20 лет назад в Петербурге (Ленинграде) вышел первый номер журнала о кино «Сеанс». Мы будем говорить об этом журнале, о проблемах, которые он поднимает и которые с ним связаны, с продюсером и режиссером Сергеем Сельяновым, с продюсером Артемом Васильевым, с режиссером и оператором Павлом Костомаровым, с режиссером документального кино Александром Расторгуевым и критиком Михаилом Ратгаузом, заместителем главного редактора ресурса «OpenSpace.ru».
Для начала послушаем главного редактора журнала Любовь Аркус, которая находится в Петербурге. Мы разговаривали по телефону и начали воспоминания о журнале с романтического периода ранних 90-ых. Я помню журнал в то время как выдающееся явление. Журнал писал о Германе и Сокурове, о Сельянове и Соловьеве, о Балабанове и Бодрове-старшем, а потом и младшем, о Миндадзе. Разговор о кино всегда превращался в разговор о том, что же, собственно, происходит с нами, что происходит в обществе.
Любовь Аркус: Романтический период журнала «Сеанс» начался в 89-ом году, когда он был учрежден Киностудией «Ленфильм» и Александром Алексеевичем Голутвой. И он закончился в 90-ом, когда вышел первый номер журнала «Сеанс». Поскольку в одну минуту обрушился рынок, то, что называлось рынком, цены на бумагу взлетели. И уже сразу после выхода первого номера мы попали в то положение, в котором находились очень долго, в сущности, всегда. У нас не было никаких логических оснований для жизни, кроме наших сил, нашей энергии и невозможности существовать уже без этого журнала. Несколько месяцев свободы и эйфории – и сразу же довольно жестокая борьба за выживание. Я думаю, что история журнала «Сеанс» вполне себе является некоторой маленькой моделью существования нашего в этой стране от «перестройки», через 90-ые и вот к нулевым годам.
Первый круг авторов журнала «Сеанс» - это Сергей Добротворский, Олег Ковалов, Михаил Трофименков, Татьяна Москвина и Дмитрий Савельев. Первая редакция, первая редколлегия. Первые 15 номеров журнала «Сеанс» были написаны этими людьми в основном. Ну и включая наших прекрасных московских друзей и других авторов, которые принимали участие в журнале. У журнала был очень важный период. Когда умер Сережа Добротворский, я решила журнал больше не делать. Мне показалось, что это вообще уже не имеет никакого смысла. И мы прервались и стали делать энциклопедию. Семь томов Энциклопедии русского кино в переходный период от Горбачева до Путина «Кино и контекст» - примерно лет 5 очень усидчивой, энциклопедической работы для меня и для нас всех. И мне казалось, что к журналу я уже никогда не вернусь.
И в этот момент как раз стали приходить совершенно молодые люди, как я их называю, «дети». Во-первых, они надеялись на то, что журнал будет, во-вторых, они говорили для меня совершенно ошеломительную фразу, что они выросли на журнале «Сеанс». Я поняла, что журнал уже стал историей в каком-то смысле. И эти молодые люди стали делать журнал следующее десятилетие. Это Алексей Гусев, Константин Шавловский, Василий Степанов, Петр Багров – молодые, прекрасные кинокритики и историки.
Елена Фанайлова: Для меня всегда этот журнал был объектом культуры. Вы могли бы постараться определить в нескольких словах, каковы его отличия от всех остальных журналов, в том числе и журналов о кино?
Любовь Аркус: Первое и главное его отличие заключается в том, что это, конечно же, не журнал. Это такое место, это самолично выстроенный остров. Для меня сейчас самое главное в нем – что это грибница, где сами по себе вырастают какие-то новые, прекрасные совершенно грибы белые, крепкие боровики. Журнал – это все-таки некая вещь, некая принадлежность какой-то издательской медиа-индустрии, каковой «Сеанс» никогда не был. И если бы он таковым хоть когда-нибудь был, он бы немедленно закрылся. Потому что параллельно с «Сеансом» открывалось очень много журналов. Я не могу их сейчас называть, но некоторые из них были очень хорошие, некоторые похуже, некоторые совсем плохие. И у их авторов, их создателей была установка на продукт, который может функционировать на рынке. А поскольку история нашей страны складывалась своеобразно, то реальных механизмов для этого не было никогда. И я глубоко убеждена, что и сейчас не существует. Поэтому в результате существование этих журналов превращалось в какую-то цепь манипуляций и фальсификаций, которая, в конце концов, заканчивалась крахом. Именно потому, что мы каждый день жили как последний, именно потому, что никогда не были ни на что согласны... я имею в виду, не то что подлаживаться или идти на компромиссы, а просто не согласны были на то, чтобы считать, что не журнал главное, а главное то, чего мы от него хотим. А всегда хотели делать то, что мы хотим делать. Поэтому, конечно, наше существование было в каком-то смысле труднее, чем у других, но, с другой стороны, это обеспечило журналу такое долголетие. Потому что 20 лет, я глубоко убеждена, он существовал только благодаря этому.
Кроме того, что он нам всем доставлял удовольствие, для чего он был нужен? Я глубоко убеждена в том, что именно благодаря тому, и у нас это даже написано на сайте в качестве нашего самоопределения, что самое главное в «Сеансе» то, что там как бы «заводятся» талантливые люди. И эти молодые люди... я не знаю, как будет дальше, у меня адских страх, что на сей раз мы этого кризиса не переживем, но, по крайней мере, так было всегда, что им была куда прийти, они приходили сюда. И молодым режиссерам было куда прийти со своими монтажными версиями, со своими сценариями. Это такое завихрение, которое совершенно необходимо в искусстве. Институции институциями, но институции-то у нас тоже плохо выжили в этот период. А вот такой живой очаг, куда можно прийти и погреться, куда можно прийти и встать на ноги... Конечно же, многие уходили потом, потому что всем нужна все-таки взрослая жизнь, они уходили, но они при этом оставались, потому что они все равно печатали статьи, они все равно приходили в гости. Но вот это место, где им надо побыть, пожить смыслами, научиться их как-то высекать из того, что происходит вокруг, из того, что происходит за окном. Потому что темой «Сеанса» всегда было: что происходит за окном, «какое милые у нас тысячелетье на дворе»? Тысячелетия менялись с катастрофической быстротой до недавнего времени, поэтому было всегда о чем подумать.
