Марина Тимашева: В МХТ имени Чехова Лев Эренбург поставил пьесу Горького "Васса Железнова". Художник Валерий Полуновский соорудил на большой сцене наклонный помост, расставил по нему мебель и черные цилиндры, в которых человек, не читавший пьесу, увидит или обгоревшие стволы деревьев, или закопченные обрезки колонн. На самом деле, это трубы пароходов, ведь героиня пьесы Васса Железнова - владелица судоходной компании. В течение всего спектакля трубы эти стоят, как вкопанные, и никакого участия в действии не принимают, но под конец тронутся с мест, и, выпуская клубы дыма, частично отчалят куда-то вдаль, частично уйдут под воду, то есть под сцену. В этом образе можно увидеть Россию уходящую, но дело, которому посвящена жизнь Вассы, режиссера очевидно не волнует.

Лев Эренбург: Если грубо формулировать, про что спектакль, то мне кажется, что этот спектакль - история потери души, потери Бога. Я люблю Горького, я считаю его незаслуженно, на сегодняшний день, не ошельмованным, но как-то прижатым. А Горький, с моей точки зрения, большой писатель. Мне кажется, рано или поздно придет его время, время возрождения Горького на сцене. Там заложено на уровне мысли, на уровне чувства, на уровне чувственности, на уровне сердца очень много. И одна из моих учительниц (земля пухом!) говорила, что “у Горького всем артистам есть, что играть”.

Марина Тимашева: Со всем, что говорит Эренбург, можно согласиться, поправим его только в одном: Горький никогда не покидал российских подмостков, он был и остается одним из самых репертуарных драматургов.

Лев Эренбург прежде приезжал в Москву со спектаклями петербургского "Небольшого драматического театра", которым он руководит ("На дне" и "Иванов"), и еще с "Грозой", сделанной им в Магнитогорске (получил тогда "Золотую Маску" за лучший спектакль на малой сцене). Почерк режиссера легко узнаваем: в его спектаклях все приведено к физиологическому знаменателю.

Лев Эренбург: Значит, мы все, понимаем, что искомое для нас в русском психологическом театре это жизнь человеческого духа. Жизнь человеческого духа, с моей точки зрения, не до конца материалистической, все-таки проявляется только через жизнь человеческого тела. В “Вассе” – да, натурализма меньше, ну, не дали больше сделать.

Марина Тимашева: Говорят, что по одному из своих многочисленных образований, Эренбург - врач, значит, он знает, чем одна стадия алкоголизма отличается от другой, как сходят с ума, как сводят счеты с жизнью, каковы симптомы различных заболеваний. Все это, основываясь на сильно сокращенных и перемонтированных классических пьесах, режиссер показывает несведущим по медицинской части зрителям, что и производит на них сильное впечатление.

Лев Эренбург: Когда-то Андрей Александрович Гончаров говорил, что “ремарку автор пишет не для того, чтобы ее исполнять, а для того, чтобы понимать, что имеется в виду”. У меня есть серьезное подозрение, что некоторые тексты уж очень берегутся от ножа. А вы знаете, в середине прошлого века, или чуть позже середины, Лобанов (учитель моего учителя, Георгия Александровича Товстоногова) говорил, что пренебрежение авторским текстом - такой же грех, как ему доскональное следование. Поэтому мы стараемся следовать духу автора, а не его букве, хотя букву чтим, потому что из буквы черпаем основную информацию.

Марина Тимашева: Проблема - в том, что "дух" у Островского, Чехова и Горького в спектаклях Эренбурга совершенно одинаков. Иногда кажется, что человек, который видел пару его постановок, может выпустить третью вместо него. Допустим, в спектакле "На дне" Клещ мыл в корыте Анну, а у Луки случались эпилептические припадки. В "Вассе" героиня моет в ванне своего мужа, а припадки случаются у ее брата. "Гроза" начинается сценой в бане, в "Вассе" ею открывается второй акт. Есть и глаголы, которые подходят для описания действий персонажей спектаклей Эренбурга: пьют, дерутся, испражняются, лезут под юбки к бабам, часто кусаются и плюются... Общий тон постановок всегда взвинченный и истеричный. Спектакли распадаются на серию актерских этюдов (выполненных, кстати, актерами МХТ безукоризненно), но за каскадом смешных трюков, гэгов, эффектных аттракционов теряется сюжет, характеры и, в конечном счете, смысл происходящего.
При наложении любимых приемов Эренбурга на первую редакцию пьесы "Васса Железнова" еще мог бы выйти толк, но Эренбург выбрал вторую.

