Активные родители: эксперты в программе Тамары Ляленковой о переводе школ на государственное субсидирование

Школа в Воронежской области

Тамара Ляленкова: Закончился учебный год, подводятся последние результаты единого государственного экзамена, против которого так активно протестовало «Родительское собрание», и вот новая волна общественного возмущения – «Всероссийский Чрезвычайный Родительский Комитет». Его члены выступают против перевода школ на государственное субсидирование.

Активные родители – тема сегодняшней передачи, однако речь пойдет не только об акциях общественного протеста, но и о других формах родительского вмешательства в систему образования, в том числе самых традиционных.

Экспертами выступят: бывшие и нынешние школьники, родители: лидер общественной организации «Молодые социалисты России» Дмитрий Гудков, глава движения «Московские родители» Галина Шнайдер, представитель интернет-портала «Демократор» Павел Валуев, учителя: Ирина Гуськова, Софья Роземблюм, Ляля Неповиннова, ведущий научный сотрудник Института управления образования Российской академии образования Андрей Курбатов, уполномоченный по правам ребенка в городе Москве Евгений Бунимович.

Сразу после региональных новостей образования.

Диктор: В Рособрнадзоре подтвердили факт нехватки бланков ЕГЭ по физике в одной из школ Благовещенска. Однако организаторы просят не преувеличивать масштаб проблемы, заявляя, что дети смогут сдать экзамен в дополнительный день.

В Томской области планируется ввести в средних школах преподавание китайского языка как иностранного, наряду с английским, французским и немецким, - заявил губернатор области Виктор Кресс. По словам губернатора, в последние годы наблюдается повышение интереса к изучению китайского языка среди жителей области – около 500 человек изучают его по программе института Конфуция. А в Томском госуниверситете учатся несколько десятков студентов из КНДР.

Показатели успеваемости чеченских школьников улучшились по сравнению с прошлым годом на 5–6%, - заявил министр образования республики Анзор Музаев. Обработка результатов ЕГЭ по математике показала повышение успеваемости школьников республики. Напомним, в 2009 году аттестаты получили только 75% выпускников школ.

Тамара Ляленкова: Это были региональные новости образования, которые для «Классного часа» подготовили журналисты интернет-портала «Пять баллов.Ру».

У микрофона Тамара Ляленкова. Напомню: тема сегодняшней программы «Активные родители». Считается, правда, что в России таких родителей – незначительное меньшинство, привычка доверять государству, особенно в области образования, еще не изжила себя полностью, хотя, судя по всему, современные реформы учебных заведений успешно этому способствуют. Родители все чаще объединяются в общественные организации, протестную деятельность которых помогают наладить имеющие опыт партии. Создание Всероссийского Чрезвычайного Родительского Комитета, который выступает против реформы государственных учреждений – инициатива «Молодых социалистов России» и движения «Московские родители». Лидера этого движения, Галину Шнайдер, я попросила рассказать о том, как сложился этот союз.

Галина Шнайдер: Так как я сама являюсь матерью, у меня есть сын, который учится во втором классе, я решила начать борьбу против этой реформы. Посмотрела, что действительно на форумах очень много возмущенных людей, которые готовы поддержать инициативу, стала объединять этих людей. Далее я прочитала статью Дмитрия Гудкова из «Молодых социалистов России» в интернете о том, что он тоже борется против этой реформы, и мы решили объединиться.

Тамара Ляленкова: Вот интересно, почему родители начинают вести себя активно? Потому что традиционно считается, что российские родители достаточно пассивные?

Галина Шнайдер: Мы как раз сейчас стремимся изменить эту ситуацию и призываем всех объединяться и уже вставать с диванов своих, прекращать за чашкой чая обсуждать, какие у нас проблемы творятся и что нас ждет в будущем. И мы предлагаем активно действовать всем вместе. И сейчас на самом деле уже назревает вот эта волна именно людей, готовых активно участвовать. И нас сейчас очень много. Даже есть мамочки, которые не могут активно участвовать, раздавать листовки, в митингах, они могут дома распространять информацию по интернету.

Тамара Ляленкова: Вы сказали одну вещь, достаточно показательную, - мамочки занимаются этим. В основном инициатива исходит от мам, правильно?

Галина Шнайдер: В принципе, я бы не сказала, что в основном от мам, потому что у нас мужчин тоже очень много. В нашем движении «Московские родители» очень много мужчин, то есть 50 на 50.

