Свобода в Клубе ArteFAQ. Хипстеры. Существуют ли они в России? Молодежная субкультура в обществе социального пессимизма.
В программе "Свобода в клубах" участвуют: Арсений К. – лидер группы Padla Bear Outfit, Игорь Компаниец – арт-директор клуба "Солянка", Филипп Миронов – экс-редактор журнала "Black Square", ныне пиар-директор агентства "Сasa" и пресс-атташе фестиваля "Тransmusical", Денис Бояринов – редактор отдела современной музыки на сайте "Оpenspace.ru", Юрий Сапрыкин – редакционный директор журнала "Афиша", Настя Сартан – владелица шоу-рума Ekepeople и управляющая магазином Look At Me.
– В банальном представлении хипстер – это молодой человек лет 20-25, в невероятно узких джинсах, с косой челкой, в больших очках, при этом необязательно, чтобы этот человек был близорук или дальнозорок, эти очки – лишь демонстрация его интеллекта, интереса к литературе. Это молодой человек или девушка, который интересуется западной музыкой, вообще ориентирован на Запад. "Википедия", которая сомневается, то ли ей ставить статьи о хипстерах, то ли их уничтожить, говорит о том, что есть одна опасность: эти люди хотят жить и работать на Западе и непременно покинут родину.
Филипп Миронов: Маргинальная позиция – единственное, что позволяет определять хипстеров относительно как субкультуру. Ведь по идее субкультура строится на двух понятиях: что это какое-то протестное движение, люди недовольны, и на социальном аспекте, что это маргиналы, люди, которые не принимаются основной частью общества или не хотят с ним себя идентифицировать. Нельзя сказать, что хипстеры это протестное движение, но оно реально маргинальное.
Анастасия Сартан: Я сегодня буквально объясняла своим родителям, про что будет передача и, собственно, кто такие хипстеры. Мне кажется, что все наши родители понятия не имеют, кто это такие.
Я объясняла это с такой точки зрения, что есть мейнстрим, они из этого мейнстрима пытаются не то, чтобы выделиться. Вот в английском языке есть правильное для этого слово "stand-out". То есть, если в мейнстриме украшать свои жилища всякой лепниной и делать евроремонты, то, соответственно, оппозит этому – это класть матрас на пол и красить стены в белый цвет. Если в мейнстриме носить Дольче и Габбану, Гуччи и следить за последними коллекциями, то противоположное этому – это, например, то, как выглядит Арсений. Это отрезать ворот от футболки и надеть какие-то непонятные джинсы и купить на платформе Марк или на Удельной ботинки.
Игорь Компаниец: Закрываю глаза, представляю девочку и мальчика, которые являются хипстерами. Девочка – это ученица какого-то творческого вуза, скорее платного факультета, какой-нибудь МАРХИ или журфак, а мальчик, ее бойфренд, учится скорее в том же вузе, либо на папины деньги в чем-то более престижном, вроде "Плешки". Живут они на деньги чьих-то родителей, красят стены в белый цвет, кладут матрас на пол, у них хорошая стереосистема. Никаких позывов к политической активности у них все-таки, я думаю, нет.
Денис Бояринов: Но при этом, они все-таки леволиберальной направленности.
Игорь Компаниец: Да, безусловно. Это космополитичные, либеральные люди, которые могут по пьяни вскидывать правую руку и при этом садиться на коленки к человеку своего пола, и даже драки у них выходят какие-то нелепые, шуточные, до гематомы максимум доходит, что лично мне, как человеку из другой субкультуры, как–то не очень интересно.
Юрий Сапрыкин: Oтличие между журналом Vice и журналом "Афиша" - это не отличие между хорошим хипстером и плохим хипстером, это отличие между тем состоянием умов, в котором находится сейчас англосаксонский мир и мир российский. Степень социальной ответственности или озабоченности журнала Vice объясняется лишь степенью идеализма и социального оптимизма, который присутствует в мире вокруг. Tы можешь бороться с бедностью детей в Ираке, если ты четко знаешь, что эта борьба имеет смысл и от нее кому-то станет хорошо. Эта уверенность в кругах, к которым принадлежит журнал Vice, вполне себе имеется. Как только то же самое механически пытается транслироваться в России, что проделывает, к примеру, издание "Хулиган", это сразу выглядит каким-то неадекватным, больным бредом. Потому что мы все, хипстеры, не хипстеры, неважно, мы находимся на таком эмоциональном фоне, в котором у нас нет хорошего варианта развития событий. Вот что ты ни делай, это все равно приводит к какому-то дурному, печальному или никакому финалу. Невозможно побороться с бедностью в Ираке, потому что мы заранее уверены, что это пиар, геополитика, проделки нефтяных корпораций и распил бабла. На таком фоне действительно кроме, как каким-то эскапизмом, заниматься чем-то очень сложно, особенно человеку молодому, которому идеализм свойственен по природе.
