Ирина Лагунина: В научной рубрике нашей программы - продолжением разговора о малых сообществах. О них шла речь на конференции "Пути России". По мнению участников конференции - доктора философских наук Валерия Виноградского и доктора географических наук Татьяны Нефёдовой - в небольших социальных группах, объединенных общими интересами, отражаются, как в капле воды, все проблемы большой страны. Подробнее об этом - на примере рассказа о жизни кубанских станичников.
С Валерием Виноградским и Татьяной Нефедовой беседует Ольга Орлова.
Ольга Орлова: Десятки лет, если посмотреть вглубь аграрной истории, идет разговор о том, что Российское Нечерноземье - это самая проблемная зона. Особенно если учесть последствия всех преобразований и трагедий 20-го века – коллективизация, войны и так далее.К тому же деситлетия идут разговоры о том, что сейчас деревня списается. Как вы думаете, есть ли вообще смысл бороться за сохранение населения в этих районах, чтобы люди в деревнях оставались, чтобы сельские школы функционировали? Нужно ли бороться за жизнь деревни?
Валерий Виноградский: В общественных процессах борьба не нужна. Борьба в общественных процессах – это революция. Хватит уже революций. Я считаю, что если не получается в той или иной точке пространства производство традиционных для этой местности продуктов, если не получается, не надо это делать насильно.
Татьяна Нефедова: Я совершенно согласна, потому что то, что сейчас происходит, это подтверждает. В 90-х годах, а особенно в 2000-х на этапе выхода из кризиса, объективно шли те самые процессы, о которых Вы говорите. Просто в советской России было очень слабо развито территориальное разделение труда в сельском хозяйстве. Это ненормальный процесс, потому что во всех развитых обществах территориальное разделение процесса труда очень развито, продукцию надо производить там, где выгодно, где для этого есть ресурсы и условия. Должна быть специализация. И это спонтанно происходит сейчас в России. Сельское хозяйство крупноплощадное, колхозное, с большими полями, особенно с зерновыми культурами, оно уходит из северных районов. И это нормальный процесс. Другое дело, что это сельское хозяйство, как я говорила, оказалось в Нечерноземье вполне жизнеспособно в пригородах. Рядом город, перерабатывающие предприятия, которые заинтересованы в своей сырьевой базе, сохранилось сельское население. Поэтому оно развивается в пригородах. В пригородах сельское хозяйство сохранится. В каждой нечерноземной области, возьмите любой регион, Костромской, Ярославский и т.д., вокруг города сохраняется, развивается сельское хозяйство. Даже в Московской области. Это парадокс – Московская область небольшая по площади, занимает 5-6 место в России по производству сельскохозяйственной продукции, хотя мы видим воочию, как вытесняются агропредприятия.
Ольга Орлова: Вокруг Москвы понятно, все-таки Москва - это огромный потребительский рынок. Есть покупатели, те, кто ждут молочные продукты и овощи.
Татьяна Нефедова: Да, а что касается периферии других нечерноземных регионов, вы правы, там вряд ли выживет сельское хозяйство в прежнем виде. Но бросить все это жаль. Тот район, которым мы занимаемся, на периферии Костромской области - это же огромные типичные северные избы, совмещающие под одной крышей жилье и скотный двор. Все деревни с такими домами, довольно крепкими. Они очень красивые, и места очень красивые. На юге Архангельской области много деревянных церквей. Представляете, какой это культурный потенциал. Но одно дело, когда такие избы, церкви деревянные стоят на пригорке, а вокруг хотя бы трава косится, а другое дело, когда их обступил лес, и они просто гниют. Мне кажется, культурный потенциал в отдельных местах надо стремиться сохранить, может быть даже доплачивать людям, что они живут в этих местах, они ухаживают за этой территорией. Все-таки это наша история.
Ольга Орлова: Такой сельский благотворительный социальный проект.
Татьяна Нефедова: Надо прекрасно понимать, что все равно освоенное пространство будет сжиматься, так путь останутся хотя бы отдельные очаги.
Ольга Орлова: Валерий, а у вас какое впечатление? Довольно невеселую картину описала нам Татьяна, судя по северному Нечерноземью. Вы проводили исследования на юге, я думаю, что там как раз дачники играют незначительную роль, а там есть другие важные факторы. Что там происходит?
Валерий Виноградский: Для дачников там просто нет места. На юге, я имею в виду Ставропольский край, Кубань, равнины, кубанские степи, туда дачников не пустят, потому что там каждый клочок земли, все освоено. Если земля не под посевными, не под кормовыми культуры, она обычно и обязательно под лесополосами, которые закрывают этот знаменитый армавирский коридор. Это место крупного интенсивного зернового хозяйства и отчасти его все меньше и меньше, потому что невыгодно, животноводство. Наша задача, задача социологического анализа – это некая типологизация, определение таких трендов развития, элементов развития.
Я начну свой рассказ о южнорусских малых сообществах, об одном из них, где мне довелось работать с простого вопроса: как вы думаете, хозяин на земле -это хорошо или плохо? Очевидно, ответ может быть один – конечно, хорошо, хозяин на земле, частник, эффективный частник. Но так ли это на самом деле? Наблюдение над повседневными хозяйственно-экономическими, социальными практиками одной из станиц Кубани, наблюдения, которое длится, началось в 95, уже 15 лет прошло с тех пор. В 95 году нам удалось в течение трех лет, а это год перехода сельского хозяйства на новые рельсы. Нам довелось до августа 98 года наблюдать живой процесс перехода бывшего колхоза-миллионера на новую хозяйственную колею. Производственные бригады, так называемые точки переверстывались в самостоятельные хозяйственные единицы с собственными финансами, производственным планом, происходили ежедневные планерки, еженедельные расширенные заседания правления, общие собрания, разговоры на станичных улицах. И все это под знаком того, что люди хотят стать хозяевами собственной земли, собственного дела.
