“Декабрьские вечера” - “Лики истории в европейском искусстве ХIХ века”
Марина Тимашева: В Музее изобразительных искусств имени Пушкина проходят “Декабрьские вечера” - фестиваль, который по многолетней традиции проводится здесь в последний месяц года. И музыкальная программа, и выставка посвящены общей теме – “Лики истории в европейском искусстве ХIХ века”. Слово – Лиле Пальвелевой.
Лиля Пальвелева: Музыкальная часть фестиваля возникла почти 30 лет назад благодаря инициативе большого друга музея Святослава Рихтера. После того, как прославленный маэстро ушел из жизни, “Декабрьские вечера” стали носить его имя.
Хотя высокие своды Белого зала музея на Волхонке способствуют хорошей акустике, но сцена здесь совсем невелика, что приходится учитывать. Историческая тема в музыке наиболее полно разработана оперой, однако это, как правило, полновесные постановки, требующие больших пространств. Оттого выбор пал на отдельные арии и отрывки из спектаклей. Как сообщает программный директор “Декабрьских вечеров” Инна Прусс, в этом году решили отдать дань Гамбургской опере 18-го века – первому публичному оперному театру в Германии. Тема нынешнего года – историзм, а произведения, звучавшие с гамбургских подмостков, как раз и создавались как непосредственный отклик на политические события своего времени. Судя по тому, что сообщает Инна Прусс, эта часть программы – для музыкальных гурманов.
Инна Прусс: Имена этих композиторов не столь значительны – Конради, Матизен, Кайзер, и так далее. Очень редко исполняются эти произведения в наших концертных залах, некоторые из них в России - впервые. И нужно поблагодарить наших коллег из Гамбурга, которые снабдили оркестр “Platum Integrum” вот этим нотным материалом.
Лиля Пальвелева: А вот другой поворот темы “Лики истории”.
Инна Прусс: Концерт, который мы назвали “Художники и властители”. Здесь будут исполнены произведения, которые знаменитые композиторы посвятили известным историческим персонажам: Александру Первому, Королеве Елизавете Второй, Великому Князю Константину Романову (он, кстати, был и автором тех романсов и стихов, которые здесь позвучат). Некоторые произведения связаны с именем Вагнера. Они связаны с его покровителем Людвигом Баварским. Интересна также историческая тема - это 1812 год. Вот в этом концерте, может быть, 2-3 раза в России она когда-то исполнялась, это “Ода Наполеону Бонапарту” Шенберга. Это большая вещь, написанная на текст поэмы Байрона, полный ее текст. Мы прикладываем ее перевод к программке, перевод сделан когда-то Брюсовым. Это такая ритмизированная, метрически как бы зафиксированная проза, своего рода мелодекламация, это то, чем очень увлекался Шенберг и что он, кстати, использовал в своих оперных опусах, и что мы, те, кто очень интересуется, мы сейчас можем увидеть в самом совершенном своем воплощении у ученика Шенберга Альбана Берга, в “Воццеке”, премьера которой (я считаю, это историческим событием является) прошла недавно в Большом Театре.
Лиля Пальвелева: Более привычный для российских меломанов материал – это отрывки из опер русских классиков, – Глинки, Мусоргского, Бородина и Римского-Корсакова, вдохновлявшихся, как известно, событиями отечественной истории. К слову, и русское изобразительное искусство в этом году представлено намного шире, чем это бывало прежде. Таким образом подчеркивается: русский историзм не был чем-то отдельным, он являлся частью общеевропейского процесса. В долгом списке участников выставки российских собраний в этом году не меньше, чем западных. Слово директору музея Изобразительных искусств Ирине Антоновой.
Ирина Антонова: В выставке участвуют 17 музеев, это музеи Кремля, Третьяковки, Исторического музея, Государственного Эрмитажа, Русского музея, музеи Нижнего Новгорода, Саратова, Серпухова. И музеи зарубежные. Это Лондон - Галерея Тейт, это Галерея старых мастеров Берлина, Штедельский знаменитый музей во Франкфурте, парижский Лувр и музей Гюстава Моро, который представил нам очень интересную композицию, составленную из большого числа картин, но объединенных единой идеей. Это Музей Французской революции в городе Визиль.
Лиля Пальвелева: Итак, список вполне внушительный. Однако знакомство с выставкой несколько разочаровывает. Нероссийские музеи, не в пример прежним годам, предоставили вещи, что называется, не первого ряда. Приведем один лишь пример. Ключевым экспонатом должно было стать хрестоматийное плотно полотно Давида “Смерть Марата”. Еще бы, и Французская революция – важнейшее историческое событие 19-го столетия, и Марат – один из самых известных политических деятелей того времени, да и история написанной по свежим следам события картины хорошо известна. Она была не просто произведением искусства – а неким манифестом, побуждающим массы на борьбу с врагами революции. Однако предоставленное музеем из города Визиль полотно – это не совсем то, о котором мечтали устроители выставки. Ирина Антонова поясняет.
