Иван Толстой: Разговор о новом, о прошедшем, о любимом. Мой собеседник в московской студии - Андрей Гаврилов. О культуре - на два голоса.
Сегодня в программе:
“Больше и меньше” – радиоэссе Бориса Парамонова,
“Переслушивая Свободу” - военная муза Леонида Пылаева,
Посмертная книга поэта и филолога Льва Лосева,
Культурная панорама и музыкальные записи. Чем будете развлекать, Андрей?
Андрей Гаврилов: Я буду вас развлекать, Иван, вас, и наших слушателей, диском новосибирского “Арт-трио”, которое также называется “Трио Алексея Подымкина”.
Иван Толстой: Петербургское Издательство Ивана Лимбаха выпустило сборник филологической эссеистики покойного Льва Лосева под общим названием “Солженицын и Бродский как соседи”. Автор успел подготовить книгу незадолго до своей кончины в прошлом году, и, как он сам пишет в предисловии к сборнику, ”читателя может удивить жанровая пестрота этой книги. Здесь есть аналитические статьи о поэтике (Ахматовой, Цветаевой, Бродского), есть заметки о более или менее случайных открытиях (в “Слове о Полку Игореве”, у Достоевского, у Ахматовой), есть литературные эссе и личные воспоминания о писателях. Даже лирические стихи с литературными сюжетами. Я позволил себе свести их под одной обложкой, поскольку для меня между этими текстами нет принципиальной разницы. Все они написаны с одной целью – объяснить самому себе то, что меня волнует, интригует или озадачивает в книгах, которые я читаю”.
Вот я предлагаю начать обзор этой книги именно с лирического стихотворения с литературным сюжетом. Лев Лосев, “Почерк Достоевского”.
С детских лет отличался от прочих
Достоевского бешеный почерк —
бился, дёргался, брызгался, пёр
за поля. Посмотрите-ка письма
с обличеньем цезаропапизма,
нигилизма, еврейских афёр,
англичан, кредиторов, поляков —
частокол восклицательных знаков!!!
Не чернила, а чернозём,
а под почвой, в подпочвенной черни
запятых извиваются черви
и как будто бы пена на всём.
Как заметил со вздохом графолог,
нагулявший немецкий жирок,
книги рвутся и падают с полок,
оттого что уж слишком широк
этот почерк больной, allzu russisch...
Ну, а что тут поделать — не сузиш
Книга толстая, больше шестисот страниц, поэтому в кратком обзоре позволю себе процитировать лишь несколько фрагментов. Вот эссе, давшее заглавие всему сборнику, - “Солженицын и Бродский как соседи”. Они действительно жили неподалеку друг от друга: Солженицын - в Кавендише, в штате Вермонт, Бродский – одно время в Анн Арборе, в Мичигане, затем в университетских городках Новой Англии. У них была краткая переписка, они высказывались печатно друг о друге. И не было, вероятно, русских литераторов более несходных. Лев Лосев пишет:
“Прочитав мысли Солженицына о Бродском, мне захотелось сопоставить их с мыслями Бродского о Солженицыне, а отсюда потянулась цепочка сравнений, парадоксальных противоположностей. Мыслящий категориями народа, народной судьбы, народного духа Солженицын — по жизни интеллигент, совершивший невольное хождение в народ. Элитарно мыслящий Бродский — буквально “от станка”, почти буквально “от сохи”.
Стремящийся быть прочитанным массами, Солженицын создает литературный язык, по степени искусственности сравнимый с языком футуристов. Бродский, представляющий себе читателя разве что как alter ego, пишет, исходя из просторечия современников.
Сугубый затворник Солженицын если редко-редко и встретится с людьми, то лишь в тщательно спланированных, почти ритуальных обстоятельствах, но осуждает за гордыню одиночества, крайний индивидуализм спонтанно общительного, всю жизнь окруженного приятелями, учениками, подружками, всегда с ухом на телефонной трубке Бродского.
У православного, вовлеченного в проблемы своей церкви, знающего ее историю Солженицына в творчестве религиозная тема почти отсутствует. Для “плохого еврея” и “христианина-заочника”, по собственным ерническим определениям, Бродского вера, “свет ниоткуда” — самая постоянная тема самой страстной лирики.
