В Архиве Российской академии наук проходит выставка "Личность в генетике: 20-30-е годы ХХ века". Даже специалисты по истории науки впервые увидели некоторые уникальные личные вещи и документы, принадлежащие двенадцати ведущим советским и зарубежным биологам той эпохи. Среди них - Николай Вавилов, Николай Кольцов, Николай Тимофеев-Ресовский, нобелевский лауреат Герман Мёллер.
В основе документального повествования - двенадцать фотопортретов. И один снимок диковинного цветка – "Vavilovia formosa" или "Вавиловия прекрасная". Этого редкого растения нет среди видов, впервые описанных Николаем Вавиловым, но названо оно было именно в его честь и символизирует золотой век советской генетики.
У большинства из нас словосочетание "советская генетика" вызывает тяжелые ассоциации c антинаучным вандализмом Трофима Лысенко и разгромной сессией ВАСХНИЛ. Авторы выставки поставили перед собой задачу рассказать о том, что предшествовало зловещему периоду. Это подчеркнула куратор выставки, научный сотрудник Архива Российской академии наук Надежда Осипова: "Много было различных исследований, выставок, посвященных именно разгрому нашей генетики. Мы специально остановились на том моменте, когда все еще живы, все еще действуют, все еще в расцвете сил, и генетика наша на подъеме".
В итоге, получился рассказ о тех, кто в 20-30-е годы создавал науку, которую будут громить в 40-е. Поэтому главный элемент экспозиции – лица. Первое из них - Николая Вавилова. Личные вещи – свидетельство фантастических путешествий ученого по всему миру. Сейчас трудно себе представить, как можно в разрушенной стране находить средства на научные конференции и дальние экспедиции. Однако в 1920 году в Саратове Вавилов возглавил оргкомитет III Всероссийского съезда по селекции и семеноводству, где выступил со знаменитым докладом "Закон гомологических рядов в наследственной изменчивости". А с 24-го по 27-й отправляется в Средиземноморье и Африку.
Для сбора образцов диких и культурных растений Вавилов забирался в труднодоступные районы Афганистана - об этом напоминает живописная карта горной страны, оставшаяся от снаряжения ученого, и солидный фолиант "Земледельческий Афганистан". Авторитет и успехи Вавилова давали ему возможность приглашать в советскую Россию зарубежных ученых. Разумеется, не только талантливых, но и лояльных к советской власти. Серди них - известные на Западе Дончо Костов и Герман Мёллер.
"Мёллера и Костова пригласил Вавилов для работы в Институте генетики, - рассказывает Надежда Осипова. - Они оба работали, но по одной и той же понятной причине уехали обратно в свои страны. А это - 36-37 год".
На фотографии болгарский селекционер стоит с никотианой (по латыни – табаком) выше человеческого роста. Позже, в 1948 году, фундаментальный труд "Генетика на примере вида никотианы" Костов привезет в подарок Николаю Вавилову, не зная, что его уже пять лет нет в живых. Поэтому монография будет подарена брату биолога Сергею Вавилову, возглавлявшему тогда Академию наук. На выставке можно увидеть экземпляр книги с дарственной надписью.
Но в 20-е Костов, Мёллер, как и многие другие ученые, охваченные верой в новую науку, которая поможет построить новое общество, с энтузиазмом сотрудничали с российскими коллегами. Вот как вспоминал первый приезд Мёллера в Россию еще один герой выставки - Николай Тимофеев-Ресовский: "Впервые крупный иностранный ученый, знаменитый уже тогда генетик Герман Мёллер прилетел из Америки. Мёллер это один из первых старейших учеников Моргана. Так что в 22-м году произошла очень существенная вещь - мы вступили в личный контакт с самой тогда передовой генетикой, с моргановской группой, непосредственно через Мёллера".
Тогда будущий нобелевский лауреат пробыл в России недолго, а продолжил работу в Германии. Но в 33-м, по пришествии фашистов, переехал в Ленинград, где стал научным сотрудником лаборатории Вавилова. В феврале 34-го Мёллер был избран иностранным членом-корреспондентом Академии наук. Однако уже через три года молодой членкор избавился от иллюзий относительно торжества советской власти в целом, и советской генетики в частности. Глядя на то, как набирает силы агробиология во главе Трофимом Лысенко, Мёллер поторопился покинуть Россию и перебрался в США. Его прощальное письмо советским коллегам заканчивалось словами: “Надеюсь, что настанет день, когда я снова буду с вами”.