Елена Фанайлова: Еще одна тема, которой занимается журнал «Сеанс», - это благотворительность и забота о больных детях, в частности, о детях-аутистах. Как вы начали эту тему?
Любовь Аркус: Мы ее начали благодаря одному из главных авторов «Сеанса» последнего десятилетия Елене Николаевне Грачевой, замечательному филологу, которая совершенно неожиданно сделала шаг в эту сторону непреднамеренно – и оказалась как бы по ту сторону экрана. Мы в какой-то момент неожиданно тоже оказались там вместе с ней. Не в такой степени, разумеется, но все-таки. Ну, а дальше уже начались разные истории. И я хочу сказать, что эта история не только про нас, это история, скорее, про время опять же. Потому что когда мы не имеем возможности, даже внутренней возможности каким-то образом реализовать свой общественный темперамент и какой-то свой протестный потенциал... и в общем, мы не хотим, нет такого желания, потому что все как-то скомпрометировано, просто на эту территорию нет возможности сделать шаг. Но ничего никуда не исчезает и не девается, оно просто реализуется в каком-то другом смысле. И ведь эта история не только про нас, это история про то, что снизу совершенно в других проявлениях растет гражданское общество, и у всех, кто чувствует это, имеет это внутри, есть потребность к этому присоединиться. Мы попытались присоединиться к огромному движению. К сожалению, этот кризис вообще и, в частности, кризис финансирования журнала остановил на лету наш главный проект «Кино открытого действия». Но я очень надеюсь, что нам удастся его возобновить. Чем дальше ты что-то делаешь, тем больше у тебя растет ощущение сверхзадачи. А кино само по себе, так же, как искусство само по себе сейчас, оно находится не в том состоянии, когда оно продуцирует смыслы в таком объеме, в котором есть в этом потребность. Это же не мной сказано, а огромное число людей это чувствуют, и в журнале «Сеанс» по этому поводу очень умные люди много всего написали за последнее время, что все время есть ощущение ирреальности происходящего, зыбкой почвы под ногами. И не в смысле финансовом, а в смысле того, что какая-то настойчивая потребность самоопределения, которая возникает, и она требует утоления. Я наблюдаю, как растет Фонд «Аd Vita» Елены Грачевой, какое количество прекрасных молодых людей присоединяются к волонтерству, и я понимаю, что это не просто так, это все неслучайно.
Елена Фанайлова: Любовь Аркус рассказала о том, что у журнала «Сеанс» есть не только собственно журнал, но и несколько социальных проектов, и о них мы тоже поговорим.
А сейчас послушаем режиссера Алексея Германа-старшего, который поздравляет любимый журнал по телефону из Питера.
Алексей Герман-старший: Журнал «Сеанс» является лучшим журналом, связанным с кино, на территории России, а может быть, и на территории СНГ. Я иностранными языками не владею, поэтому мне трудно судить. И это, как правило, блестяще написано, это нечто новое, это то, что сейчас читать не стыдно, а этого не так много у нас в стране. Кроме того, журнал «Сеанс» является кузницей талантливых молодых репортеров, журналистов, теоретиков кино. Очень многие из них прошли через эти стены, и никто из них, я думаю, никогда, оглянувшись, не пожаловался на ту прекрасную творческую атмосферу, которая творится ежечасно в этом журнале. Я большой поклонник этого журнала. С уважением, Алексей Герман, кинорежиссер.
Елена Фанайлова: Выступление Алексея Германа-младшего.
Алексей Герман-младший: Журнал «Сеанс», на мой взгляд, представляет ценность прежде всего смешением на одном и том же пространстве абсолютно разных мнений, разного уровня, разной степени дарования критиков. И он для меня интересен, наверное, тем, что он жив своей дискуссией внутренней. Потому что журнал «Сеанс» не говорит, что такое-то кино хорошее, допустим, такой-то фильм, а этот фильм плохой, а на его страницах высказываются разные, более уважаемые или менее уважаемые, но, тем не менее, что-то понимающие в профессии люди. И в этом разбросе мнений, наверное, и есть его ценность. Иногда там существуют прекрасные и точные, замечательные рецензии, иногда нет. Но это отражение живого процесса мысли, чтобы понять, что такое сегодня русское кино, и этим он хорош. А самое главное в «Сеансе» - это, во-первых, подвижничество тех людей, которые делают этот журнал, которые ставят во главу угла то, что называется искусством. А во-вторых, я глубоко убежден, что ни одной рецензии в «Сеансе» никогда не было проплачено, что никогда, в отличие от других журналов, кто-то не заносил деньги. Мне кажется, это важно. Несмотря на то, что у журнала небольшой тираж, тем не менее, он является каким-то эстетическим эталоном. В Москве этого нет. Даже относительно понимающие в кино критики - то, что они пишут иногда в других журналах и хвалят какие-то фильмы, объяснить тем, что им просто понравилось, и не было никаких других обстоятельств, невозможно. В «Сеансе» этого нет. Там нет задней мысли, когда ты что-то читаешь. Наверное, это и достоинство, и недостаток, потому что в своем страстном восхвалении или страстном обличительстве каких-то картин иногда, к сожалению, авторы переходят какие-то грани. Была достаточно стыдная подборка отзывов о фильме «Изгнание» Звягинцева, на мой взгляд, но как всякое отражение нашей жизни - значит, наша жизнь такая. И важно в «Сеансе» то, что он при этом абсолютно не маргинален, как часть киноведческих изданий, которые хорошие и замечательные, но читать их невозможно, а он все-таки как-то коррелирует с настоящим.