Денис Бояринов: Лично для меня слово "хипстер" гораздо более приятно, чем слово "нашисты" и даже чем русское слово "молодежь". Негативное восприятие хипстеров – мне вообще кажется, что самое главное, о чем мы должны говорить, именно о незрелости нашего общества и незрелости некоего хипстерского анклава. Конечно, в Америке тоже смеются над особо комичными проявлениями людей, у которых особенно большие очки, но здесь нет такого "феномена Ильи Трушевского": когда фигурант уголовного дела, значит, хипстер. Это происходит потому, что незрелое наше общество. Мы только разучились есть людей, а еще у нас появились какие-то люди, которые не хотят есть людей, а хотят прекрасно одеваться и нести какой-то образ в массы. Давайте их сразу съедим. Вот из-за этого.
Вы не заметили, когда мы обсуждаем хипстеров, мы все время обсуждаем мужчин? То есть хипстерша не фигурирует, хипстер девушка – это нечто странное, когда пытаются описать хипстера. Это тоже говорит о том, что у нас неразвитое общество, где женщины загнаны в какое-то еще более ужасное гетто, их даже никто не рассматривает, как некую действующую силу.
Арсений К.: Стиль исходит из 60-х, когда предводители всяких групп, MC Five, Эби Хоффман, это были сексуально раскрепощенные люди, притягательные для молодежи. Сейчас, естественно, какой-нибудь активист "Солидарности" – никакая молодежь за ним не пойдет, потому что это люди с целлофановыми пакетами, так или иначе. Демонстрация людей с целлофановыми пакетами в нашем обществе не вызовет никакой реакции, кроме какого-то отторжения: вот, люди с целлофановыми пакетами возбухают. Но дело все в том, что, если бы не они, то кто? Потому что, например, в Петербурге люди с целлофановыми пакетами – это интеллигенция, профессора. Да, мы все люди с целлофановыми пакетами, дорогие друзья. Зато в Москве много людей без какого-то количества разума в голове в связи с тем, что полон желудок и глаза на все прекрасно с удовольствием закрываются. Если посмотреть на Look At Me, это все какое-то… Как в Белоруссию приедешь, там все причесано, все такие правильные. Понятно, что эти люди не хотят ничего, они безжизненны.
Например, в чем притягательность какой-нибудь Патти Смит? Как я недавно осознал, это не только музыка и не только круто говорить о музыке и понимать, что, о, на Западе… А почему музыка круче на Западе? Потому что там люди свободнее, не дают ущемлять свои права, они не боятся, и это их отсутствие страха и является той самой сексуальностью, которая внутри, которую мы не можем объяснить. Мы хватаем только внешнюю ее сторону, не понимая, что за этим всем стоит огромная проделанная работа западным миром, в том числе 1968 годом, после которого Запада изменился, когда действительно Запад стал либеральным, когда действительно изменилось отношение к людям. Например, когда ты приезжаешь в Европу, к нашему целлофаново-пакетному городу ближе, в Северную Европу, ты чувствуешь себя человеком, имеющим права вследствие того, что ты человек. Вследствие того, что ты не кошка, не камушек, не гусеница, а вследствие просто того, что ты человек, ты идешь по улице и ты чувствуешь, что у тебя есть право, у тебя есть определенные привилегии только из-за того, что у тебя есть две руки и две ноги.
Дорогие друзья, я подобные чувства ощутил единственный раз в этой стране, когда на Марше несогласных в Петербурге получилось прорваться на Невский проспект, и там был Кирилл Миллер рядом, там были люди, которые чуть выше по статусу, чем те, которые ездят в метро. Мне было приятно находиться рядом с этими людьми, куда-то идти, рядом флаги, но я ничего этого не понимал, я просто чувствовал приятность и что у меня есть право пройтись, есть право выйти. Я ощущал себя так называемым человеком. Непонятно, что делается с этой оппозицией, мне кажется, она запутанна крайне, она не может разобраться в себе. Поэтому сейчас совершенно за ней не хочется идти. Дело в том, что она не станет симпатичной сама по себе. Мы должны как-то делать и внедрять новые смыслы.
В общем, смотрите, так называемая группа "Гражданская оборона", которая, безусловно, является одной из самых лучших групп в отечественной музыке, она крайне политизирована. И НБП изначально – это был арт-проект. Это потом стало уже какой-то партией, чем-то таким, превратилось в какой-то трэш, в идеологию Лимонова. Когда нет уничижительной фразы "демшиза", когда участие в политике и отстаивание своих прав – это естественно, это здорово и когда молодежь действительно не хочет превратиться в каких-то заведомо старичков, в заведомо потребителей, а хочет более или менее протестовать. Молодежь всегда протестует, иногда по какой-нибудь ерунде. Всегда.