Ирина Антонова: Картина Давида находится в Брюсселе, в Королевском музее. К сожалению, мы не смогли ее получить, нам отказали в силу вполне уважительных причин, но реплики, повторы находятся в ряде музеев мира, в том числе, в Лувре. К сожалению, картина тоже оказалась занятой, и мы нашили одну из реплик как раз в музее города Визиль.
Лиля Пальвелева: “Реплика” - это отнюдь не то же самое, что авторская копия. На этикетке честно указано “мастерская Давида”. Это значит, что невозможно установить, касалась ли картины хоть в нескольких местах кисть самого неистового Жака Луи, или она целиком написана кем-то из находящихся у него в подчинении безвестных художников.
Никто из организаторов выставки слов “экономический кризис” не произносит, однако не трудно догадаться, в чем причина нынешнего подбора экспонатов.
Впрочем, нет худа без добра. Картины из российских собраний, помещенные в неожиданный контекст, начинают восприниматься по-новому. Вот какой пример приводит искусствовед из Института истории искусств Министерства культуры Марина Свидерская, которая участвовала в подготовке выставки “Лики истории”.
Марина Свидерская: Конечно, “Крестный ход в Курской губернии" Репина это картина совсем не бытовая, хотя по жанру - это бытовой жанр. На самом деле, это картина историческая.
Лиля Пальвелева: И вообще, считает Марина Свидерская, не стоит умалять значения выставки. Она впервые и под новым углом зрения рассматривает тему, которая до сих пор толком не была разработана.
Марина Свидерская: Надо сказать, что идея эта принадлежит молодым сотрудникам музея, и им принадлежит мысль о том, что это век исторический. А когда нам предложили участвовать в этом проекте, нам показалось важным развернуть эту идею и сразу стало очевидно, что на рубеже 18-го – 19-го веков происходят события, касающиеся совсем не только этого направления историзма, и не только вообще искусства, а вообще сознания европейцев. Рождается историческое сознание, которое приходит на смену мифологическому. Эти события получили соответствующее отражение во всех видах творчества, и в музыке - достаточно вспомнить Бетховена, и в театре, безусловно, и в литературе - Вальтер Скотт, Гюго, имена всем знакомые. Изобразительное искусство и архитектура здесь не исключение. 18-й век первым прикасается к историческому пониманию искусства. Античность перестает быть идеалом, она становится конкретной эпохой со своими особенностями. Приходят к выводу, что для того, чтобы родился Гомер, необходимы определенные условия. И вот с этого проникновения в эпоху и обстоятельств, которые рождают художника, начинается новый взгляд. Затем, на рубеже 18-го-19-го веков, происходит одна революция, которую знают все - революция социальная, Французская, но одна одновременно и революция художественная, потому что рождается романтизм, слом всех предыдущих художественных установок, и рождается чувство настоящего. Настоящее входит в живопись, появляются картины на актуальные сюжеты, историческая мысль проходит через романтизм, через бидермайер, когда романтизм сменяется одомашненным, более близким, более повествовательным взглядом на историю, история выражает себя больше в вещах и предметах, которые окружают героев. История заступила место мифа.
Лиля Пальвелева: Закат такого направления наступил в конце 19-го века. Символизм и модерн историческую тему уже трактовали иначе. Здесь вновь оказались востребованными миф и, даже, мифотворчество.
Форум “Живая традиция”
Марина Тимашева: В Москве завершился Форум “Живая традиция”, проходивший в четвертый раз и в этом году приуроченный к 20-летию Российского фольклорного союза. Рассказывает Василий Львов.
Василий Львов: Форум продолжался пять дней. Мастер-классы были посвящены традиционной народной песне России. Некоторые из тем: духовная музыка устной и письменной традиции, протяжная песня Пинеги и Дона, женское обрядовое пение южных регионов.
Кульминацией форума “Живая традиция” стал одноименный концерт - два часа народны песен. В концерте принимали участие любительские и профессиональные коллективы, в том числе ансамбли из Московской и Петербургской консерваторий, также знаменитая “Измайловская слобода”, основанная в 1993 году и состоящая из нескольких семей.
Кажется, что традиционная культура в России сохраняется больше в музыке, чем в других видах искусства. Говорит представитель Российского фольклорного союза Ирина Шувалова:
Ирина Шувалова: Вот почему-то так случилось, что эту миссию возродить, эту культуру, которая вообще была сильно забыта, отсечена и изменена, омассовлена, именно музыканты взяли на себя – может быть, потому, что, в общем-то, в песне в первую очередь люди объединяются.
Василий Львов: Главный вопрос дискуссионного клуба звучал так: “Почему традиционная культура вытеснена на задворки общественного сознания, и как это изменить?”
