Борис Пастернак выдвигался на Нобелевскую премию, начиная с 1946 года и до 1958-го. Архивные документы позволяют проследить, на каких основаниях его кандидатура несколько раз отклонялась членами Нобелевского комитета. О своей новой работе, посвященной Борису Пастернаку, в эфире Радио Свобода рассказал обозреватель РС Иван Толстой. Новая книга Ивана Толстого вышла пражском издательстве Human Rights Publishers.
– Ваша новая работа называется "Доктор Живаго: новые факты и находки в Нобелевском архиве". Каковы главные находки?
– Прежде всего, это письма, документы, которые лежат в пастернаковской папке в Стокгольме, в Нобелевском архиве – там, где лежат все документы, связанные со всеми лауреатами Нобелевской премии. Они находились 50 лет под замком. Даже сотрудники Нобелевского комитета не имели к ним доступа. И вот в январе 2009 года архив был открыт для всех исследователей. Я был любезно приглашен в него, поскольку написал книжку, посвященную этой теме. Она вышла в самом конце 2008 года и называлась "Отмытый роман Пастернака. Доктор Живаго между КГБ и ЦРУ". И вот мне было очень интересно выяснить, какие же документы отложились в этом архиве.
Оказалось, что, как и можно было предвидеть, никаких документов, связанных непосредственно с ЦРУ, в этом архиве нет. Да их, я думаю, нигде, кроме как в ЦРУ или, соответственно, в советской разведке, нет. Зато в Нобелевском архиве оказались очень интересные бумаги, связанные с прохождением кандидатуры Пастернака. Как известно, Пастернак выдвигался на Нобелевскую премию, начиная с 1946 года и до 1958-го, когда он наконец-то эту премию заслуженно получил. Было очень интересно проследить, как Пастернак продвигался и на каких основаниях его кандидатура отклонялась членами Нобелевского комитета.
– Давайте напомним, на каких основаниях отклонялась его кандидатура и благодаря чему, по вашей версии, Пастернак получил эту премию?
– Кандидатура Пастернака отклонялась, потому что с точки зрения шведских академиков поэт Борис Леонидович Пастернак (я хочу подчеркнуть – с точки зрения шведских академиков, а не с нашей, особенно сегодняшней, точки зрения), художественный масштаб его творческой личности шведам казался недостаточно убедительным. Подчеркиваю – шведам казался. Не будем подставлять себя на это место. Шведы не читали по-русски. Пастернака в переводах существовало мало. Переводились некоторые его стихи на английский, немножко на французский, но не было никаких других переводов. И поэтому шведы сразу же заказали одному из экспертов, знаменитому шведскому филологу и специалисту по европейской литературе Антону Карлгрену большой серьезный доклад о Пастернаке, из которого должно было следовать, заслуживает пастернаковская кандидатура премии или нет.
Антон Карлгрен работал полтора года. И к лету 1947 года представил огромный доклад, почти на 50 страниц большого формата, убористо написанный от руки. И копия этого доклада там, в нобелевских папках, и лежит. Этот доклад Карлгрена выносил следующее суждение: Пастернак - великолепный поэт, очень сложный и изощренный, но масштаб его таланта таков, что пока что стоит отложить эту кандидатуру и посмотреть, как будет дальше развиваться этот поэт. Карлгрен не давал рекомендации на присуждение премии. И Нобелевский комитет так и прочел этот доклад, сделал свои выводы, и Пастернак был отложен на следующий год.
На следующий, 1947 год, Пастернак снова выдвигался на Нобелевскую премию, и из года в год - в 1947, 1948, 1949, 1950 и в 1957 годах – вывод шведских академиков был один и тот же: масштаб Пастернака недостаточен.
Я хочу, чтобы наши слушатели и наши читатели правильно отнеслись к этому суждению шведов и не обвинили их огульно в непонимании пастернаковского гения, а учли, что они действительно не могли разобраться в масштабе и творческих особенностях такой фигуры, как Борис Леонидович.
И только тогда, когда в конце 1957 года, в ноябре, вышел роман "Доктор Живаго", масштаб таланта Пастернака стал несомненен и безусловен.
