Бьет – значит, любит

Григорий Шведов, главный редактор интернет-портала "Кавказский узел"

Кристина Горелик: Тема нашего сегодняшнего круглого стола: бьет – значит, любит? Домашнее насилие в отношении женщин. Представлю моих гостей – это:
Андрей Станиславович Синельников, зам руководителя организации национального центра по предотвращению насилия "Анна", Ирина Матвиенко, руководитель кризисной службы центра "Анна", Григорий Шведов, главный редактор интернет-портала "Кавказский узел",
А так же Елена Ершова, - руководитель Консорциума. женских неправительственных объединений.
Итак, тема сложная, тема важная, поэтому я обращусь сначала к женщинам. Если можно, Ирина, к вам. Скажите, пожалуйста, когда-нибудь вас лично в своей жизни ударил мужчина?

Ирина Матвиенко: Меня этот вопрос на самом деле ставит в некоторое затруднительное положение. Мне бы не очень хотелось говорить о своих личных переживаниях, моментах в жизни. Но на самом деле, конечно, любая женщина может оказаться в ситуации, когда ее ударили. Другое дело, каждая женщина решает, остается она в этой ситуации насилия или она выходит из нее.

Кристина Горелик: Вот смотрите, Андрей Станиславович, женщины, когда задают такой вопрос, они сразу же теряются, не хотят на эту тему говорить. Почему об этом так в России стыдно говорить?

Ирина Матвиенко: На этот вопрос я могу вам ответить. Когда женщина звонит на "телефон доверия", она прекрасно понимает, с какой целью она туда обращается. Если есть такая ситуация, то о ней действительно очень трудно рассказать близким, родным. У мамы может быть сердечный приступ, подруги не поймут, например, скажут: да он у тебя замечательный, такого в принципе не может быть. И там она понимает, что служба "телефон доверия", там информация остается конфиденциальная. Поэтому говорить о каких-то личных моментах, связанных с насилием, с унижением - это очень тяжело. И женщины, когда обращаются на телефон или дают интервью, они бы не хотели, чтобы информация эта прошла куда-то за пределы.

Кристина Горелик: Кстати, это действительно так, я говорила, Андрей Станиславович подтвердит, я хотела пригласить сюда женщин, которые пострадали от насилия, Андрей, и вы мне сказали: эти женщины не придут. И мне очень важно понять – почему?

Андрей Синельников: В Западной Европе и в Соединенных Штатах женщины охотнее рассказывают о своем опыте пережитого насилия, не все. В принципе такое есть и у нас, достаточно вспомнить историю певицы Валерии, которая на всю страну рассказывала о насилии, пережитом со стороны мужа. И кстати, вот эта ее смелость в рассказе о пережитом насилии стала вдохновляющим для многих других женщин, которые боялись об этом сказать.

Кристина Горелик: Я хотела еще привести вашу статистику, я пошла на ваш сайт Национального центра, и на самом деле статистика ужасная. Написано, что каждые 40 минут от рук мужа или партнера погибают женщины. Там много другой статистики. В каждой четвертой семье насилие в той или иной форме проявляется. Откуда такие страшные цифры и, что, это действительно в России так?

Андрей Синельников: Все цифры, если вы видели на сайте, то они все взяты из официальных источников, в частности, из МВД. Да, к сожалению, в отсутствии механизмов профилактики преступлений в отношении женщин, в отсутствии специального законодательства, посвященного проблеме насилия в семье, это тема, это преступление достаточно широко распространено в российских семьях.

Кристина Горелик: Я хотела бы подключить к нашему разговору Елену Николаевну Ершову. 10 марта у вас будет презентация книжки "Международно-правовые нормы и практики преодоления домашнего насилия".

Елена Ершова: Я хочу вот что сказать: до 50 годов на Западе, в частности, в США женщины тоже не хотели говорить о насилии, не обсуждали эту тему. Для того, чтобы что-то изменить и начать ее решать, нужно преодолеть этот заговор молчания. И хорошо, что Андрей упомянул певицу Валерию. Именно такие женщины, рассказывая, не боясь говорить о собственном опыте, добиваются подвижек в общественном сознании. И это очень и очень важно. Собственно говоря, не так много лет прошло, 40-50 лет прошло, на Западе ситуация изменилась коренным образом. Не могу сказать, что там нет домашнего насилия, к сожалению, оно сохраняется. Но все-таки там более успешно ищут формы противодействия и основываются они именно на другом уровне сознания самих женщин.

Кристина Горелик: Вы знаете, я вам хочу рассказать про безобразную историю, которую я буквально несколько дней назад наблюдала в Москве. Из очень дорогой машины выскочил очень хорошо одетый мужчина и очень хорошо одетая женщина, насколько я понимаю, тут деньги не имеют значения, это бывает и в богатых семьях, и в бедных семьях, и начал бить эту женщину. Судя по конфликту, который между ними разыгрался, это была личная сцена. Самое интересно, что никто, кто был рядом, не подошел, ничего не сказал. Единственное, кто попытался это сделать - это люди, которые расчищали снег на улице. Агрессивно на них отреагировали как мужчина, так и женщина. И женщина сказала, что это личная история и в это не стоит вмешиваться.