Ирина Шувалова: Этот вопрос – повод для обсуждения, повод для высказывания каких-то своих мыслей: не просто, почему культура находится на задворках сознания традиционная, но может ли она занять какое-то другое место или не может. В принципе, хотелось бы все-таки, чтобы она распространялась хотя бы в какой-то форме. В танцах, например, мы проводим танцевальные вечера, – когда мы собирались летом на улице прямо и люди к нам присоединялись. Вот это один из способов приобщения. А еще что важно в этом смысле –образование должно быть построено таким образом, чтобы во всех предметах родная история и родная культура воспринималась не отчужденно как прошлое и забытое, а как нечто актуальное. Получается, что русское народное с лубком ассоциируется, с чем-то таким. Все-таки хорошо, чтобы все это было не как показное и не как о прошлом, а как о настоящем.
Василий Львов: Варвара Зенина, заместитель председателя московского отделения Российского фольклорного союза, сказала мне, что им не хватает организаторов: студенты-фольклористы вынуждены заниматься чем-то другим, чтобы зарабатывать деньги. Не менее серьезная проблема – недостаточное внимание со стороны Министерства культуры, которое воспринимает Российский фольклорный союз как народный хор, а не как хранителя традиционной культуры.
Книга Кари Унксовой
Марина Тимашева: В Петербурге в издательстве “Деан” вышла книга поэтессы, принадлежавшей к ленинградскому андеграунду, Кари Унксовой. Об этой книге с филологом Татьяной Никольской беседует Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская:
Изба, где ворон складывает крылья,
Поток, где вдруг сместились две струи,
И ты, кто остановишь дни мои
В единый ствол, в последнее усилье.
Ездок, кто запоздалый, без огня,
Един, кто отвечает мне сегодня,
Мешок, что отложили для меня,
Убивец, кто спускается по сходням.
Поток, где неизменны две струи,
Та ветвь, где ворон складывает ношу,
Венок, который оборву и брошу,
И ты, кто остановишь дни мои.
Это - стихи Кари Унксовой. Казалось бы, такое яркое явление как ленинградский литературный андеграунд достаточно изучено, но и сегодня, оказывается, возникают новые имена, потому что имя Кари Унксовой, хотя и было в свое время известно подпольным ленинградским литераторам, но все же она осталась как-то в стороне, отчасти благодаря характеру и склонностям, отчасти благодаря ранней смерти, не дожив до перестройки и всплеска интереса к культуре андеграунда. Кари Унксову хорошо знала филолог Татьяна Никольская.
Татьяна Никольская: Кари попала под машину в 1983 году, когда ей было предложено эмигрировать вместе со своей сестрой Мариной, которая к этой книге написала и предисловие, и редактором была, и составителем. И благодаря ее усилиям книга, в конце концов, вышла. Книжка большая, больше 500 страниц, в которой представлены все этапы творчества Кари. Это очень большая радость, поскольку с 1983 года, когда Кари погибла (ей было 42 года), с того времени почти что у всех поэтов, во всяком случае, после перестройки, вышли сборники стихов, и не один, а у Кари - только после ее гибели, в 1985 году, в Израиле вышел один сборник, и все. А так только она в свое время печаталась в самиздатских журналах “Часы”, “Обводный канал”…
Татьяна Вольтская: Почему она так выпала из этой андерграундной линии?
Татьяна Никольская: Потому что она была сама по себе, она не входила ни в “Клуб-81”, не принадлежала ни к какой группе, не работала в кочегарке, например. У нее был совершенно свой жизненный путь, она сама была из семьи геологов, которые за то, что обнаружили месторождение полезных ископаемых в Туве, получили Сталинскую премию. Ее старшая сестра была геолог, и она сама тоже получила геологическое образование. Но она, опять же, не в Горном институте училась, где, как известно, было знаменитое ЛИТО Глеба Семенова, а в Университете. Кстати, в одной группе с известным, покойным ныне художником и скульптором авангардистом Евгением Рухиным, и с тех пор с ним была дружна. Но она ни к каким литературным объединениям, так получилось, отношения не имела. Стихи она писала с детства, но серьезно заниматься поэзией начала уже после окончания Университета. Потом она еще в аспирантуре поучилась, родила ребенка… Так что она была вне каких бы то ни было именно литературных групп, объединений. Но, в то же время, что является как бы парадоксом, она была центром притяжения андерграундного