Тамара Ляленкова: В числе мужчин, принявших участие в создании Всероссийского родительского чрезвычайного комитета – лидер организации «Молодые социалисты России» Дмитрий Гудков.

Дмитрий Гудков: У меня двое детей – дочке 10,5, сыну будет 14 июня 4 года. Дочка уже в пятый класс. Там все прекрасно и замечательно, даже речь не о моих детях, потому что, конечно же, я в состоянии даже оплатить обучение, если оно будет платным. Просто речь идет о том, что каких специалистов мы получим через 10-15 лет. Мы понимаем, что если эта реформа будет реализована, то будет массовое расслоение, потому что десятки тысяч школ просто закроют. Если будет чиновник решать, как распределять деньги, мы же знаем, как они распределяют. 20% - откат, 30% - откат. И мы прекрасно понимаем, что уже даже нефтяные доходы не покрывают нынешние расходы, дефицит. Поэтому надо прекрасно понимать, что в 2011-2012 году каких-то серьезных изменений не произойдет. Ну, допустим, будет дополнительное образование платным. Может быть, за английский где-то будут родители платить за своих детей. Но это 1-2 года. А дальше опять таки чиновник будет решать, в зависимости от того, сколько денег в бюджете. Скорее всего, начнут все со спортивных школ. Кстати, уже бьют тревогу многие директора спортивных школ, которые считают, что автономия – это смерти подобно для них будет. То есть все будет идти потихонечку и плавно. Но рано или поздно мы придем к платному образованию, к платному медицинскому обслуживанию через 3-5 лет.

Тамара Ляленкова: А как вы считаете, способны ли родители как-то раскачаться?

Дмитрий Гудков: Что-то когда-нибудь бывает в первый раз. Но я надеюсь, что гражданская инициатива в них проснется. Я не имею в виду московских родителей, а родителей всей России. Если смогут объединиться, если смогут с таким не экстремистским протестом, а нормальным таким, в рамках закона, смогут выступить, тогда власть прислушается. Потому что даже митинг в Москве, который мы провели, человек 400. Для начала – неплохо. В Москве это достаточно сложно собрать.

Галина Шнайдер: В будний день…

Дмитрий Гудков: В будний день, дождь еще шел.

Тамара Ляленкова: Я посмотрела буквально одну страничку в интернете. Общественной организация «Родительский комитет» с названием таким самым простым, что первое просится, в разных городах. И все они в той или иной степени как-то политически окрашены. Скажите, это хороший политический ход – использование этой ситуации и приобретения сторонников для себя?

Дмитрий Гудков: Каждая партия заинтересована в том, чтобы ряды сторонников росли. Но я могу сказать, что касается «Московских родителей», здесь нет никакой политической окраски. И даже когда мы проводили митинг в Москве, не было никаких партийных флагов. Понятно, что я являюсь даже членом центрального совета партии «Справедливая Россия», но есть у нас договоренность, что движение самостоятельное, движение сотрудничает с разными политическими силами. На первом этапе «Молодые социалисты России» как общественная организация выступает. Даже я, если где-то выступаю, в личном качестве. Считаю, что на первом этапе это в любом случае правильно. Потому что мы прекрасно знаем, какое отношение сегодня к парламенту, к партиям и так далее, депутатам. Уровень доверия ниже, чем у сотрудников милиции. И под какую-то политическую партию, под какой-то политический флаг родители не пойдут. Поэтому надо просто поддержать эту гражданскую инициативу. Где-то выступить вместе, но не давить, не принуждать к чему-то, даже где-то подсказать. Потому что что такое партия? Это тоже общественная организация. Просто с большой историей, с большим опытом. Например, Галя не даст соврать, я ей даже объяснял и рассказывал, как лучше объединять людей по территориальному признаку и так далее.

Тамара Ляленкова: А Галя что-нибудь знает про эсэров в принципе?

Дмитрий Гудков: Про партию?

Тамара Ляленкова: Да.

Дмитрий Гудков: Про партию я ей ничего не рассказывал. Про «Молодых социалистов» знает. Хотя мы познакомились в интернете, в «Одноклассниках».

Тамара Ляленкова: А для вас это было важный момент, не важный, вы смотрели, кто это, что это?

Галина Шнайдер: Я вообще не задумывалась на самом деле о том, кто к какой партии принадлежит, какие у них планы на будущее. Меня интересовал один вопрос – это бюджетная реформа. Потому что, допустим, в нашем движении тоже есть люди из разных организаций.

Тамара Ляленкова: Ну, это совпадение интересов.

