Анна Качкаева: Сегодня со мной в студии Андрей Норкин, ведущий «Пятого канала», который как-то неожиданно пропал из утреннего эфира «Пятого канала», и вы некоторым образом заволновались, поэтому, естественно, первый вопрос – куда вы делись, Андрей?
Андрей Норкин: Никуда. На самом деле, я вернулся домой, потому что полтора года работал в Санкт-Петербурге. Теперь я после закрытия этого проекта «Утро на Пятом» вернулся в Москву. И если все будет хорошо, то где-то с марта я опять вернусь в эфир «Пятого канала» с другими программами. Сейчас как раз они готовятся к эфиру.
Анна Качкаева: Естественно, с Андреем мы будем говорить не только о «Пятом канале», но и о том, как он сейчас смотрит на современное телевидение, как ему из Санкт-Петербурга казалось очень федеральным это телевидение или питерское провинциальным, или что-то в восприятии того и другого телевидения изменилось или нет.
Ну, так что, как оттуда смотреть за телевидением в Москве? Вы всегда были человеком федеральных каналов.
Андрей Норкин: Мы на вы разговариваем?
Анна Качкаева: Да.
Андрей Норкин: Хорошо. Делаем вид, что мы не знакомы.
Анна Качкаева: Нет, мы делаем вид, что мы знакомы, но если удобнее, вы можете называть меня на ты. Мне так привычнее в эфире.
Андрей Норкин: Так вопрос то я перебил.
Анна Качкаева: Как вам оттуда наблюдалось как человеку, всегда работавшему на федеральных каналах, за телевидением?
Андрей Норкин: Ну, не всегда, во-первых.
Анна Качкаева: Но в большинстве то своем.
Андрей Норкин: Да нет. Потому что если так считать, то на RTVI я проработал дольше, чем на НТВ. Сейчас не буду уже считать, но это точно так совершенно. Формально «Пятый канал» петербургский, правда, тоже был федеральным. Трудно мне отвечать на этот вопрос, потому что я не смотрел эти полтора года практически вообще ничего. Не потому что я сейчас кокетничаю, как это принято говорить. Человек на телевизоре работает, телевизор не смотрит. Нет, просто у меня работа была такая, поскольку «Утро на Пятом» был единственным на российском телевидении проектом, который выходил в прямом эфире, несмотря на совершенно дикое время, то есть с 3 часов утра мы выходили в прямой эфир на «Орбиту», поэтому, естественно, ночью не спишь, а когда заканчивается работа, идешь спать, и уже некогда. То есть я потом приходил вечером на работу часов в 17, готовил следующий эфир, потом еще убегал. Поэтому смотреть я просто ничего не смотрел по другим каналам полтора года. Единственное, что я мог смотреть, это когда я приезжал домой в Москву, может быть, в субботу, воскресенье попадались, конечно, в основном развлекательного плана программы. Поэтому в этой части я ничего не могу сказать. А то, что касается, провинциальный, не провинциальный был канал…
Анна Качкаева: Вы прожили какую-то такую островную жизнь телевизионную.
Андрей Норкин: Абсолютно. Причем как бы остров в острове. Это правда. Конечно, это немножко другая история была – петербургское телевидение, работы на Чапыгина. Первое, что сразу меня поразило, это отсутствие вот этой дикой спешки какой-то московской. Ну, это, наверное, вообще применительно к любым аспектам жизни. Но там даже телевидение делают вот так.
Анна Качкаева: Не торопясь.
Андрей Норкин: Не торопясь, да. Так очень взвешенно, никуда не спешат, никуда не орут, очень много сомневаются во всем, пробуют.
Анна Качкаева: Сомневаются или боятся?
Андрей Норкин: Нет, сомневаются. Потому что я, когда начинал этот проект, и мне дали группу творческую и сказали «вперед», никто из них, за исключением, может быть, одного-двух человек, никогда вообще с информацией не работали в таком виде. Мы же делали «Утро на Пятом» - это информационная программа. Да, информационно-развлекательная, но потому что мы немножко там позволяли себе уходить от канонов информационных программ. Но тем не менее ребята очень сильно сомневались именно в том, что это получится, как это можно делать. Они мне говорили: «Откуда мы наберем новостей на 7 часов прямого эфира?» Я им говорил, что проблема у вас будет другая – как это все впихнуть. Но в результате, как мне кажется, я оказался прав, потому что все у нас так получилось, получилось, по-моему, очень интересно. Как мне кажется, все получали удовольствие от этой работы. А это очень многого стоит. Конечно, если бы не необходимость поработать в чужом городе, в отрыве от семьи, то, конечно, эта работа была очень интересной. Но как только у меня появилась возможность вернуться домой, я тут абсолютно честен, в том числе и перед моими бывшими сотрудниками по «Утро на Пятом», они все это прекрасно знали, что как только у меня появится возможность вернуться домой, я, конечно, вернусь.
Анна Качкаева: Как вам кажется, судя по всему и судя по реакции и по рейтингам, этот моноформат сложился, он не типичен для российского телевидения, такой вот утренний формат такого журнально-информационно-развлекательного. Хотя вроде бы про все можно сказать, что это информационно-развлекательное, везде «утра» такие. Но здесь у него был и особый взгляд, и особая стилистика, и особая атмосфера у этого утреннего канала. Почему, как вам кажется, отказываются от такого «Утра»?