Петербурга. Кари уже в возрасте двадцати с чем-нибудь лет поставила себе целью возродить традиции петербургского гостеприимства. У нее дома собирались после театра, после филармонии. Были художники, такие, как Рухин, был поэт и художник Алексей Хвостенко, которого она считала одним из своих поэтических учителей, Анри Волохонский. Вот, кстати, тоже поэты, которые ни к какому не принадлежали литературному объединению, может быть, кроме группы “Верпа”, которую сами и создали. Были у нее музыканты Сергей Боневич, Борис Тищенко, Сергей Белимов, художник Глеб Богомолов. Бывали люди, которые не принадлежали по профессии к представителям искусства, но, в то же время, были яркими личностями. Например, такого врача нейрохирурга Александра Трухачева я там встречала. Были, конечно, геологи. Особенности ее вечеров заключались, во-первых, в том, что одна одновременно приглашала и своих богемных друзей, и обязательно приглашала своих родителей, своих родственников, и все сидели за одним большим столом. Она проявляла чудеса как хозяйка. Она по книге Малаховец готовила на всю эту большую компанию, в то время как во многих компаниях, куда ходили люди, на газетке ели какую-нибудь Докторскую колбасу и запивали дешевой водкой или сухим вином дешевым. А дома у Кари были приемы. Однажды, я никогда не забуду, как она всех гостей угощала куропатками. Причем этих куропаток она сама ощипала, сама приготовила. То есть, человек ночь не спал, готовил, только для того, чтобы гости пришли, поели. Но это была не только еда. Люди читали свои стихи, Алексей Хвостенко свои пьесы читал, часто музыканты исполняли. У нее была подруга Варя-скрипачка, которая дома играла на скрипке “Чаккону”, например. Конечно, в значительной степени помогала свекровь, которая жила в Сестрорецке и обеспечивала миногами. Также был каким-то образом спирт, который настаивался, не просто разведенный спирт пили, как бывало в богемной среде, а спирт настаивался и на липовых почках, и на чесноке, и на корице. Там меньше шести сортов спиртного никогда не было. Именно поскольку застолья начинались не раньше 10 часов вечера (это была полуподвальная квартира на проспекте Карла Маркса), то большинство гостей не успевало, и гости оставались до утра, до первого транспорта. Но скучать им хозяйка не позволяла - и танцы бывали, и чтение литературных произведений. И где-то часа в три – в полчетвертого ночи Кари варила в огромном тазу “кофе-шах”. Эта гора из сахара кускового складывалась, обливалась спиртом, там же кофе был, свет тушился, сахарная гора плавилась, по кофе пламя такое синее бегало, и вот это в горячем виде разливалось по чашкам. Гости пили, у них второе дыхание открывалось, и они могли беседовать о разных предметах литературы и искусства.
Татьяна Вольтская: Вот культура состоит не только в написании текстов, музыки…
Татьяна Никольская: Да, у Кари была своя теория, что прием гостей это очень большой тренинг.
Интересно, что здесь она своих стихов почти не читала. Первый раз она мне и моей подруге Тане Дубницкой читала свои стихи, и тогда ее ранние стихи нам не понравились, потому что они были очень литературные, очень напоминали Блока, поэзию Серебряного века. Потом постепенно Кари нашла какой-то свой путь в поэзии, и она стала часто ездить в Москву. В московских домах она уже читала свои стихи, ее другом был Александр Тимфеевский поэт Слава Лен известный, у него она дома читала свои стихи. Так что в Москве у нее был свой круг читателей. А потом так получилось, что она заинтересовалась женским движением, и когда это движение подверглось гонению, какие-то люди просто посоветовали, чтобы ее не посадили, что ей лучше на некоторое время исчезнуть.
Татьяна Вольтская: Это не помогло. До самой своей трагической смерти Кари Унксова привлекала внимание милиции, что, впрочем, не омрачало ее жизнелюбивого нрава. Хорошо, что ее книга, наконец, вышла, дополнив тем самым историю неподцензурной литературы Ленинграда.
А был ли Воццек?
Марина Тимашева: В конце ноября Большой театр представил премьеру оперы Альбана Берга "Воццек". Режиссер и сценограф - Дмитрий Черняков. Дирижер - Теодор Курентзис. Большой театр сделал все, от него зависящее, чтобы "Воццек" не шел при пустых залах. Сначала собрали журналистов и объясняли, почему опера необходима Большому театру. В любви к сочинению Берга объяснялись Теодор Курентзис и Дмитрий Черняков.