Дмитрий Гудков: Я могу сказать следующее, что я даже не стал входить в организацию «Московские родители», хотя являюсь московским родителем, просто для того, чтобы не мешать. Понятно, что в организации есть, действительно, были у нас жаркие дебаты, я там принимал участие, представители разных партий. Я сказал: «Мы сможем объединить и коммунистов, и справороссов, и левый фронт – абсолютно разные политические силы». А главное, чтобы у руля стояли именно общественники, не политики, а общественники.

Галина Шнайдер: И выступали со своей гражданской позицией.

Дмитрий Гудков: А политики готовы просто будут поддержать этот протест, озвучить его в конце концов. Здесь главное, чтобы не было никаких провокаций. Здесь главное, чтобы политическая окраска не перевешивала. Самая главная задача – это объединить родителей в борьбе против реформы. Только здесь задача, вне зависимости от политических предпочтений, объединить максимальное количество общественных движений, организаций и родительских комитетов по всей стране. И я бы предложил все-таки форму уличного протеста, легального уличного протеста, потому что власть должна знать, сколько людей поддерживает.

Тамара Ляленкова: Это было мнение лидера организации «Молодые социалисты России» Дмитрия Гудкова.

Прокомментировать сложившуюся ситуацию я попросила также Павла Валуева, интернет-портал «Демократор».

Скажите, а вам не кажется, что очень часто такие острые социальные вопросы используются в политических целях, в качестве таких приманок для родителей, армия которых огромна?

Павел Валуев: Я ничего плохого в том, что какие-то политические силы помогают придать этим важным вопросам какую-то огласку, ничего плохого в этом не вижу, потому что общественные организации, структуры гражданского общества, которые организуются снизу, они в ресурсном плане, безусловно, представляют из себя очень аморфные образования, им нужна помощь. Кто им может помочь? На какие средства они могут печатать те же самые листовки, могут проявлять какую-то активность и так далее? Это очень важный момент. У них должно быть помещение. Во-первых, им может помочь само государство, но они выступают как бы против реформы, которую государство инициирует. Они могут обратиться к бизнесу. Бизнес с таким определенным напрягом относится, потому что не хочет иногда вмешиваться в какие-то такие баталии, потому что боится, что вот эти дивиденды определенные, общественный резонанс будет использован потом каким-то образом против этого же бизнеса. Политические партии. Это их основная функция, собственно, - помогать, развивать институты гражданского общества. Поэтому ничего плохого в этом не вижу. Если такие политические силы есть, которые способны и готовы помогать общественным организациям, подымать на федеральную повестку дня такие важные вопросы, как реформа образования, это вообще основа социализации, то это на самом деле здорово.

Тамара Ляленкова: Так считает представитель интернет-портала «Демократор» Павел Валуев.

О личном опыте родительского вмешательства в школьную жизнь мы поговорим после главных новостей образования.

Диктор: Аттестата лишатся более 8 тыс. одиннадцатиклассников, т.е. около 1% от общего числа выпускников текущего года, - заявила глава Рособрнадзора Любовь Глебова. Напомним, условием получения аттестата является сдача двух обязательных предметов – русского языка и математики. Если не будет набран минимальный балл по одному из предметов, выпускник имеет право на пересдачу, если же и эта попытка окажется неудачной, то вместо аттестата, он получит справку об окончании школы. Однако, по словам Любови Глебовой, число тех, кто не получит в этом году аттестат может увеличиться за счет тех, кто повторно не смог сдать обязательные экзамены. Напомним, в прошлом году без аттестатов остались более 3% выпускников школ.

Родители школьников смогут присутствовать в классах во время сдали ЕГЭ. Для этого необходимо будет получить аккредитацию в местном управлении образования. Соответствующие поправки в закон «Об образовании» внесены правительством в Госдуму. Сейчас во время проведения экзамена в классе могут присутствовать только сами выпускники, представители аттестационной комиссии, чиновники регионального Минобразования и Рособрнадзора.

Министр Образования Андрей Фурсенко поддержал инициативу Генштаба об увеличении призывного возраста. Напомним, в конце мая, министр заявлял, что он не согласен с утверждением, что «человек, который служит в армии, теряет год. Он выполняет свой гражданский долг, получает большой жизненный опыт». Ранее, в середине апреля, Госдума отклонила поправки в законопроект, предполагавшие предоставление отсрочки выпускникам школ, которым исполнилось 18 лет в «весенний призыв».