Андрей Норкин: Ну, мне трудно сказать, почему отказываются от такого «Утра». Я не могу влезть в головы начальников, не знаю их бизнес-планы, не знаю их намерений по развитию дальнейшему канала. Для меня было очевидно, что, конечно с «Пятым каналом», с точки зрения телевидения как бизнеса, дело обстоит очень нехорошо, начиная с того, что канал, который имеет статус федерального не просто так на бумажке, а это действительно федеральный канал, но его практически нигде в стране не видно, это очень странно. Причем я ведь пришел туда, он уже был год как федеральный, если не больше. Надо было что-то менять. Сейчас очень серьезная работа по изменению этой сетки. Собственно, она и при мне еще была. Предыдущее начальство тоже пыталось что-то менять. Но я просто не могу об этом говорить, потому что я не знаю, что было до моего прихода, я не смотрел точно так же «Пятый канал». «Пятый канал» пропал уже очень давно, для меня со времен «Пятого колеса». Когда это было, тогда это смотрелось. А потом это в силу каких-то исторических фактов… Поэтому, может быть, не знаю… Во-первых, я не знаю, что у них будет утром, когда пойдет новая сетка. Может, будет какой-то блок утренний, а может, и не будет просто потому, что это есть везде, и не хочется повторяться. Почему нельзя оставить? Потому что в том виде, в котором работали мы, я бы тоже это не оставлял. Потому что мне удалось сделать процентов 25, не больше, из того, что было задумано, то, что я тогда расписывал тогдашнему гендиректору «Пятого канала» Владимиру Троепольскому. Но не смогли мы это сделать, потому что начался кризис, и получился такой какой-то даже не полуфабрикат, а полу-полуфабрикат. Насколько я понимаю, сейчас, на этом этапе финансовая ситуация у «Пятого канала» тоже пока не позволяет сейчас взять и всех этих планов громадье воплотить в жизнь. Может быть, через какое-то время. Но, с другой стороны, мне показалось, что эти полтора года мы доказали, что может быть прямой эфир, не только информационный выпуск на 10 минут, но, извините, на 7 часов, и ничего страшного не происходит.
Анна Качкаева: Да. И в общем, вполне так минималистски не дорог.
Андрей Норкин: А что там дорог? Там зарплата сотрудников была и подписка на «Рейтер», у нас лента была «Рейтер».
Анна Качкаева: Вы как-то для себя ощущаете то, что декларировало руководство, в том числе Владимир Ханумян у меня в студии вполне соглашался с тем, что «Пятый канал» будет таким телевидением для умных, для актуальной аудитории, и в каком-то смысле похожим на старое НТВ образца еще даже до 1997-1998 года, вот эти лучшие золотые годы? Вы уже как-то ощущаете то, что этот канал может быть таким?
Андрей Норкин: Ну, если говорить даже до, то есть первую половину, мне кажется, что тут не совсем так, потому что…
Анна Качкаева: Естественно, в одну воду нельзя войти дважды, но все-таки…
Андрей Норкин: Мне кажется, что то, что сейчас хотят сделать из «Пятого канала», это все-таки не старое НТВ, потому что на старом НТВ, я на нем тоже успел поработать, и не один год, оно было более все-таки (только вы поймите меня правильно, я не собираюсь ругать старое НТВ, вот это золотое), оно было более истеричным что ли. Здесь должен быть канал, как я понимаю, что из него получится, он будет более спокойный, более взвешенный, рассудительный. Там не будет, может быть, каких-то таких эпатажных вещей. На НТВ же их было много. В принципе, НТВ начиналось – это был полный эпатаж.
Анна Качкаева: Конечно, со всего – с жестких новостей, кончая проектами.
Андрей Норкин: Конечно, даже корреспондент с колотушкой в кадре – это был эпатаж, потому что этого не было нигде. Фильмы были, которые никто никогда не видел. Это все работало на какой-то шок. Мне кажется, здесь будет все более спокойное для, может быть, более возрастной на самом деле зрительской аудитории. Потому что, смотрите, ночь питерская сохраняется. Ну, вот Гордон… Если только Гордона можно сравнивать по слоту временному, по тематике. «Прогресс» в прошлую субботу вышел первый выпуск новый, после каникул. То есть это все остается. То, что я буду делать, то, что мне предложили, два проекта мне предложено. Один – это жанр, который мне поближе, второй – наоборот, я им никогда не занимался, это для меня будет новая совершенно работа. Но там тоже все какое-то такое очень по теме все серьезное. Главное, чтобы эта серьезность не свалилась в какой-то менторский тон, в какой-то такой бубнеж. Но мне кажется, что вроде не должно этого быть. Я то, по крайней мере, сам постараюсь этого избегать.
Анна Качкаева: Ну, вот все, что я слышу, это все-таки скорее такой социально-гуманитарно-культурное, но все-таки не политическое.
Андрей Норкин: Ну, насколько я думаю, что да. Но мне трудно судить, потому что я не знаю цельную картину. Я пока знаю только свой маленький фрагментик. Я считаю, что это правильно, потому что задача стоит очень сложная.
