Отделение историко-филологических наук и Институт российской истории Российской академии наук провели международную научную конференцию "Великая Отечественная война. 1941-1945 годы. Начало. Перелом. Победа. Современные подходы".
Последняя фраза в названии конференции обещала продемонстрировать "современные подходы" историков к теме Великой Отечественной войны. Член-корреспондент Российской академии наук Андрей Сахаров уверен, что специалистам, а с их помощью и обществу еще многое предстоит узнать о событиях семидесятилетней давности – о реальностях первых месяцев войны, о ситуации в высшем руководстве, об управляемости войск:
– Почему Сталин доверял в начальный период войны своим друзьям по гражданской войне – Буденному, Ворошилову, Тимошенко, которые провалили начало войны? Почему произошли замены старых командиров новыми? Мы многого не знаем о начальных битвах, о крупных поражениях под Киевом. Не знаем о роли членов военного совета – в частности, Хрущева, который активно влиял на решения командования Юго-Западного фронта. Не знаем отношений между Генеральным штабом Красной армии и теми командирами, которые просили об отводе войск, о помощи. Не знаем многого о катастрофе под Харьковом, о катастрофе под Ржевом, когда погибла целая армия, десятки тысяч людей. Да и о тех событиях, которые сопутствовали победоносным нашим свершениям – о Сталинградской и Курской битве, о битве за Днепр. Почему, например, Днепр нужно было форсировать и Киев брать именно 7 ноября 1943 года? Что это были за решения, ради которых гробили миллионы людей? Историки хотят это все знать – в совокупности с теми великими достижениями, великими победами, великими подвигами, которые совершал народ на фронте и в тылу, – говорит Андрей Сахаров.
Организатор мероприятия, замдиректора Института российской истории РАН Людмила Колодникова так сформулировала задачу конференции:
– Дать научную оценку проблемам, которые обозначены в программе: начало, перелом, победа в Великой Отечественной войне. Очень много выходит литературы, но далеко не всю ее можно назвать научной. Наша цель – максимум научности, максимум архивов, максимум новых объективных и взвешенных научных оценок.
В программе конференции – немало интересных докладов узкого профиля. Так, декан исторического факультета Петрозаводского госуниверситета Сергей Веригин исследует партизанское движение в Карело-Финской союзной республике.
– Удалось в течение двух лет поработать в архиве Управления Федеральной службы безопасности РФ по Республике Карелия и познакомиться с тем, как четвертый отдел НКВД Карело-Финской ССР организовывал диверсионную деятельность в тылу финских войск. Партизанское движение, особенно в первый год, организовывало НКВД. Отряды формировались не в тылу финских войск, а в тылу советских войск. Отряды переходили линию фронта, совершали диверсионные операции, а потом возвращались на свою территорию. То есть фактически действовали как диверсионные группы, – рассказывает Сергей Веригин.
Концептуальные доклады должны были порадовать слушателей и будущих читателей новизной. Были обнародованы и новые факты, но в рамках старых теорий: о чудесной административно-командной системе, создавшей советский ВПК, о спасительных для СССР в тот момент карательных органах, об "освобождении Европы от нацизма" – без учета параллельного насаждения в Восточной Европе нового просоветского тоталитаризма…
Дискуссию на конференции вызывал доклад доктора исторических наук Андрея Соколова, взявшегося проанализировать фальсификации истории войны. Он изложил разные версии: и апологетическую сталинистскую – о единстве вождя партии и народа в борьбе с фашизмом, и западную, якобы принижающую заслуги СССР в победе над нацизмом.
