Новый полпред президента Медведева в Северо-Кавказском федеральном округе Александр Хлопонин в интервью журналу Forbes признался, что "не знает тонкостей Кавказа", но добавил, что с ними "придется, конечно, познакомиться". Профессор Гарвардского университета, возглавляющий программу изучения холодной войны, ведущий исследователь Гарвардского Центра Дэвиса по российско-евразийским исследованиям Марк Крамер назвал назначение Хлопонина "косметической мерой".
В интервью Радио Свобода Марк Крамер рассуждает, почему на Северный Кавказ регулярно посылают людей, которые не разбираются "в его тонкостях".
– Когда в ноябрьском послании к Федеральному Собранию Дмитрий Медведев двусмысленно заявил, что собирается переменить ситуацию на Кавказе и создаст некую должность "ответственного за Кавказ", вряд ли кто-нибудь ожидал, что исполнение этого обещания фактически ни к чему не приведет и ничего по-настоящему не изменит, – говорит Марк Крамер. – Впрочем, нельзя даже сказать, что оно исполнено. Я, например, думал, что Медведев сделает своим полномочным представителем Дмитрия Козака, который очень неплохо проявил себя на этом посту в 2004-2006 годах.
Вероятно, федеральный центр теперь намерен увеличить численность военного контингента на Северном Кавказе, но разместить его не в самой Чечне, а в Ингушетии и, возможно, Дагестане. Но если это и будет сделано, все равно не приведет к решению тех проблем, которые удавалось решить Козаку. Я далек от того, чтобы восхищаться Владимиром Путиным, но в 2005, в 2006 году он наделил Козака полномочиями, благодаря которым стало возможным, по крайней мере, временно улучшить обстановку: от власти отстранили некоторых коррумпированных и деспотичных чиновников, в том числе в Дагестане и в Северной Осетии. Козак и от Зязикова пытался избавиться, но Путин не одобрил.
В те годы на кону было доверие к самому Путину: Козак, один из ближайших его советников, с ним и ассоциировался. Совсем по-другому воспринимается малоизвестный Хлопонин: формально, будучи полпредом и вице-премьером, он отчитывается и перед Медведевым, и перед Путиным. На деле же они могут его игнорировать. И если Хлопонин свою миссию на Кавказе провалит, на тех, кто отвечал за него в Москве, это не скажется. Поэтому его назначение сродни косметическому ремонту.
Тем временем обстановка в Чечне после отмены режима контртеррористической операции ухудшилась. То же и в Ингушетии, где даже вернувшийся после выздоровления Евкуров не может сделать ситуацию менее рискованной. Отчасти и поэтому назначение Медведевым Хлопонина так разочаровывает. О регионе он ничего не знает.
– У вас нет ощущения дежавю: федеральный центр посылает на Кавказ именно тех людей, которые имеют о нем смутное представление. Когда это началось?
– В 2004 году Путин посетил Чечню и сказал что-то вроде "С вертолета это выглядит ужасно". Очевидно, что в предыдущие годы он вряд ли этот ужас осознавал. Это один из примеров того, как в Москве Кавказ сознательно обходят вниманием. Нынешнее назначение полпреда и организация округа – это видимость изменений. Северный Кавказ российское правительство решило отложить как проблему далеко не первой важности – этот подход с начала президентства Медведева не изменился. Тем временем после отмены режима контртеррористической операции уровень насилия в Чечне и на всей территории Северного Кавказа увеличился.
Дмитрий Козак, хоть и был не из Чечни, во время своего пребывания на посту полпреда пытался прислушаться к людям. Когда я приезжал в Чечню в 2006 году, о нем хорошо отзывались, чего не скажешь про отзывы о Путине, например. Но тогда к Козаку прислушивался центр. Хасбулатов, к примеру, разбирался в Чечне и о ней беспокоился. Но в ранние ельцинские годы, когда он имел еще довольно большое влияние, его знания все же не помогли. Мне довелось беседовать с ним о Чечне на конференции 1997 года в Польше. Тогда он говорил, что пытался рассказать о тяжелой обстановке в Чечне Ельцину и его команде, но его просто не слышали. Так что даже если бы нынешний полпред и разбирался в Кавказе, к нему должны были бы прислушиваться лидеры государства.