Тамара Ляленкова: Это были главные новости образования. Вы слушаете «Классный час Свободы». У микрофона Тамара Ляленкова, гости московской студии - Павел Валуев, Галина Шнайдер и Настя Филина.

А теперь я попрошу всех вспомнить собственное школьное детство и, может быть, участие родителей в том самом образовательном процессе, который происходил некоторое время назад. Вы были отличником, или ваших родителей вызывали в школу? Вызов в школу – это обычно мера серьезная, особенно любили папу вызвать, папа казался ответственнее, выпороть может, наверное.

Павел Валуев: Нет, я учился хорошо. У нас были собрания родительские, и мама приходила, и папа приходил. Мы захватили как раз те годы, когда менялась вот эта система. В первый класс мы пошли – нам еще звездочки раздавали, а уже во втором классе сняли все портреты Владимира Ильича Ленина, перекрасили холл с красного на синий и так далее. То есть школа начала меняться.

Тамара Ляленкова: Галь, скажите, а вот из вашего собственного опыта, может быть, ваши родители ходили ли в школу, как-то отслеживали результаты?

Галина Шнайдер: Моя мама всегда отслеживала мою учебу, мое обучение в школе. То есть если что-то ей не нравилось, она меня переводила в другую школу, с директорами общалась и с учителями, просматривала с папой ежедневно мои дневники и тетради. То есть у меня был такой контроль. У меня мама просто работала заведующей детским садом, видимо, она тоже такую активную позицию вела и в этом отношении. У меня активные родители.

Тамара Ляленкова: Сколько у вас школ было?

Галина Шнайдер: Ну, школы три, наверное, я точно поменяла. Ну, я не скажу, что для меня это было, конечно, хорошо, потому что только привыкнешь к одному коллективу, приходится потом в другой коллектив вступать. Но по крайней мере, я хочу сказать, что это была для меня школа жизни, потому что приходилось со всеми опять таки знакомиться, находить какой-то контакт… В этом плане да мне повезло, наверное.

Тамара Ляленкова: А вы замечали, менялось как-то к вам отношение учителей после того, как мама с ними разговаривала, то есть после того, как она высказывала некие свои соображения по поводу вашей подготовки? Потому что я так понимаю, что вас не сразу из школы в школу переводили, сначала были, наверное, какие-то попытки что-то учителям объяснить и поговорить с ними.

Галина Шнайдер: Конечно, подробностей я не знаю, меня мама ставила перед фактом, что ты пойдешь в экспериментальную школу, допустим, с нового года.

Тамара Ляленкова: Да, но ситуация некомфортная, потому что российские школьники очень не любят переходить из школы в школу. Это стресс всегда.

Галина Шнайдер: Ну, это стресс, но опять же, еще раз говорю, что, наверное, это закаляет характер.

Тамара Ляленкова: А вы не пробовали протестовать против этого, маме говорить, что не хочу, мне нравится в этой школе, у меня там друзья появились? Не было у вас такого опыта?

Галина Шнайдер: Ну, с моей мамой не поспоришь, как она сказала, так и было. Поэтому я лишние нервы свои не тратила. Ну, в новую школу – и хорошо. Я адаптировалась уже к новым условиям.

Тамара Ляленкова: А поступили учиться вы после школы?

Галина Шнайдер: Я пошла учиться в педагогический колледж. Потом мама мне сказала, что это сейчас не модно, надо идти…

Тамара Ляленкова: А вы выбрали сами педагогический колледж?

Галина Шнайдер: Там сложная ситуация была. Девчонки все пошли в педагогический колледж, ну, и я тоже подумала, что со всеми своими подружками я пойду в этот колледж учиться. А потом мне было высказано, что нет, надо тебе другое направление. И я пошла уже в математический колледж, то есть я сама уже выбрала, и тут я, конечно, проявила характер уже, потому что уже взрослая девушка. Я сказала маме, что все, я нашла вот этот математический колледж, я пойду учиться туда программистом, и со мной больше никто не спорил.

Тамара Ляленкова: Рассказывала глава движения «Московские родители» Галина Шнайдер. Моя следующая собеседница – выпускница московской школы Анастасия Филина.

Ваши родители ходили в школу, они как-то выбирали вам школу специально, водили вас за ручку, возили, то есть они прилагали какие-то усилия к тому, чтобы вы получили хорошее образование, хотя бы среднее для начала?

Анастасия Филина: Ну, класс до пятого меня возили, отводили, школа была не рядом с домом, поэтому приходилось ездить.