Елена Фанайлова: Алексей Герман-младший с некоторой долей критики выступил по поводу любимого журнала.
Вопрос к гостям. Чем для вас лично является журнал «Сеанс»? Мне интересно, что он такое для режиссера, для кинокритика, для продюсера, что он такое в профессиональном смысле.
Сергей Сельянов: Что он такое в профессиональном смысле, не могу сказать. У нас кинематограф, скорее, любительский до сих пор, у нас пока индустрия не настоящая. Тем более, так было в 89-90-ых годах, когда журнал начинался. И в этом есть свои плюсы. Как говорят англичане, самых больших успехов где бы то ни было добиваются дилетанты. Ну, они любят парадоксы. Но в этих парадоксах есть какой-то смысл. А для меня журнал, во-первых, просто какая-то часть моей жизни, причем периода самого романтического, о котором Люба сказала. В том числе, когда мы все были исполнены надежд. И даже не потому, что что-то вдруг изменилось или что-то стало можно, а потому что, наверное, просто биологически такое время пришло.
Елена Фанайлова: Это было время подъема питерского кино, питерской школы. И журнал появился еще и как способ разговора об этом новом кино.
Сергей Сельянов: Да, наверное. Поскольку я жил и занимался кино именно в Петербурге, мне даже не с чем сравнивать, как сказал Алексей Юрьевич про языки и другие страны. Мы не знаем, как было в других местах. Но у нас это точно было так. Я не делил кино на питерское и не питерское, просто мы жили там и делали что-то. И рядом вдруг возник журнал, и как-то очень закономерно, очень естественно для нас возник. Конечно, должен быть кто-то, кто проговаривает вот это новое время в кино, и не только в кино, чем мы активно начали заниматься. И опять же профессиональная сторона, что он что-то писал, что-то разбирал, для меня это менее существенно. Все-таки мы мир, наверное, воспринимаем более чувственно, во всяком случае, люди, которые занимаются кинематографом и другими искусствами. И это просто такое чувственное ощущение, возникновение какого-то цветка. Тем более, Люба, его создатель и вдохновитель, человек страстный, и это важно для искусства. Энергия, страсть, хотение – это очень важно. И я, например, был рад, когда прочитал немножко юмористическое подтверждение этой мысли, предположим, во втором номере журнала. Это была цитата из Довлатова, если не ошибаюсь, по поводу того, что такое «сеанс» на зэковском языке: «сеанс» - это эротическое переживание. Например, зэки что-то копают, вдруг один из них нагибается, бережно поднимает осколочек какого-то блюдечка, очищает его пальцем, а там – голоногая пионерка. И собираются вокруг другие зэки, подходят кружочком, и кто-то из них говорит: «Сеанс!». Вот такая трогательная, безобидная, не пошлая, а какая-то правильная метафора.
И рядом появилась Люба, режиссер, создатель, продюсер вот этого проекта, который дополнял и в то время, и с еще большей энергией продолжает делать сейчас, то, что, как Любе кажется, недостает современному кино: смыслов не достает, и давайте как-то эти смыслы договаривать, отчасти провоцируя режиссеров, продюсеров и других на то, чтобы эти смыслы и в кино появлялись. Ну, если их мало, надо их как-то добавлять в нашу жизнь. И в этом для меня какой-то смысл существования. Я совсем грубо скажу, что, может быть, и не так важно, существует журнал «Сеанс» или не существует, для кинематографистов, для продюсеров, узко профессионально, но совершенно необходимо в более существенном смысле слова. Когда ты что-то делаешь в безвоздушном пространстве, не в диалоге, без обратной связи, то это, конечно, неполноценное существование. Люба и журнал дают мне какую-то обратную связь и дополнительный ресурс. И потом, это ярко, это энергично, и это все очень важно. Энергия огромная закачена в этот журнал, и она не попсовая, то есть она, может быть, не всем читателям будет бить в глаза, но мне бьет, и за это я благодарен Любе и ее команде, и старой, и новой. И всех их я знаю, это близкие мне люди. То есть для меня это часть, в том числе, просто моей жизни, подчеркиваю, не только профессиональной.
Елена Фанайлова: Мне часто кажется, что журнал «Сеанс» - это явление культуры и биологии, какое-то живое существо, сильно излучающее большую энергию.
Михаил Ратгауз: Я согласен с Сергеем Михайловичем. Это был сейчас очень личный взгляд на эту историю. Мне кажется, что журнал «Сеанс» отличается от других журналов тем, что это журнал про то, что называется немецким словом, которое перешло и в английский, «Zeitgeist» («дух времени»). И это вещь, которой никто всерьез в прессе не занимается по разным причинам. Гламурная пресса не может этим заниматься потому, что ей это как бы не по профилю, условно говоря, большие коммерческие газеты, которые читают люди каждый день – «КоммерсантЪ», «Ведомости» - не могут заниматься этим, потому что для них это, может быть, тоже какая-то слишком крупная планка, условно говоря. И для меня еще журнал «Сеанс» - это одно из немногих мест, где я могу почитать вещи, которые я больше нигде не могу обнаружить. Вещи, гораздо большие, чем кино, действительно дух времени. И мне кажется, это очень важная штука.