Андрей Соколов увидел в современной историографии вредную ультрапатриотическую концепцию, прославляющую вождей СССР. Но главный его оппонент – авторы-ревизионисты. В обобщенном виде их идеи Андрей Соколов загнал в такую схему: "Гитлер и Сталин развязали Вторую мировую войну, перешедшую в столкновение двух тоталитарных режимов. В советско-нацистской войне сталинская система привела к тяжелым поражениям и огромным жертвам, а перелома смогла добиться только с помощью репрессий, "дисциплины страха". (К этому я бы добавил, что расовая, идеологическая война нацистов на уничтожение не оставила народу никакой иной политической альтернативы, к тому же была и надежда на смягчение режима благодаря союзу с западными демократиями. – М.С.). Народ победил нацизм в войне вопреки Сталину. Красная Армия освободила страну к осени 1944 года, после чего, освобождая Восточную Европу от нацизма, сталинский режим стал немедленно насаждать оккупационные режимы в Восточной Европе".
– Бороться с этой концепцией нелегко, – тяжело вздохнув, признался доктор исторических наук Андрей Соколов.
Считая себя представителем объективистского научного направления, Андрей Соколов дошел до спорного тезиса: "Нельзя смотреть на войну из окошка ГУЛага или из штрафбата". Как известно, в лагерях Советского Союза в 1942 году умерло 25 процентов заключенных, а в 1943-м - 22 процента. В ГУЛаге было уничтожено до миллиона человек, а еще сотни тысяч были убиты военными трибуналами, заградотрядами, системой штрафбатов. Но историк Андрей Соколов отстаивает свою линию:
– Существует такое направление в историографии. Если мы будем концентрировать свое внимание только на этих сюжетах, только на штрафбатах, я имею в виду в широком смысле штрафбатах… Это вообще вся репрессивная политика того времени...
– Но ведь это факт, что от полумиллиона до миллиона человек было уничтожено своими – с помощью военных трибуналов и всей этой системы штрафбатов?
– Да нет, я приводил в своей книге цифру: около 400 тысяч прошло через штрафбаты за годы войны, еще 60 тысяч были расстреляны.
– А ГУЛаг, где за несколько лет уничтожено порядка миллиона человек? Почему "окошко" ГУЛага мешает объективному освещению событий этого периода?
– Цифра в один миллион мне кажется слишком преувеличенной. Хотя смертность в 1941-42 году сильно возросла, так как резко было снижено обеспечение лагерей.
– Почему же вредно об этом говорить?
– Не вредно, я не об этом. Видение всей войны через "окошко" данного сюжета наносит ущерб общей картине войны, искажает. Когда люди знакомятся с каким-то сюжетом, они становятся фанатиками этой темы, разрабатывают ее в разных аспектах – и у них начинает формироваться свое видение всей проблемы. Если человек проблемой всей войны занимается, он должен видеть, как она сопрягается со всеми остальными сюжетами. Я – за плюрализм в освещении войны. Но я – за научную разработку истории. Тогда мы будем получать более или менее научную объективную картину войны.
– А вы верите, что возможна одна научная объективная картина?
– Ну а как же? Есть история. История такая, какая она есть. Задача исторической науки – приблизиться к истине.
Старший научный сотрудник ИРИ РАН Игорь Курляндский вступил с Андреем Соколовым в дискуссию, доказывая, что свой доклад тот посвятил не фальсификациям, а интерпретациям фактов:
– Меня смутила сама подмена темы его доклада. Он не говорил о фальсификациях, а говорил о различных интерпретациях событий Отечественной и Второй мировой войны в литературе – как зарубежной, так и отечественной. Интерпретаций – море. Называть это фальсификациями терминологически неверно. Есть строгое понятие "фальсификация". Под фальсификацией в исторической науке, в историографической традиции понимается фабрикация каких-то несуществующих данных, подделка документов, замалчивание каких-то фактов, источников, введенных в научный оборот. Естественно, наука борется с фальсификациями. А в данном случае мне в докладе господина Соколова увиделась попытка выстроить некий общий для всех идеологический ряд, где шаг вправо, шаг влево можно объявить фальсификацией. Мне эта тенденция кажется очень опасной. Конечно, интерпретации могут быть и неосновательными в научном отношении, и публицистическими. На это наука тоже должна давать ответ. Но это не нужно называть фальсификациями… Человек говорит о различных интерпретациях, которые его не устраивают, может, по каким-то научным или, возможно, идеологическим соображениям, и называет их фальсификацией. То есть он их табуирует и криминализирует искусственно. Это опасная тенденция. Как говорил справедливо и Андрей Николаевич Сахаров во вступительном слове, формой патриотизма является в данном случае правда. Нужно говорить всю правду, какая есть – и о злом, и о добром, и о трагическом. А попытка какую-то идеологическую полицейщину в науке ввести под флагом борьбы с фальсификацией – это опасность для науки, это угроза возвращения сталинщины, советчины в науке…
Директор ИРИ РАН, член-корреспондент РАН Андрей Сахаров постарался показать, что представители старой школы способны посмотреть на трагедии войны свежим взглядом:
– Наша знаменитая публикация "Лубянка. Сталин. Совершенно секретно" посвящена 1920-30-м годам – это острейшие материалы, которые, кстати, сторонники классической консервативной концепции истории России отрицают, закрывают и не хотят о них слышать. Но, в частности, открывается и ряд материалов архива ФСБ, касающихся военного времени. Правда, не все из них рассекречены, не все из них открыты.