– Ваша новая работа выдержана в остро полемичных тонах. Вы спорите со своими оппонентами, другими экспертами, литературоведами, которые изучают творчество одного из величайших русских писателей ХХ века. Вы надеетесь на продолжение этой дискуссии? Ждете ли вы ответа?
– Как сказать. С одной стороны – жду, а с другой стороны, я надеюсь, что ответ будет наконец-то адекватен. Не потому, что я себя так высоко ставлю, а потому что я нахожусь в полном и глубочайшем недоумении от того, что читающее сообщество не смогло адекватно воспринять те сведения, которые я опубликовал в своей первой книге "Отмытый роман Пастернака" и о которых говорю сейчас в этой небольшой книжке, только что вышедшей из печати.
Что я имею в виду? Общество было как бы травмировано тем, что роман Пастернака был выпущен с помощью ЦРУ США. Моя позиция такая: ну и что, что ЦРУ оплатило этот роман? Почему это должно бросать какую-то тень на Пастернака или на кого-то другого? ЦРУ Пастернаком не интересовалось. Борис Пастернак понятия не имел о существовании американской разведки или интересе к нему со стороны американской разведки. Так этого интереса и не было. ЦРУ интересовалось исключительно рукописью, которую они финансировали, оплатили и помогли выпустить для того, чтобы отвесить политическую оплеуху хрущевскому режиму. Вот и все.
Да, я надеюсь на продолжение полемики. Я надеюсь, что наконец-то те документы, которые я привожу, будут прочитаны в нормальном, а не в каком-то взволнованном и неадекватном ключе, и разговор можно будет продолжить.
А самое главное – я надеюсь, что другие исследователи пойдут по этому, пока еще нехоженому пути, и история русской литературы ХХ века окажется гораздо интереснее и гораздо более глубокой и приключенческой (в самом хорошем смысле этого слова), чем она оказывается сейчас. Поле непаханое. Вторая половина ХХ века явила невероятную заинтересованность западных специальных служб к истории русской подпольной, непечатной, нонконформистской литературе, а также живописи, а также музыки, и т. д., и т. д. И тут нам могут открыться такие интересные судьбы, такие повороты, такие кульбиты и кунштюки нашей истории, что, по-моему, читать знаменитые книги последних 50 лет станет только интереснее.
– Ваша новая работа называется "Доктор Живаго: новые факты и находки в Нобелевском архиве". Каковы главные находки?
– Прежде всего, это письма, документы, которые лежат в пастернаковской папке в Стокгольме, в Нобелевском архиве – там, где лежат все документы, связанные со всеми лауреатами Нобелевской премии. Они находились 50 лет под замком. Даже сотрудники Нобелевского комитета не имели к ним доступа. И вот в январе 2009 года архив был открыт для всех исследователей. Я был любезно приглашен в него, поскольку написал книжку, посвященную этой теме. Она вышла в самом конце 2008 года и называлась "Отмытый роман Пастернака. Доктор Живаго между КГБ и ЦРУ". И вот мне было очень интересно выяснить, какие же документы отложились в этом архиве.
Оказалось, что, как и можно было предвидеть, никаких документов, связанных непосредственно с ЦРУ, в этом архиве нет. Да их, я думаю, нигде, кроме как в ЦРУ или, соответственно, в советской разведке, нет. Зато в Нобелевском архиве оказались очень интересные бумаги, связанные с прохождением кандидатуры Пастернака. Как известно, Пастернак выдвигался на Нобелевскую премию, начиная с 1946 года и до 1958-го, когда он наконец-то эту премию заслуженно получил. Было очень интересно проследить, как Пастернак продвигался и на каких основаниях его кандидатура отклонялась членами Нобелевского комитета.
– Давайте напомним, на каких основаниях отклонялась его кандидатура и благодаря чему, по вашей версии, Пастернак получил эту премию?
– Кандидатура Пастернака отклонялась, потому что с точки зрения шведских академиков поэт Борис Леонидович Пастернак (я хочу подчеркнуть – с точки зрения шведских академиков, а не с нашей, особенно сегодняшней, точки зрения), художественный масштаб его творческой личности шведам казался недостаточно убедительным. Подчеркиваю – шведам казался. Не будем подставлять себя на это место. Шведы не читали по-русски. Пастернака в переводах существовало мало. Переводились некоторые его стихи на английский, немножко на французский, но не было никаких других переводов. И поэтому шведы сразу же заказали одному из экспертов, знаменитому шведскому филологу и специалисту по европейской литературе Антону Карлгрену большой серьезный доклад о Пастернаке, из которого должно было следовать, заслуживает пастернаковская кандидатура премии или нет.