А в это же время легендарный "Зубр" Тимофеев-Ресовский, напротив, работает в Германии, в институте Буха, в комфортных условиях, судя по представленным на выставке открыткам, которые он посылал в Россию. В частности, Николаю Кольцову - еще один портрет в экспозиции. Кольцов - автор учения о наследственных молекулах, предсказатель ДНК - спасает Ресовского и отговаривает возвращаться в СССР. В конце 30-х началась публичная травля Кольцова и другого героя выставки - генетика-эволюциониста Сергея Четверикова. В газетах 38-го года Кукрыниксы изображают этих ученых на фоне свастик и православных крестов. В 39-м Кольцова вынудят покинуть пост директора Института экспериментальной биологии, его детища, созданного в 1917 году.
Но детали жуткой околонаучной атмосферы не могут отменить кропотливой исследовательской работы, которую продолжали вести ученые. Ее следы и составляют не менее значительную часть экспозиции: запись лабораторных опытов, рисунки, показывающие мутации, сотни рукописных страниц… На то, на что сегодня у биолога уходит несколько минут и несколько операций на компьютере, тогда ученые тратили месяцы. Всего в экспозиции более трехсот экспонатов, рассказывающих также о работе Михаила Завадовского, Николая Дубинина, Александра Серебровского, Ивана Шмальгаузена, Владимира Эфроимсона. За каждым именем - череда открытий и трагедий.
Поэтому разумеется, представить success story советской генетики не получается. Можно лишь понять, что настоящие ученые работают в любых условиях. Примечательно, что Герман Мёллер покинул СССР в 37-м, а Академию - только в 48-м, когда узнал, что советским коллегам окончательно перекрыли кислород. Вот фрагменты из его письма в Академию наук СССР: "Глубокое уважение, которое я питал к вашей организации в прошлом, делает для меня мучительной необходимость информировать вас, что теперь я считаю нужным полностью разорвать мои связи с вами <….> Пустота, образовавшаяся в результате удаления генетики, будет заполнена наивным и архаичным мистицизмом Лысенко, Презента и их группы. <... >Ни один уважающий себя ученый и, в особенности, ни один генетик не может согласиться на то, чтобы его имя фигурировало в ваших списках. На этом основании я отказываюсь от моего членства в вашей Академии. Делаю это, однако, с горячей надеждой, что доживу до того дня, когда ваша Академия снова сможет начать восстанавливать свое место среди подлинно научных организаций".
Мёллер не дожил до этого дня. Он умер в 1967 году. А Академия восстановила его в своих рядах в 1990-м, в год его столетия, когда для российской науки начиналась эпоха новых потрясений.
В основе документального повествования - двенадцать фотопортретов. И один снимок диковинного цветка – "Vavilovia formosa" или "Вавиловия прекрасная". Этого редкого растения нет среди видов, впервые описанных Николаем Вавиловым, но названо оно было именно в его честь и символизирует золотой век советской генетики.
У большинства из нас словосочетание "советская генетика" вызывает тяжелые ассоциации c антинаучным вандализмом Трофима Лысенко и разгромной сессией ВАСХНИЛ. Авторы выставки поставили перед собой задачу рассказать о том, что предшествовало зловещему периоду. Это подчеркнула куратор выставки, научный сотрудник Архива Российской академии наук Надежда Осипова: "Много было различных исследований, выставок, посвященных именно разгрому нашей генетики. Мы специально остановились на том моменте, когда все еще живы, все еще действуют, все еще в расцвете сил, и генетика наша на подъеме".
В итоге, получился рассказ о тех, кто в 20-30-е годы создавал науку, которую будут громить в 40-е. Поэтому главный элемент экспозиции – лица. Первое из них - Николая Вавилова. Личные вещи – свидетельство фантастических путешествий ученого по всему миру. Сейчас трудно себе представить, как можно в разрушенной стране находить средства на научные конференции и дальние экспедиции. Однако в 1920 году в Саратове Вавилов возглавил оргкомитет III Всероссийского съезда по селекции и семеноводству, где выступил со знаменитым докладом "Закон гомологических рядов в наследственной изменчивости". А с 24-го по 27-й отправляется в Средиземноморье и Африку.
Мы специально остановились на том моменте, когда все еще живы, все еще действуют, все еще в расцвете сил, и генетика наша на подъеме
Для сбора образцов диких и культурных растений Вавилов забирался в труднодоступные районы Афганистана - об этом напоминает живописная карта горной страны, оставшаяся от снаряжения ученого, и солидный фолиант "Земледельческий Афганистан". Авторитет и успехи Вавилова давали ему возможность приглашать в советскую Россию зарубежных ученых. Разумеется, не только талантливых, но и лояльных к советской власти. Серди них - известные на Западе Дончо Костов и Герман Мёллер.