Дмитрий Черняков: Я очень рад, что мы собрались такой командой, что русские певцы могли это осилить. А теперь я немножко скажу, не в виде заявления, нет. Я думал, почему это ставится, почему я, например, хочу это сделать. Во-первых, это произведение я люблю, оно мне кажется прекрасным, и поэтому я хочу с ним иметь дело. Второе, мне кажется, очень здорово, что многие русские солисты пройдут через музыку, которую они не пели, через специальный вокальный стиль, который для них может быть новым. Вот эта техника, которая называется "шпрехштимме", когда ты не поешь, а как бы говоришь, и это не так просто. Третья причина - мне кажется, это прекрасно, что сама постановка носит характер некого освоения некой территории, мимо которой Россия "пролетела, как фанера над Парижем". Как бы мимо прошло, хотя это является очень важной составной частью музыкальной культуры. Это все понятно, это как бы все знают, что Шостакович очень внимательно послушал этого Берга, после чего возникала "Леди Макбет Мценского уезда”. Мы там все время, репетируя, смеемся, потому что мы слышим какие-то подпевки или темы, и говорим: “А, вот это “Леди Макбет”, он заимствовал”. Как бы очень много узнаваемого. И четвертая причина, почему мне кажется, что здорово, что это происходит - в этом произведении есть какая-то острота, которая очень важна и необходима сейчас. Несмотря на то, что сейчас все могут говорить про какой-то кризис, что надо что-то ставить отвлекающее и увеселительное, мне кажется, что это все соображения-клише, лежащие на поверхности, а на самом деле не так все происходит. Потому что из-за вот этих соображений театр пытается как-то беспомощно, жалким образом дружить с развлекательным искусством, как-то понравиться, не переборщить, что ли, не стать слишком серьезным, все сделать хорошо прожевываемым. А мне кажется, что это дурацкая тенденция, потому что в этом произведении есть эта острота, и она должна дойти до зрителя. И героиней вечера будет партитура Берга, мы только помогаем ей состояться.
Марина Тимашева: Одной пресс-конференцией Большой театр не ограничился - устроил презентацию для зрителей с участием исполнителей главных ролей для зрителей, причем обеспечив свободный вход. Черняков близко к либретто пересказал содержание, а Курентзис прочел лекцию по музыкальной литературе - похоже было на соло для дирижера с пианистом (за фортепиано сидел Александр Праведников). Потом предъявили публике исполнительницу партии Мари, американку Марди Байерс.
Еще Большой театр организовал блог в Живом журнале, специально посвященный грядущей премьере, и оклеил весь город рекламными плакатами. Вопрос: зачем театр тратит на все это столько времени и сил? Затем, что "Воццек" очень сложен для восприятия.
Литературная основа оперы – пьеса Георга Бюхнера. Она написана в 1837 году, в том же году 23-летний Бюхнер умер от воспаления легких. Вроде бы, это пьеса о любви и измене. Но, возможно, потому, что автор был молод, она звучит, как стон, и кажется, что не ревность толкнула Воццека на преступление, а сам мир - грубый, скотский, восставший против маленького страдальца.
(Звучит фрагмент оперы)
Композитор Альбан Берг сохранил текст, музыкально усугубив ощущение кромешной безысходности. Когда слушаешь это произведение, не покидает ощущение, что какой-то изощренный умелец дергает вас за нервы. Музыка как будто специально рассчитана на то, чтобы воздействовать прямо на физиологию, провоцируя ответную истерическую реакцию. Некоторым нравится, некоторым нет. Но оперу много ставят, и работали с ней лучшие режиссеры мирового театра, а в России она шла только в 1927 году.
"Если не мы, то кто?" - вопрошает директор Большого театра Анатолий Иксанов. Но на главные роли приглашены вокалисты из-за рубежа: партию Мари будет исполнять еще Елена Жидкова (выпускница Петербургской консерватории, но поет она по преимуществу за рубежом), а Воццека - артисты из Вены Георг Нигль и Маркус Айхе.
Напомню: предваряя премьеру, Дмитрий Черняков сказал, что главным героем вечера станет партитура Альбана Берга. Так бы оно и вышло, кабы мы слушали ее с закрытыми глазами. Работа Курентзиса с оркестром просто замечательная, причем, без всяких скидок на то, что эту музыку в Большом играли впервые. Когда Курентзис и Черняков нахваливали российских певцов, это казалось преувеличением, но оказалось чистой правдой.
(Звучит фрагмент оперы)
Я слушала Маркуса Айхе, Марди Байерс, Рафала Бартмински (Тамбурмажор), Дмитрия Ульянова (Доктор), Марата Галиахметова ( Андреас), Михаила Губского ( Капитан). Более других понравились исполнители главных партий и Михаил Губский, но все заслуживают похвал. Увы, опера это не только музыка, это еще либретто и режиссура. У Дмитрия Чернякова есть преданные поклонники и яростные противники. Одним нравится все, что бы он ни сделал, другим все не нравится. На самом деле, это режиссер исключительно талантливый, за отдельные сцены в его “Китеже”, “Аиде”, “Евгении Онегине” можно отдать сотню правильных, добротных спектаклей. Однако, очень часть его интерпретации вступают в противоречие с оригиналом и навязывают автору чужеродные идеи. В пьесе Георга Бюхнера Франц Воццек и его сожительница Мари – люди очень бедные. Из-за нищеты, Воццек соглашается на роль подопытного кролика в медицинских экспериментах полоумного Доктора. Дмитрий Черняков переносит действие в современный мегаполис. Чрезвычайно эффектная декорация представляет собой трехэтажный многоквартирный жилой дом с типовой меблировкой, при этом, в каждой из квартир – огромная плазменная телевизионная панель, а у сына Воццека – полно компьютерных игр. Сцены, которые происходят на миру, режиссер переносит в бар, выстраивает его там, где был первый этаж дома. Барная стойка, столики, диваны, зеркала, вентиляторы – интерьер в стиле хай-тек воспроизведен дотошно и в натуральную величину. Но это явно дорогое заведение – не трактирчик, не забегаловка. И в нем коротает вечера нищий Воццек. Тогда получается, что Воццек вовсе не беден, просто его жене нужно больше денег, еще и еще, и она требует их с мужа. Мари выведена на сцену совершенно пустой бабёшкой. Знай только красится и норовит отделаться от капризного сына, уложить его спать и пуститься во все тяжкие. Мари пьет в том же роскошном баре, выглядит вульгарно, как самая дешевая девка, сама навязывается Тамбурмажору в полюбовницы, да еще зачем-то провоцирует его устроить потасовку с мужем. Когда Воццек ее зарежет, зрители вздохнут с облегчением: туда и дорога грязной бабе.
