Российская спортивная пресса посвящает главные материалы памяти скончавшегося в среду почетного президента Международного олимпийского комитета Хуана Антонио Самаранча.
Журналист Антон Орехъ пишет о Самаранче на сайте "ЕЖ".
Бывает ложь во спасение. А бывает и предательство во спасение. Покойный Хуан Антонио Самаранч предал олимпийское движение, но тем самым спас его.
Я считаю маркиза Самаранча одним из самых выдающихся людей минувшего века, а в области спорта эта фигура сопоставима с бароном де Кубертеном. Но если бы вдруг так случилось, что барон смог познакомиться с маркизом, не уверен, что барону доставило бы большое удовольствие это знакомство.
Самаранч — великий дипломат! Гениальный менеджер! Величие таких людей состоит не в том, чтобы течь в русле времени, а чтобы менять течение времени. Самаранч был замечателен тем, что реально смотрел на вещи. Занимая один из самых романтических постов на свете, он был исключительно прагматичен. Именно прагматизм и толкнул его на «предательство». Самаранч попрал два важнейших олимпийских идеала: любительство и бессребреничество. Ему не раз это припоминали и будут припоминать, говорить что из Олимпийских игр ушел дух праздника, ушла та же романтика, что на первый план вышли деньги и коммерция. Но произошло это не по вине Самаранча. Идеалы Кубертена — они и были идеалами, утопией. Даже в кубертеновские времена далеко не все им следовали.
Самаранч заступил на пост президента МОК во время московской Олимпиады, и к тому моменту любительский спорт фактически умер. Он был на бумаге, но его не существовало в реальной жизни. Были спортсмены Советского Союза и прочих соцстран, формально числившиеся студентами и рабочими, но нигде не учившиеся и не работавшие, а круглогодично только тренировавшиеся и выступавшие — причем за деньги. Но и западные спортсмены никакими любителями не были. Самаранч просто констатировал очевидное, открыто сказал то, что и так всем было известно, но что все из ханжеских соображений обходили, да еще прикрывали мифическими идеалами олимпизма. А Самаранч, во-первых, поступил честно, а во-вторых, превратил Игры в то, чем они и являются — в состязание абсолютно лучших спортсменов мира, вне зависимости от их формального статуса. И вот уже четверть века нет никаких "любителей" и "профессионалов".
Открыв Олимпиады для всех спортсменов, Самаранч открыл их и для большого бизнеса. Спорт — любимое зрелище человечества. Олимпийские кольца — самый узнаваемый символ на планете. Олимпийские трансляции самые прибыльные, а олимпийская реклама — самая дорогая. Это естественно! Если зрелище имеет такой спрос, оно должно приносить адекватную прибыль. Это не идеалистично, но это, опять-таки, честно. Невозможно поверить, но до Самаранча Олимпиады были сплошь убыточны, найти желающих на их проведение было серьезнейшей проблемой. Москва во многом и получила Игры-80 из-за того, что других достойных претендентов, в общем, и не было. МОК был нищей организацией, в которой заседали престарелые потомственные аристократы. Самаранч превратил его в корпорацию, функционирующую по законам бизнеса. Причем именно функционирующую. Потому что Самаранч стал первым реально работающим президентом МОК, переселившимся в штаб-квартиру и каждый день появлявшимся в офисе. Или находившимся в пути. Был только один человек, путешествовавший по своим «владениям» столь же часто — Иоанн Павел II. Самаранч побывал почти во всех странах — членах МОК. А стран этих, благодаря ему, в МОК теперь больше, чем в ООН! О многих из этих стран в мире и знают-то только потому, что их спортсмены проходят на параде открытия Игр на глазах пары миллиардов человек. И, кстати, попадают такие страны на Олимпиады только благодаря финансовой помощи МОК. И, скажем, Паралимпийские игры стали полноценной частью Олимпиады именно при Самаранче.
И наблюдая эти грандиозные картины, не забудем о том, что Самаранч начинал свое президентство между двух бойкотов — бойкота московской Олимпиады и лос-анджелесской. Помимо финансового краха олимпийскому движению грозил крах политический. А в 1988 году предстояли Игры в Сеуле, с которым у стран Варшавского блока не было дипломатических отношений. Сейчас легко говорить, но тогда же было еще совершенно не ясно, куда приведут перемены в СССР, надолго ли они, серьезны ли они. Угроза очередного бойкота была вполне реальна. Тем более что как раз в то время Самаранч взял курс на допуск к Играм спортсменов-профессионалов, а также на сотрудничество с транснациональными компаниями и телевизионными гигантами. То, что Советский Союз при всем при этом поехал в Сеул, а вместе с ним и все советские союзники — несомненная победа Самаранча. Как, кстати, и возвращение в мировой спорт Китая, долго пребывавшего в добровольной изоляции.