Лев Эренбург: Первый вариант, с моей точки зрения, написан живее, может быть, воздуха там побольше, а второй вариант написан, как мне кажется, драматургически сочнее - начинается со смерти, кончается смертью. Шутка сказать, да?

Марина Тимашева: В первой, дореволюционной версии пьесы речь идет о распаде семьи, во второй, уже советской версии - об "обреченности класса и строя". Однако, в спектакле, основанном на второй редакции, акцентированы темы первой. Они вообще гораздо больше подходят Эренбургу, склонному к тому, чтобы исследовать жизнь человеческой плоти, а не социальные обстоятельства. Вырождение рода ему очевидно интереснее, чем вырождение класса. Все, что связано с физиологией, важнее того, что связано с психологией. Мы так и не поймем, почему домочадцы так боятся хозяйки, зато во всех подробностях увидим, как она умрет: полупарализованная, путаясь в мыслях, толком не узнавая родных.
Персонажи почти неотличимы друг от друга. Мужчины - хоть Железнов, хоть Храпов, хоть Пятеркин - пьяные скоты и похабники. Почти все женщины, даже младшенькая, слабоумная Людочка, истерички и форменные злюки. Как вы понимаете, добиться такого результата можно, только пустив пьесу Горького на лоскуты, чем режиссер успешно и занимается. Достаточно "напоить" Людочку до пьяна, чтобы отличить ее от старшей сестры Натальи было совершенно невозможно.


(Звучит фрагмент спектакля, все кричат):

В а с с а: Что вы тут делали?
Н а т а л ь я: Чай пили.
Л ю д м и л а: Пятёркин плясал. Дядя уговаривал Рашель украсть Колю.
В а с с а: Ишь, какой забавник! А - она что?
Л ю д м и л а: Не согласилась. Она стала скучная. Хуже стала, чем была. Неприятная. Умные - все неприятные.
В а с с а: Так. А я, по-твоему, - дура?
Л ю д м и л а: Ты - не дура, не умная, а просто человеческая женщина.
В а с с а: Уже и не знаю, что это значит? Хуже дуры?

Марина Тимашева: А еще режиссер заставляет Рашель снять ключ с шеи мертвой Вассы и отправить ее рыться в чужих бумагах. В пьесе Горького этими манипуляциями занимаются Анна с Прохором. А вошедшая в комнату Рашель спрашивает у них: "Воруете?". У Горького Рашель - хороший человек, противостоящий Жезезновым-Храповым. У Эренбурга она едва ли не хуже прочих, наверное, потому что - революционерка, ну, это теперь - общее место, конъюнктура. Следуя логике спектакля, именно Рашель своими воплями доводит Вассу до сердечного приступа, да еще, невзирая на ее мольбы, не дает ей напиться. Настоящая бессердечная убийца – видел бы это Горький.

(Звучит фрагмент спектакля)

Рашель (кричит):
Живёте вы автоматически, в плену хозяйств, подчиняясь силе вещей, не вами созданных. Живёте, презирая, ненавидя друг друга и не ставя перед собой вопроса зачем живёте, кому вы нужны?.. Даже лучшие, наиболее умные люди ваши живут только из отвращения к смерти, из страха перед ней.

Марина Тимашева: У Горького Вассе Железновой противостоит Рашель. Эренбург, наоборот, противопоставляет всем саму Вассу (ее играет Марина Голуб).