И вторая важная вещь, которую я хотел бы сказать про журнал «Сеанс». Мне кажется, что возникновение социальный проектов – это логическое продолжение того, что Аркус в какой-то момент перестало удовлетворять писание про фильмы, вещь довольно эстетическая. То есть, мне кажется, журнал «Сеанс» 90-ых годов – это более эстетское издание, чем журнал «Сеанс» нулевых. И у меня был разговор с одним моим приятелем-кинокритиком (который не пишет в журнал «Сеанс») о том, почему журнал «Сеанс» мало пишет про западное кино современное. Я разговаривал с редакторами журнал «Сеанс», с Костей Шавловским, он пытался это опровергнуть. Но на самом деле действительно журнал «Сеанс» ловольно мало пишет про то, что происходит за пределами России. И мне кажется, это потому, что на тамошние дела Аркус, как главный редактор, и журнал «Сеанс», как институция, никак не могут повлиять. А она предпочитает заниматься тем, на что она может повлиять конкретно. То есть она пытается своей журналистской деятельностью исправить что-то в жизни. Во-первых, в профессии, а во-вторых, в жизни. И то, что есть люди, которым она помогала непосредственно, сначала просто киношники, которым она помогала своей энергией, от людей молодых до людей совсем уже пожилых и заслуженных, и то, что сейчас это пошло еще дальше в жизнь, сейчас уже речь идет о детях-аутистах и так далее, - это закономерное движение человека, которого не удовлетворяют только буквы, который хочет что-то исправлять и делать.
Елена Фанайлова: Давайте поговорим с режиссерами, которые непосредственно снимали социальные ролики. Это программа «Кино открытого действия», которая инициирована главным редактором журнал «Сеанс» Любовью Аркус. Александр, ваши отношения с институцией под названием «журнал «Сеанс».
Александр Расторгуев: Я думаю, что в любой культурной жизни должен быть свой Белинский, который должен эту жизнь коагулировать из хаоса. И мне кажется, что если этого не делает журнал «Сеанс», то этого вообще никто не делает, и никто не будет делать. Договаривать смыслы, как сказал Сергей Михайлович, но, может быть, и определять, формулировать их и формировать направления. Как делал в свое время «Современник». И в этом смысле мне кажется, что сейчас финансовые проблемы «Сеанса» именно потому, что сам журнал в какой-то момент не понял своей более сущностной задачи, что он мог бы быть площадкой для возникновения нового кино, скажем так, мог бы быть продюсерским центром, в котором есть и журнал. Хотя сейчас, как я знаю, при журнале есть киностудия, мастерская журнал «Сеанс». В принципе, движение происходит. И мне кажется, что действительно есть момент личностного участия человека в формировании жизни. И Аркус – это такая поварешка в супе этого мира.
Елена Фанайлова: Или соль этого мира. Или его перец.
Александр Расторгуев: Вопрос только в том, что действительно суп жидкий. И проблема не только в том, что любительское и дилетантское у нас кино, а в том, что оно кастовое у нас, мне так кажется. И то, как журнал мечется и между авторами, и между фильмами, и между темами, этот момент метания, мне кажется, стирает эту кастовость. И в этом смысле его абсолютно сущностная задача выполняется.
И личное мое впечатление. Это все-таки место, куда может прийти человек. Если человек без места, значит, он практически не человек. У нас была история с Павлом, мы оказались в трудной ситуации, делая наш проект. И мы побежали по продюсерам, и все, в том числе и присутствующий здесь Сергей Михайлович, нас пнули, мягко говоря.
Елена Фанайлова: А что это был за проект?
Александр Расторгуев: Это было начало истории «Я тебя люблю». И мы вышли после очередного похода, сидели в грузинской забегаловке недалеко отсюда, смотрели друг на друга и понимали, что год жизни потерян, ты уперся в стену, и непонятно, что делать дальше. Мы позвонили Любе и попросили ее об устройстве встречи с Сокуровым. Позвонили Сокурову, он сказал: «Приходите». Потом он взял день на то, чтобы посмотреть эту историю. И этот день я сидел в редакции журнала и ждал его реакции. Простите, что я перетащил одеяло на себя. Но я хочу сказать, что вот это место, в котором тебе нальют чай, в котором тебе, в общем-то, будут всегда рады, какой бы ты ни был плохой, талантливый или нет, в котором тебе помогут. И если такое место есть, значит, это хорошо. А если это место еще умное, у добрых и умных людей, то это еще лучше.
Артем Васильев: Было два периода моего знакомства с «Сеансом». Первый период был заочный. Я долгое время кино не занимался, а занимался всякого рода околокиношной коммерческой деятельностью, рекламной, телевизионной. Но пришел такой момент, когда я стал задумываться о смыслах. И пытаясь понять, что же происходит в кино, которое меня всегда интересовало, и я понимал, что я хочу двигаться в эту сторону, я познакомился с журналом «Сеанс» заочно, еще не будучи знакомым ни с кем из людей, которые его делают. И действительно обсуждение смыслов там увидел, и гораздо шире, чем только в области кино. И меня это все чрезвычайно заинтересовало. Тем более что меня очень удивили какие-то другие авторские ипостаси тех людей, которых я знал по работе в другой прессе. Они писали для журнала «Сеанс», что меня поразило, и они были какими-то другими людьми часто.
Елена Фанайлова: Я бы сказала, более интеллигентными, умными и тонкими.
Артем Васильев: Да. А потом я сделал некоторый внутренний выбор, связанный с тем, что... Сергей Михайлович сказал о том, что наша индустрия любительская, вернее, то, что мы называем индустрией, потому что это индустрией, в общем, не является в полной мере, я сделал незатейливый вывод. Я просто понял, что можно пытаться заработать денег (и их не заработать) на чем-то очень понятном, поверхностном, а с другой стороны, можно попытаться пройти какой-то путь с интересными людьми в кино, тоже не заработать денег, но насладиться этим путем. Это был выбор моих последних лет жизни. И я совершенно не жалею о том, что я его сделал. И одним из тех людей, с которыми я, решив встать на этот путь, познакомился, была Люба. Мы с ней подружились и стали общаться. И я понял, что «Сеанс» - это не журнал, она абсолютно права, а это какая-то маленькая Вселенная, которая крутится вокруг Любы Аркус, которая питает ее своей энергией, страстью, желанием, пониманием, которая распространяет эту энергию очень далеко от себя и на огромное количество людей вокруг. И все те ответвления от чисто издательской деятельности, которые существуют, а это и проект «Кино открытого действия», и Мастерская «Сеанс», и вот сейчас какие-то еще разные проекты, - это все свидетельствует о том, что есть внутренняя потребность выйти за пределы диалога, зафиксированного в буквах на страницах. И все это никоим образом не коррелируется с некими внешними реалиями, которые существуют вокруг журнала, к сожалению. То есть мир совершенно недружественен к этой Вселенной. Он ее пытается все время как-то схлопнуть. И мне захотелось что-то сделать, что в моих скромных силах было, чтобы это продолжалось как можно дольше.
