Владимир Тольц: Мы продолжаем разговор о 1919 годе и агитационных бронепоездах, на которых представители новой большевистской власти объезжали разные районы страны, разъясняли суть своей политики, знакомились с обстановкой, вмешивались в распоряжения местных ревкомов и комиссаров - иногда даже исправляли какие-нибудь очевидные безобразия. Это был странный, конечно, способ функционирования верховной власти, но что поделать… Давайте сейчас начнем с документов о жизни в самих этих поездах.
Ольга Эдельман: Как мы помним, на одном из бронепоездов ВЦИК - "Октябрьская Революция" - ездил сам Михаил Иванович Калинин. И вот в начале 1920 года, во время поездки к Уралу, на имя Калинина был подан доклад состоявшего, насколько можно понять по документам, при поезде представителя ВЧК товарища Скрамэ.
"Представитель ВЧК Скрамэ - председателю ВЦИК Калинину, 26 января 1920 г.
Заключение по делу о 8 сотрудниках поезда № 9 по обвинению их в спекуляции, в нарушении революционного порядка в поезде и халатном отношении к служебным обязанностям.
Все сотрудники нашего поезда живут в хороших условиях: получают "законных" паек, одеты, обуты. Несмотря на все это, однако же, есть люди, которые, прикрываясь вывеской голода (?!) рыскают по базарам, рынкам около станции во время стоянки поезда, жадно набрасываются на всякого рода продовольственные продукты - особенно - муку. Эта жадность, этот "ужасный голод" присущи не только рядовым сотрудникам, но и... некоторым ответственным инструкторам. Ясное дело, что такая "голодная" саронча может подрывать в глазах населения честь и доброе имя нашего поезда".
Владимир Тольц: Если слушатели помнят, в прошлой передаче в одном из документов инструктор-коммунист, критикуя организацию поездки, написал замечательную, достойную кубофутуристов фразу: что в Киеве целую неделю поезд простоял, "не ударив палец о палец". А здесь вот, смотрите, поезд обрел уже и честь, и доброе имя. На этом фоне известное посвящение Маяковского - "товарищу Нетте, пароходу и человеку" - начинает выглядеть как-то уже вторично...
Ольга Эдельман: Я хочу сделать еще несколько текстуальных пояснений по этой преамбуле товарища Скрамэ. Потому что есть моменты, которые невозможно передать, читая документ вслух. Чекист от избытка чувств подчеркнул в тексте слова, что "все" сотрудники поезда живут именно в "хороших" условиях, но "жадно" набрасываются на продукты. После слов "прикрываясь вывеской голода" Скрамэ в скобках поставил вопросительный и восклицательный знаки.
Владимир Тольц: Видно, хотел подчеркнуть, что ни о каком голоде в январе 20-го якобы речи идти не может.
Ольга Эдельман: Слово "саранча" он написал - "саронча". А самое интересное, в первой же фразе - "законный паек" - слово "законный" взял в кавычки.
Владимир Тольц: Это очень занятно, однако о законности мы поговорим чуть позднее.
"Спекулянтам, нечестным, жадным людям, нарушающим ежедневно революционный порядок, - нет места на поезде. Их нужно убрать, не за то, что они спекулируют, но за одну только попытку, за малейшее поползновение на спекуляцию.
Принимая во внимание все вышеизложенное, покорнейше прошу санкционировать нижеследующие предложения:
Евреинову Ольгу Александровну, бывшую дворянку города Новгорода - за недобросовестное отношение к больным (бросила больного Степанова и других и отправилась закупать продовольствие), за неоднократное нарушение революционного порядка на поезде - откомандировать навсегда.
Рабкина Илью Ефимовича, за указание сотрудникам, где можно по спекулятивным ценам купить пшено, и за самовольную отлучку с поезда - откомандировать, но, принимая во внимание его, Рабкина, раскаяние и чистосердечное признание себя виновным, а также его безукоризненную, честную работу, - ограничиться строгим выговором, оставив его на поезде для дальнейшей работы...
Шофера Юханова за самовольную отлучку с поезда с целью спекуляции - откомандировать, но, принимая во внимание его, Юханова, полезную для поезда работу (хороший слесарь-монтер), ограничиться строгим выговором, оставив его на поезде для дальнейших работ".
Ольга Эдельман: И так далее, всего речь шла о восьми сотрудниках поезда.
Владимир Тольц: И обратите внимание, как праведный гнев чекиста смягчался по причинам сугубо практическим: зачем же отказываться от хорошего шофера или монтера, да еще и классово правильного происхождения.
