Премьер-министру Польши Дональду Туску присудили престижную премию Карла Великого. Ее ровно 60 лет вручают в немецком городе Аахен, некогда столице средневековой империи Карла Великого, политикам и общественным деятелям, внесшим большой вклад в дело европейской интеграции. Среди прошлых лауреатов – Иоанн Павел II и Хуан Карлос I, Тони Блэр и Ангела Меркель, Вацлав Гавел и Валери Жискар д’Эстен...
Церемония вручения премии состоится, как обычно, в мае. В решении комиссии, занимающейся присуждением награды, Дональд Туск назван "большим патриотом и выдающимся европейцем". Похоже, это действительно так. Туск, с его простоватой улыбкой и иногда сбивчивой речью, не выглядит великим государственным деятелем, но для польской и вообще восточноевропейской политики он сделал немало. Хотя бы потому, что показал: и в Польше можно быть правым, но не быть воспаленным националистом, ультраконсервативным католиком и евроскептиком – а именно эти черты в значительной мере характеризовали правый фланг польской политики в последние годы.
Именно при Туске Польша восстановила нормальные отношения с Евросоюзом, нарушенные при предыдущем правительстве Ярослава Качиньского, возобновила ровный и конструктивный диалог с Германией и попыталась сделать то же с Россией. (По ряду причин с Москвой Варшаве разговаривать сложнее, чем с Берлином, и вина в этом далеко не всегда лежит на польской стороне). Туск, несмотря на противодействие президента Леха Качиньского, добился ратификации Польшей Лиссабонского договора, углубляющего европейскую интеграцию. Этот шаг, наряду с избранием другого "разумного правого", экс-премьера Ежи Бузека главой Европарламента, стал символом нового поворота Польши к общеевропейскому проекту.
За Дональда Туска, конечно, можно порадоваться. Но вряд ли такую же радость способно внушить само состояние евросоюзовского проекта. Экономический кризис, особенно больно ударивший по восточному флангу ЕС, заставил многих в бывших соцстранах ругать Брюссель, который, мол, не спешит в пожарном порядке вытаскивать такие страны, как Латвия или Румыния, из постигшей их беды. О средствах Евросоюза, которые уже вкачаны за последние годы в Центральную и Восточную Европу и исчисляются сотнями миллиардов евро, при этом нередко забывают. Равно как и о том, что там, где экономическими реформами худо-бедно занимались, как в той же Польше или Словакии, глобальный кризис не повлек за собой столь катастрофического падения. Более того, самая отчаянная финансово-экономическая ситуация сейчас вообще в Греции, к числу бывших соцстран не принадлежащей.
Но восточноевропейские националисты обычно далеки от рационального анализа ситуации, их сильная сторона – как раз в пробуждении эмоций. Вот и валят все проблемы на происки Брюсселя, либералов, иммигрантов и прочих "антинациональных элементов", как это делает, к примеру, маленькая, но шумная чешская Рабочая партия, процесс над которой проходит сейчас в Верховном суде Чехии. В Венгрии ультраправые и вовсе на коне, на прошлогодних выборах в Европарламент они получили почти 15 процентов голосов. В Словакии Национальная партия, чей лидер Ян Слота известен тем, что обещал некогда въехать на танке в Будапешт, состоит в правящей коалиции.
Национализм – идеология очень несложная, поскольку в основе ее – наиболее очевидные формы коллективной идентичности: по "крови", по культуре, по языку. И чем радикальнее национализм, тем легче воспринимается он теми, кто не слишком привык думать. Очень уж просто делить людей на "наших" и "не наших", особенно в современной Европе с ее действительно острыми проблемами иммиграции, с обществом, которое благодаря глобализации становится все более пестрым, не успевая привыкнуть к этой пестроте и воспринять ее как нечто естественное.
Это неудивительно, ведь европейская интеграция задумывалась как прежде всего экономический проект. Евросоюз научился решать практические вопросы – о границах (и их отсутствии), рынке труда, единой валюте – но он пока так и не создал европейцев. Жители ЕС в огромном большинстве своем остаются в первую очередь французами, немцами, поляками, румынами. И только во вторую (а может, и в третью - и то, если хорошенько напомнить) – считают себя европейцами. Европейская идентичность строится в основном от противного: наблюдая за образом жизни обитателей иммигрантских предместий Парижа или турецких кварталов немецких городов, средний еврообыватель нутром чует "не наше" – и делает из этого более или менее радикальные выводы. Но что же считать "нашим"? На чем основывать европейскость? Демократия? Наверное, но она нынче далеко не только европейское явление. Христианство? Вряд ли, ведь даже Ватикан открыто называет Европу "дехристианизированной". Материальное благополучие? Это опять-таки не монополия Европы, да и не столь уж всеобще это благополучие: по данным недавних исследований, в категории бедных и очень бедных попадает 19 процентов населения ЕС.
Карл Великий, в честь которого названа премия, чьим новым лауреатом стал Дональд Туск, – неоднозначный символ европейской интеграции. Европу, да и то в основном Западную, он объединял огнем и мечом. Позднее тем же путем, но с еще большей жестокостью, шли Наполеон и Гитлер. Современный Евросоюз взялся за дело с другой стороны, положив в основу объединительного проекта общие материальные, меркантильные интересы. Успех велик: 65 лет Европа не знает войны, пределы самого ЕС непрерывно расширяются, а благосостояние его жителей столь же непрерывно растет. Но настает момент истины. Имперского меча или брюссельского кошелька достаточно для того, чтобы на более или менее длительный срок создать подобие единой Европы. Но для того, чтобы создать европейцев, без которых эта Европа не будет прочной, и меча, и кошелька мало. Об этом думаешь, наблюдая на пражской площади за итальянским туристом, пытающимся выяснить у водителя трамвая, куда тот едет. Они просто не находят общего языка – в самом буквальном смысле слова.