Если говорить о «Кино открытого действия», то Люба сказала, что есть Лена Грачева, у которой есть Фонд, которым она занимается. И Люба в какой-то момент позвонила с идеей, что она знает, абсолютно уверена и абсолютно убеждена в том, что надо светлые силы киносообщества сплотить на помощь детям-аутистам. А что могут сделать люди кино? Они могут кино снимать на эту тему.
Елена Фанайлова: Рассказывать обществу о том, что есть такие дети, что бояться их не надо, что надо им помогать.
Артем Васильев: Меня совершенно поразил очень простой факт. Люба сама лично обзвонила большинство людей, которые в этой индустрии что-то значат, и режиссеров, и продюсеров, и художников, композиторов, актеров, и насколько я знаю, ни один человек не сказал ей «нет», не сказал, что он не будет в этом участвовать. Мы собрали небольшую продюсерскую группу. Естественно, что главным продюсером... Люба, на самом деле, не только главный редактор, она продюсер этой жизни, которую вокруг себя организует, и мы собрали такую группу под предводительством Любы Аркус, которая стала этот проект пытаться реализовывать. Появились какие-то деньги, какие-то люди, которые хотели это финансировать. Идея очень простая: придумываются социальные сюжеты короткие, которые реализуют на совершенно бескорыстной основе люди, подписавшие некую хартию проекта. А она очень простая – это бескорыстное участие. И вошло очень много людей, много разных компаний, не только частных лиц и творческих людей, которые оказывают услуги и технологические. Еще раз говорю, никто нам не отказал. Когда мы приходили с этой идеей в разные компании, люди внимательно слушали и, понимая, что стоит за этим проектом и список людей, которые согласились в нем участвовать, они тут же говорили «да». И это была сила Любиного убеждения. Было снято три маленьких фильма, минутных.
Елена Фанайлова: Два автора у нас за столом присутствуют.
Артем Васильев: Сейчас эти фильмы закончены. И третий фильм был снят Сергеем Бодровым с оператором Федором Ляссом в городе Санкт-Петербург. А дальше наступил кризис. То есть были достигнуты какие-то договоренности по развитию этого проекта, по его размещению. Ну, понятно, что три ролика еще не составляют проекта. Идея была – 13 роликов. С одной стороны, наступил кризис. А с другой стороны, в процессе этой работы над роликом появился конкретный человек, которому в настоящий момент около 20 лет, по имени Антон. Было найдено его сочинение, которое он написал в 14 лет, которое должно было стать основой одного из роликов. Он аутист. И Люба со всей страстью своей души, поняв, что это не просто повод для ролика, а это судьба, которая за этим стоит, и судьба, которая находится в страшной опасности, бросилась спасать и помогать этому человеку. В результате это все превратилось, с одной стороны, в операцию по мобилизации всех сил и Любиной энергии по спасению конкретного человека и его матери, а с другой стороны, вылилось в материал для фильма, который Люба стала снимать как режиссер, под названием «Аут», который она сейчас монтирует. Эти два фактора – кризис и участие в судьбе конкретного человека, которая, наверное, в этой ситуации была важнее, чем весь проект, может быть, - привели к тому, что проект находится в законсервированной стадии сейчас. И прошло какое-то время, и сейчас мы понимаем, что, наверное, можно было бы говорить о том, чтобы его продолжать. Но беда не приходит одна, и за то время, пока все это происходило, угроза нависла над существованием основы – самого журнала. У него появились огромные проблемы с выходом, с финансированием и так далее.
Елена Фанайлова: Я скажу, какого рода проблемы появились. На 50% журнал финансировался из госбюджета, грантом Департамента кинематографии Минкульта. А сейчас происходит реструктуризация Департамента, и создан Фонд поддержки отечественной кинематографии, который не начал еще распределять средства. И те средства, на которые мог бы журнал и Мастерская «Сеанс» существовать, как-то это все в подвешенном состоянии.
Артем Васильев: Фонд, который сейчас был упомянут, ориентирован на поддержку коммерческого кино. Он теоретически не имеет никакого отношения к поддержке журнала «Сеанс». То есть это элемент новой государственной политики в отношении финансирования кино. Журнал финансировался Министерством культуры. И это финансирование с прошлого года было очень резко сокращено, в этом и есть основная проблема. И я не знаю, что нужно сделать, чтобы деньги Фонда теоретически попали на финансирование журнала «Сеанс».
Елена Фанайлова: Сергей Михайлович, вы сопродюсер фильма «Аут». Я правильно понимаю?
Сергей Сельянов: Наверное, это не совсем точно, я просто немного помог его созданию, и этого недостаточно, чтобы называться продюсером. Естественно, судьба этого проекта мне небезразлична.
Елена Фанайлова: Что тут можно поправить в обеспечении существования журнала и мастерской «Сеанс» и в том, чтобы осуществился, наконец, этот замечательный социальный проект? Мне кажется, что общество не откажется от того, чтобы смотреть эти фильмы, что-то с этим делать. Мне кажется, что слухи о жестокости и равнодушии общества несколько преувеличены. Просто надо правильно с ним разговаривать, в том числе и художникам.