– Способны ли российские историки оценить значение в победе над нацизмом фактора "дисциплины страха", террористического насилия сталинского режима?
– Не готовы, я думаю, мы к этому еще. Общество не готово к тому, чтобы верно воспринять вот эту репрессивную, античеловеческую систему. Почему это была наша специфика? Потому что западная демократия по своей природе отношения к человеку не способна была на такие меры. На это была способна только чудовищная система, которая была воспитана и поднята Сталиным и которая дала результат.
– Получалось так, что спасались страна и народ – но спасалась такими методами и система. Вот в чем трагедия.
– Да. Об этом мы тоже сейчас мало говорим, и как-то, потупив глаза, говорим. Это факт.
…Международная конференция "Великая Отечественная война. 1941-1945 годы. Начало. Перелом. Победа" произвела странное впечатление: многие историки классической советской школы дружно обличали представителей альтернативных западных и постсоветских подходов как ревизионистов и фальсификаторов, да еще и в их отсутствие. Называя это почему-то "современным подходом".
Последняя фраза в названии конференции обещала продемонстрировать "современные подходы" историков к теме Великой Отечественной войны. Член-корреспондент Российской академии наук Андрей Сахаров уверен, что специалистам, а с их помощью и обществу еще многое предстоит узнать о событиях семидесятилетней давности – о реальностях первых месяцев войны, о ситуации в высшем руководстве, об управляемости войск:
– Почему Сталин доверял в начальный период войны своим друзьям по гражданской войне – Буденному, Ворошилову, Тимошенко, которые провалили начало войны? Почему произошли замены старых командиров новыми? Мы многого не знаем о начальных битвах, о крупных поражениях под Киевом. Не знаем о роли членов военного совета – в частности, Хрущева, который активно влиял на решения командования Юго-Западного фронта. Не знаем отношений между Генеральным штабом Красной армии и теми командирами, которые просили об отводе войск, о помощи. Не знаем многого о катастрофе под Харьковом, о катастрофе под Ржевом, когда погибла целая армия, десятки тысяч людей. Да и о тех событиях, которые сопутствовали победоносным нашим свершениям – о Сталинградской и Курской битве, о битве за Днепр. Почему, например, Днепр нужно было форсировать и Киев брать именно 7 ноября 1943 года? Что это были за решения, ради которых гробили миллионы людей? Историки хотят это все знать – в совокупности с теми великими достижениями, великими победами, великими подвигами, которые совершал народ на фронте и в тылу, – говорит Андрей Сахаров.
Организатор мероприятия, замдиректора Института российской истории РАН Людмила Колодникова так сформулировала задачу конференции:
– Дать научную оценку проблемам, которые обозначены в программе: начало, перелом, победа в Великой Отечественной войне. Очень много выходит литературы, но далеко не всю ее можно назвать научной. Наша цель – максимум научности, максимум архивов, максимум новых объективных и взвешенных научных оценок.
