Президент Белоруссии Александр Лукашенко оказался, пожалуй, единственным политическим деятелем в мире, кто жестко осудил действия киргизской оппозиции и поддержал своего, теперь уже бывшего, коллегу – второго президента Киргизии Курманбека Бакиева. По мнению белорусского президента, неправильно себя повели и Соединенные Штаты, и Российская Федерация, которые не дали должной оценки происходившему в центральноазиатской стране.
Позицию президента Белоруссии понять можно. Он ведь и сам задумывается и о своих личных перспективах, и о перспективах своей семьи, своих сыновей. То есть, думает о том, о чем практически весь период своего президентства думал Курманбек Бакиев. К окончанию, достаточно неожиданному для себя, своих полномочий он говорил и о демократии курултаев, и о том, что его сыновья (в частности, младший сын) – это наиболее эффективные и сильные руководители государства, не считая, разумеется, его братьев. Казалось, что такой режим может простоять вечно. Но он рухнул, как карточный домик – буквально через несколько дней после того, как Курманбек Бакиев прописал своим подданным рецепт народной демократии.
Сегодня о причинах краха этого режима не говорит только ленивый. Президент России Дмитрий Медведев сказал об опасности семейственности и коррумпированности для верховной власти. Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев потребовал восстановить вертикаль власти и защитить простых людей от произвола. Западные политики говорят, что Киргизии необходимо обеспечение демократических прав и свобод, которые, по сути, только предстоит создать после того, как два раза рушились сами основы власти, представляемые не столько политической элитой и не столько народом, сколько двумя президентами – Аскаром Акаевым и Курманбеком Бакиевым.
Но постсоветским руководителям стоило бы задуматься и о собственных действиях. Насколько прочны режимы, которые связаны исключительно с семейным контролем над собственностью и над властью, с коррумпированностью чиновничества сверху донизу, с контролем над средствами массовой информации, с памятниками вместо президентов? И можно ли говорить о том, что такие режимы обеспечивают стабильность если не самим памятникам, то уж, по крайней мере, детям памятников? В какой степени президенты, уверенные в том, что они могут править до бесконечности либо сами по себе, либо с помощью головокружительных конструкций в виде тандемов или курултаев, могут быть уверены в будущем собственных стран? Даже если и не волнует их будущее собственных стран, то, может быть, взволнует будущее собственных семей?
В какой степени президенты, уверенные в том, что они могут править до бесконечности либо сами по себе, либо с помощью головокружительных конструкций в виде тандемов или курултаев, могут быть уверены в будущем собственных стран?
Позицию президента Белоруссии понять можно. Он ведь и сам задумывается и о своих личных перспективах, и о перспективах своей семьи, своих сыновей. То есть, думает о том, о чем практически весь период своего президентства думал Курманбек Бакиев. К окончанию, достаточно неожиданному для себя, своих полномочий он говорил и о демократии курултаев, и о том, что его сыновья (в частности, младший сын) – это наиболее эффективные и сильные руководители государства, не считая, разумеется, его братьев. Казалось, что такой режим может простоять вечно. Но он рухнул, как карточный домик – буквально через несколько дней после того, как Курманбек Бакиев прописал своим подданным рецепт народной демократии.
Сегодня о причинах краха этого режима не говорит только ленивый. Президент России Дмитрий Медведев сказал об опасности семейственности и коррумпированности для верховной власти. Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев потребовал восстановить вертикаль власти и защитить простых людей от произвола. Западные политики говорят, что Киргизии необходимо обеспечение демократических прав и свобод, которые, по сути, только предстоит создать после того, как два раза рушились сами основы власти, представляемые не столько политической элитой и не столько народом, сколько двумя президентами – Аскаром Акаевым и Курманбеком Бакиевым.
Но постсоветским руководителям стоило бы задуматься и о собственных действиях. Насколько прочны режимы, которые связаны исключительно с семейным контролем над собственностью и над властью, с коррумпированностью чиновничества сверху донизу, с контролем над средствами массовой информации, с памятниками вместо президентов? И можно ли говорить о том, что такие режимы обеспечивают стабильность если не самим памятникам, то уж, по крайней мере, детям памятников? В какой степени президенты, уверенные в том, что они могут править до бесконечности либо сами по себе, либо с помощью головокружительных конструкций в виде тандемов или курултаев, могут быть уверены в будущем собственных стран? Даже если и не волнует их будущее собственных стран, то, может быть, взволнует будущее собственных семей?