Я не хочу сказать, что покойный ныне маркиз был каким-то святым и безупречным. Да это и невозможно на таком посту. Но то, что он изменил лицо современного спорта, придал спорту настоящее мировое значение — совершенно очевидно. А величие великих состоит, еще раз подчеркну, не в том чтобы плыть по течению, а в том, чтобы течение менять.
* * *
Александр Ратнер вспоминает Хуана Антонио Самарнча на страницах газеты "Спорт-Экспресс".
Величие Самаранча, его заслуги перед международным олимпийским движением, вклад в становление подлинного олимпийского движения в нашей стране поистине трудно переоценить. Это был человек-созидатель, великолепный дипломат, благодаря которому Международный олимпийский комитет стал поистине уважаемой организацией, Олимпийские игры превратились в главное спортивное событие на планете, а отношения между его родной Испанией и нашей страной из небытия трансформировались в многогранное плодотворное сотрудничество.
Мы познакомились с ним в 1977 году, вскоре после того, как Самаранч был назначен первым в истории послом Испании в Советском Союзе и переехал из Барселоны в Москву. Тогда его имя было мало кому известно даже в Министерстве иностранных дел. Ведь на дипломатическом попроще он прежде не трудился, да и между нашими странами на протяжении 40 лет не существовало официальных отношений. Получше его знали в мире спорта, но и там весьма ограниченный круг лиц. В основном те, кто, выезжая во главе советских делегаций на Олимпийские игры, общались с руководством МОК, который, честно говоря, ни у нас в стране, ни за рубежом особым авторитетом тогда не пользовался. Единственное, пожалуй, что придавало МОК весомость в глазах отечественного руководства, так это предоставленное Москве в 1974 году право принять Игры ХХII Олимпиады. Хуан Антонио Самаранч с 1970 года был членом исполкома МОК, с 1974-го - вице-президентом.
В Испании Самаранч был конечно же известен. Но не как дипломат, а как политик, предприниматель и спортивный функционер. Говорят, что, когда на заседании испанского правительства премьер Адольфо Суарес объявил о назначении Самаранча послом в Советском Союзе, министр иностранных дел даже выразил протест от имени узкого круга карьерных дипломатов.
Решающим в судьбе Хуана Антонио Самаранча стало тогда мнение короля Испании Хуана Карлоса I. Именно монарх предложил Самаранчу подвести черту под политической карьерой и уехать из страны. Если не знать всех обстоятельств, можно говорить о так называемой почетной ссылке. На самом же деле Хуан Карлос I благословил Самаранча на покорение главной вершины мировой спортивной табели о рангах. И пребывание в Москве, готовившейся к проведению Олимпиады-80, могло помочь ему достичь заветной цели.
На протяжение трех лет в посольской резиденции Самаранча постоянно были гости: члены МОК, руководители национальных олимпийских комитетов и международных федераций, политические деятели, журналисты, писатели, художники, архитекторы… Он всегда был на виду и не без основания слыл "своим человеком в Москве" для приезжих и "полезным гостем" для хозяев.
Когда же из-за океана раздался призыв к бойкоту московской Олимпиады, Хуан Антонио Самаранч вообще оказался в самом водовороте событий и приложил максимум усилий к тому, чтобы найти спасительные компромиссы. Не секрет, что, когда решался вопрос об участии Испании в московской Олимпиаде, Самаранч вылетел в Мадрид на заседание исполкома НОК и добился нужного результата. К этому можно добавить, что решение НОК встретило негативную оценку своего правительства. Как следствие - запрет на выступление под национальным флагом. Тогда Самаранч, вдохновленный, видимо, примером Пьера де Кубертена, придумавшего в 1920 году Олимпийский флаг, создал эскиз флага своего НОК, желто-красные тона которого указывали на национальную принадлежность.
И в Советском Союзе, и в Олимпийском движении многие оценили достоинства Самаранча, и 16 июля 1980 года на 83-й сессии МОК в Москве Хуан Антонио Самаранч был избран президентом МОК.
"Моим первым и, думаю, самым важным решением, которое коренным образом повлияло на ведение дел в МОК и явилось залогом всего того, что произошло впоследствии, было решение поселиться в Лозанне и стать первым после Пьера де Кубертена президентом, возглавляющим МОК в его штаб-квартире", - неоднократно вспоминал сам Хуан Антонио Самаранч.