Две контрастные личности. Два контрастных творчества. То, что одному дано от природы, другой добывает пером. Хоть симметрическую диаграмму вычерчивай, но тут я снова вспоминаю: “В природе-то понежнее”. Дрожат у Бродского пальцы, когда он читает “Раковый корпус”, и восхищение охватывает Солженицына, когда он читает “Осенний крик ястреба”.
Большинство ныне пишущих о Солженицыне иронически цитируют его языковые выкрутасы. Складывается представление о новом адмирале Шишкове с “мокроступами” и “шарокатами”, а то и писателе-деревенщике из пародии Архангельского: “Инда рассупонилось солнышко...” Между тем странноватый русский язык позднего Солженицына — это стилистическое экспериментаторство, попытка создать необычный (предположительно, более выразительный) художественный язык путем использования немобилизованных ресурсов русского языка. Проект в духе “серебряного века” — очень похоже на то, чем занимались Хлебников, Цветаева, Замятин. И вот что я вспоминаю в связи с этим. Десять лет тому назад вышел солженицынский “Русский словарь языкового расширения”, копилка просторечных, диалектных, устарелых слов, которые Солженицын хочет ввести в обиход. Я, рассказывая Бродскому по телефону об этой книге, отозвался обо всей затее как о наивной (я и сейчас считаю, что язык сам о себе позаботится, что он не становится ни хуже, ни лучше). Но Иосиф чрезвычайно заинтересовался словарем, по-моему, даже собирался купить. Я подумал: “Потому что искусство поэзии требует слов...”
Это была цитата из эссе Льва Лосева “Солженицын и Бродский как соседи”.
Биография Бродского, написанная Лосевым и с которой часть наших слушателей, вероятно, знакома, принадлежит, на мой взгляд, к числу лучших биографий поэтов вообще за всю историю мировой литературы (насколько я могу судить), а комментированное собрание стихов Бродского в серии “Библиотека поэта”, давно уже ждет своего выхода. Над комментариями к стихам своего друга Лев Лосев работал много лет.
И не могу напоследок отказать себе в удовольствии и прочту еще одно лосевское стихотворение на литературную тему: стихотворение памяти Сергея Довлатова.
Я видал: как шахтер из забоя,
выбирался С.Д. из запоя,
выпив чертову норму стаканов,
как титан пятилетки Стаханов.
Вся прожженная адом рубаха,
и лицо почернело от страха.
Ну а трезвым, отмытым и чистым,
был педантом он, аккуратистом,
мыл горячей водой посуду,
подбирал соринки повсюду.
На столе идеальный порядок.
Стиль опрятен. Синтаксис краток.
Помню ровно-отчетливый бисер
его мелко-придирчивых писем.
Я обид не держал на зануду.
Он ведь знал, что в любую минуту
может вновь полететь, задыхаясь,
в мерзкий мрак, в отвратительный хаос.
Бедный Д.! Он хотел быть готовым,
оттого и порядок, которым
одержим был, имея в виду,
что, возможно, другого раза
нет, не вылезешь нaсвет из лаза,
захлебнешься кровью в аду.
Андрей Гаврилов: Я могу только продолжить ту тему, которую вы начали, Иван, и сказать, что к 70-летию со дня рождения Иосифа Бродского (если я не ошибаюсь, оно состоится 24 мая) издательство “Азбука” выпускает несколько книг поэта, среди которых - сборник эссе, составленный самим поэтом. Это сборник “О скорби и разуме”, куда вошли Нобелевская лекция, а также такие работы как “Похвала скуке”, “Нескромное предложение”, “О скорби и разуме”, и “Кошачье “Мяу”. Во второй сборник, выпускаемый издательством, - “Меньше единицы”, - помимо одноименного эссе вошли “Власть стихий”, “Катастрофы в воздухе”, “Поклониться тени”, “Полторы комнаты” и другие. Кроме того, выходит сборник “Избранных переводов” Бродского. Туда войдут переводы с английского, польского, итальянского, испанского, греческого, чешского, болгарского, грузинского и других языков. Но мне наиболее интересным показалось сообщение о том, что выходит подарочное переиздание его стихов с иллюстрациями автора. Оно будет называться “Часть речи: избранные стихотворения”.
