейчас и по пять, и по пять с половиной тысяч рублей. Мне кажется, что такое "предпринимательство" на данном виде продукции не совсем корректно — оно дополнительно усугубляет ситуацию.