Антон Карлгрен работал полтора года. И к лету 1947 года представил огромный доклад, почти на 50 страниц большого формата, убористо написанный от руки. И копия этого доклада там, в нобелевских папках, и лежит. Этот доклад Карлгрена выносил следующее суждение: Пастернак - великолепный поэт, очень сложный и изощренный, но масштаб его таланта таков, что пока что стоит отложить эту кандидатуру и посмотреть, как будет дальше развиваться этот поэт. Карлгрен не давал рекомендации на присуждение премии. И Нобелевский комитет так и прочел этот доклад, сделал свои выводы, и Пастернак был отложен на следующий год.
На следующий, 1947 год, Пастернак снова выдвигался на Нобелевскую премию, и из года в год - в 1947, 1948, 1949, 1950 и в 1957 годах – вывод шведских академиков был один и тот же: масштаб Пастернака недостаточен.
Я надеюсь, что другие исследователи пойдут по этому, пока еще нехоженому пути, и история русской литературы ХХ века окажется гораздо интереснее и гораздо более глубокой и приключенческой (в самом хорошем смысле этого слова), чем она оказывается сейчас
Я хочу, чтобы наши слушатели и наши читатели правильно отнеслись к этому суждению шведов и не обвинили их огульно в непонимании пастернаковского гения, а учли, что они действительно не могли разобраться в масштабе и творческих особенностях такой фигуры, как Борис Леонидович.
И только тогда, когда в конце 1957 года, в ноябре, вышел роман "Доктор Живаго", масштаб таланта Пастернака стал несомненен и безусловен.
– Ваша новая работа выдержана в остро полемичных тонах. Вы спорите со своими оппонентами, другими экспертами, литературоведами, которые изучают творчество одного из величайших русских писателей ХХ века. Вы надеетесь на продолжение этой дискуссии? Ждете ли вы ответа?
– Как сказать. С одной стороны – жду, а с другой стороны, я надеюсь, что ответ будет наконец-то адекватен. Не потому, что я себя так высоко ставлю, а потому что я нахожусь в полном и глубочайшем недоумении от того, что читающее сообщество не смогло адекватно воспринять те сведения, которые я опубликовал в своей первой книге "Отмытый роман Пастернака" и о которых говорю сейчас в этой небольшой книжке, только что вышедшей из печати.
Что я имею в виду? Общество было как бы травмировано тем, что роман Пастернака был выпущен с помощью ЦРУ США. Моя позиция такая: ну и что, что ЦРУ оплатило этот роман? Почему это должно бросать какую-то тень на Пастернака или на кого-то другого? ЦРУ Пастернаком не интересовалось. Борис Пастернак понятия не имел о существовании американской разведки или интересе к нему со стороны американской разведки. Так этого интереса и не было. ЦРУ интересовалось исключительно рукописью, которую они финансировали, оплатили и помогли выпустить для того, чтобы отвесить политическую оплеуху хрущевскому режиму. Вот и все.
Да, я надеюсь на продолжение полемики. Я надеюсь, что наконец-то те документы, которые я привожу, будут прочитаны в нормальном, а не в каком-то взволнованном и неадекватном ключе, и разговор можно будет продолжить.
А самое главное – я надеюсь, что другие исследователи пойдут по этому, пока еще нехоженому пути, и история русской литературы ХХ века окажется гораздо интереснее и гораздо более глубокой и приключенческой (в самом хорошем смысле этого слова), чем она оказывается сейчас. Поле непаханое. Вторая половина ХХ века явила невероятную заинтересованность западных специальных служб к истории русской подпольной, непечатной, нонконформистской литературе, а также живописи, а также музыки, и т. д., и т. д. И тут нам могут открыться такие интересные судьбы, такие повороты, такие кульбиты и кунштюки нашей истории, что, по-моему, читать знаменитые книги последних 50 лет станет только интереснее.