– На ваш взгляд, отсутствие фактических изменений было изначальной целью или в Москве всерьез возлагают на Хлопонина надежды?
– Изменений, по всей видимости, не хотели. Еще в 2004 и 2005 годах, когда я спрашивал представителей российских властей, как они видят будущее Чечни, они отвечали, что хотели бы проблему сузить: придать Чечне статус мятежного и непокорного региона, как у индонезийского Ачеха или индийского Кашмира. По сути, сейчас дело так и обстоит. "Невский экспресс" был дважды подорван, и, хотя чеченские сепаратисты и взяли на себя ответственность, нет достаточных оснований считать, что это сделали именно они. А даже если и допустить, что они ответственны за подрыв, это все равно несравнимо с 2003 и 2004 годом, когда шахиды подрывали себя в Москве почти каждый месяц, гремели взрывы в метро и в самолетах. Сейчас этого нет, и власти могут спокойно поддерживать некоторое подобие контроля в "непокорном регионе".
Только масштаб трагедии в Беслане заставил предпринять конкретные и серьезные шаги, тогда Козак и был назначен на пост полпреда в Южном федеральном округе. Как только стало спокойнее, особенно после смерти Шамиля Басаева, проблему Чечни перевели в низший разряд, и статус мятежного региона был поддержан.
Вне всякого сомнения, что хотя в Чечне и не повторяются сценарии 2004 года, обстановка после отмены режима КТО ухудшилась. Я не предлагаю вернуться к временам зачисток – это ужасно. Но Кадыров попытался взять все спецслужбы в Чечне под свой контроль, отчасти поэтому он добивался отмены режима КТО. Федеральные власти руки ему не связывают, их вполне удовлетворяет то, как он держит ситуацию под контролем.
– Рамзан Кадыров вписывается в "косметическую картину"?
– Я бы не стал называть его косметической мерой. Его легко осудить. Бесспорно, ему плевать на права человека, он жесток, даже склонен к садизму, по его приказу людей пытали и казнили. Но еще три года назад я не ожидал, что он столько достигнет в реконструкции Чечни – не в деревнях, конечно, но в основных городах, таких, как Грозный и Гудермес. Отчасти это ему удалось благодаря тому же Козаку. Применяя насилие и жестокость, он все же смог добиться того, что теракты не происходят вне Северного Кавказа. А для среднестатистического россиянина это и важно: чтобы шахиды не подрывали себя в Москве.
Но жестокость и репрессии Кадырова не позволяют ему предотвратить теракты в самой Чечне. Правление Рамзана Кадырова не является долгосрочным решением, обеспечивает лишь временную стабильность. И в случае его ухода (а он, в сущности, отказавшись от помощи федеральных войск и добившись отмены режима КТО, превратил себя в особенно привлекательную мишень для членов вооруженных формирований) ситуация будет ухудшаться с огромной скоростью. Те чеченцы, с которыми мне довелось общаться, ненавидят федеральное правительство, не хотят оставаться в составе России, но и воевать не хотят.
Что касается среднестатистического россиянина... Помню, я был в Москве в ноябре 2002-го – через несколько дней после теракта на Дубровке. Я был поражен тем, как скоро люди перестали на этом событии концентрироваться, как перестали уделять ему внимание. То же я наблюдал в 2003 и 2004 году во время подрывов шахидов. Так же, видимо, перевели свой взгляд на другие проблемы и представители власти. Что потом заставило их изменить отношение к Северному Кавказу, по крайней мере, на два с половиной года? Беслан. Чудовищность захвата вынудила их реагировать. Остается надеяться, что нового Беслана, который бы заставил федеральное правительство принять наконец полноценные меры, а не ограничиваться косметическими средствами вроде назначения Хлопонина, не потребуется.