(Звучит фрагмент оперы)
Интересно, думал ли режиссер о том, почему появлению Мари на сцене предшествует такая тонкая, нежная оркестровая тема, почему ей дано петь нежнейшую колыбельную: а вдруг как это музыкальная характеристика? И думал ли режиссер о том, почему и в пьесе, и в опере героев зовут Воццек и Мари, а не “Он” и “Она” или “Мужчина” и “Женщина”. Ведь у Доктора, Капитана и Тамбурмажора имен нет. Не потому ли, что эти двое и их друзья противопоставлены тем, другим, а вовсе не равны им. Третий вопрос: думал ли Дмитрий Черняков о том, почему все, кому не лень, унижают Воццека и издеваются над ним? Именно потому, что он беден, а не прикидывается бедным, потому что его социальное положение ниже плинтуса, а еще потому, что живет с невенчанной женой и ребенок у них – ублюдок, то есть незаконнорожденный. А что в современном обществе значит внебрачный сын? Да ничего – норма. И убиваться по такому пустяшному поводу современному человеку нет нужды. А вот у Бюхнера Воццек верит в Бога, а потому считает, что живет во грехе, и боится страшной кары (поэтому “Воццек” - трагедия, а не мелодрама), оттого-то ему мерещатся адовы картины и геенна огненная. И потому он – страдающий человек, а не маньяк-убийца. И его, погубившего душу, жалко. И убитую им Мари жалко. И ребеночка их, оставшегося сиротой, жалко. Но режиссер и мальчика не пожалел. Ребенку тут лет 10 (что понятно - грудничок не запоет музыку Берга), но это очень жестокий мальчик. Впрочем, при таких-то родителях, не мудрено. Он все больше увлечен компьютерными играми, а труп сидящей на стуле матери, в упор не замечает. Значит, все люди одинаковые, все они сытые бюргеры, балующиеся от скуки садо-мазохистскими играми (так и сочинена сцена убийства Мари. Хорошо, ладно, пусть поперек литературы и отчасти музыки, но хотя бы все режиссерские находки казались оригинальными. Так ведь нет. Всякий, кто знает конъюнктуру “фестивалей” и музыкальных театров, скажет, что все это – сплошное общее место. И перенос действия в современность, и полное пренебрежение к авторскому замыслу, и то, что впечатление производится за счет эффектного изображения, и выбор в герои психопата (его поведение не нуждается в психологических мотивациях), и уравнивание всех людей по тому простому основанию, что все они – моральные уроды. И прямо следующий из этого вывод: ничего нельзя изменить, все дело в поганой человеческой природе. По-своему замечательно и то, что такие постановки проходят по ведомству “социальных”, повествующих о реальных проблемах современного общества. Между тем, если нет бедности, нет определенной общественной ситуации, исторически обусловленных предрассудков, значит, Воццек действительно псих, ибо иных причин для объяснения его поведения не остается. Тогда получается, что режиссер намеренно снимает социальную мотивацию происходящего. А это ровно наперекор Бюхнеру – его художественной и, более того, человеческой позиции.
Книга о культурологии
Марина Тимашева: Илью Смирнова упрекают в том, что он позволяет себе походя “низводить” (кажется, так это называл Карлсон) целые научные дисциплины, как то культурология, политология, социология. В общем, сегодня он решил реабилитировать одну из этих наук, вооружившись новым учебным пособием “Культурология”, автор Павел Гуревич, издательство “Омега –Л”.
Илья Смирнов: Как известно, так называемые “образовательные реформы” начинались у нас с “гуманитаризации” - ну, зачем человеку “постиндустриального общества” забивать голову такими оторванными от жизни предметами, как физика с математикой? – и на этой всплыла целая серия школьных учебников с фамилией “Гуревич” на обложках. Внимание! Не путать с известным специалистом по европейскому средневековью! Потому что специалист, он занимался чем? Своим унылым средневековьем. А интересующий нас автор смело вторгался в самые разные сферы, вплоть до зоологии. В учебнике “Обществознание” содержались сенсационные открытия из жизни не только людей, но медведей, пчел и других животных. Последовали отклики. В жанре фельетонов. Помнится, одна из рецензий называлась прямо: “Ахинеада…” (Семенов Ю.И. Ахинеада в роли учебника вековой мудрости // Первое сентября, 16.04.1998).