Звучит фрагмент спектакля:

Васса: А я-то вашего отца полюбила, когда мне еще 15 лет не было. Да. А в 16 уж обвенчались. А в 17 (я беременная Федором была), значит, утро, Троица была, девичий праздник, я ему на сапоги сливки вылила. А он меня заставил с сапога языком слизывать. Слизала. При чужих людях. Нас, Храповых, люди не любили, нет.
Наталья: Мать, зачем ты это сказала?
Васса: Забавно. Он вообще всегда такой веселый был…
Людмила: Шутил?
Васса: Наталья, а помнишь, ты дырку коловоротом в переборке просверлила, и забавами отца любовалась?
Наталья: Помню.
Васса: А помнишь, когда прибежала ко мне вся в слезах и говоришь: “Прогони, прогони!”. Помнишь?
Наталья: Помню. Это вы домашний суд устраиваете?
Васса: Помнишь. Это хорошо. Без памяти жить нельзя…
А, вспомнила! Я же девять детей родила. А остались Людмила, Наталья и Федор, а все остальные померли. Один мальчик - сразу, две девочки - до года, два мальчика - в пять лет и один в семь лет умер. Так вот я рассказываю вам, чтобы вы замуж не торопились.
Людмила: Ты никогда не рассказывала так.
Васса: Да все некогда было, времени не хватало. А помирали потому, что слабыми родились, а слабыми родились потому, что ваш отец пил много и бил меня часто.

Лев Эренбург: Васса такая, как Людмила о ней говорит: «Человеческая женщина». А Васса ей отвечает: “Это что, хуже дуры, что ли?” Просто человеческая женщина, сильный, добрый, волевой человек, загнанный в патовую ситуацию. Ситуация пата это ведь и есть трагедия, по Аристотелю.

Марина Тимашева: На мой вопрос, много ли он видел версий "Вассы Железновой", Эренбург ответил.

Лев Эренбург: Ну, Чурикова, конечно, осталась в памяти, потому что она Чурикова. Пашенная, конечно, осталась в памяти, потому что она Пашенная. Все остальные Вассы были, с моей точки зрения, несостоятельны. А потом ведь есть несколько ролей мирового репертуара, которые действительно предполагают невероятный масштаб личности – Лариса Огудалова, Васса Железнова, Бланш в “Трамвае “Желание””. Сложный вопрос вы задаете.

Марина Тимашева: Режиссер перечислил только киноверсии горьковской пьесы. Не назвал легендарной "Вассы" Анатолия Васильева, очевидно, не видел в этой роли ни Елизаветы Никищихиной, ни Антонины Шурановой, ни Светланы Крючковой, ни Татьяны Дорониной, которая играет Вассу по сей день.
Считается, что МХТ имени Чехова и МХАТ имени Горького идеологически враждебны друг другу. Однако, во МХАТе имени Горького тоже разыгрывается семейная история, и она также представлена второй редакцией "Вассы Железновой". И здесь главная героиня, в исполнении Татьяны Дорониной, противопоставлена остальным участникам драмы. И здесь совершенно непонятно, отчего в пьесе говорят, что у Вассы "звериное сердце". И здесь, хотя в исполнении Марины Голуб Васса намного объемнее, чем у Дорониной, ее характеризуют, как "человеческую женщину". И здесь, в споре Вассы с невесткой-революционеркой, театр занимает сторону Вассы.
Если сравнивать эти два спектакля, приходишь к выводу, что театры отличаются формой подачи материала куда больше, чем мировоззрением. Правда, в спектакле "доронинцев" повсюду развешены иконы, и персонажи все время крестятся, а в спектакле Эренбурга силуэты церквей виднеются поодаль, и до них никому нет дела.
Жаль артистов МХТ имени Чехова: нет, зрители придут, смеяться будут охотно (они так и делали на генеральной репетиции), но видно, что Марина Голуб, Сергей Колесников, Эдуард Чекмазов, Павел Ворожцов могли бы сыграть в спектакле по-настоящему, чтобы было страшно, как в трагедии Горького, а не смешно, как в черной комедии Эренбурга.