Это не все. К 70-летию выпускают также сборник “В тени Данте”, в котором будут представлены эссе о стихах Томаса Харди, Роберта Фроста и Райнера Марии Рильке, а в книге “Во власти стихий” собраны эссе, посвященные произведениями русских поэтов: Константина Батюшкова, Осипа Мандельштама, Анны Ахматовой и других, в том числе, будет несколько эссе о творчестве Федора Достоевского и Андрея Платонова. Все это, конечно, опубликовано, но некоторые из этих эссе до этого находились в книгах, уже распроданных в магазинах, их нужно было отыскивать, а теперь они снова доступны самому широкому кругу читателей.
Иван Толстой: И, разумеется, надо сказать, что в семитомнике Бродского, в собрании сочинений, которое выходит в Петербурге в издательстве “Пушкинский фонд”, конечно же, эти эссе уже опубликованы. Но для этого нужно иметь весь семитомник, что не всякому по карману, да, может быть, и не всем интересно. Что еще, Андрей, в культурном мире?
Андрей Гаврилов: Вы знаете, Иван, новостей очень много, и почему-то на этой неделе очень много новостей, которые касаются кино. Мы об этом поговорим, но сначала я хочу напомнить грустную новость, новость, которая почему-то не только меня огорчила, но и привела в состояние абсолютной ярости. Это сообщение о пожаре в Псковском Кремле. Это грустное событие, потому что, как бы теперь ни пытались сделать по-новому сгоревшую крышу, полусгоревшую башню (разумеется, по открыткам и фотографиям сделают очень похоже), но, в общем-то, это тот новодел, который никакого культурного значения, к сожалению, иметь не будет. Что меня разозлило, так это сообщение о том, что в одной из башен Псковского Кремля находился ресторан, который, вполне возможно, и стал причиной этого губительного пожара. Мне страшно не нравится идея того, что для того, чтобы выжить, чтобы иметь деньги на нормальную работу, памятник ЮНЕСКО должен у себя приютить жральню, простите за грубое слово, а уж тем более, если это заведение, в итоге, и спалило все то, чем, по идее, мы должны были бы гордиться, и что должны были бы передавать следующим поколениям. По-моему, кстати, Московский Кремль - чуть ли не единственный из кремлей, где нет предприятия общепита, как говорят – ресторана, забегаловки, закусочной. Может быть, все-таки случай в Пскове приведет к тому, что каким-то образом из памятников такого значения (а это все-таки был памятник мирового значения) закусочные, бутербродные, шашлычные, котлетные и прочие заведения (очень важные и нужные, конечно) выгонят к чертовой матери.
Иван Толстой: Я, конечно, не знаю, Андрей, есть ли заведение общепита в Московском Кремле, но я думаю, что заведения индивидуального и ограниченного питания там, несомненно, есть. Nomina Sunt Odiosa, не будем о лицах. А поправить я вас хотел в связи с Псковским Кремлем. Вы сказали такую драматичную фразу о том, что культурного значения этот памятник уже отныне иметь не будет. Да Господь с вами! Там стены пятиметровой толщины, эти валуны, эти огромные камни никуда не делись, они стоят на своих местах, они совершенно подлинные, их видел и завоевывал Стефан Баторий и обороняли псковичи, они видели немцев в городе, и генерал Власов выступал на территории Псковского Кремля, и все это с тех пор стоит и хранит все эти драматические страницы русской истории. А что касается деревянной кровли и всевозможного нового покрытия, так оно возобновлялось каждое столетие, может быть, даже каждые 50 лет, и будет восстановлено. Давайте не будем так уж пугать наших слушателей. Это ужасно, что произошло, но Псковский Кремль стоит на своем месте.
Андрей Гаврилов: Вы знаете, Иван, или я неправильно сказал, или вы меня неправильно поняли. Я имел в виду совершенно другое. Я имел в виду, что то покрытие, которое будет набито, те новые деревяшки, которые привезут и туда приколотят, вот они не будут иметь ни малейшего культурного значения.
Я прекрасно знаю размеры Псковского Кремля и масштабы этого пожара, я ни разу не сказал, что мы распрощались с Псковским Кремлем, я просто хочу сказать, что до тех пор, пока выколачивание денег с помощью ночных ресторанов будет обычной практикой на территории памятников ЮНЕСКО, которые находятся в нашей стране, я не знаю, как насчет Маврикия, Зимбабве и прочих (и не о них сейчас разговор), так вот пока это остается обычной практикой, мы можем быть уверены только в одном - рано или поздно заполыхает все.