Елена Ершова: Это очень типичная реакция именно для женщин. Это пережитки нашего патриархата, никуда не денешься. У нас семья, очень странные происходят процессы. С одной стороны, она перестает быть традиционной, меняются роли мужчины и женщины в семье, с другой стороны, в ней еще так много патриархатного и так много зависимости. Но я бы не сказала, что это всегда зависимость женщины – это зависимость более слабого в семье. В последние годы появляется совсем ужасная тенденция: матери престарелые страдают от своих сыновей. Это тоже одна из форм насилия в семье. Вовсе не только женщины страдают, страдают дети - это совсем особая статья и очень серьезная проблема. Страдают инвалиды и страдают престарелые. А если мужчина слабый, то вполне возможно, что и он может оказаться жертвой.

Кристина Горелик: Что касается матерей, я хотела подключить к нашему разговору Григория Шведова главного редактора интернет-портала "Кавказский узел". Григорий, мне кажется, что как раз в кавказских республиках России к матери совершенно другое отношение. Там, по-моему, даже невозможно представить себе, чтобы сын или родственник поднял руку на свою мать. Тем не менее, я не знаю, вы подтвердите или опровергнете эту информацию, центр "Анна" опубликовал доклад, который называется "Территория молчания", и там есть некоторые данные о том, что насилие в отношении женщин там существуют. Например, невест похищают. Посмотрите, как раз информацию дала: за 2008 год было зафиксировано 180 случаев похищения, при этом, что меня очень удивилось, что лишь 25% были игровые моменты, то есть с согласия женщины, получается, что 70% этих похищений были против желания женщины.

Григорий Шведов: Действительно много вопросов для обсуждения. Во-первых, сама тема насилия. С одной стороны, есть традиции, которые подразумевают, что не только насилие по отношению к женщинам, вообще прикосновение к женщине - это не только традиция, сложившаяся веками на Северном Кавказе, это традиция ислама, который играет все большую и большую роль, невозможно. Но тем не менее, мы знаем реалии, сегодня на Северном Кавказе похищения, убийства людей массово происходят. И к сожалению, это не практика сугубо взаимоотношения внутри общества - это практика взаимоотношения общества и государства. Поэтому есть легитимизация насилия, которая веками регламентировалась нормами и правилами. Это первая важная вещь, которую надо понимать, когда мы говорим, в частности, про насилие в обществе.
Но если возвращаться к теме похищения невест, например, то мне будет очень интересно продолжить за пределами записи этой программы разговор о том, как ведутся исследования на этот счет. Потому что действительно похищение невест имеет место. Но тут надо понимать, что и сейчас, и в течение многих веков это сложившаяся практика, в рамках которой согласие является ключевым моментом. Но я могу сказать, что очень во многих регионах Северного Кавказа не только согласие является ключевым моментом, но и дальнейшее следование строго определенным правилам. То есть, что такое похищение невесты на нашем языке, мы тут сидим в студии и разговариваем. Это как будто однократное действие. А что это такое реально на Северном Кавказе? Это не менее сложная процедура, чем похороны, чем свадьба. Да, невесту похищают. Может ли ее похитить не жених? Нет, он должен присутствовать. Может ли жених к ней прикасаться? Нет, ни в коем случае, похищение должны производить его друзья или родственники и так далее. Может ли он ехать с ней в одной машине вдвоем? Ни в коем случае. Он не может оставаться один на один. Куда попадает похищенная невеста? Может ли она с ним куда-то домой попасть или в гостиницу? Нет, ни в коем случае, ее привозят в какое-то отдельное место, где она с женихом находиться не должна. И самое главное, что происходит после этого. Ее вообще должны вернуть той семье, из которой ее похитили. Это, то, что я описал, идеальная модель. И она не только идеальна на бумаге, реально так и происходит во многих случаях. Другое дело, что, конечно, происходят и другие случаи и другие примеры имеют место. Мы, например, знаем, что есть нормы и отлучают семьи от села, представитель которой похитил невесту и сделал это не должным образом, она может быть отлучена от села, она может быть исключена из этого сообщества. Платятся штрафы очень большие, речь идет о десятках тысяч рублей, что очень большая сумма для Северного Кавказа. Я просто хочу дополнить эти данные вот такой картиной, которую важно понимать, не идеальная модель, но модель реально существующая.

Андрей Синельников: Есть одно главное условие – это согласие девушки на то, чтобы ее похитили. В этом отношении похищения ритуальные. Когда мы говорим о насилии, мы говорим о несогласии девушки на похищение. И здесь уже совсем другая картина. Да, действительно такие ритуальные похищения, например, очень распространены в Кабардино-Балкарии, когда семьи предварительно договариваются, потом происходит по общему согласию похищение, но, скажем, в Дагестане ситуация абсолютно другая, большинство похищений там происходит против воли невесты, то же самое в Ингушетии. Не зря же депутаты-ингуши пытались продвинуть закон, запрещающий похищение девушек с целью женитьбы, который не прошел, к сожалению.
Потому что существует такая очень маленькая деталь: если похищают девушку без ее согласия, без согласия ее семьи, и она проводит ночь в доме похитившего человека, неважно, был между ними половой контакт или нет – это абсолютно неважно, сам факт, что она провела ночь в доме мужчины, то позже у нее будут очень большие проблемы с тем, чтобы выйти замуж, если ее вернут обратно в дом, в семью. Вот в этом есть проблема, потому что у них не остается выбора.