"Мёллера и Костова пригласил Вавилов для работы в Институте генетики, - рассказывает Надежда Осипова. - Они оба работали, но по одной и той же понятной причине уехали обратно в свои страны. А это - 36-37 год".
На фотографии болгарский селекционер стоит с никотианой (по латыни – табаком) выше человеческого роста. Позже, в 1948 году, фундаментальный труд "Генетика на примере вида никотианы" Костов привезет в подарок Николаю Вавилову, не зная, что его уже пять лет нет в живых. Поэтому монография будет подарена брату биолога Сергею Вавилову, возглавлявшему тогда Академию наук. На выставке можно увидеть экземпляр книги с дарственной надписью.
Но в 20-е Костов, Мёллер, как и многие другие ученые, охваченные верой в новую науку, которая поможет построить новое общество, с энтузиазмом сотрудничали с российскими коллегами. Вот как вспоминал первый приезд Мёллера в Россию еще один герой выставки - Николай Тимофеев-Ресовский: "Впервые крупный иностранный ученый, знаменитый уже тогда генетик Герман Мёллер прилетел из Америки. Мёллер это один из первых старейших учеников Моргана. Так что в 22-м году произошла очень существенная вещь - мы вступили в личный контакт с самой тогда передовой генетикой, с моргановской группой, непосредственно через Мёллера".
Тогда будущий нобелевский лауреат пробыл в России недолго, а продолжил работу в Германии. Но в 33-м, по пришествии фашистов, переехал в Ленинград, где стал научным сотрудником лаборатории Вавилова. В феврале 34-го Мёллер был избран иностранным членом-корреспондентом Академии наук. Однако уже через три года молодой членкор избавился от иллюзий относительно торжества советской власти в целом, и советской генетики в частности. Глядя на то, как набирает силы агробиология во главе Трофимом Лысенко, Мёллер поторопился покинуть Россию и перебрался в США. Его прощальное письмо советским коллегам заканчивалось словами: “Надеюсь, что настанет день, когда я снова буду с вами”.
А в это же время легендарный "Зубр" Тимофеев-Ресовский, напротив, работает в Германии, в институте Буха, в комфортных условиях, судя по представленным на выставке открыткам, которые он посылал в Россию. В частности, Николаю Кольцову - еще один портрет в экспозиции. Кольцов - автор учения о наследственных молекулах, предсказатель ДНК - спасает Ресовского и отговаривает возвращаться в СССР. В конце 30-х началась публичная травля Кольцова и другого героя выставки - генетика-эволюциониста Сергея Четверикова. В газетах 38-го года Кукрыниксы изображают этих ученых на фоне свастик и православных крестов. В 39-м Кольцова вынудят покинуть пост директора Института экспериментальной биологии, его детища, созданного в 1917 году.
Но детали жуткой околонаучной атмосферы не могут отменить кропотливой исследовательской работы, которую продолжали вести ученые. Ее следы и составляют не менее значительную часть экспозиции: запись лабораторных опытов, рисунки, показывающие мутации, сотни рукописных страниц… На то, на что сегодня у биолога уходит несколько минут и несколько операций на компьютере, тогда ученые тратили месяцы. Всего в экспозиции более трехсот экспонатов, рассказывающих также о работе Михаила Завадовского, Николая Дубинина, Александра Серебровского, Ивана Шмальгаузена, Владимира Эфроимсона. За каждым именем - череда открытий и трагедий.
Поэтому разумеется, представить success story советской генетики не получается. Можно лишь понять, что настоящие ученые работают в любых условиях. Примечательно, что Герман Мёллер покинул СССР в 37-м, а Академию - только в 48-м, когда узнал, что советским коллегам окончательно перекрыли кислород. Вот фрагменты из его письма в Академию наук СССР: "Глубокое уважение, которое я питал к вашей организации в прошлом, делает для меня мучительной необходимость информировать вас, что теперь я считаю нужным полностью разорвать мои связи с вами <….> Пустота, образовавшаяся в результате удаления генетики, будет заполнена наивным и архаичным мистицизмом Лысенко, Презента и их группы. <... >Ни один уважающий себя ученый и, в особенности, ни один генетик не может согласиться на то, чтобы его имя фигурировало в ваших списках. На этом основании я отказываюсь от моего членства в вашей Академии. Делаю это, однако, с горячей надеждой, что доживу до того дня, когда ваша Академия снова сможет начать восстанавливать свое место среди подлинно научных организаций".
Мёллер не дожил до этого дня. Он умер в 1967 году. А Академия восстановила его в своих рядах в 1990-м, в год его столетия, когда для российской науки начиналась эпоха новых потрясений.