Иван Толстой: Андрей, а есть ли у вас что-нибудь более человечное, менее макабрное?
Андрей Гаврилов: Более человечное? Что же касается более интересных, более веселых или каких угодно других новостей, я, наоборот, продолжу страшную тему, если вы позволите. Одним из наиболее страшных режиссеров мирового кино традиционно считают Хичкока. Хотя Альфред Хичкок, как ни странно, если посмотреть на все его творчество, не снимал фильмов ужасов практически никогда. Все его страшные фильмы - это или детективы, или шпионские триллеры, и лишь умело созданная атмосфера сделала Альфреда Хичкока классиком кино ужасов. Повторяю - с моей точки зрения. И, я думаю, любой, кто познакомится с его творчеством чуть шире, чем тот список, который считается обязательным культурным багажом современного человека, любой зритель со мной согласится, что это замечательный режиссер, прекрасный мастер, но все-таки это не режиссер фильмов ужасов. Так вот, я надеюсь, что мою точку зрения подтвердит ретроспектива, которая откроется через два года в Англии, и она интересна тем, что именно сейчас объявлено, чем она будет отличаться от всех остальных фестивалей Хичкока, которые традиционно проводятся в разных странах мира. Дело все в том, что на этой ретроспективе будут представлены девять редких ранних немых картин Хичкока, которые были сделаны на заре его карьеры. Среди них “Сад наслаждений”, “Жилец” и “Жена фермера”. Я видел эти фильмы и очень люблю, особенно “Сад наслаждений”, я считаю, что это прекрасное кино, но все дело в том, что собрание немых фильмов Хичкока, это та изюминка, о которой сейчас вспоминают довольно редко. Широкому зрителю (если не считать зрителя, который покупает DVD диски), широкому зрителю кинотеатров эти фильмы не показывали уже несколько десятилетий и, тем не менее, в них есть определенное сходство с позднейшими работами великого режиссера, особенно в том, что касается сюжетов, стилистических особенностей операторской работы.
Самое интересное то, что, помимо этих фильмов, о которых я сказал, вполне возможно (это еще не точно), будет показана сенсация. Вполне возможно, что будет показан фильм под названием “Горный орел”. “Горный орел” - это фильм, который уже много лет и безуспешно разыскивают киноманы и киноведы по всему миру. Этот фильм считался утерянным. До сих пор нет официального подтверждения, что копия найдена, но, по сообщениям некоторых журналистов, куратор Британского киноинститута Робин Бейкер намекнул, что, кажется, одна единственная копия этой ленты теперь уже “почти попала” к нему в руки. Я не знаю, что значит “почти попала”, никаких подробностей не сообщается, может быть, это утка, но если это случится, то в таком случае, пусть интересная, но, в общем, рядовая ретроспектива станет абсолютно сенсационной. Как я уже говорил, в центре нее будут немые фильмы, но, кроме того, будет параллельно проведен микрофестиваль американского композитора Бернарда Хермана, который написал музыку к таким фильмам Хичкока как “Психо” (я очень люблю традиционное русское название “Психо”, хотя понятно, что это на самом деле просто “Псих” или “Психопат” - достаточно открыть словарь, но в русском варианте “Психо” есть что-то загадочное, в духе самого Хичкока), “К Северу через Северо-Запад”, “Человек, который слишком много знал” и “Головокружение”.
Кроме того, будет показана работа режиссера и современного художника Дугласа Гордона под названием “Психо 24 часа”, это замедленная версия знаменитого хичкоковского триллера, не знаю, насколько это будет интересно. И я очень надеюсь, что покажут совершенно блистательную работу под названием “Второй дубль”. Это фантастический фильм, снятый о Хичкоке и вокруг Хичкока, основная идея которого, что в какой-то момент Хичкок смог вернуться в прошлое. Не в далекое прошлое, а вот Хичкок поздних фильмов вернулся к себе, к Хичкоку, эпохи фильма “Птицы”. И вот фильм о том, как два Хичкока разговаривают – один о том, что он снимает, а второй - о тех ужасах, которые творятся в реальном мире. Звучит это, может быть, искусственно, но этот фильм был показан в московском Центре современного искусства “Гараж”, и фильм совершенно блистательный.