Григорий Шведов: Есть традиция, вот эти браки, эти свадьбы 500-600,три тысяч, пять тысяч, особенно в Дагестане участников, есть бюджет семьи, есть возможности. И когда твои родители принимают решение, за кого тебе выходить замуж, они тоже думают, кто будет платить за это хозяйство. И тогда возникает вопрос: ты сама принимаешь решение, выходя замуж или твои родители, думая о том, кто будет оплачивать свадьбу и последующую твою жизнь. Я только хочу сказать, что ситуация многогранная, есть ситуация насилия, есть ситуация договоренностей.

Андрей Синельников: Говоря с позиции прав человека, насилие происходит в любом случае, если девушка против и не давала согласие выйти замуж за этого человека.

Кристина Горелик: Ирина, скажите, кто вам звонит в кризисный центр, какие личные вопросы вам задают?

Ирина Матвиенко: Если обратиться к статистике нашего "телефона доверия", нашего центра, действительно там есть разные обращения, мы никому не отказываем. В основном, это почти половина, обращаются женщины, которые подвергаются насилию в семье.

Кристина Горелик: Пожилого возраста к вам обращаются?

Ирина Матвиенко: И пожилого возраста. Это меньше гораздо - 10-12% женщины после 55, они обращаются. Действительно кто-то подвергается насилию со стороны своих сыновей повзрослевших, а кто-то со стороны своих мужей, с которыми они прожили 20-30, 40 лет. И когда они остаются одни в квартире, дети взрослые разъезжаются, очень часто пожилые женщины подвергаются насилию. И они даже не могут сказать своим детям о том, что происходит в семье. Мы говорили о том, что женщине очень трудно говорить об этом. А если она прожила с этим человеком много лет, тем более признаться в этом очень сложно. Давайте вспомним нашу пословицу: как же мы будем сор из избы? Мы не выносим сор из избы, у нас не принято. Пусть лучше сор остается, накапливается, но он наш семейный сор. Поэтому так сложно.
Потому что общество на самом деле, такое впечатление, что оно не готово услышать правду. И женщину, куда бы она ни пошла за помощью, будь то милиция, будь то органы опеки, будь то травмпункт, очень часто женщину спрашивают, задают следующий вопрос: а почему вы так долго живете в этой ситуации? Как случилось, что вы до сих пор не обратились за помощью? Ее обвиняют в этой ситуации. Очень хорошее вы произнесли о том, что женщина сама провоцирует, вот это любимое слово, когда мы говорим о помощи женщине в ситуации насилия, начинают разбирать, а что же сделала такого женщина, что ее бьют, ее обижают, ее оскорбляют. Очень важно, на мой взгляд, вначале наказать человека, который совершает преступление, потому что насилие в отношении женщины, особенно если это связано с телесными повреждениями – это преступление, и оно наказывается в соответствии со статьями уголовного кодекса.

Кристина Горелик: Елена Николаевна, сотрудники милиции, наоборот, они не вмешиваются в это и говорят, что это вообще семейные дела.

Елена Ершова: Первое, что я хочу сказать, насилие может явиться, когда муж, например, не разрешает женщине работать, не разрешает встречаться с подругами, не дает ей денег и в то же время не пускает ее на работу. Это все факты насилия, которые нужно исследовать точно так же, как физическое насилие. Второе, что я хочу сказать: общество – это мы сами, и пока мы сами не будем относиться к фактам насилия над собой как к преступлению, а не копить этот сор дома по углам, до тех пор ничего не изменится. Если мы сами будем стесняться, то почему мы будем ждать поддержки от кого-то. А милиционеры, извините, такие же люди. И я, например, считаю, что с ними тоже нужно работать. Нам вообще не хватает правовой грамотности. Факты эти нужно объяснять и женщинам, и мужчинам, и милиционерам, и муниципальным служащим, абсолютно всем. Потому что очень многие люди вообще не понимают. Действительно, наши традиционные пословицы - "не выносить сор из избы".

Кристина Горелик: Бьет - значит любит.

Елена Ершова: "Люблю жену как душу, трясу ее как грушу". Да у нас полно таких пословиц. Значит нам нужно менять нашу ментальность. И кроме всего прочего нам нужно менять уголовный кодекс. Потому что у нас даже, если женщина является жертвой насилия, и она хочет возбудить это дело, это не значит, что ее жалоба в милицию получит сразу зеленый ход и милиция начнет ей помогать. Для того, чтобы получить статус пострадавшей, женщина сама должна собирать доказательства, вести по сути дела следственные действия и доказывать эти факты в суде. То есть у нас по нашему нынешнему состоянию уголовного кодекса позиция агрессора более преимущественна, более выгодна, чем позиция пострадавшей.

Андрей Синельников: Я, кстати, хотел добавить. Уголовный кодекс заточен на преступления в основном между людьми, которые друг друга не знают, преступления, совершенные на улице. Если вас побил незнакомый человек – то это одно дело, но если вы с этим человеком живете в одной квартире, если он знает, где вы работаете, если он знает, куда вы можете уйти, к кому, если он знает, где учатся дети, то ситуация приобретает совершенно другое значение. Очень часто в нашей работе сталкиваемся, даже если женщина уходит, то она не избавляется от преследований.

Григорий Шведов: Я хочу горячо поддержать идею, что необходимо работать с общественным мнением. Я думаю, что, безусловно, изменение УПК, я думаю, что, безусловно, надо работать непосредственно с жертвами, вызывает уважение эта работа. Но работа с общественным мнением, привели здесь пословицы и поговорки, как они меняются? Меняются стереотипы в обществе. Это касается и Северного Кавказа, это касается и Москвы, любых других регионов. Необходима работа с общественным мнением и не просто какой-то пиар, а целенаправленные кампании, которые проводят вместе с исследованиями, в рамках которых можно замерить, какие изменения происходят в обществе в среде, как мне кажется, мужской, в среде, в которой стереотипы поведения, и нормы поведения мужчины в семье очень сильно укоренены. Говорить о том, о чем говорить не принято, и пытаться именно менять не только законодательные аспекты нашей жизни, но и отношение наше к стереотипам сложившимся.