В интервью Радио Свобода Марк Крамер рассуждает, почему на Северный Кавказ регулярно посылают людей, которые не разбираются "в его тонкостях".
– Когда в ноябрьском послании к Федеральному Собранию Дмитрий Медведев двусмысленно заявил, что собирается переменить ситуацию на Кавказе и создаст некую должность "ответственного за Кавказ", вряд ли кто-нибудь ожидал, что исполнение этого обещания фактически ни к чему не приведет и ничего по-настоящему не изменит, – говорит Марк Крамер. – Впрочем, нельзя даже сказать, что оно исполнено. Я, например, думал, что Медведев сделает своим полномочным представителем Дмитрия Козака, который очень неплохо проявил себя на этом посту в 2004-2006 годах.
Вероятно, федеральный центр теперь намерен увеличить численность военного контингента на Северном Кавказе, но разместить его не в самой Чечне, а в Ингушетии и, возможно, Дагестане. Но если это и будет сделано, все равно не приведет к решению тех проблем, которые удавалось решить Козаку. Я далек от того, чтобы восхищаться Владимиром Путиным, но в 2005, в 2006 году он наделил Козака полномочиями, благодаря которым стало возможным, по крайней мере, временно улучшить обстановку: от власти отстранили некоторых коррумпированных и деспотичных чиновников, в том числе в Дагестане и в Северной Осетии. Козак и от Зязикова пытался избавиться, но Путин не одобрил.
В те годы на кону было доверие к самому Путину: Козак, один из ближайших его советников, с ним и ассоциировался. Совсем по-другому воспринимается малоизвестный Хлопонин: формально, будучи полпредом и вице-премьером, он отчитывается и перед Медведевым, и перед Путиным. На деле же они могут его игнорировать. И если Хлопонин свою миссию на Кавказе провалит, на тех, кто отвечал за него в Москве, это не скажется. Поэтому его назначение сродни косметическому ремонту.
Тем временем обстановка в Чечне после отмены режима контртеррористической операции ухудшилась. То же и в Ингушетии, где даже вернувшийся после выздоровления Евкуров не может сделать ситуацию менее рискованной. Отчасти и поэтому назначение Медведевым Хлопонина так разочаровывает. О регионе он ничего не знает.
– У вас нет ощущения дежавю: федеральный центр посылает на Кавказ именно тех людей, которые имеют о нем смутное представление. Когда это началось?
– В 2004 году Путин посетил Чечню и сказал что-то вроде "С вертолета это выглядит ужасно". Очевидно, что в предыдущие годы он вряд ли этот ужас осознавал. Это один из примеров того, как в Москве Кавказ сознательно обходят вниманием. Нынешнее назначение полпреда и организация округа – это видимость изменений. Северный Кавказ российское правительство решило отложить как проблему далеко не первой важности – этот подход с начала президентства Медведева не изменился. Тем временем после отмены режима контртеррористической операции уровень насилия в Чечне и на всей территории Северного Кавказа увеличился.
Дмитрий Козак, хоть и был не из Чечни, во время своего пребывания на посту полпреда пытался прислушаться к людям. Когда я приезжал в Чечню в 2006 году, о нем хорошо отзывались, чего не скажешь про отзывы о Путине, например. Но тогда к Козаку прислушивался центр. Хасбулатов, к примеру, разбирался в Чечне и о ней беспокоился. Но в ранние ельцинские годы, когда он имел еще довольно большое влияние, его знания все же не помогли. Мне довелось беседовать с ним о Чечне на конференции 1997 года в Польше. Тогда он говорил, что пытался рассказать о тяжелой обстановке в Чечне Ельцину и его команде, но его просто не слышали. Так что даже если бы нынешний полпред и разбирался в Кавказе, к нему должны были бы прислушиваться лидеры государства.