Анна Качкаева: Ну, мы еще знаем, что будут на канале Сергей Майоров и Светлана Сорокина, тоже пока до конца не знаем с чем. Но тем не менее, именами такими брендируют канал.
Андрей Норкин: Допустим, Сорокина, Майоров и Норкин – это три имени, «Прогресс», ночь остается. Допустим, остается «Открытая студия» с Никой Стрижак и новости, видимо, Пятого канала. Этого недостаточно.
Анна Качкаева: Новости и приличное кино.
Андрей Норкин: По лицам этого недостаточно. Кто-то будет еще, кого-то держат в рукаве туз. Ну, и правильно. Потому что я говорил «Эху» позавчера, они звонили тоже «куда делся?», у нас очень часто бывает, я имею в виду на телевидении, что-то такое спланировали, а потом масса каких-то факторов, и ничего не получилось. И ходишь, как идиот, что вот я вам наобещал. Зачем?
Анна Качкаева: Предполагалось, что Максимовская с Осокиным перейдут, а уже не переходят.
Андрей Норкин: Ну, об этом никто, слава Богу, широко не говорил. Это была цеховая новость, которая очень активно обсуждалась. Не получилось. Почему не получилось? Не знаю. Могу только догадываться. Пришлось придумать что-то другое.
Анна Качкаева: Значит, в ежедневной линейке вы будете делать тоже нечто, что, как я понимаю, любимыми словами начальников тренд такой развлекательно-познавательный и информационно-познавательный.
Андрей Норкин: Я думаю, что все-таки, наверное, больше познавательный.
Анна Качкаева: Вот что это такое? Все-таки это информация как новости или информация как шоу?
Андрей Норкин: Даже не знаю, что сказать. Потому что в принципе, насколько я понимаю эту программу, как мы ее сейчас обсуждаем, она построена именно на новости.
Анна Качкаева: А исполнение как шоу.
Андрей Норкин: Дело не в исполнении, а в том, что каждая новость, которая попадает в программу, она должна иметь очень ясно читаемый прикладной смысл.
Анна Качкаева: Пример можете какой-нибудь привести?
Андрей Норкин: Нет, не буду сейчас. Надо звать людей, которые это делают. Вот эту программу как раз делает не «Пятый канал». Это вот этот пресловутый «Аутсерсинг», делает производящая компания. Я просто не хочу сейчас перерассказывать мысли авторов. Но как мне кажется, здесь нет обычной информационной программы – что-то произошло, мы набрали определенный объем информации, мы ее доводим до сведения зрителей, если мы о телевидении говорим или слушателей, если мы говорим о радио. В этой программе каждый фрагментик, каждый кусочек вот этого сообщения, новости, о которой мы говорим, она должна, как я уже сказал, должна нести в себе какой-то смысл. Он не развлекательный, он скорее образовательный все-таки. Это не «Галилео» точно совершенно, это не «Хочу все знать», это не канал «Дискавери». Это вот где-то все-таки близко, но это другое должно быть.
Анна Качкаева: И это не совсем «Прогресс», который выходит?
Андрей Норкин: Совершенно не «Прогресс». «Прогресс» делает упор на технологию.
Анна Качкаева: А здесь скорее человеческое измерение.
Андрей Норкин: Задумка такая, как это получится…
Анна Качкаева: А вообще, как вам кажется, это естественное состояние аудитории? Это ведь не только связано с «Пятым каналом». Это вообще связано с развитием так называемого сейнстейнмента, калчерелтейнмента – всего тейнмента к разным сферам жизни.
Андрей Норкин: Знаете, мне вообще трудно всегда как-то согласиться внутренне, что…
Анна Качкаева: …что новости перестают быть чисто новостями?
Андрей Норкин: Что это требование аудитории. Мне кажется, что у нас аудитория не диктует свои интересы производителям телевизионной продукции. У нас все ровно наоборот.
Анна Качкаева: Но в мире то эта тенденция есть.
Андрей Норкин: Ну, я же не в мире, я же у нас. Мне кажется, что у нас все наоборот собирается. Вот то, что я знаю, как мне сейчас видится, что телевидение у нас сто процентов это продюсерское телевидение, это не авторское. Вот можно говорить, что «Утро на Пятом» в каком-то смысле это была авторская программа. То, что я сейчас буду делать, это стопроцентно просто продюсерский проект, который придумывается от начала и до конца. И вот так это сейчас везде, во всем. Развлекательные программы, сериалы, какие-то ток-шоу, которых огромное количество, - они все в принципе готовятся по одному и тому же клише. Почему у нас так силен институт продюсеров телевизионных.
Анна Качкаева: Конструируются.
Андрей Норкин: Даже в новостях, что, конечно, всегда для меня – человека, который очень долго работал в новостях НТВ, это, конечно, нонсенс абсолютный. Информационный продюсер – человек, который выискивает новости, и это именно настолько уже влезло в подсознание людей, с чем я и сталкивался в «Утре на Пятом»: как же мы наберем, нам надо будет придумывать новости. Не надо их придумывать, их огромное количество, просто наклоняйся и подбирай.
Анна Качкаева: Это, по-вашему, изменило журналистику как таковую?