Церемония вручения премии состоится, как обычно, в мае. В решении комиссии, занимающейся присуждением награды, Дональд Туск назван "большим патриотом и выдающимся европейцем". Похоже, это действительно так. Туск, с его простоватой улыбкой и иногда сбивчивой речью, не выглядит великим государственным деятелем, но для польской и вообще восточноевропейской политики он сделал немало. Хотя бы потому, что показал: и в Польше можно быть правым, но не быть воспаленным националистом, ультраконсервативным католиком и евроскептиком – а именно эти черты в значительной мере характеризовали правый фланг польской политики в последние годы.
Именно при Туске Польша восстановила нормальные отношения с Евросоюзом, нарушенные при предыдущем правительстве Ярослава Качиньского, возобновила ровный и конструктивный диалог с Германией и попыталась сделать то же с Россией. (По ряду причин с Москвой Варшаве разговаривать сложнее, чем с Берлином, и вина в этом далеко не всегда лежит на польской стороне). Туск, несмотря на противодействие президента Леха Качиньского, добился ратификации Польшей Лиссабонского договора, углубляющего европейскую интеграцию. Этот шаг, наряду с избранием другого "разумного правого", экс-премьера Ежи Бузека главой Европарламента, стал символом нового поворота Польши к общеевропейскому проекту.
За Дональда Туска, конечно, можно порадоваться. Но вряд ли такую же радость способно внушить само состояние евросоюзовского проекта. Экономический кризис, особенно больно ударивший по восточному флангу ЕС, заставил многих в бывших соцстранах ругать Брюссель, который, мол, не спешит в пожарном порядке вытаскивать такие страны, как Латвия или Румыния, из постигшей их беды. О средствах Евросоюза, которые уже вкачаны за последние годы в Центральную и Восточную Европу и исчисляются сотнями миллиардов евро, при этом нередко забывают. Равно как и о том, что там, где экономическими реформами худо-бедно занимались, как в той же Польше или Словакии, глобальный кризис не повлек за собой столь катастрофического падения. Более того, самая отчаянная финансово-экономическая ситуация сейчас вообще в Греции, к числу бывших соцстран не принадлежащей.
Но восточноевропейские националисты обычно далеки от рационального анализа ситуации, их сильная сторона – как раз в пробуждении эмоций. Вот и валят все проблемы на происки Брюсселя, либералов, иммигрантов и прочих "антинациональных элементов", как это делает, к примеру, маленькая, но шумная чешская Рабочая партия, процесс над которой проходит сейчас в Верховном суде Чехии. В Венгрии ультраправые и вовсе на коне, на прошлогодних выборах в Европарламент они получили почти 15 процентов голосов. В Словакии Национальная партия, чей лидер Ян Слота известен тем, что обещал некогда въехать на танке в Будапешт, состоит в правящей коалиции.
Национализм – идеология очень несложная, поскольку в основе ее – наиболее очевидные формы коллективной идентичности: по "крови", по культуре, по языку. И чем радикальнее национализм, тем легче воспринимается он теми, кто не слишком привык думать. Очень уж просто делить людей на "наших" и "не наших", особенно в современной Европе с ее действительно острыми проблемами иммиграции, с обществом, которое благодаря глобализации становится все более пестрым, не успевая привыкнуть к этой пестроте и воспринять ее как нечто естественное.
Это неудивительно, ведь европейская интеграция задумывалась как прежде всего экономический проект. Евросоюз научился решать практические вопросы – о границах (и их отсутствии), рынке труда, единой валюте – но он пока так и не создал европейцев. Жители ЕС в огромном большинстве своем остаются в первую очередь французами, немцами, поляками, румынами. И только во вторую (а может, и в третью - и то, если хорошенько напомнить) – считают себя европейцами. Европейская идентичность строится в основном от противного: наблюдая за образом жизни обитателей иммигрантских предместий Парижа или турецких кварталов немецких городов, средний еврообыватель нутром чует "не наше" – и делает из этого более или менее радикальные выводы. Но что же считать "нашим"? На чем основывать европейскость? Демократия? Наверное, но она нынче далеко не только европейское явление. Христианство? Вряд ли, ведь даже Ватикан открыто называет Европу "дехристианизированной". Материальное благополучие? Это опять-таки не монополия Европы, да и не столь уж всеобще это благополучие: по данным недавних исследований, в категории бедных и очень бедных попадает 19 процентов населения ЕС.
Карл Великий, в честь которого названа премия, чьим новым лауреатом стал Дональд Туск, – неоднозначный символ европейской интеграции. Европу, да и то в основном Западную, он объединял огнем и мечом. Позднее тем же путем, но с еще большей жестокостью, шли Наполеон и Гитлер. Современный Евросоюз взялся за дело с другой стороны, положив в основу объединительного проекта общие материальные, меркантильные интересы. Успех велик: 65 лет Европа не знает войны, пределы самого ЕС непрерывно расширяются, а благосостояние его жителей столь же непрерывно растет. Но настает момент истины. Имперского меча или брюссельского кошелька достаточно для того, чтобы на более или менее длительный срок создать подобие единой Европы. Но для того, чтобы создать европейцев, без которых эта Европа не будет прочной, и меча, и кошелька мало. Об этом думаешь, наблюдая на пражской площади за итальянским туристом, пытающимся выяснить у водителя трамвая, куда тот едет. Они просто не находят общего языка – в самом буквальном смысле слова.