Иван Толстой: Наш нью-йоркский автор Борис Парамонов прислал нам радиоэссе. Оно названо “Больше и меньше”.
Борис Парамонов: Недавно вышел на американские экраны фильм “Хлоя”, который снял известный артхаузный режиссер Атом Эгоян. Играют Джулиана Мур, недавно овдовевший Лайм Ниссон и какая-то молодая деваха, которой, впрочем, 32 года (выглядит, естественно, на восемнадцать). Это американский римейк французского фильма “Натали”, который я видел и счел очень удачным. Играли в нем Фанни Ардан (жена), вечный и уже поднадоевший Жерар Депардье (муж) и любимая моя француженка Эмманнуэль Бреар (проститутка, нанятая женой, которая подставляет ее мужу, заподозрив его в неверности, и желает тем самым проверить его склонность к адюльтеру). Эта сюжетная линия воспроизведена в американском фильме, и актеры хороши, и Джулиан Мур бесподобна, - а товар вышел так себе. Произошла в очередной раз ошибка, на которую обречены американцы, считающие, что больше значит лучше. Я потом расскажу, в чем тут дело, но сначала отвлекусь в сторону, держась в общем той же темы.
Недавно я обнаружил в русском переводе книгу знаменитой Колетт, которую стали вовсю переводить на русский. Синоди-Габриель Колетт считается во Франции классиком. Но у французов и Дюма классик, что, конечно, не умаляет достоинств ни того, ни другой. Колетт была женщиной бурной биографии, бывшей замужем неоднократно, но не чуждой и лесбийских связей, одна из них – с артисткой “Мулен Руж” Мисси - даже вызвала общественный скандал: они очень уж выразительно целовались на сцене (вроде как русские Татушки). И вот в сборнике ее повестей я обнаружил вещицу под названием “Вторая”. Перевод отвратительный, но качество вещи ощущается, это тонкая работа, и очень французская, конечно. Неувядающий французский здравый смысл вновь демонстрирует свое качество цивилизационной ценности. Сюжет таков. Известный драматург Фару счастливо женат, и в доме с супругами живет еще очень толковая его секретарша англичанка Джейн, ставшая членом семьи. Естественно, выясняется, что она давно уже сделалась любовницей Фару. Жена, обнаружив это, объясняется с Джейн, и та говорит ей:
Диктор: “В общем и целом в Фару, кроме того, что он Фару, нет ничего необыкновенного как в мужчине... Тогда как, Фанни, в вас… Вы, Фанни, вы как женщина гораздо лучше, чем Фару как мужчина. Много, много лучше…”
Борис Парамонов: Умная Джейн сумела убедить Фанни, что ничего особенного не произошло: она готова уйти, но убеждает Фанни не волноваться и не устраивать скандал Фару. Фанни отвечает:
Диктор: “Сцена? Кому, Фару? Дорогая моя,- сказала Фанни, вновь входя в свою роль старшей по возрасту,- даже и не думайте. Зачем устраивать сцену Фару? Мы и так слишком вмешали Фару в то, что касается только нас обеих…Джейн! Кто вас просит думать про завтра? Завтра точно такой же день, как и все остальные. Всё хорошо…”
Борис Парамонов: В общем, идея ясна: Джейн явно испытывает к Фанни сексуальное влечение, и у той это отталкивания не вызывает. Фару – некий едва ли не мешающий посредник в этом их потенциальном любовном слиянии. Но искусство Колетт в том именно состоит, что эта мысль, этот сюжет не подается открытым текстом, он держится с краю, на гранях. Как говорится, умному достаточно. И это при том, что в жизни такие связи были широко известны уже в то время – взять ту же Колетт с ее Мисси и прочими. Но литература, искусство – это не жизнь, а нечто другое.
А теперь можно вернуться к фильмам, к “Натали” и “Хлое”. Тут – та же самая фишка и примочка. Жена, подставляющая мужу проститутку и заставляющая ее рассказывать об их совокуплениях, не за мужа держится, а за эту самую проститутку, это бессознательное гомосексуальное влечение. И вот во французском фильме, на тонкий манер Колетт, об этом не говорилось прямо, это был сюжетообразующий подтекст. А у американцев в “Хлое” всё сказано сразу же, громко, весомо и зримо: жена начинает лезть на Хлою с самого начала, и очень скоро они оказываются в постели.