Андрей Норкин: Конечно. Это изменило негативно, потому что падает профессиональное мастерство корреспондентов. Они просто умеют гораздо меньше, чем умели их коллеги в первой половине 90-х годов, когда на НТВ пришли абсолютно зеленые мальчишки, но даже тогда, потому что их по-другому учили. Корреспонденту давали задание, и он, извините за грубость, рыл. Теперь корреспондент приезжает на все готовое.
Анна Качкаева: Лицом работает.
Андрей Норкин: Да, немножечко лицом поторговал и похлопотал, можно так сказать. Но у него есть все договоренности с героями репортажа, у него все точки. Можно сказать, с точки зрения технологии, это сильно облегчает труд корреспондента. Но корреспондент – никто, он вообще становится просто каким-то техническим элементом, как камера или как микрофон, или как наушник. Я считаю, что вот эта штука очень серьезно, конечно, подпортила профессию, потому что дети, которые сейчас приходят после школы, после института, они уже знают, что они должны работать в этом ключе. А это очень печально.
Анна Качкаева: Да, то есть скорее такая поверхностная история, где даже не вырабатывается привычка к некоторому творчеству.
Андрей Норкин: Какое там творчество? Никакого творчества там уже нет даже в помине.
Анна Качкаева: Хорошо, а это как-то отразилось на качестве информации, по-вашему? Или уже не имеет значения? Или ее так и расцвечивают в этой унификации, в этом паззле?
Андрей Норкин: Информацию очень сильно пытаются расцвечивать, потому что почему-то сейчас опять такое мнение есть, что просто так новость – это неинтересно, надо обязательно какой-то ракурс найти, так это все повернуть, развернуть угол, что иногда это получается совсем не то, что было на самом деле. Второе, из-за опять же этой штуки, о которой я говорил, очень много стало неряшливости в эфире. На радио очень много неряшливости. Какое-то дикое количество фактологических ошибок, нелепейших просто, детских. И валится все это в эфир. И такое впечатление, что как бы это и надо. На телевидении то же самое. На вполне уважаемых каналах доводилось видеть какой-то брак технический, за который, конечно, в старые времена, как говорили, в нашем деле за это били по морде подсвечниками. И все это как-то никого не волнует, не беспокоит.
Анна Качкаева: Я думаю, что на этом то фоне уже и не так раздражает и политическая стерильность кого-то.
Андрей Норкин: Может быть.
Анна Качкаева: Вот это все вместе уже по большому счету не имеет значения. Или все-таки если бы еще и этой политической стерильности не было в больших новостях, то информация бы иначе выглядела?
Андрей Норкин: Политическая стерильность – это для меня очень болезненная тема, которую я вряд ли до новостей успею раскрыть. Дело в том, что я достаточно серьезно как бы переоценил свои принципы, поскольку работа моя на канале RTVI, мой уход оттуда и последующие два года общения моего с так называемой либеральной частью нашего журналистского содружества как бы она серьезный отпечаток…
Анна Качкаева: Отрезвило?
Андрей Норкин: Да, во многом.
Анна Качкаева: Мы продолжаем разговаривать о телевидении, о планах Андрея, о том, чем он будет заниматься на Пятом канале.
Андрей Норкин: Но я всеми силами стараюсь не говорить.
Анна Качкаева: Да, убегаете, убегаете. Это понятно.
Андрей Норкин: Я думаю, что это понимают.
Анна Качкаева: Андрей начал интересную тему перед новостями о том, как он разочаровался…
Андрей Норкин: Не столько начал, сколько само вырулилось.
Анна Качкаева: Разочаровался в такой вот журналистике либерального направления или как, или в коллегах скорее?
Андрей Норкин: Вот, да, скорее я в коллегах… (дефект записи) Что-то я рассказывал два года назад, когда RTVI, московское бюро разогнали.
Анна Качкаева: Может быть, не надо рассказывать? Может быть, вы просто попытаетесь сформулировать что же такое происходит в сообществе, когда люди сначала искренне вроде бы выражают идеалы одного?
Андрей Норкин: Я думаю, что это было не искренне. Вот как мой личный жизненный опыт… Понимаете, очень хочется, чтобы не возникало впечатлений, что во мне какая-то обида говорит. Конечно, какое-то время было тяжело, я был обижен. Все-таки больше двух лет, два с половиной года прошло, уже, конечно, это все перегорело. Но это нечестно, это непорядочно.
Анна Качкаева: Непорядочно, что вас не поддержали или что?
Андрей Норкин: Нет. Непорядочно, как мне кажется, прикрываться высокими идеалами и говорить о том, что мы являемся единственными неподкупными, честными профессионалами, а все остальные – это продавшиеся Кремлю или еще кому-нибудь нерукопожатные люди, а на самом деле вести себя ровно точно так же. Я не хочу говорить, что это везде, это все. Нет, безусловно, конечно, нет. Но так получилось, что очень многие люди, с которыми я так активно работал, они повели себя именно так. И ко всему прочему, конечно, совершенно по-другому теперь воспринимаются события 2001 года, НТВ, все, что тогда происходило, все эти наши митинги, совершенно искренние, за которые мне не стыдно.