Ирина Матвиенко: Мне хочется сделать замечание по поводу того, что если мы затронули общественное мнение, мы всегда в связи с насилием говорим: почему женщина не уходит из семьи. А мне бы хотелось по-другому вопрос поставить о том, что обидчика важно удалять из семьи. Если мы обратимся к законодательству западных стран, то один из пунктов этого закона, там есть охранные ордера, которые позволяют мужчину удалить из помещения из квартиры.

Кристина Горелик: Даже из его квартиры?

Ирина Матвиенко: Из его собственной квартиры. Всегда очень пугаются: как же так, вдруг мужчину выселят из его собственного жилья. На что мы успокаиваем людей, говорим, что без решения суда полицейские имеют право выселить на 10, максимум на 20 суток, а уже затем будет решение суда, подается заявление и соответствующая процедура. У нас пока даже в голову не приходит говорить о таких мерах безопасности, кстати, для женщины, для детей, для пожилых. И мне хочется обратить на это внимание общества.

Андрей Синельников: А мне хочется обратить внимание, так как наша передача записывается в канун 8 марта, то мне кажется, что лучший бы подарок, который бы сделало правительство российским женщинам - это обратило внимание на проблему насилия в семье и наконец-то озвучило эту проблему с позиции государственной власти, чего, к сожалению, несмотря на все 10 или даже больше тысяч погибших женщин, сделано не было.

Елена Ершова: Наша организация вслед за петербургскими женскими организациями встречает в этом году 8 марта под лозунгом: не дарите цветы - подарите законы. И мы имеем в виду, в частности, закон о домашнем насилии и целый ряд других законов, которые необходимы для ликвидации дискриминации по признаку пола. Я призываю мужчин и правительство не дарить цветы на 8 марта, а подарите нам равноправие.

Кристина Горелик: А цветы дарите во все остальные дни и чем чаще, тем лучше.

Елена Ершова: Цветы можно дарить в течение всех 365 дней.

Кристина Горелик: Своеобразный подарок к 8 марта местные власти приготовили в Волгограде Ирине Маловичко, руководителю благотворительной организации Клуб ЮНЕСКО "Достоинство ребенка". 10 марта должен быть оглашен приговор по делу о финансовых злоупотреблениях в организации. Если Ирину Маловичко признают виновной, ей грозит до 2,5 лет лишения свободы. Все подробности – в материале Оксаны Загребневой.

Оксана Загребнева: Уголовное дело против сотрудников волгоградской благотворительной организации Клуб ЮНЕСКО "Достоинство ребенка" было возбуждено 2 года назад. Руководителя - Ирину Маловичко - обвинили в присвоении грантовых средств путем изготовления якобы подложных чеков на сумму 24 тыс.руб. (уточнить сумму) А еще двух сотрудниц - её зама Татьяну Загуменнову и бухгалтера Ульяну Иляхину в пособничестве. Тогда же в Интернете появились статьи, где Маловичко обвиняли в получении средств от госдепартамента США, на которые она якобы безбедно существует, а на семинарах преподносит молодежи информацию, дискредитирующую органы власти и правоохранительные структуры. Там же намекалось и на откаты чиновникам обладминистрации за предоставление организации грантов. Что касается этих обвинений, ничего из описанного, предъявлено и доказано руководителю организации не было. Что неудивительно учитывая социальную направленность деятельности организации, говорит Ирина Маловичко.

Ирина Маловичко: Наша организация работает с детьми, подростками, молодежью из неблагополучных социальных групп. Дети-сироты, дети, ставшие участниками криминальных ситуаций, правонарушители, дети – жертвы правонарушений. И на эти темы у нас были реализованы различные проекты.

Оксана Загребнева: По мнению самой Ирины Маловичко, именно желание правоохранительных органов раскрыть дело коррупционной направленности и послужило поводом для проверок ОБЭП и возбуждению уголовного дела.

Ирина Маловичко: Были привлечены два свидетеля из администрации Волгоградской области, которым были предъявлены якобы ведомости, что они от нас получили деньги. Причем уже судом сейчас установлено, что эти ведомости подложные, изготовлены следствием или кем-то по его заданию. Судя по подложным документам, например, одной из целей могло быть обвинение в коррупции может быть через нас, сотрудников администрации Волгоградской области, чтобы показать, что вот как благотворительные организации деньги хапают, отмывают, передают администрации, администрации им за это выдает гранты и так далее.