Не секрет, что изначально бурные перемены в жизни олимпийской семьи были по-разному поняты ее членами. Да и позже, когда финансовое положение МОК стало стабильным, Олимпийские игры действительно превратились в главное спортивное событие на планете, отдельные нововведения оставались предметом дискуссий. Но в том, наверное, и заключалась мудрость Самаранча, что он всегда был готов к конструктивному диалогу. Помнится, в середине 80-х годов, когда деятельность МОК находилась у нас в стране под прицелом предвзятой критики, один из руководителей отечественного спорта во время беседы с президентом МОК заявил, что мы категорически не согласны с тем, как МОК подходит к проблемам коммерциализации и профессионализации олимпийского движения. Тогда Хуан Антонио Самаранч произнес фразу, сразу поставившую точку в неразгоревшихся дебатах: "Если вы считаете, что мы поступаем неправильно, предложите тот вариант, который вам покажется верным. Он обязательно будет нами учтен".
Пик кризиса во взаимоотношениях между Советским Союзом и МОК пришелся на май 1984 года. Как-то Самаранч назвал самым грустным днем в своей жизни 8 мая 1984 года. Утром президент МОК прилетел из Европы в Нью-Йорк, где должен был присутствовать на церемонии встречи Олимпийского огня в США, затем отправиться в Вашингтон на аудиенцию с президентом Рональдом Рейганом. Между этими двумя мероприятиями он получил сообщение о том, что в Москве экстренно созван пленум НОК СССР. Через несколько дней Самаранч уже был в Москве с намерением встретиться с кем-то из высшего руководства страны. Ему казалось, что ситуацию еще можно исправить. В действительности же дать делу обратный ход было уже нельзя. Но мудрый президент не обиделся и свой первый зарубежный визит после Игр в Лос-Анджелесе совершил в нашу столицу.
Новая эра во взаимоотношениях Самаранча с нашей страной началась после распада СССР, когда возникла проблема с участием спортсменов бывших советских республик в Олимпийских играх 1992 года. 24 января 92-го Самаранч прилетел в Москву на встречу с президентом Российской Федерации Борисом Ельциным. Эту встречу с полным основанием можно считать исторической. На ней были достигнуты договоренности, которые устроили обе стороны. И после этого Самаранч неоднократно приезжал к нам, чтобы помочь становлению отечественного олимпийского движения. Во многом благодаря ему в Москве в 1998 году прошли первые Всемирные юношеские игры. Прообраз тех самых юношеских Олимпиад, которые впервые будут проведены в августе нынешнего года.
Хуан Антонио Самаранч был награжден орденом Дружбы и орденом Почета. Он имел честь вручить золотой олимпийский орден двум президентам России - Борису Ельцину и Владимиру Путину. Свой мандат президента МОК Самаранч завершил в Москве. Это была его идея - завершить работу руководителя МОК там, где он ее начал. Но и в последующие годы, будучи уже почетным президентом МОК, Самаранч неоднократно приезжал к нам, а при встречах за рубежом начинал разговор с вопроса: "Как дела в России?"
Я невольно уделил так много внимания отношению Самаранча, которого мы все любя звали Хуан Антонович, к нашей стране. Его заслуги перед международным олимпийским движением, масштаб созданного им просто не укладывается в рамки материала, посвященного памяти этого Великого человека. По вкладу в международное олимпийское движение он вполне может занять место рядом с Пьером де Кубертеном. 16 февраля 2001 года в спорткомплексе "Олимпийский" проходил традиционный бал олимпийцев в России. Когда на подиум поднялся Хуан Антонио Самаранч, зал встал и начал аплодировать. Когда аплодисменты стихли, Хуан Антонио Самаранч сказал две фразы по-русски. В них, на мой взгляд, он выразил всю глубину своих чувств: "Спасибо всем. Россия была, есть и будет в моем сердце".
Я убежден, что спортивная общественность России тоже всегда будет с благодарностью вспоминать седьмого президента МОК - Хуана Антонио Самаранча.
* * *
В газете "Советский спорт" о почетном президенте МОК вспоминает журналист Николай Долгополов.
На пост президента МОК никогда уже не изберут человека, который бы относился к России с такой любовью, как Хуан-Антонио Самаранч.
Еще больше в последние годы похудевший, сгорбленный и медленно передвигавший ноги, он до самой кончины оставался оптимистичным мудрецом.
В начале 1980-го из посольства Испании мне доставили персональное приглашение от Самаранча. Как узнал посол страны, с которой мы только установили отношения после десятилетий вражды, имя молодого (тогда) сотрудника «Комсомолки»? Может, ошибка?
Но маркиз не ошибался. Объяснил мне при встрече, что его помощники составляли обзоры газет, в которых писалось о предстоящей Олимпиаде-80, и меня посол «вычислил» лично.