Анна Качкаева: Да и не должно быть стыдно, потому что при всех обстоятельствах…
Андрей Норкин: Может быть, что вот он теперь раскаивается, хочет, чтобы его по головке погладили. Нет, мне совершенно не стыдно, я говорил и делал то, что я считал нужным говорить и делать, потому что я пришел тогда работать в телекомпанию, принадлежащую Гусинскому. Замечательная была компания, мне очень нравилась моя работа. И когда эту работу стали у меня отнимать, потому что у Гусинского отнимали этот бизнес, я свою работу защищал. Я не Киселева защищал, не Гусинского, я себя защищал, потому что мне хотелось продолжать работать в этих условиях. И по той части информации, которая доводилась до меня, у меня было, что пришли сатрапы, которые отнимают великое дело, созданное Гусинским. Оно действительно великое. Это была блестящая телекомпания. И потом я работал довольно долго с Гусинским и не только с ним. И я узнал, как это все делается. Большее, я думаю, рассказывать необязательно. Не хочется просто счеты сводить.
Анна Качкаева: Во-первых, не счеты. Во-вторых, мне кажется, что…
Андрей Норкин: Тем более, что я все равно его люблю. И я ему тут звонил, могу честно сказать, после его интервью Курсору что ли…
Анна Качкаева: Про возвращение?
Андрей Норкин: Да. Вот мне не понравилось вот это, когда вдруг здесь: прогнулся, лег под Путина, да он нашей партии давно денег не дает. Ну, ребята, ну, а раньше давал. Я ему позвонил, говорю, там были матерные слова, они не для эфира, но мы с ним два с половиной года не разговаривали. Я позвонил, тем не менее, было забавно.
Анна Качкаева: Я думаю, что это не вопрос разочарования. Я думаю, что это вопрос такого взросления, в том числе и представления о либерализме и демократии.
Андрей Норкин: Это само собой, разумеется. Ну, естественно, черчиллевская формула мне очень нравится, никто ее не отменял.
Анна Качкаева: Да, и я думаю, что тем не менее и Россия, и телевидение тогда проиграли все равно.
Андрей Норкин: Ну, конечно, это безусловно.
Анна Качкаева: Потому что это вот так. И между прочим, отрыжка этих историй на прошлой неделе, когда вступились за корреспондента РИА «Новости». Ведь с корреспондентом государственного агентства сделали то, хотя чудовищный прецедент, когда профессиональный долг приравнивают к…
Андрей Норкин: На RTVI мы это проходили очень хорошо.
Анна Качкаева: Это проходили наши корреспонденты, фотокорреспонденты, другие корреспонденты.
Андрей Норкин: УВД «Китай-город», потому что водили все время туда, я туда, как на работу, приезжал, забирал своих людей.
Анна Качкаева: И очень многие люди, в том числе руководители Первого канала и государственных агентств и других компаний многое сделали для того, когда не замечали того, что происходит с их коллегами с других радиостанций.
Андрей Норкин: Это да, это все понятно. У них там свои были резоны это не замечать, свои объяснения.
Анна Качкаева: Да. А вот теперь мы дошли до той истории, когда…
Андрей Норкин: Естественно. Все как-то взаимосвязано. Поэтому я и говорю что нельзя воспринимать то, что я говорю, как такое клеймо, которое я ставлю на всех. Все гораздо сложнее.
Анна Качкаева: Хорошо, как вы думаете, на Пятом канале возможны ли новости, я не говорю в кавычках НТВ, я говорю новости, где, хоть это вам и не нравится, будет и Хамовнический суд…
Андрей Норкин: Тут надо объяснить, почему мне не нравится. Я же этого не говорил. Это было вне эфира. Да, я понял.
Анна Качкаева: Где будет спокойное включение из мест и людей, которые не привычны.
Андрей Норкин: Сразу про Хамовнический суд я сразу поясню. Мы с вами сейчас говорили во время выпуска новостей. Это был мне такой упрек, когда я был на соседней станции: «Слабо Норкину сделать в «Утро на Пятом» репортаж из Хамовнического суда насчет процесса Ходорковского?» Я тогда ответил, что не слабо, потому что мы периодически рассказывали что-то связанное с Ходорковским, когда была новость какая-то. На процессе в Хамовническом суде пока ничего такого не происходит. Иногда появляются там свидетели, которые.
Анна Качкаева: Да, и вы, и «Рен-ТВ» показывали.
Андрей Норкин: Мы в «Утре» это не показывали, на Пятом канале в новостях это было постоянно. (дефект записи). Честно скажу, мне не очень нравятся новости Пятого канала, потому что, находясь в Санкт-Петербурге, безумно тяжело делать федеральные новости. В силу массы причин. Плюс еще какие-то вещи визуальные. Это не мое дело, я туда не лезу, я просто человек, который к новостям имеет прямое отношение, могу высказывать свою точку зрения. В принципе если остается эта команда, которая делает сейчас, нужно каким-то образом дополнительную техническую поддержку, техническую исключительно, больше ничего не надо, содержательно – они абсолютно нормальные новости, там есть все. Они чем-то ведь очень похожи на новости «Рен-ТВ», хотя, с другой стороны, они совершенно не похожи.
Анна Качкаева: Не похожи, не похожи.