Ольга Эдельман: Всех виноватых Скрамэ, прежде чем вынести свой вердикт, опросил и записал их показания.
"Протокол опроса представителем ВЧК Скрамэ Евреиновой Ольги Александровны, города Новгорода.
Я, б[вышая] дворянка, беспартийная, сегодня, т.е. 23.01.20 года, я просто отправилась купить хлеб, взяв с собой мешочек. Думала: если удастся купить - куплю. Ничего не удалось купить, ибо все было уже продано у мужика, к которому я обратилась.
Клоков пришел и объявил меня арестованной. Со мной были товарищи Кузькин, Смолин и Крылов. Добавляю, что вышеупомянутых товарищей я застала у мужика. Кто меня направил к мужику, показывать отказываюсь. Отлучиться с поезда разрешил товариш Аболин.
Свои служебные обязанности исполняю добросовестно и честно. Предписание доктора Ролофса исполняю аккуратно. Даю больным то, что полагается. За собой не чувствую абсолютно никакой вины. Больше сказать ничего не могу".
"Протокол опроса Рабкина Ильи Ефимовича, 24 лет, житель города Могилева, беспартийный.
Во время стоянки поезда я случайно вышел на платформу, ко мне подошел крестьянин и предложил купить хлеб или пшено. Мне не нужно было продовольствия, ибо хватает того пайка, который получаю с поезда. Я зашел обратно в поезд и предложил фельдшерице Ольге Александровне пойти совместно со мной к крестьянину, так как знал о ее нужде в продуктах. Ольга Александровна согласилась и пошла за мной. Когда мы с Ольгой Александровной пошли к крестьянину, я уже там застал Кузькина, Крылова и, кажется, Юханова. Мне стало неудобно - слишком много было людей, и я ушел. Навстречу мне попались товарищи Новицкий, Клоков и Ларионов. Я им сказал: "Товарищи, неудобно, там все сотрудники нашего поезда". Я пошел обратно в поезд. И не знаю, что там произошло. Никакого намерения спекулировать у меня не было. Виновным себя признаю в том, что я указал товарищу Евреиновой о месте продажи продуктов, и после ее согласия пошел вместе с ней. Больше сказать ничего не могу. Добавляю: Ольга Александровна при встрече со мной мне сказала: "Видите, на всех арестовали именем Скрамэ, и я не успела купить". Точно не помню, но так приблизительно она сказала".
[Приписка:] "От ужина мы отказались все потому, что перед арестом поели. Говорить от имени всех 7 человек (отказаться от ужина) Ольга Александровна уполномочена не была".
Ольга Эдельман: Надо сказать, это все мало похоже на нормально проведенное следствие. Я уже не говорю о невероятной ничтожности повода для разбирательства и взысканий.
Владимир Тольц: Ну, хорошо хоть в тюрьму не посадили, и не расстреляли. Обратите еще внимание, что здесь - ни слова ни о каких законах, да, собственно, их и не было еще тогда. Чекист действует, исходя из собственных представлений о справедливости и революционном порядке.
Ольга Эдельман: Но его представления соответствовали неким общим тогда понятиям. Вот, для сравнения я взяла фрагмент из документа, относящегося к другому агитпоезду, и написан он позднее, уже в конце 1920 года. Это инструкция для часового. И там есть пункты о том, что с поезда нельзя выносить никакие вещи и нельзя сотрудникам приносить в поезд никаких продуктов.
"Инструкция часовому охраны агитационно-инструкторского поезда ВЦИК "Красный казак".
- После часа ночи не пускать посторонних лиц к поезду ближе, чем на сажень, кроме как к витрине "Роста" и кинематографу, если идут картины.
- Для всех сотрудников вход в поезд после 1 часа ночи только через командный вагон, днем же только через командный и контору.
- Вход в поезд после 1 часу ночи посторонним безусловно воспрещается...
- Из поезда с вещами, кроме литературы, без пропуска коменданта ни в коем случае не выпускать.
- Задерживать всех без исключения сотрудников поезда, приносящих продовольствие, и направлять задержанных через дежурного по поезду к заведующему".
Владимир Тольц: Итак, покупать продукты сотрудникам поезда нельзя, вносить их в поезд - тоже. При этом, как пишет представитель ЧК Скрамэ, продовольствием они были обеспечены. Как это делалось тогда?
"В Тульский Губсовнархоз. 18 ноября 1919 года.