То есть земля была закреплена за бывшими колхозными бригадами и каждой из них была придана самостоятельность. Вот у тебя полторы тысячи гектаров и председатель того колхоза, которого нет давно, говорил: я хочу вас всех сделать магнатами. Не только вас сделать магнатами, а членов ваших производственных коллективов. Что получилось? Были выпущены акции, покрыли все имущество и разделены между членами коллектива. Земля была поделена на паи. Кстати, размер пая на Кубани самый маленький в России - 4,58 гектара, настолько там сельскохозяйственная земля ценится. Например, в саратовском Поволжье 13-19 гектаров на человека дают, а там 4,58. Так вот, процесс, когда был переход на новые капиталистические рельсы, происходил публично, захватывал внимание всех станичников, был постоянным фоном повседневного существования людей. Мечта эта, такая стратосферно высокая мечта здешних станичников заключалась в том, что мы хотим новой судьбы, мы хотим быть хозяевами своего дела, хозяевами пакета акций, владельцем земельного пая, мы будем работать и так далее.
Прошло 15 лет, и наша недавняя январская поездка в эту станицу и разговоры путем внимательного, просвещенного и скрупулезного наблюдения над теми реакциями, которые сейчас происходят, убеждает нас, что вдруг колхозники и не только председатель, который сейчас несколько отошел от дел, но все равно контролирует работу, начинают тосковать по прежним социалистическим порядкам. Сейчас всей землей бывшего колхоза, десятками тысяч гектаров владеют пять человек. Они скупили паи земельные, они взяли паи у пайщиков в аренду, они выплачивают на пай определенное количество зерна, масла, акции скупили. Они держат коллективы, трудовые коллективы, но уже не по 30 человек, а по 5 человек механизаторов, несколько человек обслуги. То есть они создали продуктивные, производящие хозяйства, выгодные и для хозяев и для членов. Все остальные жители вынуждены выезжать за пределы станицы, устраиваться работать в райцентры или в Краснодар, вплоть до Сочи, где они занимаются стройками на олимпийских объектах.
Что получилось, какова самооценка в малом сообществе произошедшего. Вот рассказывает человек, который затеял все это, который говорил, что я вас всех сделаю магнатами. Сделал. Он один тоже из крупных хозяев, один из пяти. Я спрашиваю: скажите, что вас больше всего волнует? Он отвечает: да простые вещи меня волнуют. Смотри: скоро весна надо землю готовить. И должны были руководители отдельных предприятий этих пяти дать по три миллиона рублей на химию, на агрохимзащиту, на самолеты, которые опылять будут. И не дают. Сказано было: отдайте сколько положено, исходя из общего количества земли. Не дают. Иван Иванович уперся, Михаил Иванович уперся. Я так скажу: вот это разделение, которое у нас было 15 лет назад, испортило людей. Несколько испортило людей – аккуратно выразился. Деление на самостоятельные хозяйства проявило их, деление показало жадность каждого. Это деление показало, что деньги превыше всего, превыше порядочности. Поэтому некоторые люди уже просто вышли из подчинения, они почувствовали власть, они стали маленькими князьями, они почувствовали деньги, свободу, независимость и все остальное стало для них неценно, стало ерундой. И это поколение уже не наше.
То есть начинается пока виртуальная реабилитация тех общих практик, когда вместе на работу, вместе с работы, общее дело, показатель эффективности работы бригад висели на всех полевых станах и так далее. И начинается самокритика резкого продвижения к этому самому капиталистическому хозяйству. Раздается критика, не только самокритика, которую мы слышали из уст этого председателя, и народ начинает постепенно: вот, в прежние времена как, и это хорошо, и собирались мы, и праздник урожая мы вместе проводили. Конечно, снявши голову, по волосам не плачут, говорят.
Но даже реабилитируя образ минувших социальных практик, можно в известной степени реконструировать потерянное. Я почему называю эту статью "Включение социальных гироскопов". Общество, малые сообщества, то есть они чувствуют, что у них такой процесс идет, оно ищет какие-то пути поправить разобщенность, которая в городах, не дать процессу капитализации, концентрации зайти настолько далеко, что это сообщество распадется на ряд мелких сообществ и так далее.
Конечно, далеко идущих выводов из этого делать нельзя, но внимательное наблюдение социальных практик в рамках малых сообществ начинает выводить на какие-то обобщения, касающиеся, как Татьяна говорила, и дачников в сельской местности, и судьбы бывших акционеров, которые продали свой пай и уступили акции. В общем какие-то начинаются сдвиги. Что будет дальше – посмотрим. Но самое главное, в этих исследованиях заметны подвижки, тренды, изменения. Раньше, лет пятнадцать назад, говорил: я сделаю вас всех магнатами. А теперь он говорит так: я все дал этим магнатам, но они этого не вспомнили, когда сами почувствовали власть, когда они почувствовали деньги и свободу. И все после этого потихоньку отошли. Дальше говорит с иронией: "хозяева стали".
Ольга Орлова: Интересно, что изменилось значение слова "хозяин".
Татьяна Нефедова: Я хочу сказать, то, что мы наблюдаем в России - это все-таки особенность нашей страны. Я хочу вернуться к теме конференции, потому что конференция была о культурологических факторах. В том районе в Костромской области, о котором я рассказывала, тоже ностальгия по колхозам, хотя там нет крупных магнатов. Но тем не менее, они все говорят, что мы были объединены, нам было хорошо, мы дружно работали, а теперь мы сами по себе и не знаем, что делать. То есть эта ностальгия присутствует. Хотя там нет таких новых "хозяев".