Андрей Норкин: Не похожи.
Анна Качкаева: Стилистически, интонационно, визуально.
Андрей Норкин: По набору.
Анна Качкаева: Но по набору тем.
Андрей Норкин: По набору тем есть очень много пересечений. Поэтому в принципе я не вижу здесь… И я думаю, что это вполне вероятно. Единственное, что когда я говорил, что это не будет старое такое НТВ, потому что сейчас как-то по-другому все, поспокойнее вот это все, без такого надрыва душевного, душа нараспашку. Потому что на НТВ мы как-то так были…
Анна Качкаева: Ну, вы себя ассоциировали с временем, демократией и некоторым мессианством.
Андрей Норкин: Безусловно. Это если уже говорить о конце 90-х – начале 2000-х, а если брать середину 90-х, все равно вот это вот. Я помню прекрасно… Когда у нас началась чехарда с премьерами?
Анна Качкаева: После 1998.
Андрей Норкин: После дефолта. И сама вот эта каша, в которой ты варился как информационщик, когда если в 8 часов утра приходила «молния», что президент прибыл в Кремль, и все, это же у всех волосы дыбом на голове, значит дедушка сейчас кого-то уволит. И вот это начинается, история про чистые уши Геннадия Николаевича Селезнева на самом деле. Сейчас, конечно, поспокойнее.
Анна Качкаева: Андрей, а как вы к «Вестям-24» относитесь? Вам нравится канал?
Андрей Норкин: Нет, мне нравится «Russia today». И тут я должен сказать, что я не прав оказался, когда Russia только появлялась, кто-то тогда запустил такое объяснение, что это конкурент RTVI. По-моему, это была полная ерунда.
Анна Качкаева: Нет, конечно.
Андрей Норкин: Я как раз тогда в своих интервью говорил, что это совершенно разные аудитории, но сомневался в том, что будет этот продукт востребован целевой аудиторией. Целевая аудитория RT – это западный зритель. Я не знаю, воспринимает он ее или нет, но вот я сам смотрю Russia today с удовольствием. И было бы на самом деле очень неплохо, когда RT дает на ТЭФИ, они свои выпуски снабжают переводом или субтитрами. Мне кажется, что очень было бы даже неплохо, если бы российский зритель мог смотреть Russia today. Мне очень нравится, как там работают ведущие. Мне нравится подбор тем, которые они дают. Мне нравится, как работают корреспонденты. Вот самое странное, что там даже русские мальчишки и девчонки, которых не знаю, сама Маргарита набирает или у нее какие-то есть люди…
Анна Качкаева: Есть, есть.
Андрей Норкин: Но они как-то работают совершенно по-другому, они живые.
Анна Качкаева: Язык диктует и необходимость работы для другого зрителя.
Андрей Норкин: Может быть, может быть. Но значит могут. Это то, чего нет сейчас нигде, ни на одном канале, а на «Вестях-24», может быть, даже в первую очередь, там нет живых людей. Там какие-то очень странные сидят существа, очевидно, половая принадлежность их просчитывается. Но дальше просто они как манекены. Ни один мускул не дрогнет ни в положительную сторону. Если вдруг что-то произойдет, и какая-то улыбка вымученная, это же на самом деле не юродство мое какое-то, это очень важная вещь. Потому что тогда нет доверия зрителя к тому, что…
Анна Качкаева: С помощью новостей надо уметь разговаривать.
Андрей Норкин: Конечно.
Анна Качкаева: Так они у нас все такие вылизанные. Я и говорю, что в этом смысле политическая стерильность не только тематическая. В «Вестях-24» ее, кстати, меньше, чем где бы то ни было.
Андрей Норкин: Да, безусловно.
Анна Качкаева: Вон какие были замечательные прямые трансляции с конференции народного хозяйства, где выступали все.
Андрей Норкин: Что касается прямых трансляций, на «Вестях-24» это здорово, это они молодцы, это я всегда говорил.
Анна Качкаева: И это всегда такой контрапункт – живые люди с реакцией.
Андрей Норкин: Правильно, ровно поэтому такое странное ощущение, не понимаешь, какое-то раздвоение личности.
Анна Качкаева: Геннадий Сергеевич, Смоленская область, мы вас слушаем.
Слушатель: Можно излить душу по «Пятой студии» Пятого канала?
Анна Качкаева: Излейте. А что там такое случилось?
Слушатель: Знаете что, мое мнение, на этом канале нет обратной связи, нет никаких политических передач. Как только задаешь вопрос, касающийся чуть-чуть политики, однажды я выступал, не помню тему, но я задал Нике вопрос, прежде чем обсуждать этот вопрос, нам надо определиться, в какой системе государства мы живем. У нее глаза вылезли из орбит и говорит: «А причем здесь политика?» Я говорю: «Это же связано с вашей темой». И второе, вот сидят, моют кости, почему тарифы у нас дорогие по ЖКХ? Я выступаю, говорю: «Вы определитесь с темой конкретно. Если у нас 80% жилья не пригодно к пользованию, то поставьте со своей студии вопрос депутату, который сидит с вами, издайте закон…»
Анна Качкаева: Геннадий Сергеевич, так вы сами себе противоречите. Получается, что есть обратная связь, и что с вами разговаривают, и что вы можете дозвониться. А то, что они там кости перемывают, так в разговорах кости и перемывают. А депутатам нашим, хоть спрашивай, хоть не спрашивай…
Слушатель: Анна, чтобы пробиться на Пятый канал, мне нужно месяц.