Это портит фильм, вообще-то сделанный вполне профессионально. Слово - серебро, а молчание - золото. Или по-другому, по Чехову, писавшему: “В искусстве лучше не договорить, чем сказать лишнее”. Еще можно вспомнить архитектора Миса ван дер Роэ, сказавшего: “Меньше это больше”. Этот архитектор, бывший столпом немецкого Баухауза, много работал в Америке, но, естественно, не в американском кино. В общем, как искусство это не жизнь, так и профессионализм не искусство. А пипл “Хлою” всё равно не схавал, фильм в прокате успеха не имел. Атом Эгоян оскоромился за зря.
Иван Толстой: Продолжим культурную панораму?
Андрей Гаврилов: Да, конечно, если мы закончили первую часть сообщением о том, что будет в Лондоне в 2012 году, давайте перебросим мостик, что же будет в Москве в 2012 году. А в Москве будет не менее сенсационное событие, если все срастется. В Московском Кремле впервые пройдет выставка современного искусства. Сейчас идут переговоры о том, что в 2012 году там будут выставлены работы британского скульптора Генри Мура - переговоры идут между музеями Кремля и Фондом Генри Мура. По словам Аниты Фелдман, заведующей отделом коллекций и выставок Фонда Генри Мура, еще не решено, какие именно произведения Мура будут отобраны для выставки и где именно в Кремле разместится экспозиция. Фелдман также рассказала, что Фонд Генри Мура уже проводил выставку скульптора в запретном городе, в Пекине, и она прошла с большим успехом. И, кроме того, готовится выставка Генри Мура в Государственном Эрмитаже в Санкт-Петербурге. Она запланирована на весну 2011 года и приурочена к 70-летию блокады Ленинграда. В экспозиции будут представлены рисунки, созданные Муром в 1940-41 годах в лондонских бомбоубежищах во время бомбардировок британской столицы военно-воздушными силами нацистской Германии.
Как я уже говорил, было немало новостей из мира кино. Естественно, больше всего новостей приходит из Америки, где, как мы знаем, удалось, к счастью, спасти знаменитую надпись “Голливуд” - необходимые деньги были собраны. Но не все сообщения, приходящие из Голливуда, веселы. В очередной раз отложена премьера первой части “Хоббита”. Это, может быть, не бог весть какое будет кинособытие (по крайней мере, пока мы фильм не посмотрим, мы не можем ничего говорить), но то, что это одна из наиболее ожидаемых премьер ближайшего будущего, в этом сомнений нет. И вот компания “ Warner Bros” и компания “IMAX” заключили соглашение, в котором установили график премьер фильмов в 2010-2013 годах. Из текста договора следует, в частности, что премьера первой части дилогии “Хоббит” по произведениям Толкиена, запланированная на декабрь 2011 года, не состоится. Ну и, соответственно, откладывается как минимум на год премьера второй серии. Ранее продюсер проекта Питер Джексон, новозеландский режиссер, который поставил трилогию по мотивам Толкиена, подтвердил информацию о том, что съемки фильма начнутся не летом, как предполагалось, а лишь в конце 2010 года. Он также сказал в одном из интервью, что пока нет ни одного контракта с исполнителями главных ролей. Хочу напомнить, что за постановку “Хоббита” будет отвечать знаменитый режиссер Гильермо дель Торо.
Чтобы умыть американцев, китайский кинематограф решил снять фильм, который, по сообщениям китайских СМИ, должен заткнуть за пояс “Аватара” Джеймса Камерона. Китай намерен превзойти успех “Аватара”, создав, при помощи голливудских специалистов (и собственных средств, конечно) самую масштабную в истории страны 3D, трехмерную картину “Империи бездны”. Один из будущих режиссеров - Майкл Френч - заявил, что в Китае существует огромный кинобизнес, и только сейчас внешний мир начинает до конца осознавать его возможности. И действительно, масштаб съемок, которые начались уже (оказывается, они идут с прошлого года), поражает. Это будет четырехсерийная эпопея и бюджет только первой ее части составил сто миллионов долларов. Уже запланирована всемирная премьера этого фильма, правда, неизвестно точно когда. “Империи бездны” это история о том, как наделенный мистическими силами древнегреческий юноша Атлас, которого играет театральный актер Стив Полайтс, спасая своего отца попадет в подводный мир, в мир русалок и подводных чудовищ, где и разворачиваются основные события картины. Конечно, здесь сразу вспоминается то, что предыдущий ошеломляющий успех Джеймса Камерона был как раз и связан с подводным миром или, по крайней мере, с миром воды - это был фильм “Титаник”. Главную героиню картины - королеву русалок - будет играть Ольга Куриленко, которая не так давно вызвала гнев нашей с вами любимой организации, Иван, а именно Коммунистов Санкт-Петербурга, которые потребовали, чтобы она каким-то образом вырезала себя из фильма о Джеймсе Бонде, где она умудрилась сыграть подружку Джемса Бонда. Вот пока и все.