– На ваш взгляд, отсутствие фактических изменений было изначальной целью или в Москве всерьез возлагают на Хлопонина надежды?
– Изменений, по всей видимости, не хотели. Еще в 2004 и 2005 годах, когда я спрашивал представителей российских властей, как они видят будущее Чечни, они отвечали, что хотели бы проблему сузить: придать Чечне статус мятежного и непокорного региона, как у индонезийского Ачеха или индийского Кашмира. По сути, сейчас дело так и обстоит. "Невский экспресс" был дважды подорван, и, хотя чеченские сепаратисты и взяли на себя ответственность, нет достаточных оснований считать, что это сделали именно они. А даже если и допустить, что они ответственны за подрыв, это все равно несравнимо с 2003 и 2004 годом, когда шахиды подрывали себя в Москве почти каждый месяц, гремели взрывы в метро и в самолетах. Сейчас этого нет, и власти могут спокойно поддерживать некоторое подобие контроля в "непокорном регионе".
Только масштаб трагедии в Беслане заставил предпринять конкретные и серьезные шаги, тогда Козак и был назначен на пост полпреда в Южном федеральном округе. Как только стало спокойнее, особенно после смерти Шамиля Басаева, проблему Чечни перевели в низший разряд, и статус мятежного региона был поддержан.
Вне всякого сомнения, что хотя в Чечне и не повторяются сценарии 2004 года, обстановка после отмены режима КТО ухудшилась. Я не предлагаю вернуться к временам зачисток – это ужасно. Но Кадыров попытался взять все спецслужбы в Чечне под свой контроль, отчасти поэтому он добивался отмены режима КТО. Федеральные власти руки ему не связывают, их вполне удовлетворяет то, как он держит ситуацию под контролем.
– Рамзан Кадыров вписывается в "косметическую картину"?
– Я бы не стал называть его косметической мерой. Его легко осудить. Бесспорно, ему плевать на права человека, он жесток, даже склонен к садизму, по его приказу людей пытали и казнили. Но еще три года назад я не ожидал, что он столько достигнет в реконструкции Чечни – не в деревнях, конечно, но в основных городах, таких, как Грозный и Гудермес. Отчасти это ему удалось благодаря тому же Козаку. Применяя насилие и жестокость, он все же смог добиться того, что теракты не происходят вне Северного Кавказа. А для среднестатистического россиянина это и важно: чтобы шахиды не подрывали себя в Москве.
Но жестокость и репрессии Кадырова не позволяют ему предотвратить теракты в самой Чечне. Правление Рамзана Кадырова не является долгосрочным решением, обеспечивает лишь временную стабильность. И в случае его ухода (а он, в сущности, отказавшись от помощи федеральных войск и добившись отмены режима КТО, превратил себя в особенно привлекательную мишень для членов вооруженных формирований) ситуация будет ухудшаться с огромной скоростью. Те чеченцы, с которыми мне довелось общаться, ненавидят федеральное правительство, не хотят оставаться в составе России, но и воевать не хотят.
Что касается среднестатистического россиянина... Помню, я был в Москве в ноябре 2002-го – через несколько дней после теракта на Дубровке. Я был поражен тем, как скоро люди перестали на этом событии концентрироваться, как перестали уделять ему внимание. То же я наблюдал в 2003 и 2004 году во время подрывов шахидов. Так же, видимо, перевели свой взгляд на другие проблемы и представители власти. Что потом заставило их изменить отношение к Северному Кавказу, по крайней мере, на два с половиной года? Беслан. Чудовищность захвата вынудила их реагировать. Остается надеяться, что нового Беслана, который бы заставил федеральное правительство принять наконец полноценные меры, а не ограничиваться косметическими средствами вроде назначения Хлопонина, не потребуется.