Оксана Загребнева: По словам Маловичко, следствие шло с грубыми нарушениями Уголовно-Процессуального Кодекса РФ. Так, например, из квартиры Маловичко в ходе обыска сотрудниками волгоградского УВД пропали почти 65 тысяч рублей, предназначенных на поездку группы детей из Волгограда в Германию. Маловичко просила вернуть деньги, обращалась в прокуратору, в отдел собственной безопасности УВД, но средства, предназначенные на реализацию международного партнерского проекта "Школьники Германии и России за мир и культурное многообразие", организации так и не вернули, сообщив, что хищение не подтверждается, потому что факт обнаружения и изъятия денег не указан в протоколе обыска.
Основным же козырем обвинения в суде стали якобы поддельные чеки. У сотрудников ОБЭП вызвали подозрения документы, полученные организацией после оплаты услуг такси. Таксист выдавал организации документы не строгой финансовой отчетности - кассовые чеки, а накладные. Кстати за пару недель до проверки ОБЭП, Росрегистрация по Волгоградской области, имеющая право исследовать уставные и финансово-хозяйственные документы, провела проверку деятельности Клуба и претензий к его деятельности не имела.
10 марта должен быть вынесен приговор. Гособвинитель Александр Бондаренко требует для подсудимых 2 с половиной года лишения свободы с отбыванием в колонии общего режима.

Александр Бондаренко: По мнению стороны гособвинения данное наказание не будет являться слишком строгим, поскольку в ходе судебного заседания было установлено, что денежные средства, которые похищались данными лицами, во-первых, это денежные средства бюджета, во-вторых, эти денежные средства выделялись в рамках грантового проекта, денежные средства были предназначены для улучшения социального положения непосредственно детей, опекунов. В общей сумме около 20 тысяч рублей. Вопрос стоит не в сумме, а в непосредственных обстоятельствах совершения преступления. То есть им вменяется использование служебного положения, международную марку клуба ЮНЕСКО поставили под сомнительную репутацию.

Ирина Маловичко: Это, конечно, был заказной и показательный процесс во многом для того, чтобы все остальные боялись. И боялись не проверок экономических, а боялись деятельности. Потому что, само собой разумеется, это был сигнал, во-первых, не выходить на международный уровень, не работать ни с какими международными грантодателями, и вообще не работать ни в какой области, которая может так или иначе говорить о несовершенстве нашей системы, я не говорю о нарушениях, хотя бы нецелесообразностях построений государственных. Потому что в работе органов опеки, например, или в работе с несовершеннолетними. Или чтобы не пытались это совершенствовать, открывая какие-то новые пути и так далее. Вот только государство может говорить об этом само про себя. Если нам вынесут такую меру наказания, как реальное лишение свободы, то это будет как раз то, что хотели сообщить гражданскому обществу Волгограда и России: если вы вякните или будете продолжать работу в достаточно независимом режиме, то с вами будет то же самое. Мы найдем хозяйственное дело, придумаем, сфабрикуем, вытащим из огромного количества ваших документов десяток, которые можно оспаривать и посадим вас за это в тюрьму.

Оксана Загребнева: Несмотря на судебный процесс, сотрудники организации Клуб ЮНЕСКО Достоинство ребенка продолжают работать.

Ирина Маловичко: К нам постоянно обращались наши партнеры, в частности, комиссия по делам несовершеннолетних, органы опеки, чтобы мы провели, это организовали, это сделали и так далее. И мы решили, что мы будем продолжать свою деятельность, потому что виновными себя ни в чем не считаем. А деятельность наша очень высоко востребована. Невозможно в ответ на такое давление просто сложить руки. При поддержке наших партнеров и коллег мы решили, что мы будем продолжать свою работу, и мы ее продолжаем.

Кристина Горелик: Защищать свое достоинство и право воспитывать родного брата наравне со своими здоровыми детьми будет Светлана Изанбаева. Чиновники из Минсоздрава запретили Светлане взять домой 10-летнего младшего брата, испугавшись наличия у нее ВИЧ-положительного диагноза.
Этой историей я открываю новую рубрику в программе Третий сектор. Рубрику о детях - Валерия Панюшкина.