Москву сотрясали скандалы. Ограниченный контингент вошел в Афганистан, президент Картер грозил бойкотом, а тут – поразительное желание больше узнать об Играх, о столице, о наших журналистах. Говорили на английском. Посол хотел все знать. И уже многое знал. Он убеждал меня: бойкот бойкотом, а Игры состоятся. Он в чем-то нарушал этикет – дипломатический уж точно, ибо его Испания твердо стояла на стороне разгоряченных Штатов. А посол Самаранч – точно нет и не стеснялся это показывать. И в июле 1980-го, когда в Колонном зале не без нашей, советской помощи маркиз был избран президентом МОК, он предпочел до конца оставаться честным. Сразу после победного голосования вышел в отставку, перестал быть послом, предпочтя пять колец высшим дипломатическим должностям. Одним этим он помог нашим Играм остаться настоящими, полноценными. Наплевал и на своих, и на Картера, вызвал бурю гнева дома и бурю восторга у нас.
Я же, пользуясь установленными связями, брал интервью у нового президента не раз и не два. Он, сменивший на посту президента МОК лорда Килланина, был, как и его предшественник, истинным аристократом. Вежлив, снисходителен, галантен. Прощал репортерам массу безграмотных и слишком откровенных вопросов.
Стоило мне, попавшему на долгие годы во Францию, позвонить его темнокожему советнику Кидане с просьбой об интервью, как встреча даровалась при первом же приезде президента МОК в Париж. Самаранч вообще предпочитал постоянство. Его чемоданы всегда паковала и катила неизменная помощница Анна Иншусте. Маркиз останавливался всегда в одной и той же огромной гостинице, предпочитая неизменный номер. И, честно ответив на все мои вопросы, задавал свои. "Как дела с вашим спортом? Кто в руководстве? Как мой друг – многолетний член МОК Виталий Смирнов?"
Нашим в МОКе не нужно было никакого лобби –интересы СССР умело защищал сам Хуан-Антонио.
Потом к его вопросам прибавился еще один: как поживает Шамиль? Это уже после того, как Тарпищев провел несколько часов на корте с уже немолодым маркизом.
А однажды я был официально приглашен в штаб-квартиру МОК в Шато-де-Види. Я, посадив штурманом жену Лену, домчался до Швейцарии быстро. Неудобно писать, но экскурсию по замку, в ту пору совсем не роскошному, взялся проводить сам президент МОК. Увидев, что кто-то остался в припаркованной "Вольво" с парижскими номерами, Самаранч спросил: "Кого это вы там припрятали?". И тут же, редкий случай, рассмеялся: "Зовите и жену". Экскурсия была великолепной. А потом последовало предложение заглянуть в президентскую квартиру, затем обед.
Самаранч в первый и последний раз рассказал, почему так любит нашу страну. Здесь его признали. Избрали президентом. Это как первая любовь. А ее забывать нельзя.
Встревоженная челядь принялась показывать мне: время истекло. Я и сам это понимал. Быстро распрощавшись, принялся выруливать машину из забитого авто дворика. Тут меня и остановили: "Президент хотел бы вручить вам сувениры". Во дворе появился Самаранч. Он широко улыбался. "А журналист из вас получился лучше, чем шофер, сколько же вам приходится делать маневров", – пошутил президент МОК. Я вздрогнул. Ведь то же самое говорил моему отцу – журналисту, тоже неважнецкому шоферу, великий композитор Дмитрий Шостакович, когда папа неуклюже маневрировал своим "Москвичом".
Мне Самаранч подарил шикарный "паркер" с моковской символикой, а жене – прекрасный шелковый шейный платок с пятью кольцами.
Он еще долго правил МОК. Сделал его процветающим. Привлек публику на теряющие престиж Олимпийские игры приглашением настоящих профи.
Он дискутировал с Ельциным. Однажды, как всегда, корректно, но решительно осадил влезшего не в свое дело олигарха Березовского.
Как-то я поставил старину Самаранча в неловкое положение. На пресс-конференции в Москве спросил его, в чем ему видится главная проблема МОК. И задумавшийся на миг маркиз ответил, что в отсутствии проблем. Через пару недель грянул скандал: МОК обвиняли в коррупции. Самаранч и тут умело вывел организацию из-под удара, ограничившись карами для особо того заслуживших членов.
С ним из МОКа ушла эпоха. Может, и эпоха советских, потом российских побед – тоже. У нас не стало верного защитника. Когда в злосчастном Солт-Лейк-Сити у нас отбирали золото в парном катании, Самаранч сказал мне тихо: "При мне такого не было бы".
В последний раз спокойно поговорили на чемпионате мира-2009 в Берлине. Жаркий август, ломящийся стол, Самаранч пригубил, по-русски чокнулся со мной и вдруг сказал, что немного красного вина можно, добавив: "Вы же не за рулем". Неужели вспомнил? Правда, тогда небольшого интервью пришлось ждать долго. Попросил впервые за 30 лет знакомства передохнуть после приема. Но ответил на пару вопросов и ушел, тяжело опираясь на твердую руку вечной Анны…
Журналист Антон Орехъ пишет о Самаранче на сайте "ЕЖ".
