Следственный эксперимент в театре абсурда проводится так. На столе у адвокатов появляются две банки с густыми жидкостями – черной и разноцветной – и подсудимый предлагает прокурорам их сравнить. Он проводит этот урок химии для отстающих как бы с одной-единственной целью: просветительской. Ведь если к следующему уроку люди в синих мундирах смогут различать жидкости в банках, они перестанут упорствовать в заблуждении, будто нефть можно украсть прямо из скважин.
Однако зрители корчатся от смеха, судья в комическом ужасе просит немедленно вынести банки из зала, "где всего одна дверь", дабы не случилось пожара, и тут обнаруживается истинный жанр этой пьесы. Старинный жанр трагикомедии, столь популярный на русской сцене. Пьеса под условным названием "Власть против Ходорковского".
Арест в стиле войсковой операции, не хватало разве что танков и стратегических ракет. Пиаровское сопровождение первого суда: от теледокументалистики про связи ЮКОСа с Басаевым до эксклюзива от минсельхоза Якутии, обвинившего олигарха в преступлении без срока давности – в причастности к бессистемной случке кролов и крольчих.
Особенно удались в ходе "мещанского" процесса образ рвавшегося с поводка спецпрокурора Шохина и сцена "Суд оглашает вердикт", породившая анекдот о том, что подсудимые приговорены к пожизненному выслушиванию приговора. Это было смешно, не правда ли, когда на секунду забывалось о том, что в клетке сидят живые люди. Виновные лишь в том, что у главы ЮКОСа не сложились отношения с национальным лидером.
Теперь, в Хамовническом суде, играют вторую часть этой бесконечной пьесы. Отдадим должное известному драматургу: строго выдерживая кафкианский стиль, он нашел поразительный сюжетный ход. Сегодня Ходорковского и Лебедева судят за похищение той самой нефти, за которую они, согласно первому приговору, получив прибыль, недоплатили налоги, за что и сели на 8 лет. То есть украли прямо из скважин, обналичили, а налогов – недоплатили. Поэтому в монологах героев звучит диковинное словосочетание "скважинная жидкость", а в зале суда появляются банки с черной и разноцветной субстанцией. В качестве учебного экспоната для ликвидации безграмотности среди прокурорских работников высшего и среднего звена.
В комедии забавны все участники пьески. Трагедию составляют отчаянные обстоятельства и отчаявшиеся герои. В трагикомедии все перемешано. Оттого так смехотворны речи злодеев и столь безнадежны реплики обреченных в этом суде. Но иногда они меняются местами – персонажи за прокурорским столом и люди в клетке; и это – ключевые сцены в спектакле. Пожалуй, самые смешные и самые печальные во всей пьесе.
Проводя свой следственный эксперимент, подсудимый Ходорковский делает вид, что его оппоненты добросовестно заблуждаются.
Подразумевается, что если они вглядятся в содержимое банок и научатся различать черное и разноцветное, то сразу же и прозреют, и откажутся поддерживать обвинение, а следом раскроются глаза у судьи Данилкина, и свет юридической истины просияет над залом заседаний Хамовнического суда.
Тогда как на самом деле и Ходорковскому, и Лебедеву, и их адвокатам, и родне, и публике ясно, что прокуроры – люди государственные, которым глубоко плевать, что там плещется в банках. И черное от белого, тем более разноцветного они отличить не могут по должности. А также в силу специфического характера данных конкретных обвинителей: это еще называют отрицательной селекцией. Тем не менее Михаил Борисович колдует над банками и что-то пытается втолковать прокурорам, пока судья не прерывает его, и это очень смешно.
Это так уморительно, что порождает цепную реакцию смеха и на следующий день, когда Виктор Данилкин извещает собравшихся о том, что администратор суда "без работы остался". За то, что недоглядел за банками в адвокатских портфелях. И тут уже просто изнемогаешь от смеха – беззвучного, яростного, мучительного, до колик. До слез.
Однако зрители корчатся от смеха, судья в комическом ужасе просит немедленно вынести банки из зала, "где всего одна дверь", дабы не случилось пожара, и тут обнаруживается истинный жанр этой пьесы. Старинный жанр трагикомедии, столь популярный на русской сцене. Пьеса под условным названием "Власть против Ходорковского".
Арест в стиле войсковой операции, не хватало разве что танков и стратегических ракет. Пиаровское сопровождение первого суда: от теледокументалистики про связи ЮКОСа с Басаевым до эксклюзива от минсельхоза Якутии, обвинившего олигарха в преступлении без срока давности – в причастности к бессистемной случке кролов и крольчих.
Особенно удались в ходе "мещанского" процесса образ рвавшегося с поводка спецпрокурора Шохина и сцена "Суд оглашает вердикт", породившая анекдот о том, что подсудимые приговорены к пожизненному выслушиванию приговора. Это было смешно, не правда ли, когда на секунду забывалось о том, что в клетке сидят живые люди. Виновные лишь в том, что у главы ЮКОСа не сложились отношения с национальным лидером.
Теперь, в Хамовническом суде, играют вторую часть этой бесконечной пьесы. Отдадим должное известному драматургу: строго выдерживая кафкианский стиль, он нашел поразительный сюжетный ход. Сегодня Ходорковского и Лебедева судят за похищение той самой нефти, за которую они, согласно первому приговору, получив прибыль, недоплатили налоги, за что и сели на 8 лет. То есть украли прямо из скважин, обналичили, а налогов – недоплатили. Поэтому в монологах героев звучит диковинное словосочетание "скважинная жидкость", а в зале суда появляются банки с черной и разноцветной субстанцией. В качестве учебного экспоната для ликвидации безграмотности среди прокурорских работников высшего и среднего звена.
В комедии забавны все участники пьески. Трагедию составляют отчаянные обстоятельства и отчаявшиеся герои. В трагикомедии все перемешано. Оттого так смехотворны речи злодеев и столь безнадежны реплики обреченных в этом суде. Но иногда они меняются местами – персонажи за прокурорским столом и люди в клетке; и это – ключевые сцены в спектакле. Пожалуй, самые смешные и самые печальные во всей пьесе.
Проводя свой следственный эксперимент, подсудимый Ходорковский делает вид, что его оппоненты добросовестно заблуждаются.
Подразумевается, что если они вглядятся в содержимое банок и научатся различать черное и разноцветное, то сразу же и прозреют, и откажутся поддерживать обвинение, а следом раскроются глаза у судьи Данилкина, и свет юридической истины просияет над залом заседаний Хамовнического суда.
Тогда как на самом деле и Ходорковскому, и Лебедеву, и их адвокатам, и родне, и публике ясно, что прокуроры – люди государственные, которым глубоко плевать, что там плещется в банках. И черное от белого, тем более разноцветного они отличить не могут по должности. А также в силу специфического характера данных конкретных обвинителей: это еще называют отрицательной селекцией. Тем не менее Михаил Борисович колдует над банками и что-то пытается втолковать прокурорам, пока судья не прерывает его, и это очень смешно.
Это так уморительно, что порождает цепную реакцию смеха и на следующий день, когда Виктор Данилкин извещает собравшихся о том, что администратор суда "без работы остался". За то, что недоглядел за банками в адвокатских портфелях. И тут уже просто изнемогаешь от смеха – беззвучного, яростного, мучительного, до колик. До слез.