Валерий Панюшкин: Я считаю, что по вине директора минздравовского департамента социальной защиты О.В. Самариной десятилетний мальчик Саша вот уже год живет в детском доме, вместо того чтобы жить с благополучной и любящей старшей сестрой.
Когда умерла Сашина мама, сестра мальчика Светлана Изанбаева поспешила оформить над братом опеку и взять брата к себе. Но ей отказали, потому что у нее ВИЧ. Соображения о том, что ВИЧ в быту не передается и что Светлана прекрасно воспитывает своих двух здоровых детей, не подействовали на чиновников из органов опеки, и брат с сестрою были разлучены.
Я познакомился со Светланой несколько лет назад. Она тогда победила в устроенном общественными организациями для ВИЧ-положительных женщин конкурсе красоты. А меня пригласили в качестве селебрити – вручать Светлане приз. Дело происходило в маленьком театре. Я вручил приз и поцеловал девушку, потому что только директор департамента соцзащиты может не знать, что ВИЧ не передается через поцелуи, через тарелки, вилки, душевые кабинки и постельное белье. А я не директор департамента и знаю это, потому и поцеловал девушку.
С тех пор Светлана вышла замуж, родила двоих здоровых детей, устроила у себя в Татарстане общественную организацию, помогающую людям, живущим с ВИЧ, и все у нее складывалось как нельзя лучше, пока младший брат не остался сиротой и государство не запретило Светлане заботиться о родном брате.
Уже год Светлана за брата судится в судах разных инстанций. Ей удалось добиться, что последний из этих судов признал за ней право опекать брата. Но ей не удалось забрать брата из детдома. Потому что органы опеки оспорили это принятое в пользу Светланы судебное решение в Верховном суде республики Татарстан. 11 марта заседание. Если Верховный суд Татарстана не признает права сестры заботиться о брате, тяжба пойдет по судебным инстанциям еще выше, и брат с сестрой будут разлучены еще как минимум полгода.
Тогда как Светланина правота очевидна, на мой взгляд. Светлана не может причинить брату вреда, если только не станет вступать с мальчиком в половые отношения или переливать ему свою кровь, каковые безумные фантазии разве только директору департамента могут прийти в голову.
В официальном своем ответе правозащитникам, требующим отменить для ВИЧ-положительных людей запрет на опеку и усыновление, директор департамента соцзащиты Самарина пишет: "Решение вопроса о наделении правом на опеку (…) людей с ВИЧ-инфекцией (…) в настоящее время представляется преждевременным". Вероятно, госпоже Самариной и представляется. Но боюсь, что Светлане Изанбаевой и брату ее Саше решение этого вопроса не представляется преждевременным вот уж год.
Какие у госпожи Самариной аргументы? На мой взгляд, абсурдные. Госпожа Самарина пишет, что людям, живущим с ВИЧ, нельзя усыновлять детей и брать детей под опеку, потому что "ВИЧ является серьезным инфекционным заболеванием". Как будто мы не знали, что ВИЧ – это серьезное заболевание. Разве об этом речь? Разве не о том речь, что ВИЧ – это серьезное заболевание, которое практически не может быть передано в быту.
Еще госпожа Самарина пишет в своем официальном ответе, что ВИЧ-положительному человеку может стать плохо и ему может понадобиться стационарное лечение, и ребенок тогда, дескать, останется без присмотра. Чиновница всерьез пишет это и не видит абсурдности в этом своем замечании. Разве каждому человеку в любую секунду не может стать плохо? Разве каждому из нас в любую секунду не может потребоваться стационарное лечение? Давайте тогда отнимем детей у всех россиян на том основании, что любому россиянину в любую секунду может стать плохо, а детскому дому не может стать плохо никогда.
В конце концов, госпожа Самарина не видит абсурдности и в том, что своих детей Светлане Изанбаевой воспитывать можно, а чужого ребенка нельзя. Если Светлана опасна для детей, тогда логично было бы лишить ее родительских прав. Если же ее родительских прав не лишают, тогда логично разрешить ей опеку над братом.
Однако же, полагаю, госпожою Самариной движет не логика, а дикарские предубеждения. Обывательский страх перед словом "СПИД", каковой страх сильнее, чем все на свете врачи, давно признавшие ВИЧ не смертельным заболеванием, а хроническим.
И очень печально, что государственные решения принимаются у нас на основании дикарских предубеждений и детские судьбы решаются на основании обывательских страхов.

Кристина Горелик: Не утихают споры вокруг законопроекта об обороте лекарственных средств. Публичная критика этого законопроекта стоила поста главе Росздравнадзора Николаю Юргелю. После этого высокие чиновники замолчали.
Премьер-министр Владимир Путин на встрече с руководством "Единой России" попросил депутатов не сбавлять темпы работы по этому проекту после принятия его в первом чтении, отметив, что "Минздравсоцразвития свою позицию определило, она поддержана, и любые отклонения от этой позиции будут пресекаться, в том числе и принятием кадровых решений". С этого момента критика и депутатами скандального законопроекта резко сократилась.
В правительстве подчеркивают, что законопроект устанавливает "принципиально новые требования к безопасности и качеству лекарств", вводит механизм госрегулирования цен на жизненно важные и необходимые лекарства (список ЖВНЛС), уравнивает права отечественных и зарубежных производителей.
Организации по защите прав пациентов уверяют, что в законопроекте явно видна централизация полномочий в руках Минздрава. Что громоздкая схема расчета предельных цен, разработанная Минздравсоцразвития, скорее всего окажется недееспособной, и опережающий инфляцию рост цен на лекарства продолжится. Что в законопроекте нет упоминаний о льготном или бесплатном лекарственном обеспечении. Нет четких критериев эффективности допускаемых на рынок лекарственных средств. Неизвестна структура, которая будет заниматься регистрацией экспертизы лекарственных препаратов.
Общественная палата России пошла по пути наименьшего сопротивления. На фоне ожесточенных споров общественности с чиновниками эксперты Общественной палаты вместо того, чтобы требовать серьезно доработать законопроект о лекарствах, отделывается незначительными рекомендациями. Все подробности – в медицинской рубрике Ольги Беклемищевой.

Ольга Беклемищева: Общественная Палата приняла рекомендации к поправкам в законопроект «Об обращении лекарственных средств», и Министерство здравоохранения и социального развития их одобрило. Все это случилось после того, как за молчаливое несогласие с данным законопроектом был уволен глава федерального Агентства Николай Юргель, а депутаты Госдумы от "Единой России", по некоторым сведениям, получили приказ отозвать поправки, которые они на волне общественного возмущения внесли в законопроект.
Поскольку большинство слушателей рекомендации Общественной палаты не читало, я взяла этот труд на себя. Общественная палата рекомендует: запретить рекламу лекарственных средств безрецептурного отпуска везде, кроме специализированных (медицинских СМИ), просит озаботиться подготовкой экспертов по регистрации лекарств и специалистов по клиническим испытаниям, предлагает сельским больницам и фельдшерским пунктам, если рядом нет аптек, разрешить торговать лекарствами.
Это все поправки, спросила я у нового председателя комиссии по здравоохранению Евгения Ачкасова.