Бывает ложь во спасение. А бывает и предательство во спасение. Покойный Хуан Антонио Самаранч предал олимпийское движение, но тем самым спас его.
Я считаю маркиза Самаранча одним из самых выдающихся людей минувшего века, а в области спорта эта фигура сопоставима с бароном де Кубертеном. Но если бы вдруг так случилось, что барон смог познакомиться с маркизом, не уверен, что барону доставило бы большое удовольствие это знакомство.
Самаранч — великий дипломат! Гениальный менеджер! Величие таких людей состоит не в том, чтобы течь в русле времени, а чтобы менять течение времени. Самаранч был замечателен тем, что реально смотрел на вещи. Занимая один из самых романтических постов на свете, он был исключительно прагматичен. Именно прагматизм и толкнул его на «предательство». Самаранч попрал два важнейших олимпийских идеала: любительство и бессребреничество. Ему не раз это припоминали и будут припоминать, говорить что из Олимпийских игр ушел дух праздника, ушла та же романтика, что на первый план вышли деньги и коммерция. Но произошло это не по вине Самаранча. Идеалы Кубертена — они и были идеалами, утопией. Даже в кубертеновские времена далеко не все им следовали.
Самаранч был замечателен тем, что реально смотрел на вещи. Занимая один из самых романтических постов на свете, он был исключительно прагматичен
Самаранч заступил на пост президента МОК во время московской Олимпиады, и к тому моменту любительский спорт фактически умер. Он был на бумаге, но его не существовало в реальной жизни. Были спортсмены Советского Союза и прочих соцстран, формально числившиеся студентами и рабочими, но нигде не учившиеся и не работавшие, а круглогодично только тренировавшиеся и выступавшие — причем за деньги. Но и западные спортсмены никакими любителями не были. Самаранч просто констатировал очевидное, открыто сказал то, что и так всем было известно, но что все из ханжеских соображений обходили, да еще прикрывали мифическими идеалами олимпизма. А Самаранч, во-первых, поступил честно, а во-вторых, превратил Игры в то, чем они и являются — в состязание абсолютно лучших спортсменов мира, вне зависимости от их формального статуса. И вот уже четверть века нет никаких "любителей" и "профессионалов".
Открыв Олимпиады для всех спортсменов, Самаранч открыл их и для большого бизнеса. Спорт — любимое зрелище человечества. Олимпийские кольца — самый узнаваемый символ на планете. Олимпийские трансляции самые прибыльные, а олимпийская реклама — самая дорогая. Это естественно! Если зрелище имеет такой спрос, оно должно приносить адекватную прибыль. Это не идеалистично, но это, опять-таки, честно. Невозможно поверить, но до Самаранча Олимпиады были сплошь убыточны, найти желающих на их проведение было серьезнейшей проблемой. Москва во многом и получила Игры-80 из-за того, что других достойных претендентов, в общем, и не было. МОК был нищей организацией, в которой заседали престарелые потомственные аристократы. Самаранч превратил его в корпорацию, функционирующую по законам бизнеса. Причем именно функционирующую. Потому что Самаранч стал первым реально работающим президентом МОК, переселившимся в штаб-квартиру и каждый день появлявшимся в офисе. Или находившимся в пути. Был только один человек, путешествовавший по своим «владениям» столь же часто — Иоанн Павел II. Самаранч побывал почти во всех странах — членах МОК. А стран этих, благодаря ему, в МОК теперь больше, чем в ООН! О многих из этих стран в мире и знают-то только потому, что их спортсмены проходят на параде открытия Игр на глазах пары миллиардов человек. И, кстати, попадают такие страны на Олимпиады только благодаря финансовой помощи МОК. И, скажем, Паралимпийские игры стали полноценной частью Олимпиады именно при Самаранче.
И наблюдая эти грандиозные картины, не забудем о том, что Самаранч начинал свое президентство между двух бойкотов — бойкота московской Олимпиады и лос-анджелесской. Помимо финансового краха олимпийскому движению грозил крах политический. А в 1988 году предстояли Игры в Сеуле, с которым у стран Варшавского блока не было дипломатических отношений. Сейчас легко говорить, но тогда же было еще совершенно не ясно, куда приведут перемены в СССР, надолго ли они, серьезны ли они. Угроза очередного бойкота была вполне реальна. Тем более что как раз в то время Самаранч взял курс на допуск к Играм спортсменов-профессионалов, а также на сотрудничество с транснациональными компаниями и телевизионными гигантами. То, что Советский Союз при всем при этом поехал в Сеул, а вместе с ним и все советские союзники — несомненная победа Самаранча. Как, кстати, и возвращение в мировой спорт Китая, долго пребывавшего в добровольной изоляции.