В программе конференции – немало интересных докладов узкого профиля. Так, декан исторического факультета Петрозаводского госуниверситета Сергей Веригин исследует партизанское движение в Карело-Финской союзной республике.
– Удалось в течение двух лет поработать в архиве Управления Федеральной службы безопасности РФ по Республике Карелия и познакомиться с тем, как четвертый отдел НКВД Карело-Финской ССР организовывал диверсионную деятельность в тылу финских войск. Партизанское движение, особенно в первый год, организовывало НКВД. Отряды формировались не в тылу финских войск, а в тылу советских войск. Отряды переходили линию фронта, совершали диверсионные операции, а потом возвращались на свою территорию. То есть фактически действовали как диверсионные группы, – рассказывает Сергей Веригин.
Концептуальные доклады должны были порадовать слушателей и будущих читателей новизной. Были обнародованы и новые факты, но в рамках старых теорий: о чудесной административно-командной системе, создавшей советский ВПК, о спасительных для СССР в тот момент карательных органах, об "освобождении Европы от нацизма" – без учета параллельного насаждения в Восточной Европе нового просоветского тоталитаризма…
Дискуссию на конференции вызывал доклад доктора исторических наук Андрея Соколова, взявшегося проанализировать фальсификации истории войны. Он изложил разные версии: и апологетическую сталинистскую – о единстве вождя партии и народа в борьбе с фашизмом, и западную, якобы принижающую заслуги СССР в победе над нацизмом.
Андрей Соколов увидел в современной историографии вредную ультрапатриотическую концепцию, прославляющую вождей СССР. Но главный его оппонент – авторы-ревизионисты. В обобщенном виде их идеи Андрей Соколов загнал в такую схему: "Гитлер и Сталин развязали Вторую мировую войну, перешедшую в столкновение двух тоталитарных режимов. В советско-нацистской войне сталинская система привела к тяжелым поражениям и огромным жертвам, а перелома смогла добиться только с помощью репрессий, "дисциплины страха". (К этому я бы добавил, что расовая, идеологическая война нацистов на уничтожение не оставила народу никакой иной политической альтернативы, к тому же была и надежда на смягчение режима благодаря союзу с западными демократиями. – М.С.). Народ победил нацизм в войне вопреки Сталину. Красная Армия освободила страну к осени 1944 года, после чего, освобождая Восточную Европу от нацизма, сталинский режим стал немедленно насаждать оккупационные режимы в Восточной Европе".
– Бороться с этой концепцией нелегко, – тяжело вздохнув, признался доктор исторических наук Андрей Соколов.
Считая себя представителем объективистского научного направления, Андрей Соколов дошел до спорного тезиса: "Нельзя смотреть на войну из окошка ГУЛага или из штрафбата". Как известно, в лагерях Советского Союза в 1942 году умерло 25 процентов заключенных, а в 1943-м - 22 процента. В ГУЛаге было уничтожено до миллиона человек, а еще сотни тысяч были убиты военными трибуналами, заградотрядами, системой штрафбатов. Но историк Андрей Соколов отстаивает свою линию:
– Существует такое направление в историографии. Если мы будем концентрировать свое внимание только на этих сюжетах, только на штрафбатах, я имею в виду в широком смысле штрафбатах… Это вообще вся репрессивная политика того времени...
– Но ведь это факт, что от полумиллиона до миллиона человек было уничтожено своими – с помощью военных трибуналов и всей этой системы штрафбатов?
– Да нет, я приводил в своей книге цифру: около 400 тысяч прошло через штрафбаты за годы войны, еще 60 тысяч были расстреляны.
– А ГУЛаг, где за несколько лет уничтожено порядка миллиона человек? Почему "окошко" ГУЛага мешает объективному освещению событий этого периода?
– Цифра в один миллион мне кажется слишком преувеличенной. Хотя смертность в 1941-42 году сильно возросла, так как резко было снижено обеспечение лагерей.
– Почему же вредно об этом говорить?