В программе "Свобода в клубах" участвуют: Арсений К. – лидер группы Padla Bear Outfit, Игорь Компаниец – арт-директор клуба "Солянка", Филипп Миронов – экс-редактор журнала "Black Square", ныне пиар-директор агентства "Сasa" и пресс-атташе фестиваля "Тransmusical", Денис Бояринов – редактор отдела современной музыки на сайте "Оpenspace.ru", Юрий Сапрыкин – редакционный директор журнала "Афиша", Настя Сартан – владелица шоу-рума Ekepeople и управляющая магазином Look At Me.
– В банальном представлении хипстер – это молодой человек лет 20-25, в невероятно узких джинсах, с косой челкой, в больших очках, при этом необязательно, чтобы этот человек был близорук или дальнозорок, эти очки – лишь демонстрация его интеллекта, интереса к литературе. Это молодой человек или девушка, который интересуется западной музыкой, вообще ориентирован на Запад. "Википедия", которая сомневается, то ли ей ставить статьи о хипстерах, то ли их уничтожить, говорит о том, что есть одна опасность: эти люди хотят жить и работать на Западе и непременно покинут родину.
Филипп Миронов: Маргинальная позиция – единственное, что позволяет определять хипстеров относительно как субкультуру. Ведь по идее субкультура строится на двух понятиях: что это какое-то протестное движение, люди недовольны, и на социальном аспекте, что это маргиналы, люди, которые не принимаются основной частью общества или не хотят с ним себя идентифицировать. Нельзя сказать, что хипстеры это протестное движение, но оно реально маргинальное.
Анастасия Сартан: Я сегодня буквально объясняла своим родителям, про что будет передача и, собственно, кто такие хипстеры. Мне кажется, что все наши родители понятия не имеют, кто это такие.
Я объясняла это с такой точки зрения, что есть мейнстрим, они из этого мейнстрима пытаются не то, чтобы выделиться. Вот в английском языке есть правильное для этого слово "stand-out". То есть, если в мейнстриме украшать свои жилища всякой лепниной и делать евроремонты, то, соответственно, оппозит этому – это класть матрас на пол и красить стены в белый цвет. Если в мейнстриме носить Дольче и Габбану, Гуччи и следить за последними коллекциями, то противоположное этому – это, например, то, как выглядит Арсений. Это отрезать ворот от футболки и надеть какие-то непонятные джинсы и купить на платформе Марк или на Удельной ботинки.
Игорь Компаниец: Закрываю глаза, представляю девочку и мальчика, которые являются хипстерами. Девочка – это ученица какого-то творческого вуза, скорее платного факультета, какой-нибудь МАРХИ или журфак, а мальчик, ее бойфренд, учится скорее в том же вузе, либо на папины деньги в чем-то более престижном, вроде "Плешки". Живут они на деньги чьих-то родителей, красят стены в белый цвет, кладут матрас на пол, у них хорошая стереосистема. Никаких позывов к политической активности у них все-таки, я думаю, нет.
Денис Бояринов: Но при этом, они все-таки леволиберальной направленности.
Игорь Компаниец: Да, безусловно. Это космополитичные, либеральные люди, которые могут по пьяни вскидывать правую руку и при этом садиться на коленки к человеку своего пола, и даже драки у них выходят какие-то нелепые, шуточные, до гематомы максимум доходит, что лично мне, как человеку из другой субкультуры, как–то не очень интересно.
Юрий Сапрыкин: Oтличие между журналом Vice и журналом "Афиша" - это не отличие между хорошим хипстером и плохим хипстером, это отличие между тем состоянием умов, в котором находится сейчас англосаксонский мир и мир российский. Степень социальной ответственности или озабоченности журнала Vice объясняется лишь степенью идеализма и социального оптимизма, который присутствует в мире вокруг. Tы можешь бороться с бедностью детей в Ираке, если ты четко знаешь, что эта борьба имеет смысл и от нее кому-то станет хорошо. Эта уверенность в кругах, к которым принадлежит журнал Vice, вполне себе имеется. Как только то же самое механически пытается транслироваться в России, что проделывает, к примеру, издание "Хулиган", это сразу выглядит каким-то неадекватным, больным бредом. Потому что мы все, хипстеры, не хипстеры, неважно, мы находимся на таком эмоциональном фоне, в котором у нас нет хорошего варианта развития событий. Вот что ты ни делай, это все равно приводит к какому-то дурному, печальному или никакому финалу. Невозможно побороться с бедностью в Ираке, потому что мы заранее уверены, что это пиар, геополитика, проделки нефтяных корпораций и распил бабла. На таком фоне действительно кроме, как каким-то эскапизмом, заниматься чем-то очень сложно, особенно человеку молодому, которому идеализм свойственен по природе.