Я не хочу сказать, что покойный ныне маркиз был каким-то святым и безупречным. Да это и невозможно на таком посту. Но то, что он изменил лицо современного спорта, придал спорту настоящее мировое значение — совершенно очевидно. А величие великих состоит, еще раз подчеркну, не в том чтобы плыть по течению, а в том, чтобы течение менять.
* * *
Александр Ратнер вспоминает Хуана Антонио Самарнча на страницах газеты "Спорт-Экспресс".
Величие Самаранча, его заслуги перед международным олимпийским движением, вклад в становление подлинного олимпийского движения в нашей стране поистине трудно переоценить. Это был человек-созидатель, великолепный дипломат, благодаря которому Международный олимпийский комитет стал поистине уважаемой организацией, Олимпийские игры превратились в главное спортивное событие на планете, а отношения между его родной Испанией и нашей страной из небытия трансформировались в многогранное плодотворное сотрудничество.
Мы познакомились с ним в 1977 году, вскоре после того, как Самаранч был назначен первым в истории послом Испании в Советском Союзе и переехал из Барселоны в Москву. Тогда его имя было мало кому известно даже в Министерстве иностранных дел. Ведь на дипломатическом попроще он прежде не трудился, да и между нашими странами на протяжении 40 лет не существовало официальных отношений. Получше его знали в мире спорта, но и там весьма ограниченный круг лиц. В основном те, кто, выезжая во главе советских делегаций на Олимпийские игры, общались с руководством МОК, который, честно говоря, ни у нас в стране, ни за рубежом особым авторитетом тогда не пользовался. Единственное, пожалуй, что придавало МОК весомость в глазах отечественного руководства, так это предоставленное Москве в 1974 году право принять Игры ХХII Олимпиады. Хуан Антонио Самаранч с 1970 года был членом исполкома МОК, с 1974-го - вице-президентом.
В Испании Самаранч был конечно же известен. Но не как дипломат, а как политик, предприниматель и спортивный функционер. Говорят, что, когда на заседании испанского правительства премьер Адольфо Суарес объявил о назначении Самаранча послом в Советском Союзе, министр иностранных дел даже выразил протест от имени узкого круга карьерных дипломатов.
Решающим в судьбе Хуана Антонио Самаранча стало тогда мнение короля Испании Хуана Карлоса I. Именно монарх предложил Самаранчу подвести черту под политической карьерой и уехать из страны. Если не знать всех обстоятельств, можно говорить о так называемой почетной ссылке. На самом же деле Хуан Карлос I благословил Самаранча на покорение главной вершины мировой спортивной табели о рангах. И пребывание в Москве, готовившейся к проведению Олимпиады-80, могло помочь ему достичь заветной цели.
На протяжение трех лет в посольской резиденции Самаранча постоянно были гости: члены МОК, руководители национальных олимпийских комитетов и международных федераций, политические деятели, журналисты, писатели, художники, архитекторы… Он всегда был на виду и не без основания слыл "своим человеком в Москве" для приезжих и "полезным гостем" для хозяев.
Когда же из-за океана раздался призыв к бойкоту московской Олимпиады, Хуан Антонио Самаранч вообще оказался в самом водовороте событий и приложил максимум усилий к тому, чтобы найти спасительные компромиссы. Не секрет, что, когда решался вопрос об участии Испании в московской Олимпиаде, Самаранч вылетел в Мадрид на заседание исполкома НОК и добился нужного результата. К этому можно добавить, что решение НОК встретило негативную оценку своего правительства. Как следствие - запрет на выступление под национальным флагом. Тогда Самаранч, вдохновленный, видимо, примером Пьера де Кубертена, придумавшего в 1920 году Олимпийский флаг, создал эскиз флага своего НОК, желто-красные тона которого указывали на национальную принадлежность.
По вкладу в международное олимпийское движение он вполне может занять место рядом с Пьером де Кубертеном
И в Советском Союзе, и в Олимпийском движении многие оценили достоинства Самаранча, и 16 июля 1980 года на 83-й сессии МОК в Москве Хуан Антонио Самаранч был избран президентом МОК.
"Моим первым и, думаю, самым важным решением, которое коренным образом повлияло на ведение дел в МОК и явилось залогом всего того, что произошло впоследствии, было решение поселиться в Лозанне и стать первым после Пьера де Кубертена президентом, возглавляющим МОК в его штаб-квартире", - неоднократно вспоминал сам Хуан Антонио Самаранч.