Прошу отпустить для нужд поезда "Октябрьская Революция" шесть пудов конфект.
Заведующий Поездом (подпись)
Заведующий Канцелярией (подпись)"
"В Тульский Губпродком, 18 ноября 1919 года.
Прошу отпустить для нужд поезда "Октябрьская Революция" десять пудов сельдей.
Заведующий Поездом (подпись)
Заведующий Канцелярией (подпись)"
Ольга Эдельман: Таких записочек в архиве поезда "Октябрьская революция" – десятки, если не сотни. Целое пухлое дело. И так на всех остановках, во всех городах: продукты, теплые вещи, дрова и необходимые расходные материалы для технической части поезда.
"Начальнику снабжения Тульского укрепленного района. 19 ноября.
Прошу отпустить для нужд поезда "Октябрьская революция":
1 тулуп
1 шинель
2 пары валенок
2 пары перчаток
2 башлыка
Представитель Чусоснабарма при поезде "Октябрьская революция"
Заведующий Канцелярией"
"В Тульский Губсовнархоз. 18 ноября.
Прошу отпустить для нужд поезда "Октябрьская Революция" 20 фунтов мармелада и 10 бутылок фруктового экстракта".
Ольга Эдельман: Мы продолжаем рассказывать об агитационных бронепоездах, разъезжавших в 1919 году по стране. Московские большевистские агитаторы в городах по пути следования требовали записками доставить в поезд все, что им было нужно. Иногда, впрочем, комиссары хлопотали не только о своем персонале, но и о каких-то случайных людях, видимо, о тех просителях, которым удавалось попасть на прием к представителю центрального наркомата. Из поезда летели записочки к местным властям.
"Орловскому Губсобезу. 16 ноября 1919 года.
Препровождая при сем прошение беженца Малыхи, предлагаю удовлетворить его семью красноармейским пайком, или же дать поддержку выдачей единовременного пособия. О последующем уведомить: Москва, 2-й Дом Советов, кв. 15. Поезду "Октябрьская Революция". Представителю Наркомсобеза".
Владимир Тольц: Ну, помните, что я говорил! Мало того, что поезд "Октябрьская Революция" был способен "не ударить палец о палец" и наделен честью и добрым именем, он еще и обитал в обычной московской квартире, номер 15, во втором Доме Советов. И получал почтовую корреспонденцию, как всякий квартиросъемщик. А также нуждался в продуктах, теплых вещах, даже в мыле и папиросах.
"В Орловский Губпродком. 14 ноября.
Прошу отпустить для поезда "Октябрьская Революция" следующие продукты:
сельдей 10-15 пудов (2 бочки)
яиц 3000 штук
уксусной эссенции 10 флаконов
мыла туалетного 240 кусков
папирос 1 сорта 30000 шт.
мыла простого 5 пудов
кофе 20 фунтов
картофеля 50 пудов".
"В Орловский Губвоенком. Отдел снабжения. 13 ноября.
Прошу отпустить по прилагаемому списку красноармейцам поезда "Октябрьская Революция" 18 пар чулок или зимних портянок, и обменять 18 штук летних шинелей на зимние, а также 10 пар сапог".
"В Орловский Губвоенком. 13 ноября.
Прошу отпустить для команды поезда "Октябрьская Революция"
21 шинелей
1 пару обмоток
Представитель ВСНХ при поезде "Октябрьская революция"".
Ольга Эдельман: Я уже не говорю о том, что представитель ВСНХ лично заботится о получении со склада одной пары обмоток. Существенней, мне кажется, другое. Неясно, сколько человек было в штате поезда, но требуют его представители немало для голодной, разоренной гражданской войной страны. И чувствуют себя в полном праве.
Владимир Тольц: Наш собеседник сегодня по телефону из Парижа – профессор Валансьеннского университета Тамара Кондратьева.
Тамара Сергеевна, давайте поговорим о законности, правомерности в применении к данному случаю. Покупать продукты - нельзя, сразу следует обвинение в спекуляции. А вот требовать записками в любых, каких захочется, количествах – это можно. Заодно и случайного просителя наделить.