Иван Толстой: Прежде чем я вас попрошу рассказать о сегодняшней музыке подробнее, я хочу сам предложить музыкальную тему и связать ее в этот раз с главной темой недели – с Победой. Как, вероятно, знают наши слушатели, на Радио Свобода в течение почти 40 лет работал Леонид Александрович Пылаев (настоящая фамилия - Павловский) – эстрадный исполнитель, киноактер, поэт, публицист, автор многочисленных песен. О нем принято было говорить “эмигрантский Утесов” – шахматист, сатирик, выпивоха, душа компании, Пылаев был действительно всеобщим любимцем. Его цикл военных песен, по-моему, выдает в нем незаурядного лирика. Не сомневаюсь, что на родине песни Пылаева имели бы народный успех. Близка была Пылаеву и радиодраматургия. Здесь вход шло все, весь шум времени – фольклор, ходячие легенды, модные песенки, сатира и богатый личный опыт Леонида Александровича, успевшего до войны посидеть в сталинском лагере, побывать на приеме у всесоюзного старосты Калинина, в поисках социальной защиты, как сейчас сказали бы, затем попасть в немецкий плен и избежать послевоенной выдачи обратно в СССР. 9 февраля 1957 года на волнах Свободы прозвучал пылаевский радиорассказ “Служили два друга в нашем полку”, с подзаголовком “Дело было в Восточном Берлине”.
Звучит советская песня:
Жили два друга в нашем полку,
Пой песню, пой.
Если один из друзей грустил
Смеялся и пел другой.
И часто ссорились эти друзья,
Пой песню, пой.
И если один говорил из них “да”,
“Нет”, - говорил другой.
(Звонок)
- Дежурный по батальону N-ского стрелкового полка лейтенант Петров слушает!
- Попросите к телефону майора Сухачева. Товарищ майор Лашев.
- Слушаю, попросить майора Сухачева.
(Стук в дверь)
- Товарищ майор, разрешите доложить!
- Докладывайте!
- Майор Лашев просит вас к телефону.
- Что там у него, батальонная конюшня горит? Скажите, сейчас приду.
- Слушаюсь, товарищ майор!
- Товарищ майор Лашев, товарищ майор сейчас будет.
- Спасибо, товарищ дежурный.
- Я уже тут. Здорово, Василий!
- О, Яша, ты?
- А ты что подумал, что моя тетя?
- Яша, без шуток, у меня к тебе серьезный разговор. Можешь ты сейчас приехать ко мне?
- Не могу, Василий, у меня горючее вышло.
- Яша, я не шучу, мне нужно срочно с тобой поговорить и по очень важному делу, понимаешь?
- Ну как же не понять, конечно, понял. На повестке дня стоит два вопроса: или ты хочешь, чтобы…
- Яша…
- Мои танкисты проиграли твоим саперам в футбол…
- Яша, да я не шучу, пойми!
- Или у тебя новый роман на трех страницах… С берлинской Анне-Лизе.
- Ну шучу я, Яша, у меня срочное дело. Меня демобилизуют, понимаешь, Яша, демобилизуют!
- Демобилизуют?
- Товарищ лейтенант, разубедите сержанта Патрашина, пусть приготовит машину, я должен срочно ехать.
- Слушаюсь, приготовить машину, товарищ майор!
Через реки горы и долины,
Сквозь пургу, огонь и черный дым,
Мы вели машины, объезжая мины,
По путям-дорогам фронтовым.