Тамара Ляленкова: Важно ли это, чтобы родители были в курсе вашей учебы, вашей успеваемости? Не мешает ли иногда это вмешательство, потому что лишние какие-то эмоции вызывает, может быть, не нужные для ученика?

Анастасия Филина: Конечно, они были всегда в курсе и на собрания ходили, и дневник мой смотрели, и оценки. Я понимала, что им не все равно. Конечно, неприятно, что где-то и оценку проверят, которая была не очень хорошая, но так в принципе да, мне помогало.

Тамара Ляленкова: Они общались с учителями, разговаривали? Может быть, были какие-то не очень удобные для вас ситуации с учителями? Иногда возникает какое-то непонимание, и тогда родители как-то вмешиваются, были такие случаи?

Анастасия Филина: Ну, разве что если только по поводу учебы, например, спрашивали, почему мне поставили плохую оценку, а я, например, утверждаю, что нет, я написала все хорошо, то мама ходила к учительнице, спрашивала, почему, как. Ну, и просто ходили иногда, бывает, просто узнают, как дела, как успехи?

Тамара Ляленкова: Настя, для вас это важно было, что родители помогали вам отстаивать вашу правоту, как вы тогда полагали, защищали вас, может быть?

Анастасия Филина: В принципе, обычно защищали. Но, конечно, на слова учителя они тоже все время обращали внимание, скажет, где что-то подправить, подучить. Но с учителями частенько у всех бывают конфликты.

Тамара Ляленкова: Тут как бы тоже сложный момент, потому что хорошие родители уверены в том, что их ребенок способный, это учителя не способные, а их ребенок, безусловно, способный. Но это надо иногда объяснять учителям. Вот у вас такие ситуации были, я так понимаю?

Анастасия Филина: Да, да. То, что у меня была проблема с математикой, родители это не скрывали, они говорили с учителем, объясняли, что с математикой у нее не очень хорошо, поэтому если можно, как-нибудь более снисходительнее, что мне предмет не особо важен. А, например, наоборот, с английским более уделяли этому внимание, все-таки предмет гуманитарный, нужный, разговаривали, спрашивали, почему оценка плохая, что у нее сейчас плохо, что хорошо, может, надо подтянуть что-то, может ,с репетитором заниматься?

Тамара Ляленкова: Они вас защищали перед учителями, как вам кажется?

Анастасия Филина: Всегда по-разному было, смотря какая ситуация. Например, по английскому, когда я получила 4 в четверти, хотя я по английскому была все время самой лучшей ученицей, тоже мама пошла спрашивать, почему 4, чтобы объяснили, я этого в принципе сама не понимала, но по итоговым всем контрольным, по диктантам показали оценки, там у меня действительно были не очень хорошие оценки. Ну, и разумеется, мама говорила, что я разленилась, давай, скоро конец года, надо, чтобы нормальная оценка была, а у тебя в четверти 4.

Тамара Ляленкова: Это ситуация, в которой учителя доказали свою правоту, правоту оценки. А были наоборот ситуации, когда все-таки родители сумели отстоять ваши интересы, вашу правоту?

Анастасия Филина: Да, было по русскому. Учитель настаивал на своем, что я ничего не знаю, и что оценка у меня – 3, но родители поняли, что бесполезно спорить, да и зачем, они сами знали, что с русским у меня было хорошо. Видимо, вот эти личные какие-то недопонимания, конфликты все равно повлияли на оценку. И между собой мы понимали, что у меня 4, а то, что мне поставили 3 – не волнуйся, главное – знания.

Тамара Ляленкова: То есть они не смогли договориться с этим учителем?

Анастасия Филина: Нет. Все равно она продолжала мне в принципе ставить не очень хорошие оценки, но после некоторых подарков на те же праздники оценки изменились.

Тамара Ляленкова: А какие были подарки? То есть какова стоимость успешности ученика?

Анастасия Филина: Подарок этот был, который ей очень понравился, - покрывало. Она просто очень любит всякие платочки, ткани, я это знала, и отношение пошло немножко другое и, соответственно, и оценки.

Тамара Ляленкова: Это еще одна форма участия родителей в школьной жизни детей, к сожалению, весьма распространенная. О других способах, современных и традиционных, в «Классном часе Свободы» мы поговорим после небольшого перерыва.

Мы продолжаем обсуждать вопрос, может ли активное вмешательство родителей повлиять на систему российского образования в целом, и на качество обучения собственного ребенка, в частности.

Вспоминают студентки Серафима и Ираида. