Марина Тимашева: Картина Павла Лунгина снова в центре общественных дискуссий, снова религиозная тема, но, в отличие от “Острова”, действие фильма “Царь” происходит давным-давно, при Иване Грозном. А почему сугубо исторический конфликт царя с митрополитом Филиппом вызвал живую эмоциональную реакцию у современной аудитории, это нам попробует разъяснить Илья Смирнов.
Илья Смирнов: Разброс мнений о фильме: известный ученый-палеонтолог провозгласил, что это долгожданный “наш ответ Мэлу Гибсону - адекватный и асимметричный”, а с другой стороны, “образ России как страны варварски-жестокой” http://www.rg.ru/2009/11/06/tzar.html - обвинения в очернительстве звучат не только из лагеря профессиональных патриотов, но и с противоположной стороны. От журналистов, которых недавно вполне устраивал образ России, например, в фильме “Полумгла” http://scepsis.ru/library/id_702.html.
Я не выступаю как адвокат Лунгина со товарищи, вообще не беру на себя разбор всего комплекса проблем, актерских, режиссерских, операторских, но выделю одну, непосредственно связанную с моей профессией, и одну сюжетную линию, которая ведет из ХУ1 века в ХХ1-ый и там затягивается узлом.
А поскольку мне привычнее рецензировать книги, вот она: Алексей Иванов, “Летоисчисление от Иоанна” “по фильму “Царь”, “Азбука-классика”, 2009. Иванов http://www.arkada-ivanov.ru/ru/press/PROSVESHHENNYJJPATRI/ писал к фильму сценарий, как водится, вместе с режиссером.
Вижу ли я в этой работе исторические огрехи? Разумеется. Их не больше, чем у Дюма, но больше, чем хотелось бы. Вообще-то выискивать исторических блох в фильме или романе – занятие непродуктивное, два доктора наук могут их наловить друг у друга в монографиях. Для художественного произведения важно, чтобы общий смысл не входил с историей в противоречие явное, заведомое и оскорбительное для памяти людей, которые жили прежде нас. Далее. Как реагировать на обилие жестоких сцен с пытками, убийствами и прочими испытаниями для нервов даже читателя, не говоря уже про зрителя? Я бы сказал, что оно чрезмерно. Не стоило соревноваться с учебными фильмами из школы юного маньяка, “Мычание козлят”, часть первая, вторая и далее. Но говорю я это просто как живой человек, которому мясорубка на экране надоела. А как историк должен признать, что именно такой образ эпохи Ивана Грозного – точнее, второй половины его царствования – соответствует реальности. Вспомните, как мы с Вами обсуждали монографию Андрея Алексеевича Булычева http://archive.svoboda.org/programs/OTB/2005/OBT.100605.asp, очень серьёзного исследователя из Российского Государственного архива Древних актов и согласились, что читать страшно: “Грозный приказал свите "иссечь" топорами и мечами всех…, включая грудных младенцев, на мелкие части" и тому подобное. И я честно признаюсь, не знаю, как рассказать об опричнине, не впадая в натурализм, если именно такой кровавый натурализм выходит на первый план в источниках, и виноваты в этом не очернители “образа России”, а сам царь Иван, который решил вот так построить свое правление и такими подвигами войти в историю.
А почему решил - самый интересный вопрос. С точки зрения Алексея Иванова, царь был не просто тиран, ошалевший от безнаказанности. У него была своя идея. И именно на такой – принципиальной – почве он разошелся с митрополитом.
“Иоанн отлично понял Филиппа – и это было самым страшным разочарованием. Опять про кровопийство, про невинных, про душу? Опять… пытается объяснить его СЛОЖНОСТЬ простыми как поленья вещами! Не дал Бог ума постигнуть – так не лезь судить! Не умаляй чужого творения своими мужичьими, посконными мыслями!... Он не способен увидеть в Иоанне отваги разрушать старые миры и дара созидать новые…” (169)
Выделим и запомним: “сложность”.
Что же это – писательская фантазия? Нет. Довольно точное (хотя и не во всех деталях) отражение концепций, имеющих хождение в современной науке. Профессор Юрганов Андрей Львович, работая над темой “Опричнина и страшный суд” (например, в монографии: Категории русской средневековой культуры. М, МИРОС- “Открытое общество”, 1998) показал, какие сочинения могли вдохновить Ивана Грозного. “Слово о царствии язык в последния времена и сказание от перваго человека до скончания”, приписываемое епископу Мефодию Патарскому. Греческий автор придал кошмарам Апокалипсиса драматургическую стройность. Одна из фундаментальных идей - разделение человечества на “избранных” и “отвергнутых” . В центре событий - царь, который займет престол в Иерусалиме после уничтожения “нечистых народов”; а через 12 лет взойдет на Голгофу и передаст “венец” Богу. В другом эсхатологическом сочинении, “Житии Андрея Юродивого” последнего православного царя зовут Иоанн.
Возможно, Иван Грозный вполне сознательно возложил на себя миссию такого “последнего царя”. Опричники - “избранные”, потому их и не может судить никакой суд, кроме царского, а в этом суде “смерть… не мученье бывает, но врачеванье добрейшее ” (опять же, цитата из источника).
