Чечня: когда или если

Ни Борис Ельцин и Аслан Масхадов, ни их преемники не смогли вывести Россию и Чечню из тупика

Пятнадцатилетие начала первой чеченской войны, которая набирала обороты в декабре 1994-го, стало поводом для воспоминаний участников и очевидцев тех событий. К сожалению, они оказались немногочисленны, и в них не содержится ничего такого, что уже не было сказано четырнадцать, десять и пять лет назад. Но самое грустное в том, что даже попытки ответить на вопрос – а где выход из всей этой истории, что делать с Чечней дальше? – не было сделано.

Понятно, почему такие попытки не предпринимаются. Первая и вторая чеченские войны отделены друг от друга во времени, но по сути – это одно событие. И именно это событие лежит в основе нынешнего государственного устройства России. Не будь его, иной могла бы быть фамилия российского президента, или даже двух президентов. Или даже так: фамилии двух последних президентов могли быть те же, но способы их прихода к власти и, соответственно, программа последующих действий могли выглядеть совсем иначе – не будь Чечни.

Но нежелание обсуждать эту проблему со стороны тех, кто извлекает из нее дивиденды, не означает, что и всем остальным думать об этом не надо. Скорее, наоборот.

Ясно, что Кадыров – это не решение проблемы Чечни, а наоборот, ее усугубление. Точно так же безнадежно выглядит и вся бюрократическая суета, исходящая из Москвы: все эти идеи полномочных представителей президента, наместников Кавказа, новых Ермоловых, то отменяемый, то вновь вводимый режим контртеррористической операции и прочие архаичные фантазии.

Похоже, что ответ на вопрос "Что делать с Чечней?" должен формулироваться иначе: что делать с Российской Федерацией? Чечня в ней, действительно, самое тонкое место, но других, не таких явных проблемных точек столько, что когда в этом месте начнет рваться, от всей конструкции может ничего не остаться.

Кто-то сомневается, что рваться начнет? Зря. Потому что, помимо множества сиюминутных обстоятельств, было главное, что привело Чечню к идее сепаратизма в 1991-ом – память о той исторической несправедливости, которую совершили с этим народом в 1944-ом, все остальное вторично. Теперь этот счет возрос многократно, и как только чеченцы оправятся от последствий двух войн, они предъявят его к оплате. (Для справки: Чечня занимает первое место среди российских регионов по уровню рождаемости. Точно так же обстояло дело в 1956-ом, когда чеченцы начали возвращаться из ссылки).

Кто будет платить по чеченским счетам? На Путина с Медведевым расчета нету, это понятно. Потому что даже не популярность, а сама легитимность их власти очень во многом построена именно на жестокости по отношению к Чечне.

Значит, счет принесут их сменщикам. Кто они будут? – это вопрос не праздный, от него зависит реакция на требование заплатить. Если Путина с Медведевым сменит кто-то, навеки преданный идеалам свободы и демократии – это одна история. А если правы те, кто утверждают, что нынешняя власть своей глупостью и алчностью удобряет почву для новых большевиков или фашистов? Это будет совсем другая история, точнее, мучительный конец истории Российской Федерации в ее нынешнем виде.

Но будем оптимистами. Не будет, предположим, в России ни фашистов, ни коммунистов, останутся только поборники хорошего и лучшего. И что они предложат Чечне? Покаяние за геноцид? Суд над его организаторами? Свободные выборы преемника Кадырова?

Этот план не вызывает никакого протеста, но выглядит как путь, уже однажды пройденный. После сентября 1991-го, когда из Чечни выгнали первого секретаря республиканского комитета КПСС Доку Завгаева, извиняться за геноцид 1944-го никто не стал, но принятый в то время закон о реабилитации репрессированных народов выглядел вполне адекватной компенсацией. И против более или менее свободных выборов президента Ичкерии тоже никто тогда не возражал.

Но конечный результат этого этапа российско-чеченских отношений хорошо известен. И он означает, что был какой-то глубинный дефект во всей практике строительства новой России.

Теперь, после всего произошедшего, извинения за две последние войны, суд над их организаторами и свободные выборы в Чечне выглядят как условия необходимые, но совершенно недостаточные. Для того, чтобы сохранить Чечню в составе России, нужно нечто большее. Скорее всего, иначе устроенная Россия и иначе присоединенная к ней Чечня.

Вопрос о том, кто из них – Чечня или Россия – лошадь, а кто телега, и кто, соответственно, должен первым пройти путь обновления, имеет, похоже, компромиссный ответ: это две лошади в одной упряжке, и двигаться им предстоит только синхронно. Просто ответственность коренника-метрополии всегда больше, чем у пристяжной-колонии.

Россия не может управляться как унитарное государство, не может в самом простом, физиологическом смысле слова. Эта немощь становится все более заметной, и не нужно никаких других доказательств этому, когда есть одно: нас становится все меньше, кто порешительнее – уезжают, кто остается – умирают нестарыми.

Так не будет продолжаться вечно, рано или поздно коллективный инстинкт самосохранения пробудится, и тогда на смену нынешнему государству придет другое. Точнее, реальное государство сменит нынешнюю пародию на него. Начнется этот процесс с того, что скучное слово "регионы" наполнится новым содержанием, потому что индивидуально все равно не спастись, хотя и всем колхозом не получается.

И первый вопрос, который перед российскими регионами встанет – взаимоотношения друг с другом и с окружающим миром. Никаких шансов на то, что ответом станет усиление централизации, не видно, потому что доусилялись уже. Как вспышка панического безумия, такое развитие событий возможно, но оно будет столь же разрушительно, сколь и краткосрочно.

А потом все равно придется решать, кто - куда: ближе к Европе или к Азии, в ЕС, в НАТО или в АТЭС, но процесс строительства нового российского государства (или новых государств на территории России) будет центробежным. Потому что нет никаких принципиальных различий между Советским Союзом в последние годы его существования и Российской Федерацией в ее нынешнем виде, процессы происходят одни и те же. Конечно, это совпадение – то, что примерно в одно и тоже время мы вспоминаем и пятнадцатилетие начала первой чеченской войны, и десятилетие второй, и семнадцатилетие распада Советского Союза. Но отменяет ли это совпадение взаимосвязанность этих событий?

Нет более проблемного региона в Российской Федерации, чем Северный Кавказ, и более запущенной части Северного Кавказа, чем Чечня. И никакой процесс обновления государства не начнется до тех пор, пока не сделано несколько простых дел: не принесены извинения Чечне за многократный геноцид, не осуждены, желательно прижизненно, его организаторы, не принят международный план репараций и реабилитации этой территории. И самое важное: пока Российская Федерация не превратилась в государство (или совокупность регионов), частью которого Чечня искренне захочет быть.

Можно спорить о том, когда все это произойдет. Но если этого не произойдет, всех, кто не успеет избавиться от российского гражданства, ждут большие неприятности, тут спорить не о чем.