Эх, путь-дорожка фронтовая,
Не страшна нам бомбежка любая,
Помирать нам рановато…
- Что, испугался?
- Да я к твоим штучкам давно привык, ты же меня издали узнал.
- Откуда издали? Я тебя узнал за три секунды до того, как мой шофер приготовился тебя раздавить. Ну, куда?
- Да вот здесь в трех шахах ресторанчик. Пошли?
- Подождешь меня, Петров? Я скоро - часа через два.
- Слушаюсь, товарищ майор!
- Ну вот, сели. Здесь удобно, и никого нет. Фроляйн, бите!
- (Немецкая официантка не понимает)
- По хорошей стопке и что-нибудь закусить, понятно?
- (Немецкая официантка не понимает)
- Битте, цвай допле шнапс и билехте брот.
- И битте, радио немножко капут махен, потише радио.
- Натюрлих.
- И когда эти немцы научатся по-русски говорить, Вася?
- Когда-нибудь научатся. Так вот что, Яша, ты уже слышал - меня демобилизуют. Завтра утром вызывают в штаб…
Иван Толстой: А сейчас послушаем пылаевскую “Тетю Фаню”.
Леонид Пылаев:
Тетя Фаня, уборщица школьная,
Горькой свеклой кормила меня,
Тетя Фаня, жиличка подпольная,
Мы с тобою не ели три дня.
Я под лодкою воздух весь выдышал,
Шла война, кандалами звеня,
Тетя Фаня, ведь я был подкидышем,
Ты, как мать, приласкала меня.
Над деревней моей, над Верейкою,
Был войны ураган пронесен,
Тетя Фаня, тобою, еврейкою,
Беспризорный мальчишка спасен.
Где ж теперь вы, ровесники-мальчики,
Где ж ты школьный разрушенный дом?
Тетя Фаня в холодном подвальчике,
Три зимы мы дрожали вдвоем.
Тетя Фаня, в холодном подвальчике,
Три зимы мы дрожали вдвоем.
Иван Толстой: Андрей, а теперь время вашей персональной рубрики. Расскажите, пожалуйста, о музыке нашей программы поподробнее.
Андрей Гаврилов: Сегодня мы слушаем фрагменты, как я уже говорил, альбома “Точка отсчета”, который был записан в 1997 году в Новосибирске новосибирским “Арт-трио” под руководством Алексея Подымкина. “Арт-трио” состоит из следующих музыкантов: Алексей Подымкин (фортепьяно), Дмитрий Аверченков (контрабас) Сергей Кушилкин (барабаны).
Сергей Кушилкин родился в 1962 году в Иркутске, в настоящее время он - преподаватель Иркутского музыкального училища, на джазовой сцене - с 1984 года. В последние годы он регулярно играет с ведущими российскими и зарубежными джазовыми музыкантами во время их сибирских турне. Он играл с Владимиром Чекасиным, Юрием Кузнецовым, Георгием Гараняном, Давидом Голощекиным, Валерием Пономаревым и другими, и также выступал на джазовых фестивалях в Германии, Болгарии и Греции.
Алексей Подымкин (мы знакомились с его творчеством некоторое время назад, когда я представлял альбом, записанный им совсем недавно, буквально пару лет назад, “Концерт в Рыбинске”), родился в 1969 году в Барнауле, окончил фортепьянный факультет Новосибирской консерватории, на джазовой сцене с 1985 года. Он работал в составе новосибирского биг-бэнда под управлением Владимира Толкачева и участвовал в концертах и записях с Игорем Бутманом, Валерием Пономаревым, Аркадием Шилклопером и другими.
Третий участник - Дмитрий Аверчинков - родился в 1964 году в Иркутске, в 1989 году переехал в Новосибирск, в джазовых фестивалях участвует с 1984 года, участвует по-прежнему в сибирских турах таких музыкантов как Игорь Бутман, Бобби Уотсон, Даниил Крамар, Алексей Кузнецов и других. В настоящее время он работает в Новосибирской филармонии. Как мы видим, все они люди в джазе не новые, но вот только точно, что их альбом “Точка отсчета” выйдет в свет, очевидно, летом этого года в Москве. Мы слушали фрагменты из разных пьес, а теперь послушаем пьесу, которая открывает их альбом. Это пьеса “Down Town”, написанная Алексеем Подымкиным.