Не секрет, что изначально бурные перемены в жизни олимпийской семьи были по-разному поняты ее членами. Да и позже, когда финансовое положение МОК стало стабильным, Олимпийские игры действительно превратились в главное спортивное событие на планете, отдельные нововведения оставались предметом дискуссий. Но в том, наверное, и заключалась мудрость Самаранча, что он всегда был готов к конструктивному диалогу. Помнится, в середине 80-х годов, когда деятельность МОК находилась у нас в стране под прицелом предвзятой критики, один из руководителей отечественного спорта во время беседы с президентом МОК заявил, что мы категорически не согласны с тем, как МОК подходит к проблемам коммерциализации и профессионализации олимпийского движения. Тогда Хуан Антонио Самаранч произнес фразу, сразу поставившую точку в неразгоревшихся дебатах: "Если вы считаете, что мы поступаем неправильно, предложите тот вариант, который вам покажется верным. Он обязательно будет нами учтен".
Пик кризиса во взаимоотношениях между Советским Союзом и МОК пришелся на май 1984 года. Как-то Самаранч назвал самым грустным днем в своей жизни 8 мая 1984 года. Утром президент МОК прилетел из Европы в Нью-Йорк, где должен был присутствовать на церемонии встречи Олимпийского огня в США, затем отправиться в Вашингтон на аудиенцию с президентом Рональдом Рейганом. Между этими двумя мероприятиями он получил сообщение о том, что в Москве экстренно созван пленум НОК СССР. Через несколько дней Самаранч уже был в Москве с намерением встретиться с кем-то из высшего руководства страны. Ему казалось, что ситуацию еще можно исправить. В действительности же дать делу обратный ход было уже нельзя. Но мудрый президент не обиделся и свой первый зарубежный визит после Игр в Лос-Анджелесе совершил в нашу столицу.
Новая эра во взаимоотношениях Самаранча с нашей страной началась после распада СССР, когда возникла проблема с участием спортсменов бывших советских республик в Олимпийских играх 1992 года. 24 января 92-го Самаранч прилетел в Москву на встречу с президентом Российской Федерации Борисом Ельциным. Эту встречу с полным основанием можно считать исторической. На ней были достигнуты договоренности, которые устроили обе стороны. И после этого Самаранч неоднократно приезжал к нам, чтобы помочь становлению отечественного олимпийского движения. Во многом благодаря ему в Москве в 1998 году прошли первые Всемирные юношеские игры. Прообраз тех самых юношеских Олимпиад, которые впервые будут проведены в августе нынешнего года.
Хуан Антонио Самаранч был награжден орденом Дружбы и орденом Почета. Он имел честь вручить золотой олимпийский орден двум президентам России - Борису Ельцину и Владимиру Путину. Свой мандат президента МОК Самаранч завершил в Москве. Это была его идея - завершить работу руководителя МОК там, где он ее начал. Но и в последующие годы, будучи уже почетным президентом МОК, Самаранч неоднократно приезжал к нам, а при встречах за рубежом начинал разговор с вопроса: "Как дела в России?"
Я невольно уделил так много внимания отношению Самаранча, которого мы все любя звали Хуан Антонович, к нашей стране. Его заслуги перед международным олимпийским движением, масштаб созданного им просто не укладывается в рамки материала, посвященного памяти этого Великого человека. По вкладу в международное олимпийское движение он вполне может занять место рядом с Пьером де Кубертеном. 16 февраля 2001 года в спорткомплексе "Олимпийский" проходил традиционный бал олимпийцев в России. Когда на подиум поднялся Хуан Антонио Самаранч, зал встал и начал аплодировать. Когда аплодисменты стихли, Хуан Антонио Самаранч сказал две фразы по-русски. В них, на мой взгляд, он выразил всю глубину своих чувств: "Спасибо всем. Россия была, есть и будет в моем сердце".
Я убежден, что спортивная общественность России тоже всегда будет с благодарностью вспоминать седьмого президента МОК - Хуана Антонио Самаранча.
* * *
В газете "Советский спорт" о почетном президенте МОК вспоминает журналист Николай Долгополов.
На пост президента МОК никогда уже не изберут человека, который бы относился к России с такой любовью, как Хуан-Антонио Самаранч.
Еще больше в последние годы похудевший, сгорбленный и медленно передвигавший ноги, он до самой кончины оставался оптимистичным мудрецом.
Еще больше в последние годы похудевший, сгорбленный и медленно передвигавший ноги, он до самой кончины оставался оптимистичным мудрецом
В начале 1980-го из посольства Испании мне доставили персональное приглашение от Самаранча. Как узнал посол страны, с которой мы только установили отношения после десятилетий вражды, имя молодого (тогда) сотрудника «Комсомолки»? Может, ошибка?
Но маркиз не ошибался. Объяснил мне при встрече, что его помощники составляли обзоры газет, в которых писалось о предстоящей Олимпиаде-80, и меня посол «вычислил» лично.