И еще важная деталь в связи с образом Филиппа: каким явится антихрист? “Антихрист придет из Капернаума, будет кроток и смирен. Богобоязнен..., любящий правду, ненавидящий мзду и идолослужение.”
То есть, ищите хорошего человека. Найдёте – убейте.
“Тогда не только ад, но и рай – Иоанновы” (203).
Таким образом, любое преступление получает религиозное оправдание.
Исследование А.Л. Юрганова не отменяет того, что мы знали раньше о самодержавии Ивана Грозного: понятно, что рукотворный Апокалипсис был возможен только в определенных социально-политических условиях, которые вызревали постепенно, на протяжении как минимум трех поколений, а на самом деле корни еще глубже. Но теперь нам легче понять организаторов опричнины.
Действительно, сложная идеология. В формальных рамках христианства христианская этика буквально выворачивалась наизнанку. Насквозь растленное существо, которое чередует сеансы показного благочестия со всеми мыслимыми пороками, именно в силу исключительной «сложности» своего распорядка и мировоззрения вправе смотреть свысока на окружающих “простых” людей, на тех, кто в меру своих слабых сил пытается соблюдать заповеди, божеские и человеческие.
Что же это такое?
Момент истины в сценарии фильма: “Две лебединые головы у санок были как два рога у Зверя. В поднятой руке царицы –Блудницы словно вспыхнула Чаша” (202).
Теперь посмотрим, как средневековые дискуссии продолжаются в наше время.
В официальной “Российской газете” статья “двух уважаемых авторов”, которую потом обсуждают во всех СМИ, как раньше “установочные” партийные тезисы к съезду. Называется “В поисках сложного человека” http://www.rg.ru/printable/2009/10/07/kult.html, смысл – в том, что государство должно немедленно заняться выращиванием этих самых “сложных” людей, они же “креативные” “акторы” (в скобочках “созидатели”). В противовес чему? - “той культуре, которая у нас сейчас существует” и “вообще не предполагает развития”, в противовес “простому” человеку, “публике” и “массе”, которая до сих пор предпочитает смотреть и читать что-нибудь “бульварное”. В борьбе за “сложность” следует задействовать не только казённые финансы, но и властный ресурс. Предписать театрам и оркестрам определенную квоту. И проводить эту политику через “эффективные структуры, параллельные нынешним министерствам”. “Уважаемые авторы” этой программы – один теоретик по фамилии Д. Дондурей http://old.russ.ru/ist_sovr/20010814_smir.html, второй практик, Кирилл Серебренников. Из его послужного списка можно составить представление, какая “сложность” имеется в виду. Если кто не в курсе, карьера его началась с популяризации в России Марка Равенхилла http://www.ng.ru/culture/2000-05-13/7_tipa_gramaturgia.html, а самым ярким достижением стала постановка спектакля “Голая пионерка”, такой специфический подарок ветеранам к 60-летию Победы. За большие патриотические заслуги он стал одним из арт-директоров ежегодного международного фестиваля, который поддерживает президентская администрация http://www.territoryfest.ru/authors/serebrennikov/, а “Единая Россия” призвала его на свой Форум "Стратегия-2020" модератором секции http://www.edinoros-ural.ru/partia/strategy/2008/04/16/strategy_20.html, где как раз обсуждалось будущее российского искусства http://www.izvestia.ru/politic/article3115206/index.html . Но всего этого, видимо, мало. Консервативная “простота” сопротивляется. Чтобы ее подавить и осчастливить вот такой “сложностью” - откровенными поляроидными снимками голых пионерок - всю матушку Россию и вырастить на этом субстрате эффективные клоны креативных акторов, нужны опричные, то есть, простите, “параллельные структуры”. Хотят ли это смотреть “простые” россияне, не хотят, их никто не спрашивает. Все равно вычтут из зарплаты через налоги.
И еще. Нарочно не подбирал, но наткнулся в Сети – рецензия Вашего продвинутого коллеги, преподавателя ГИТИСа, между прочим, на “Медею” Камы Гинкаса. Как интересно он ее понял. “Гинкас ставит спектакль про то, как цивилизация отказывается от сложного человека. Как человек цивилизации боится сильных чувств и высоких дерзновений… Кама Гинкас превращает Медею в птицу, что улетает на лонжах в неведомые края, — в ту самую “райскую птицу”, что занесла в наш мир пару песен печальных и не смогла сдвинуть подлый ритуал жизни. Ритуал, в который не вписывается сложный человек…”
Понимаете? “Сложность” проявляется в данном случае в убийстве детей. А мы, большинство нормальных людей, ни к чему подобному не склонных, простые и примитивные, с нашим “подлым ритуалом жизни” и “посконными мужичьими мыслями” только копошимся под ногами у “райских птичек”. Конечно, пока это только теория. Но у епископа Мефодия сначала тоже была теория. Дойдет до практики – не говорите, что вас не предупреждали.
Эта борьба действительно не прекращается на протяжении столетий. Между простыми живыми людьми и “акторами” по ту сторону добра и зла. Меняются только имена конкретных “эстетов” (“верхом на багряном Звере”), да еще идеологические драпировки. Но суть та же самая. И в этой борьбе создатели фильма “Царь” заняли определенную позицию. В которой я с ними солидарен.