Тамара Кондратьева: Думаю, что была разница в двух системах. Одна система обеспечения продуктами – централизованная, государственное снабжение пайками. И эти пайки наверняка члены поезда получали, скорее всего, красноармейские пайки. И бедная Евреинова Ольга Александровна, бывшая дворянка, фельдшерица, вряд ли получала красноармейский паек, она поэтому, наверное, и ходила, бедная, чтобы купить немножко продуктов, и тут же оказалась обвиненной в спекуляции. Эта система – государственная пайковая – тех, кого удовлетворяла, то все равно не до конца. Потому что эта система вообще на всех уровнях удовлетворяла только частично потребности людей. Что касается рабочих в городах, например, то только на 30 процентов, а в сельской местности вообще на 10-11 процентов от ежемесячных потребностей. Поэтому получалось, что даже эти сотрудники поезда, которые, в идеологическом плане, наверное, были очень верными служителями центральной власти, но одно дело – идеологическая какая-то убежденность и ориентация, другое дело – прагматически каждый день сталкиваться с какими-то проблемами. И даже им приходилось покупать на рынке, доставать как-то продукты, помимо пайков.
Тогда, получается, за счет чего же удовлетворялись другие потребности? За счет нелегального рынка. То есть какая-то часть рынка была легальная, существовали все-таки осенью 1919 года еще и рынки, легально разрешенные, но большая часть этой деятельности считалась нелегальной, спекулятивной и репрессировалась. Ясно одно, что представители ВЧК очень усердствуют, стараются выдвинуться перед начальством, особенно зная, что именно в это время, осенью, в ноябре 1919 года, меры борьбы со спекуляцией ужесточились. Это происходило всегда какими-то кампаниями, она никогда не была ровной, эта борьба со спекуляцией. Так что именно в это время в ВЧК был создан особый революционный трибунал с очень широкими полномочиями, и этот представитель ВЧК чувствовал себя особенно, может быть, уполномоченным и наделенным полновластием, для того чтобы разбирать эту ситуацию в поезде.
"Мценскому Заготселю. 11 ноября.
Прошу отпустить для сотрудников поезда тридцать пудов яблоков и 16 пудов компоту".
"В Тамбовский Губзаготсель. 8 ноября.
Прошу отпустить для поезда "Октябрьская революция"
картофеля 50 пудов
капусты 50 пудов
мясо 65 пудов
свинины 10 пудов
битых птиц 30 пудов
колбасы копченой или вареной 20 пудов".
"В Тамбовский Горпродукт.
Прошу отпустить для нужд поезда "Октябрьская революция"
папирос 30000 шт.
мыла туалетного 20 дюжин
мыла простого 5 пудов
чаю 10 фунтов
дрожжей 10 фунтов".
"В Тамбовский Упродком. Отдел хлебо-фуража. 8 ноября.
Прошу срочно отпустить для нужд поезда "Октябрьская революция"
муки ржаной 300 пудов
хлеба черного 30 пудов
пшена 30 пудов
гороху 10 пудов".
"В Воронежский Губпродком. 3 ноября.
Прошу отпустить для нужд поезда "Октябрьская революция"
мяса 15 пудов
картофеля 20 пудов
хлеба печеного 30 пудов
масла подсолнечного 20 пудов
сахару рафинаду 5 пудов
луку 5 пудов
дрожжей 20 фунтов".
Владимир Тольц: И вот в Воронеже - кто бы мог подумать! - случилась загвоздка. Оказалось: хлеба-то в городе нету. Ни для нужд поезда, ни вообще. Уже через день было готово категорическое распоряжение за подписью Калинина. Решение предлагалось простое и, в общем, стандартное для большевиков - продразверстка.
"Приказ председателя Всероссийского центрального исполнительного комитета Советов.
Принимая во внимание чрезвычайно острое продовольственное положение города Воронежа, когда больные и раненые в течение почти двух недель не получали ни куска хлеба, приказываю:
1) Губпродкому немедленно произвести поволостную разверстку обязательной поставки хлеба сельского населения Воронежского уезда в размере 900 тысяч пудов ржи и 1650 тысяч пудов проса, приняв во внимание посевную площадь и урожайность этих хлебов каждой волости.
2) Сельскому населению Воронежского уезда приказываю вывезти к ссыпным пунктам Губпродкома 30% указанного количества, срок не позднее 15 ноября.
Председатель ВЦИК М.Калинин
Уполномоченный Наркомпрода Соколов
Город Воронеж. 5 ноября 1919 года".
Ольга Эдельман: А почему, собственно, они думали, что в деревне все это есть? Что надо только потребовать? Обратите внимание, я намеренно сегодня расположила документы в обратной хронологии. Сначала мы читали записки о выдаче продуктов от 18-19 ноября, постепенно вернулись назад (и по календарю, и по маршруту следования агитпоезда), к 3 ноября, когда в Воронеже обнаружилась жестокая нехватка хлеба. И что же? Разве это заставило московских начальников-агитаторов поумерить аппетиты? Нет. Приехали в следующий город – и снова записочки.