Евгений Ачкасов: Помимо этого общественная палата высказала мнение о необходимости государственного регулирования цен на лекарственные препараты и может быть постепенно, со временем поднимать вопрос о государственном регулировании цен не только на препараты, входящие в перечень жизненно необходимых и важных, может быть и на другие. Потому что есть опасность подъема цен на лекарства. Но это надо будет аккуратно рассматривать, дабы не пострадали в значительной мере производители, чтобы они были заинтересованы производить эти лекарства.

Ольга Беклемищева: А Вам известна критика законопроекта со стороны Лиги защиты прав пациентов, Общества специалистов по доказательной медицине, Формулярного комитета?

Евгений Ачкасов: Члены нашей комиссии присутствовали на заседании целого ряда подобных обсуждений в различных местах, в том числе и в Торгово-промышленной палате, и в Совете федерации, работали с публикациями. Информация, конечно, нам поступает. Есть информация такая всесторонняя. Абсолютно речь не идет о том, чтобы в Общественной палате дублировалась ранее известная точка зрения. Общественная палата не является дублером уже многих площадок, где высказываются те или иные точки зрения.

Ольга Беклемищева: В общем, Общественная палата будет просить «в будущем учесть…»
А те, кто предлагал поправки по существу, судя по всему, так и не будут услышаны. Рассказывает Александр Саверский, председатель Лиги защиты прав пациентов.

Александр Саверский: Что-то странное с этим законом происходит. При этом мое глубокое убеждение, что действительно он не решает ни одной из поставленных на сегодняшний день задач, существующих задач. Он не занимается решением проблемы обеспечения пациентов необходимыми лекарственными средствами. Борются за власть Минздрав с Росздравназдором за функцию регистрации лекарственных средств. Это единственная проблема, которую он пытается решить.

Ольга Беклемищева: А в чем странность происходящего? Ведь у законопроекта есть влиятельные противники.

Александр Саверский: У Татьяны Владимировны Яковлевой, у нее было совещание, по результатам которого уволили Николая Викторовича Юргеля. На самом деле "Единая Россия" была в шоке. Там было несколько депутатов, было 15 выступлений экспертов, которые завершились вопросом одного из депутатов: скажите, а есть кто-нибудь в зале, кто за закон? Там было человек 50 и ни одной руки. Они в ответных словах говорили: я в шоке, я впервые вижу такую ситуацию, когда мы проголосовали за закон в первом чтении единогласно, а это настолько противоречит мнению экспертов. И вообще из того, что там происходило, было понятно, что депутаты закон не успели прочитать, там 140 страниц текста. Закон был внесен 26 декабря, под новый год, а в первом чтении он проголосован 28 января. Когда им начали эксперты говорить, у которых было, по крайней мере, полгода, они, конечно, были в шоке.

Ольга Беклемищева: Но они от этого шока быстро оправились. Во всяком случае сейчас они не принимают поправки.

Александр Саверский: Потому что действительно использован административный ресурс. Если руководитель государственной службы Юргеля увольняют просто так за то, что он позволил себе какую-то критику, причем не в явно выраженной форме, скажем так, попытался донести мнение общественности до Минздрава, до правительства, его за это увольняют, то сами понимаете. Путина впервые увидел в таком состоянии, когда он наорал на руководство партии ведущей. Само по себе для меня было удивительно.

Ольга Беклемищева: За что он на них орал?

Александр Саверский: Они, видимо, попытались до него донести мнение общественности. В ответ он наорал, что правительство свое мнение высказало, проект закона в Госдуму внесен и никто не вправе его критиковать. Поэтому те, кто позволит себе, будет уволен. Вот Юргель был уволен. Поэтому обстановка была странная. Потом мне, правда, говорили, что были другие разговоры, что вроде бы донесли мнение общественности. И было сказано: что же вы молчали раньше? В ответ люди сказали, что мы не смогли даже рта открыть, не успели.

Ольга Беклемищева: А те поправки, которые внесла Общественная палата и которые Минздрав одобрил, они как-то улучшают ситуацию?

Александр Саверский: Нет, конечно, они концептуально ничего не меняют. На мой взгляд, это сладкий кисель, сплошные дифирамбы, которые не имеют ничего общего с той критикой жесткой, которая была от общественности. Потому что Общественная палата, комиссия новая, буквально в феврале было первое заседание. И то, что они так себя повели, на мой взгляд, просто дискредитация общественного движения. Потому что вся общественность против, Общественная палата – за. Молодцы.

Ольга Беклемищева: Так что у нас теперь две общественности – одна «белая и пушистая», другая – та, которой «больше всех надо» Не трудно догадаться, которая ближе сердцу Министерства здравоохранения и социальной защиты.

Кристина Горелик: В британской прессе активно обсуждается плохая работа медицинского персонала по уходу за больными в клиниках. «Дэйли Мэйл» пишет о том, что отдельная проблема – это некомпетентность медицинских сестер. Пациенты практически лишены ухода, их элементарные требования поддержания чистоты и соблюдения личной гигиены игнорируются. Больные жалуются, что медицинские сестры не помогают старым и немощным принимать пищу. Премьер-министр Великобритании Гордон Браун обеспокоен сложившейся ситуацией. Он считает, что профессиональный уровень медицинских сестер должен быть значительно выше, и призывает сотрудников клиник вернуть утраченное доверие пациентов, пишет «Дэйли Мэйл».
Другие европейские социальные новости вы узнаете из нашей следующей рубрики