Денис Бояринов: Лично для меня слово "хипстер" гораздо более приятно, чем слово "нашисты" и даже чем русское слово "молодежь". Негативное восприятие хипстеров – мне вообще кажется, что самое главное, о чем мы должны говорить, именно о незрелости нашего общества и незрелости некоего хипстерского анклава. Конечно, в Америке тоже смеются над особо комичными проявлениями людей, у которых особенно большие очки, но здесь нет такого "феномена Ильи Трушевского": когда фигурант уголовного дела, значит, хипстер. Это происходит потому, что незрелое наше общество. Мы только разучились есть людей, а еще у нас появились какие-то люди, которые не хотят есть людей, а хотят прекрасно одеваться и нести какой-то образ в массы. Давайте их сразу съедим. Вот из-за этого.
Вы не заметили, когда мы обсуждаем хипстеров, мы все время обсуждаем мужчин? То есть хипстерша не фигурирует, хипстер девушка – это нечто странное, когда пытаются описать хипстера. Это тоже говорит о том, что у нас неразвитое общество, где женщины загнаны в какое-то еще более ужасное гетто, их даже никто не рассматривает, как некую действующую силу.
Арсений К.: Стиль исходит из 60-х, когда предводители всяких групп, MC Five, Эби Хоффман, это были сексуально раскрепощенные люди, притягательные для молодежи. Сейчас, естественно, какой-нибудь активист "Солидарности" – никакая молодежь за ним не пойдет, потому что это люди с целлофановыми пакетами, так или иначе. Демонстрация людей с целлофановыми пакетами в нашем обществе не вызовет никакой реакции, кроме какого-то отторжения: вот, люди с целлофановыми пакетами возбухают. Но дело все в том, что, если бы не они, то кто? Потому что, например, в Петербурге люди с целлофановыми пакетами – это интеллигенция, профессора. Да, мы все люди с целлофановыми пакетами, дорогие друзья. Зато в Москве много людей без какого-то количества разума в голове в связи с тем, что полон желудок и глаза на все прекрасно с удовольствием закрываются. Если посмотреть на Look At Me, это все какое-то… Как в Белоруссию приедешь, там все причесано, все такие правильные. Понятно, что эти люди не хотят ничего, они безжизненны.
Например, в чем притягательность какой-нибудь Патти Смит? Как я недавно осознал, это не только музыка и не только круто говорить о музыке и понимать, что, о, на Западе… А почему музыка круче на Западе? Потому что там люди свободнее, не дают ущемлять свои права, они не боятся, и это их отсутствие страха и является той самой сексуальностью, которая внутри, которую мы не можем объяснить. Мы хватаем только внешнюю ее сторону, не понимая, что за этим всем стоит огромная проделанная работа западным миром, в том числе 1968 годом, после которого Запада изменился, когда действительно Запад стал либеральным, когда действительно изменилось отношение к людям. Например, когда ты приезжаешь в Европу, к нашему целлофаново-пакетному городу ближе, в Северную Европу, ты чувствуешь себя человеком, имеющим права вследствие того, что ты человек. Вследствие того, что ты не кошка, не камушек, не гусеница, а вследствие просто того, что ты человек, ты идешь по улице и ты чувствуешь, что у тебя есть право, у тебя есть определенные привилегии только из-за того, что у тебя есть две руки и две ноги.
Дорогие друзья, я подобные чувства ощутил единственный раз в этой стране, когда на Марше несогласных в Петербурге получилось прорваться на Невский проспект, и там был Кирилл Миллер рядом, там были люди, которые чуть выше по статусу, чем те, которые ездят в метро. Мне было приятно находиться рядом с этими людьми, куда-то идти, рядом флаги, но я ничего этого не понимал, я просто чувствовал приятность и что у меня есть право пройтись, есть право выйти. Я ощущал себя так называемым человеком. Непонятно, что делается с этой оппозицией, мне кажется, она запутанна крайне, она не может разобраться в себе. Поэтому сейчас совершенно за ней не хочется идти. Дело в том, что она не станет симпатичной сама по себе. Мы должны как-то делать и внедрять новые смыслы.
В общем, смотрите, так называемая группа "Гражданская оборона", которая, безусловно, является одной из самых лучших групп в отечественной музыке, она крайне политизирована. И НБП изначально – это был арт-проект. Это потом стало уже какой-то партией, чем-то таким, превратилось в какой-то трэш, в идеологию Лимонова. Когда нет уничижительной фразы "демшиза", когда участие в политике и отстаивание своих прав – это естественно, это здорово и когда молодежь действительно не хочет превратиться в каких-то заведомо старичков, в заведомо потребителей, а хочет более или менее протестовать. Молодежь всегда протестует, иногда по какой-нибудь ерунде. Всегда.