Анна Качкаева: Ну, понятно.
Слушатель: Подключают, держат час, и потом все.
Анна Качкаева: Вот, Андрей, можете передать коллегам, чтобы не подключали и не держали час. Ефим, мы вас слушаем, Москва.
Слушатель: С нашим телевидением мне все понятно давно. Вот сейчас слух прошел, что Грузия собирается вещать на Россию на русском языке. Меня интересует, где можно ловить, если они начали?
Анна Качкаева: Начали.
Слушатель: Когда уже будет Russia America на Россию? Жду, не дождусь. А эта Russia today – это все было.
Анна Качкаева: Вы явно Russia today не видите. Есть телевизионные службы у «Голоса Америки», есть CNN, который вы можете видеть в любой спутниковой системе от «Акадо» до «Стрима». Наталья спрашивает вас, Андрей: «На Пятом канале у меня, к сожалению, «Культура», а как будет называться канал, где можно увидеть Норкина?» Пятый канал он называется, который…
Андрей Норкин: «Культура», я так понимаю, просто по старой памяти.
Анна Качкаева: Его пока нет, то есть он есть в наборе спутниковых каналов, кабельных каналов, он есть в «Триколоре», его не везде, может быть, видно, где принимаются комнатные антенны.
Андрей Норкин: Но насколько я понимаю, это задача номер один, которая сейчас решается и должна быть решена буквально за месяц. Потому что к марту этот вопрос должен быть снят.
Анна Качкаева: Николай с глубоким уважением к вам пишет: «Возвращайтесь скорее в эфир. Мы вас очень ждем».
Майоровы пишут: «Жаль, что вы не долго были в эфире «Эха Москвы». И ранние утренние часы все-таки не для всех, и хотелось, чтобы вы, наконец, появились в более смотрибельное время».
Андрей Норкин: Ну, по «Эху Москвы» вопрос не ко мне, а к господину Венедиктову, который периодически объявляет всем о том, что Норкины ушли в творческий отпуск. А что касается утренних эфиров, то насколько я понимаю, я теперь буду в 19:30. Меня, честно говоря, это немножко пугает.
Анна Качкаева: Да, время то совсем такое. Конкурировать то там понятно с кем, если говорить о других федеральных каналах, от Малахова до сериалов.
Андрей Норкин: Малахов в смысле «Пусть говорят»? Нет, он позже идет.
Анна Качкаева: Он чуть позже, да.
Андрей Норкин: Он после восьми.
Анна Качкаева: Но все равно – сериалы.
Андрей Норкин: Да, это вечерний прайм-тайм.
Анна Качкаева: А, «Школа». Вы теперь будете конкурировать в 18:20, и как раз она будет в 19 с копейками заканчиваться, а потом сериал.
Андрей Норкин: А я после нее пойду.
Анна Качкаева: А потом «След», по-моему, идет на Первом.
Андрей Норкин: А какие у «Школы», кстати говоря, цифры?
Анна Качкаева: Ну, в общем, довольно приличные для этого времени.
Андрей Норкин: Если так посмотреть, то только о «Школе» об этой и говорят.
Анна Качкаева: Да, это правда. Потому что это уникальное программирование, которое Эрнст сделал, видимо, с учетом того, что если вдруг придется убрать в 18:20, то останется в 23 с копейками. Но в любом случае и в первое время, и в вечернее время смотрят где-то по 17%.
Андрей Норкин: Я не смотрю.
Анна Качкаева: Вы как многодетный отец не воспринимаете.
Андрей Норкин: Да нет, я когда-то посмотрел фильм «Все умрут, а я останусь». Мне он совершенно не понравился, потому что это не мое кино. Это кино такое, его ах, отметили в Каннах. Но это фестивальное кино, которое для фестивальной аудитории. Насколько я понимаю «Школу», наверное, да, это правда, все это существует, надо бичевать эти язвы общественные. Но как-то… Во всем должно быть чувство меры. Давайте мы в прайм-тайм покажем «120 дней Содома» Пазолини. Вот уж фильм так фашизм отбичевал, что просто… Но почему-то никому даже в голову не приходит поставить этот фильм вообще просто в общий доступ, ночью его никто не показывает.
Анна Качкаева: Но все-таки утрируете, сравнивая одно с другим. Просто история взрывания вот этой документальной манеры этого огламуренного и очень залакированного пространства вызывает, я думаю, такую реакцию.
Андрей Норкин: Это может быть, потому что все наелись вот этих соплей в сахаре, а тут им правду-матку рубанули. Но мне это не очень нравится, потому что я считаю, что все равно я должен что-то позитивное выносить после просмотра фильма, любого. Если это развлекательный фильм, значит это просто развлекательный фильм, который меня по возможности и моих детей развлекает не пошло, без каких-то туалетных дел. Если это фильм какой-то проблемный, мне все-таки хочется, чтобы какая-то маленькая точечка света там была. А тут я этого не увидел.