И вот захожу я в книжный магазин и вижу знакомое имя на новом, 2009 года издании в серии “Университетский учебник”. Может, однофамилец? Открываю. Аккурат те же самые фрагменты из школьных пособий, которые приводились в фельетонах, чтобы насмешить публику, теперь воспроизведены, практически слово в слово, в вузовском учебнике, а некоторые ещё повторяются по два раза на разных страницах. То ли для лучшего запоминания, а может, для увеличения объёма и, соответственно, гонорара.
Так что у нас есть возможность непосредственно, по источникам, уяснить для себя, что за наука – культурология. Для этого вам не придется целый год ходить на лекции, отдавать доцентам с кандидатами свои трудовые сбережения. Просто слушайте внимательно нашу передачу. Я постараюсь читать с выражением, хотя моих способностей может не хватить, тут нужен артист уровня А. Филиппенко. Итак, начнем с первооснов. Раз наука культурология, то что такое вообще культура и откуда она взялась?
“Культура как феномен могла возникнуть не только в результате деятельности человека, но и на иных путях. У истоков истории перед человеком маячили различные альтернативы” (86)
Понимаете? “Не только в результате деятельности человека…” А кого же ещё, спросит потрясенный студент университета?
Не спешите, мой юный друг. Всё по порядку. “Пока у человека не было инородных орудий (палок, камней), он развивал нематериальные элементы своей культуры… Даже рука была необыкновенным мозолистым рабочим орудием. Она ласкала тело возлюбленного, прижимала ребенка к груди, жестикулировала, выражала в упорядоченном танце и совместном ритуале трудно передаваемые чувства жизни и смерти” (92) “В палеотаумическую эру еще не было никаких орудий труда, но уже была магия… Накоплен огромный материал, который показывает, что древние люди обладали многочисленными навыками магического управления энергиями…” (94)
Но потом “люди перестали доверять своей собственной природе, отказались от развития и совершенствования тела и духа. Вооружившись камнем, молотком, плугом, они обратили взор на внешний, а не на внутренний мир человека” (90)
Поясняю, что палкой и камнем довольно успешно вооружаются уже шимпанзе, то есть от “совершенствования тела и духа” мы отказались на очень ранних этапах эволюции. Интересно было бы посмотреть на духовно усовершенствованного, например, гиббона или лемура.
Читаем дальше. Если что непонятно, или какие слова в предложении плохо сочетаются, я не виноват, просто наука культурология такая сложная. “Необыкновенно мозолистая”.
Марина Тимашева: Илья, давайте я вам помогу, почитаю, чтобы это было не в одном голосе, чтобы цитаты выделялись – они того стоят.
“Если бы древний человек стал развивать свои телесные силы, выявлять огромные возможности собственной физической природы, это привело бы к далеко идущим последствиям. Ориентируясь на внутренние ресурсы организма, человек может выйти за рамки современных возможностей без помощи внешних приспособлений, а идея природы не превратилась бы в столь важную для греческой культуры идею инобытия. Человек разбудил бы скрытую мощь живой плоти… Человек мог бы попытаться развить собственную биологическую природу. Как природная особь, он обладает пластичной физической массой. Ни одно животное не способно заниматься культуризмом или бодибилдингом (буквально: строительством тела). Биологическая природа человека позволяет менять очертания тела, развивать мускулы, перестраивать организм. Человек мог отправиться по заданному маршруту и создать биологическую цивилизацию” (347).
Илья Смирнов: Биолог бы, наверное, заметил, что тут человека немного перепутали - с амёбой, например, которая действительно способна менять очертания тела. Но дальше мы узнаем, что этот “маршрут” не единственный.
Марина Тимашева: “Можно было бы, скажем, мобилизовать все внутренние ресурсы на постижение самого человеческого духа… По этому пути пошли древние народы, о чем свидетельствуют созданные ими культуры, предписывающие индивиду полное слияние с Космосом… Если бы человечество пошло по этому пути, рассуждают многие философы, то оно развило бы духовные ресурсы, приобщилось бы к Космосу, учитывало бы возможности и ресурсы природы. Жребий человечества не был бы таким драматическим. Мир не знал бы ни экологической катастрофы, ни других последствий технической цивилизации” (348) (88)
Илья Смирнов: И дальше буквально на каждой странице нас ждут открытия. Чем язычество отличается от христианства? «Подумать только, какая тонкая перегородка отделяет язычество от христианства! Только один малюсенький довод. Трудноразличимый штрих. А в нем громаднейшее преображение духа. Есть ли нечто, возвышающееся надо мной? “Нету!” - кричит язычник” (241). То есть язычник не считал, что Зевс над ним “возвышается”. Тонко подмечено. А вот про ислам.