– Не вредно, я не об этом. Видение всей войны через "окошко" данного сюжета наносит ущерб общей картине войны, искажает. Когда люди знакомятся с каким-то сюжетом, они становятся фанатиками этой темы, разрабатывают ее в разных аспектах – и у них начинает формироваться свое видение всей проблемы. Если человек проблемой всей войны занимается, он должен видеть, как она сопрягается со всеми остальными сюжетами. Я – за плюрализм в освещении войны. Но я – за научную разработку истории. Тогда мы будем получать более или менее научную объективную картину войны.
– А вы верите, что возможна одна научная объективная картина?
– Ну а как же? Есть история. История такая, какая она есть. Задача исторической науки – приблизиться к истине.
Старший научный сотрудник ИРИ РАН Игорь Курляндский вступил с Андреем Соколовым в дискуссию, доказывая, что свой доклад тот посвятил не фальсификациям, а интерпретациям фактов:
– Меня смутила сама подмена темы его доклада. Он не говорил о фальсификациях, а говорил о различных интерпретациях событий Отечественной и Второй мировой войны в литературе – как зарубежной, так и отечественной. Интерпретаций – море. Называть это фальсификациями терминологически неверно. Есть строгое понятие "фальсификация". Под фальсификацией в исторической науке, в историографической традиции понимается фабрикация каких-то несуществующих данных, подделка документов, замалчивание каких-то фактов, источников, введенных в научный оборот. Естественно, наука борется с фальсификациями. А в данном случае мне в докладе господина Соколова увиделась попытка выстроить некий общий для всех идеологический ряд, где шаг вправо, шаг влево можно объявить фальсификацией. Мне эта тенденция кажется очень опасной. Конечно, интерпретации могут быть и неосновательными в научном отношении, и публицистическими. На это наука тоже должна давать ответ. Но это не нужно называть фальсификациями… Человек говорит о различных интерпретациях, которые его не устраивают, может, по каким-то научным или, возможно, идеологическим соображениям, и называет их фальсификацией. То есть он их табуирует и криминализирует искусственно. Это опасная тенденция. Как говорил справедливо и Андрей Николаевич Сахаров во вступительном слове, формой патриотизма является в данном случае правда. Нужно говорить всю правду, какая есть – и о злом, и о добром, и о трагическом. А попытка какую-то идеологическую полицейщину в науке ввести под флагом борьбы с фальсификацией – это опасность для науки, это угроза возвращения сталинщины, советчины в науке…
Директор ИРИ РАН, член-корреспондент РАН Андрей Сахаров постарался показать, что представители старой школы способны посмотреть на трагедии войны свежим взглядом:
– Наша знаменитая публикация "Лубянка. Сталин. Совершенно секретно" посвящена 1920-30-м годам – это острейшие материалы, которые, кстати, сторонники классической консервативной концепции истории России отрицают, закрывают и не хотят о них слышать. Но, в частности, открывается и ряд материалов архива ФСБ, касающихся военного времени. Правда, не все из них рассекречены, не все из них открыты.
– Способны ли российские историки оценить значение в победе над нацизмом фактора "дисциплины страха", террористического насилия сталинского режима?
– Не готовы, я думаю, мы к этому еще. Общество не готово к тому, чтобы верно воспринять вот эту репрессивную, античеловеческую систему. Почему это была наша специфика? Потому что западная демократия по своей природе отношения к человеку не способна была на такие меры. На это была способна только чудовищная система, которая была воспитана и поднята Сталиным и которая дала результат.
– Получалось так, что спасались страна и народ – но спасалась такими методами и система. Вот в чем трагедия.
– Да. Об этом мы тоже сейчас мало говорим, и как-то, потупив глаза, говорим. Это факт.
…Международная конференция "Великая Отечественная война. 1941-1945 годы. Начало. Перелом. Победа" произвела странное впечатление: многие историки классической советской школы дружно обличали представителей альтернативных западных и постсоветских подходов как ревизионистов и фальсификаторов, да еще и в их отсутствие. Называя это почему-то "современным подходом".