Сергей Сельянов: Я каких-то Америк не открою, ясно, что существование и самого журнала, и социального проекта связано, я с вами согласен, не столько с каким-то фундаментальным равнодушием общества к этим ценностям, сколько с неумением с этим жить. Нет какой-то практики, нет опыта, нет правил, которые вырабатываются, наверное, взаимным движением общества и государства. Может быть, нашему народу в большей степени надо что-то объяснять, хотя бы потому, что молодая достаточно нация: это хорошо, это не очень хорошо. Ведь общество не очень отзывается и на так называемое арт-кино, некоммерческое, которое способно доставлять несоизмеримо большее наслаждение. Типы наслаждения разные, чем, предположим, «Аватар». И для его существования тоже нужен зритель. То же самое относится и к таким журналам, таким социальным движениям. Нет этой привычки, нет потребности, осознаваемой как именно потребность, которая воспитывается не быстро. Есть анекдот про двух физиков, один из которых другому говорит: «Теория Эйнштейна – это сложная штука даже для меня. Я известный ученый, но сам до конца не догоняю». На что собеседник, такой же ученый, ответил: «А я могу любому школьнику сделать эту историю понятной и привычной». «Как?». «Начать преподавать ее с 1-го класса». Это вопрос каких-то механизмов незатейливых, которые, тем не менее, должны выстраиваться.
И роль государства (у нас другой тип общественного договора, как известно), она больше, чем в европейских странах, на которые принято равняться, она другая и она больше. Стало быть, на государство, разумеется, накладываются некие обязательства по тому, чтобы не ждать, к сожалению, от общества какой-то структурированности, инициативы и так далее, а выполнять эту функцию в существенной степени самостоятельно. Поддержка, например, кинематографа. Все цивилизованные страны, которые считают себя кинематографическими державами, кинематограф поддерживают. Почему-то это считается важным, нужным и необходимым. Соответственно, другие явления культуры тоже поддерживаются. Соответственно, журнал «Сеанс» тоже должен поддерживаться. Предельно глупо терять журнал с 20-летним авторитетом... Ладно бы пришел кто-то и сказал: «Товарищ правительство, хочу издавать новый журнал, он у меня будет замечательный». Ну, еще можно как-то посомневаться: будет или не будет. А тут есть. И очень глупо терять.
Елена Фанайлова: И если говорить об образовании школьников, то я знаю, что уже несколько поколений молодых кинематографистов и критиков на этом журнале воспитывались.
Сергей Сельянов: И в этом смысле вышеупомянутый Фонд сам еще не определился с собой в достаточной степени, но, в принципе, набор функций предполагается у него довольно широким. Это не только поддержка зрительского кино. Это, во-первых, поддержка разного кино, а во-вторых, это и поддержка развития того, о чем мы говорили, что его нет, вот этой индустрии, в широком смысле этого слова. Индустрия – чрезвычайно широкое понятие. И конечно, сопровождение ее всякого рода изданиями и прочими медийными обстоятельствами – совершенно необходимая часть этой индустрии. Я повторяю, еще и Фонд сам не все про себя понимает, и это нормально. Но мне кажется, что если не в этом году, то в следующем вполне мог бы Фонд принять участие либо существенное, либо какое-то, в частности, в судьбе журнала «Сеанс». И это нормально. Он будет заниматься, по идее, продвижением фильмов в разных форматах: российских за рубеж, борьбой с пиратством... В общем, он призван в целом решать задачу – создание индустрии через 8 лет в стране. А как будет – увидим.
Елена Фанайлова: Пока Фонд не начнет работать, что делать главному редактору журнала «Сеанс» Любови Аркус? Пойти к продюсерам с протянутой рукой и сказать: «Ребята, дайте немножко денежек для того, чтобы мы дальше продолжали издавать наш замечательный журнал и чтобы Мастерская «Сеанс» существовала»?
Артем Васильев: Я хотел бы очень ошибиться в том, что я сказал по поводу Фонда. Но иллюзий у меня нет на этом этапе. Посмотрим, как Фонда сам себя будет позиционировать и что там за этим реально стоит. И мы с Сергеем Михайловичам ходили к продюсерам.
Сергей Сельянов: Какая-то часть этой помощи уже имела место, и присутствующие за этим столом помогали журналу, и отсутствующие. Конечно, это не может быть системным, на этом трудно что-либо строить, это не может быть длительным, как правило.
Артем Васильев: Это какая-то единовременная акция для того, чтобы совсем не произошло коллапса, и мы это делаем. И довольно много людей откликнулось, а много и не откликнулось, будем честными. Но это не системно проблему решает, к сожалению. Мы пытаемся предпринять какие-то усилия, более системные. Не то что нам от этого легче, если государство на себя возьмет заботу, но нам кажется, что это действительно обязанность государства. Тем более что государство поддерживало журнал 20 лет, очевидно, понимая его значение. Конечно, реалии меняются вокруг нас и вокруг журнала. И понятно, что какие-то другие формы существования – выход в онлайн, более активная позиция по «побочным» проектам, которые могли бы генерировать какое-то количество средств для того, чтобы журнал мог существовать, - это сам журнал должен производить. И это происходит на самом деле.
Елена Фанайлова: Это происходит. Существует сайт журнала. Существует издательская программа вместе с издательством «Амфора» довольно большая (книги о режиссерах и сценаристах), приносящая какие-то деньги. Но в связи с общим кризисом и у «Амфоры» и этого проекта дела не так чтобы стали хороши.
Артем Васильев: Ирония ситуации заключается в том, что в год 20-летия в очередной раз и очень серьезно нависла угроза закрытия этого журнала и всего, что с ним связано. И я думаю, что это вопрос неких последовательных действий, которые какое-то количество друзей журнала пытаются предпринять. Другой вопрос, что есть простая ситуация: встречи и не встречи. Где-то ходят люди, очевидно, которые ощущают внутреннюю потребность помочь журналу «Сеанс», я в этом абсолютно убежден, для которых это не является большой проблемой. И где-то есть журнал «Сеанс», который этих людей очень хочет встретить. И вопрос в том, чтобы это произошло. И наша посредническая функция, которую мы пытаемся реализовать, она и в этом тоже должна проявляться. И ваша тоже.