Великобритания: клинику Оксфорда ждет очередное расследование

Клиника Оксфорда приостанавила операции на сердце, сообщает британская телерадиокорпорация «Би Би Си». «Мы временно приостановили проведение хирургических операций на сердце, до полного расследования всех обстоятельств. Это расследование будет включать в себя проверку по делам скончавшихся за последние три или четыре месяца во время операций четырех очень больных детей», – заявил представитель клиники. Он добавил, что после произошедшего пациентов с особо тяжелыми заболеваниями немедленно перевели в другие медицинские учреждения, и подчеркнул, что здоровью оставшихся в клинике пациентов ничего не угрожает.
«Мы будем очень внимательно следить за развитием ситуации. Отрадно, что сотрудники клиники незамедлительно приняли меры, и другим пациентам уже не угрожает опасность», – заявил представитель комиссии по здравоохранению Роджер Дэвидсон.
Телерадиокорпорация «Би Би Си» напоминает, что в 2005 году комиссия по здравоохранению уже проводила расследование, связанное с этой клиникой. Там в период с 2002 по 2005 год смертность после проведения коронарного шунтирования превысила средний показатель по стране более, чем вдвое. Итогом работы комиссии стал доклад, в котором говорилось о том, что хотя эти данные не носят катастрофического характера, срочно необходимо что-то менять. А в 2007 году оксфордская клиника вновь подверглась критике в связи с высокой смертностью пациентов с сердечными заболеваниями.
Эта клиника, основанная в 1970-е годы, является крупнейшим медицинским учреждением в графстве Оксфордшир. Помимо того, что это главный пункт скорой медицинской помощи города, здесь также проводятся срочные хирургические операции, заключает «Би Би Си».

Великобритания: выбросил мусор – плати

В британском городе Бристоле уже в этом году может появиться налог на мусор, сообщает газета «Дэйли Мэйл». Планируется, что в мусорные контейнеры на колесах вмонтируют специальные электронные микрочипы. С их помощью горожане, добровольные участники проекта, подсчитают вес каждого пакета с мусором и определят приблизительную норму мусора на человека. Тем, у кого образуется меньше всего мусора, обещают поощрения от городских властей.
В городском совете Бристоля эту меру связывают с необходимостью улучшить экологическую ситуацию. При этом подчеркивается, что горожан, которые выбрасывают пакеты с мусором в контейнеры, штрафовать не будут. Однако многие опасаются, что на дома тех, кто выбрасывает мусор сверх нормы, могут наклеить предписания с требованием заплатить.
«Этот эксперимент заставит горожан задуматься о том, стоит ли им так много выбрасывать, и почувствовать благодарность к тем, кто помогает нам избавиться от мусора», – заявляет представитель городского совета по охране окружающей среды Гэри Хопкинс. Он добавляет, что участие в проекте – дело добровольное.
Критики считают, что появление мусорных штрафов и поощрений вполне реально, и тогда большим семьям придется платить за мусор больше. Предполагается, что в первом эксперименте, который продлится 6 месяцев, примут участие жители около 2500 домов, сообщает «Дэйли Мэйл».

Германия: двухгодичный домашний уход за родственниками, нуждающимися в помощи

В Германии министр по делам семьи Кристина Шрёдер предлагает проект для семей с родственниками, нуждающимися в специальном уходе, сообщает газета «Цайт». Этот план предусматривает предоставление гражданам права на домашний уход за родственниками любого возраста, нуждающимися в помощи. «Потребность в уходе может возникнуть у каждого, независимо от возраста», – считает министр.
Проект предполагает, что люди, которым необходимо ухаживать за своими родственниками, в течение двух лет будут заняты на работе на полставки, получая при этом 75% своей заработной платы. «Это ничего не будет стоить налогоплательщикам», – считает Шрёдер. Она добавляет, что если учитывать фактор медицинского страхования, домашний уход может обойтись дешевле, чем размещение людей в специализированные учреждения. К тому же очевидно, что большинство людей, нуждающихся в помощи, предпочитают домашний уход, пишет газета «Цайт».
Германские политики и экономисты относятся к этому предложению настороженно, сообщает сайт «Райнише Пост Онлайн» По разным причинам экспертам кажется сомнительной финансовая сторона проекта.
Представитель торгово-промышленной палаты Ахим Деркс отмечает, что в плане есть большие финансовые риски для предприятий.
«Финансовые гарантии работникам, которые вынуждены ухаживать за родственниками, не столь очевидны, если они недополучают 25% своей заработной платы», – считает президент Социального союза Германии Ульрика Машер. Видный социал-демократ Карл Лаутербах назвал этот проект «ловушкой для женщин, работающих на государственной службе». Как известно, за родственниками, нуждающимися в помощи, в основном ухаживают женщины. Неполная занятость на работе вряд ли позволит им сделать карьеру, считает Лаутербах и добавляет, что «в итоге женщины будут вынуждены вновь вернуться к домашнему очагу».
«Госпожа Шрёдер добивается снижения расходов на людей, нуждающихся в помощи, то есть перекладывает расходы на родственников, в том числе женского пола, в зависимости от обстоятельств», – считает лидер партии зеленых Рената Кюнаст.
Социальный педагог и писатель Клаус Фуссек тоже считает, что это предложение сделано «не по доброте душевной» и большинству людей, которые должны ухаживать за родственниками, ничем не поможет. «Эти люди зачастую должны трудиться 24 часа в сутки, 7 дней в неделю и к тому же 30 или 31 день в течение месяца ухаживать за любимыми родственниками», – этими словами Фуссека «Райнише Пост Онлайн» заканчивает публикацию.