Анна Качкаева: Как я понимаю, это опять же о школе и о детях, ваше шоу в выходные дни на Пятом канале будет связано с детьми?
Андрей Норкин: Каким-то образом да. Но это опять же будет не развлекательный проект. Что-то я сейчас рассказываю, а думаю, а что-то будет на Пятом такое?..
Анна Качкаева: Развлекательное?
Андрей Норкин: А то все такое серьезное получается.
Анна Качкаева: Вера Александровна, Москва, мы вас слушаем.
Слушатель: С Пятого канала исчезла блестящая программа «После смерти». Что-нибудь можно об этом узнать? Появится ли она вновь?
Анна Качкаева: Насколько я понимаю, вряд ли. Отношение к тому, блестящая она или не очень, видимо, у руководства канала разное.
Андрей Норкин: Насколько я знаю из открытой информации, было заявлено о закрытии двух программ «После смерти» и «К доске».
Анна Качкаева: И как она может быть трансформирована, мне неизвестно, но может быть будут думать о ведущих. Но пока большего мы вам сказать не можем. Валерий, Москва, здравствуйте.
Слушатель: Мои комплименты господину Норкину.
Андрей Норкин: Спасибо большое.
Слушатель: Вполне понятно, что уровень личности господина Норкина и масштабы личностей тех господ, которые вещают на основных телевизионных каналах, просто несопоставимы. Вот и вся разгадка. Что касается двух названных питерских программ – Устиновой «После смерти» и «К доске», это, конечно, совершенно бездарные вещи, совершенно правильно закрытые. Самое ужасное, что историк Лурье в программе «После смерти» позволяет себе вещи, совершенно недопустимые. В частности, в программе, посвященной смерти Фрунзе, он высказал предположение, что Троцкий каким-то образом был повинен в этом деле. Это полное отсутствие всяких представлений об исторических источниках. И самое главное, наша журналистика, к сожалению, играет в масть власти в вопросах ее внешней политики. Как только дело касается Грузии или Украины, наши замечательные либеральные журналисты, вообще вся наша интеллигенция, включая политологов, набрасываются на лидеров демократических партий Тимошенко и на лидера демократической Грузии Саакашвили, с наслаждением поддерживая пропагандистскую клеветническую кампанию путинской группировки против этих людей. Вот что возмутительно. В этом смысле Норкин абсолютно прав. Эти люди, которые прикидываются либералами, на самом деле, как только вопрос касается существенных вопросов нашей политики, моментально становятся на сторону группировки Путина.
Анна Качкаева: Вы обличили. Давайте дадим возможность Андрею высказаться по этому поводу.
Андрей Норкин: Немножечко, по-моему, скрестили ужа с ежом.
Анна Качкаева: Кстати, о международных как раз проблемах наше телевидение почти не говорит или говорит, но говорит действительно в таком довольно пропагандистском ключе, не взвешенном. И даже вчерашний фильм об Украине, о том, как жить двум народам, Семина и Меньшова, при всем уважении к старшему автору, все-таки не избежал вот этой вот пропагандистской истории. Потому что, ей Богу, там были монтажные не достойные уважаемого режиссера истории, когда попсу на сцене и на телевидении, клонированно западную, монтируют с разрухой и несчастьями Украины. Ровно все то же самое можно было бы сделать и по отношению к России.
Андрей Норкин: Безусловно. Но я должен сказать, что ровно то же самое… Я сегодня, когда ехал к вам сюда, включил соседнюю станцию, потому что новости хотел послушать, традиционно слушаю новости там, хотя так перестал слушать, и попал на, видимо, повтор программы госпожи Латыниной, в которой она объявила о том, что в 2008 году Россия воевала на стороне южноосетинского «Хамаса». Это та же самая история. Просто тут Валерий с либеральными журналистами немного запутался. Я по крайней мере, не очень понял, кого из них он называет либеральными журналистами. Я просто хочу сказать, что да, это такая штука неприятная.
Анна Качкаева: И в этом нужно все время угол и подачу найти, либо они такие стерильные, и ты не видишь ни лица, ни отношения. А уж если ты видишь лицо или отношение, то оно вот такое вот смачное, с каким-нибудь знаком.
Андрей Норкин: Ну да, наверное. Причем, на мой взгляд, это получается везде. Про телевидение мы говорить не можем, потому что такая точка зрения, как у Латыниной, на телевидении не присутствует. В лучшем случае в эфире «Рен-ТВ», где может быть и Гарри Каспаров. Но там аккуратнее. На радио или в интернете. Но мне это не кажется тоже правильной позицией.
Анна Качкаева: Как вы думаете, все-таки ощущение от канала, вы бы его сейчас как-то могли сформулировать не словами начальников?
Андрей Норкин: О Пятом?
Анна Качкаева: Да. Вот вы его каким для себя видите? Умное, продвинутое, актуальное?
Андрей Норкин: Ничего сейчас не могу сказать. У меня такое ощущение, что канал выстраивается просто с нуля. Хотя я понимаю, что какие-то программы остались. Но все равно пока это здание, которое строится с фундамента заново просто.
Анна Качкаева: Андрей Норкин, я думаю, что мы еще будем об этом разговаривать.