Елена Фанайлова: Павел, вы можете рассказать об этом фильме, который вы сделали в проекте «Кино открытого действия»? Вы можете сюжет рассказать, что это была за история?
Павел Костомаров: Мы снимали один фильм, а получилось два. Мы вторую серию случайно придумали. Герои – дети. Но я уйду от этого вопроса, меня что-то на обобщение потянуло. У меня такое ощущение, что мы присутствуем на похоронах, благородно стряхиваем пепел и говорим: «Вот журнал «Сеанс» умер. Ну, может быть, через полтора годика с Фондом все наладится у нас, и тогда, может быть, воскреснет, а может быть, и нет». И все время воспоминания такие, как было хорошо в 90-ые или до кризиса. Но, мне кажется, это не очень правильно. Я так понимаю, что журнал «Сеанс» - это очаг. И тут говорилось о том, что это «точка сборки». И сейчас он в положении еще одной ступени. До него был Музей кино, огромное, сильное место сборки в Москве. А до него были в Москве еще другие точки, например, мастерская Кобрина. Пока был пассионарий жив, туда стекались все и все там жили. Я сам вырос в Музее кино. А сейчас происходит это с «Сеансом». Так же мы тихо слили (сами виноваты) Музей кино, ничего не сделали, ничего не предприняли, хотя собралось довольно много людей, но ни во что это не вылилось. Мне кажется, что, бесспорно, все эти места и все эти журналы или организации, или мастерские, они все должны питаться и поддерживаться государством. Но оно совершенно, мне кажется, нас не слышит.
И на вопросы, которые вы поставили, «что делать?» и «кто виноват?», я считаю, что виноваты мы. А что делать, мне очень интересно услышать от вас, что конкретно вы предлагаете делать. Потому что сейчас, кроме того, что мы подождем Фонда, и кроме того, что как все было хорошо и здорово, я ничего не услышал и ничего не понял. Как-то пенсионеры химкинские 100 человек могли поменять закон. Я считаю, что если это место сборки, если это очаг каких-то творческих, живых людей, то они должны как-то творчески и живо это придумать. Давайте каждый возьмет по журналу «Сеанс», а они весьма увесистые, найдем, где Михалков выступает, и кинем в него по журналу. Ну, так как он занимается этой «пилкой», я подробностей не знаю. Кстати, очень интересно все это узнать: что это за люди, куда идут деньги. Потому что сначала же был Музей кино, а теперь там бордель, потом прижали документалистов, потом прижали аниматоров, а теперь уже и игровики жалуются. Я с ними поговорил, с режиссерами, они очень переживают, что и до них дошла очередь. А до этого все потихонечку отваливалось, мы все говорили, что плохо, но никак не вставали против этого. И я считаю, что если в Михалкова не кидать журналы, что это неправильно, ну, давайте выйдем на Дворцовую площадь и сожжем эти журналы, как при Гитлере сжигали книги. Зачем нам нужен журнал «Сеанс» в культурной столице России? Если это никому не надо, то давайте тогда так сделаем. Просто я боюсь, что мы поговорим и на полтора годика затянем потуже пояса, и будем в дистрофическом анабиозе пребывать. А потихонечку это все отрезается, отрубается, пережимается и чахнет. И это одна из очень печальных, обидных ступеней, на которую сейчас ступила эта тихая лапа коммерческого цензурирования. Не знаю, то ли это политика, то ли это просто цинизм и недальновидность власть имущих, деньги дающих. И можно это выяснить какими-то флешмобами, по-моему, понять: «Ребята, это ваша политика? Вы нас превращается в быдло и все вырубаете? Или вы что-то не понимали? Тогда мы говорим вам, мы хотим, чтобы вы поняли. Или мы хотим понять вас до конца».
Елена Фанайлова: Павел Костомаров выступил с радикальным предложением по улучшению судьбы журнала «Сеанс». А вот, например, у вас личный кризис производства, вы куда деньги идете искать для того, чтобы закончить фильм?
Александр Расторгуев: Я занимаю у Костомарова.
Елена Фанайлова: А Костомаров – у вас?
Александр Расторгуев: А он зарабатывает на «левых» халтурах.
Павел Костомаров: Мы обошли с нашим последним фильмом всех продюсеров ногами, пешком и стучались очень долго. Вроде бы сейчас достучались до Александра Ефимовича Роднянского.
Артем Васильев: Надо понять, что проблема не в том, что государство плохое, а проблема в том, что у журнала нет какого-то внутреннего системного ресурса для того, чтобы выживать в этой истории.
Павел Костомаров: А я не уверен, что у него должен быть ресурс. Я считаю, что конкурентоспособность – это не аргумент. Конкурентоспособным «Яйцам судьбы» быть очень сложно. И как говорил Сергей Сельянов, он сейчас никогда не даст деньги Тарковскому, что, собственно, и происходит. Рынок здесь не работает. Я считаю, что рынок и все эти аргументы «эмбиашные» абсолютно от лукавого.
Елена Фанайлова: Я поддерживаю, Павел, ваше выступление. Существует во Франции канал «Arte» и существует европейская система финансирования независимого кино, и надо в эту сторону думать.
Михаил Ратгауз: Совершенно справедливо выступление Павла, оно справедливо ровно потому, что это реплика человека, призывающего к действию, может быть, к анархическому, может быть, к какому-то комическому даже отчасти, но к какому-то движению. И это то, чего нам традиционно всегда не хватает.