Владимир Тольц: Знаете, я думаю, здесь повод вновь обратиться к участнику нашей сегодняшней передаче – профессору Тамаре Кондратьевой. Нашим слушателям, я думаю, все это может показаться весьма интересным. Ведь не каждый день им детально сообщают, чем питалась революция и каковы были ее аппетиты. Но как вы объясните им, почему большевики считали себя вправе все это требовать и получать? И вообще, почему они, похоже, полагали, что продукты существуют где-то в любых количествах, надо только до них дотянуться?
Тамара Кондратьева: Ну, да, большевики выколачивали продукты и знали, что они делали, потому что к концу 1919 года, например, официальные органы доставили потребителям что-то около 55 миллионов пудов хлеба, а мешочники доставили 83 миллиона пудов хлеба. Значит, ситуация с продовольствием, вообще-то, в целом по стране не была такой катастрофической, какой она обернулась из-за того, как была поставлена политика снабжения. То, что продуктов, вообще-то, хватало, уже отметили многие историки. Все дело заключалось в том, чтобы рационально, умело их распределить. Но для этого нужно было допустить и частную торговлю, и дать свободу крестьянам в их деятельности, чего, конечно, в это время не было.
Ольга Эдельман: А вот, Тамара Сергеевна, продразверстки и записочки с поезда – как-то это очень инфантильно выглядит. Будто ребенок, клянчащий, кричащий и требующий, не считаясь с тем, есть ли это у родителей и откуда оно вообще берется.
Тамара Кондратьева: Ну, получается так, что власть существовала во многих формах. Были трения между различными органами власти, и одни просили у других, и при этом использовали вежливые формы, не могли приказывать. И то же самое происходит здесь. Этот поезд, в общем-то, имеет, конечно, право, данное центральным органом, просить продукты, и местные органы должны ему обязательно эту продукцию выдавать. Но, обратите внимание, когда они приезжают в Тулу, они должны просить и у Губпродкома, и у Губсовнархоза, и у Губсобеса. И так же в других городах. В Тамбове, например, опять есть какие-то три организации, к которым они обращаются. У них нет на местах какой-то одной организации, которая бы была обязана им выдавать необходимые для их пайков и для их потребностей продукты. И конечно же, они запрашивают больше.
Владимир Тольц: И позвольте вам заметить, что эти же самые люди – хронические просители – спустя совсем немного времени принялись вводить, как известно, систему планирования в государственных масштабах, пятилетние планы и так далее. Не кажется ли вам, Тамара Сергеевна, что это каким-то образом взаимосвязанные явления?
Тамара Кондратьева: Кажется, да, что они даже прямо связаны, эти явления. Потому что все, что происходило в 1918-21 году, было уже попыткой ввести централизованную систему распределения. Это попытка воплотить в жизнь мечту Ленина, которую он выразил в "Очередных задачах советской власти": единый всероссийский кооператив. Вот единый всероссийский кооператив пытались поставить на место, все прибрать к рукам, монополизировать распределение, сосредоточить его в Наркомпроде, в спланированном виде вести это продовольственное дело. Так что эти первые попытки планирования, они не удались, и всероссийский единый кооператив не был. Так что получается, что в деле продовольственного обеспечения они потерпели поражение и вынуждены были перейти к нэпу. Но, с другой стороны, они оказались вы выигрышном положении, потому что все, кто был втянут во власть, благодаря тому, что в очень трудные времена пайково-иерархически устроенная система их спасала от гибели, все они власть поддержали.
Уже к концу 1920 года все аппараты, государственные и партийные, разрослись, и все эти люди, которые вошли во власть, получали пайки, привилегированные по отношению к остальному населению, которое голодало. Так что власть за счет того, что она кормила, она усилилась. Когда спрашивают, почему большевики сумели удержаться у власти, - потому что не только за счет репрессий. Государство прикармливало, и вот это представление о власти, от которой можно кормиться и которая кормит, оно было настолько уже в культуре, можно сказать, политической культуре, что было очень нетрудно большевикам получить поддержку по горизонтали.
Владимир Тольц: Вы слушали "Документы прошлого". В передаче участвовала профессор Валансьеннского университета Тамара Кондратьева. Звучали документы Госархива Российской Федерации.