Москву сотрясали скандалы. Ограниченный контингент вошел в Афганистан, президент Картер грозил бойкотом, а тут – поразительное желание больше узнать об Играх, о столице, о наших журналистах. Говорили на английском. Посол хотел все знать. И уже многое знал. Он убеждал меня: бойкот бойкотом, а Игры состоятся. Он в чем-то нарушал этикет – дипломатический уж точно, ибо его Испания твердо стояла на стороне разгоряченных Штатов. А посол Самаранч – точно нет и не стеснялся это показывать. И в июле 1980-го, когда в Колонном зале не без нашей, советской помощи маркиз был избран президентом МОК, он предпочел до конца оставаться честным. Сразу после победного голосования вышел в отставку, перестал быть послом, предпочтя пять колец высшим дипломатическим должностям. Одним этим он помог нашим Играм остаться настоящими, полноценными. Наплевал и на своих, и на Картера, вызвал бурю гнева дома и бурю восторга у нас.
Я же, пользуясь установленными связями, брал интервью у нового президента не раз и не два. Он, сменивший на посту президента МОК лорда Килланина, был, как и его предшественник, истинным аристократом. Вежлив, снисходителен, галантен. Прощал репортерам массу безграмотных и слишком откровенных вопросов.
Стоило мне, попавшему на долгие годы во Францию, позвонить его темнокожему советнику Кидане с просьбой об интервью, как встреча даровалась при первом же приезде президента МОК в Париж. Самаранч вообще предпочитал постоянство. Его чемоданы всегда паковала и катила неизменная помощница Анна Иншусте. Маркиз останавливался всегда в одной и той же огромной гостинице, предпочитая неизменный номер. И, честно ответив на все мои вопросы, задавал свои. "Как дела с вашим спортом? Кто в руководстве? Как мой друг – многолетний член МОК Виталий Смирнов?"
Нашим в МОКе не нужно было никакого лобби –интересы СССР умело защищал сам Хуан-Антонио.
Потом к его вопросам прибавился еще один: как поживает Шамиль? Это уже после того, как Тарпищев провел несколько часов на корте с уже немолодым маркизом.
А однажды я был официально приглашен в штаб-квартиру МОК в Шато-де-Види. Я, посадив штурманом жену Лену, домчался до Швейцарии быстро. Неудобно писать, но экскурсию по замку, в ту пору совсем не роскошному, взялся проводить сам президент МОК. Увидев, что кто-то остался в припаркованной "Вольво" с парижскими номерами, Самаранч спросил: "Кого это вы там припрятали?". И тут же, редкий случай, рассмеялся: "Зовите и жену". Экскурсия была великолепной. А потом последовало предложение заглянуть в президентскую квартиру, затем обед.
Самаранч в первый и последний раз рассказал, почему так любит нашу страну. Здесь его признали. Избрали президентом. Это как первая любовь. А ее забывать нельзя.
Встревоженная челядь принялась показывать мне: время истекло. Я и сам это понимал. Быстро распрощавшись, принялся выруливать машину из забитого авто дворика. Тут меня и остановили: "Президент хотел бы вручить вам сувениры". Во дворе появился Самаранч. Он широко улыбался. "А журналист из вас получился лучше, чем шофер, сколько же вам приходится делать маневров", – пошутил президент МОК. Я вздрогнул. Ведь то же самое говорил моему отцу – журналисту, тоже неважнецкому шоферу, великий композитор Дмитрий Шостакович, когда папа неуклюже маневрировал своим "Москвичом".
Мне Самаранч подарил шикарный "паркер" с моковской символикой, а жене – прекрасный шелковый шейный платок с пятью кольцами.
Он еще долго правил МОК. Сделал его процветающим. Привлек публику на теряющие престиж Олимпийские игры приглашением настоящих профи.
Он дискутировал с Ельциным. Однажды, как всегда, корректно, но решительно осадил влезшего не в свое дело олигарха Березовского.
Как-то я поставил старину Самаранча в неловкое положение. На пресс-конференции в Москве спросил его, в чем ему видится главная проблема МОК. И задумавшийся на миг маркиз ответил, что в отсутствии проблем. Через пару недель грянул скандал: МОК обвиняли в коррупции. Самаранч и тут умело вывел организацию из-под удара, ограничившись карами для особо того заслуживших членов.
С ним из МОКа ушла эпоха. Может, и эпоха советских, потом российских побед – тоже. У нас не стало верного защитника. Когда в злосчастном Солт-Лейк-Сити у нас отбирали золото в парном катании, Самаранч сказал мне тихо: "При мне такого не было бы".
В последний раз спокойно поговорили на чемпионате мира-2009 в Берлине. Жаркий август, ломящийся стол, Самаранч пригубил, по-русски чокнулся со мной и вдруг сказал, что немного красного вина можно, добавив: "Вы же не за рулем". Неужели вспомнил? Правда, тогда небольшого интервью пришлось ждать долго. Попросил впервые за 30 лет знакомства передохнуть после приема. Но ответил на пару вопросов и ушел, тяжело опираясь на твердую руку вечной Анны…