Артем Васильев: Павел прав, конечно, что надо действовать. Более того, Павел, может быть, не знает, что какое-то количество действий предпринимается в реальной жизни, а не только внутри, в тиши кухонь все обсуждается. Тут есть некое глобальное противоречие. Потому что журнал «Сеанс», и Люба об этом сказала вначале, никогда не жил хорошо, он всегда жил от кризиса к кризису. Но при этом всегда жил так, как он считал нужным жить, и у него была такая возможность. Сейчас изменилась внешняя ситуация. Мы можем долго обсуждать, почему это случилось, кто кому чего должен в этом случае. Если выражать гражданскую позицию по отношению к журналу, конечно, государство должно журналу. Если государство так не считает, оно может это объяснять, может не объяснять, но оно выражает свою позицию своими действиями. Может быть, они чего-то не понимают, а может быть, они слишком хорошо все понимают.
Елена Фанайлова: У меня версия, как Паша сказал, цинического поведения администраторов.
Артем Васильев: У меня тоже есть такое ощущение, что, наверное, этим занимаются не бессмысленные, тупые люди. Ну, может быть, они бессмысленные, но не тупые. Но парадокс ситуации заключается в том, что журнал может существовать в той форме и с тем запалом, и на той ноте, на которой он существовал все эти годы, действительно в определенных условиях. Я даже не говорю про финансовые условия, я говорю про условия независимости, про условия того, что никто ничего не диктует, при условии того, о чем говорил младший Леша Герман, отсутствии «заказухи» какой-то. Потому что когда мы с некоторыми продюсерами разговаривали, были какие-то варианты: «Вы нам давайте пиар, а мы вам деньги». Журнал такую позицию не принимает, и правильно делает. Но для того чтобы в нынешнее время с такой позицией существовать, нужно быть довольно смелыми людьми. А если ты смелый, если ты свою позицию не хочешь сдавать, то могут возникать определенные сложности, они и возникают. И как вывести журнал на самоокупаемость, чтобы он сохранил независимость, на самом деле, сложно сказать. Журнал, насколько я понимаю, вещь убыточная. Именно поэтому разрабатываются всякие сценарии развития околожурнальной активности. И как в этом мире сохранить независимость при этом – это очень большой и важный вопрос. Потому что даже если найдут человека, который будет это финансировать, или мы это будем продолжать делать, кого-то мы привлечем, найдем, все равно этот вопрос встанет, раньше или позже, но встанет. А в случае с государством он не встает, скажем так, не вставал, а сейчас встал.
Елена Фанайлова: Мне кажется, были названы главные слова качества этой редакции – смелость и независимость. И как было замечено, и издержки могут быть,.
Михаил Ратгауз: Это прозвучит, может быть, немножко странно, но мы с Любой дружим, и я знаю, что у нее есть такое удивительное свойство, что она превращает драму в энергию. То есть она черпает энергию из драматических переживаний в широком смысле слова. Мне кажется, что вот это испытание очередное, которое для журнала уже не первое, в котором он сейчас находится, - это тоже такое драматическое переживание, которое может быть источником энергии. Это звучит сейчас, может быть, наивно, но я со своей стороны в это верю, просто зная его главного редактора.
Александр Расторгуев: Мне кажется, что журнал не имеет права сейчас стоять возле своих похорон и разводить руки: «Государство плохое, давайте предпримем акции». Он должен меняться, он должен находить свои новые формы, которые будут понятны людям, которые могут потом дать на это деньги. Например, работает же в мире система, когда скачиваются фильмы и за них платят деньги сайту. Соответственно, отбиваются и деньги продюсеров. Например, журнал «Сеанс» мог бы договориться с продюсерским миром о том, что через него будут распространяться таким образом какие-то фильмы, которые не имеют широкого проката или вообще никогда не выходили в прокат. Журнал «Сеанс» может немножко снизить планку высокомерия в отношении... в хорошем смысле высокомерия. Действительно, они, выходя раз или два раза в год, делают отчет о времени, выбирают фильмы, они оставляют за собой последнее слово. Это правильная позиция художника. Но никто не мешает им иметь онлайн-версию, которая будет обновляться каждую неделю, в которой будет миллион событий из мира кино. Журнал может позволить себе, и должен позволить себе меняться – и тогда ему станет легче, мне кажется.
Павел Костомаров: Есть «OpenSpace», и надо сделать «OpenСеанс».
Сергей Сельянов: Павел прав, что обратил внимание на похоронный характер нашей дискуссии. Но, скорее, это объясняется какой-то интимной слишком обстановкой в этом прекрасном месте – «Квартира 44», этим абажуром, который не видят радиослушатели, старинный, лирический абажур. И тем, наверное, что мы имеем, но не озвучили мысль, которую Миша только что озвучил, что мы, зная Любу, ни секунды не сомневаемся, что при всех очень серьезных трудностях, которые сейчас журнал переживает, конечно, он не закончит своего существования. И я тут не только на какие-то общие представления о лидере этого журнала опираюсь, а просто на то, что она мне говорила, и жаль, что не сказала в своем интервью. Что очередной номер журнала, посвященный 20-летию журнала, он предельно не похоронный, потому что она сказала, что она его решила выпускать в том числе и потому, что обнаружилось какое-то количество детей, мальчиков из глубоких провинциальных городов России. И она не может объяснить, как туда журнал попадает. Которые вдруг начали что-то писать, что-то сообщать. А это буквально дети, их нельзя бросить. Может быть, это уже слишком пафосные аналогии, но она их действительно ощущает детьми. А мать не может это прекратить. Конечно, мы это отчетливо понимаем. И чем можем, поможем. А революционный путь или системный, эволюционный путь, в этом смысле они все, наверное, должны иметь место. Но я стопроцентно уверен, что он будет, только не сам по себе. Что мы констатировали Любину харизму – и все, спокойно отправились по своим делам, а Люба сдюжит. Нет, это не совсем так, но это и так в том числе.