Марина Тимашева: “В начале У11 в. Средиземноморский мир был христианским. Но уже через 50 лет после хиджры – путешествия в Мекку, совершенного Пророком – полчища исламистов обрушились на южное побережье Средиземного моря…” (262)
Илья Смирнов: Именно так они назывались: “исламисты”. А Хиджра – это именно “путешествие в Мекку”.
Марина Тимашева: “Фундаментальное расщепление личности шизофреника – это расщепление агрессивных влечений и эроса, духовных сил. Рождается парадокс – именно шизоид в своем сознании отождествляется со своими духовными чувствами. Здесь рождается возможность радикальной критики всего современного культпроекта. Такое понимание культуры дает импульс для поиска альтернативных форм жизни человечества на путях “здорового общества” (358). Интересно, я вот сама читаю и не понимаю вообще ничего.
Илья Смирнов: Всё, давайте мне книжку, пока у вас не произошло “фундаментальное расщепление… на путях здорового общества”. Я буду сам читать. “Дикие животные в природе чувствуют себя безопасно” (357). Кто смотрел документальные фильмы Би-Би-Си о живой природе, оценит, как это точно подмечено. А люди чем хуже? “История свободна. Она может проложить любые тропы – всё зависит от сознательной деятельности людей” (264) То есть, если Н.С. Хрущеву не удалось построить коммунизм, в этом виноват только недостаток сознательности. И наконец, “постмодернизм – основное направление современной философии, искусства и науки” (408). Интересно было бы знать о конкретных достижениях постмодернистской биохимии или, например, геологии. Пока нам сообщают только о достижениях в области театрального искусства. Вы, например, знаете, что такое “минотарный театр”? Нет? Чему вас в ГИТИСе учили?
Это “альтернативный, нетрадиционный “театр без спектакля”… Его специфика состоит в том, что автор, создавая парафразы на темы классических пьес, “вычитывает” из них главное действующее лицо (например, Гамлета) …” И вообще, “человек театра…, не драматург, не актер и не режиссер. Это хирург, который делает операции, ампутации” (405).
И всё это не просто так излагается, а со ссылками на серьезных исследователей, не только отечественных, как то “известный политолог А. Дугин” (247), но и иностранных. Правда, при более внимательном знакомстве оказывается, что один из них – политик националистического направления (130), другой бывший маоист, а теперь, видимо, просто провокатор (427), третий автор фантастических романов (348), четвертый “исследователь” (136), действительно, получил медицинское образование и работал врачом, но потом увлекся “экспериментами” с наркотиками, немало способствуя распространению среди молодежи представлений о том, что галлюциногенная отрава не просто делает нормального человека идиотом, но якобы что-то куда-то “расширяет”, и наконец, основал общество неких “трансперсональных психологов”. http://credonew.ru/content/view/67/23/ Специалистами высказывается обоснованное мнение, что это http://www.scorcher.ru/art/mist/psychedelia/psychedelia13.php очередная оккультная секта http://www.iriney.ru/document/doc/009.htm (типа сайентологов). http://ezotera.ariom.ru/2007/05/07/transpersonal.html
Ну, и наконец, с последней страницы учебника итог изысканий, на чем сердце успокоится. Извините, это не глумление с моей стороны, так напечатано:
“Важно, чтобы дети уцелевших жертв Холокоста чувствовали, что их родители способны поделиться с ними секретами своих крайне болезненных и унизительных переживаний. Искренность, абсолютная правда – эти коммуникации не столь важны, как церемония продвижения к глубочайшей самости” (426).
Что касается автора, то он доктор наук, завсектором института философии Российской академии наук, профессор Московского государственного Университета. Научные рецензенты учебника – два профессора, доктора наук.
И подобного рода гуманитарной ученостью заставлены целые полки в книжных магазинах. Огромные деньги из бюджета как бы науку тратятся на то, чтобы – цитирую всё тот же замечательный “университетский учебник” - “… выявить бессознательное либидо социально-исторического процесса, не детерминированного рациональным содержанием” (358). И потом академическое сообщество будет протестовать против вмешательства церкви в образование. А может быть, сначала навести порядок в собственном доме?
Я уже комментировал антихристианскую публицистику модного профессора-эволюциониста, который параллельно рекламирует очень странную организацию, практикующую акты какого-то “раскрещивания”, а возглавляемую вообще порнографом. И хоть бы какая реакция. Научная, светская и скептическая публика продолжает восторгаться этим профессором: ах, как он смело обличает попов.
Но, скажите мне, чем лучше сектанты и оккультисты под псевдо-научными вывесками? И чем отличается в лучшую сторону от богословия вся эта глубочайшую самость трансперсонального либидо, не детерменированного рациональным содержанием?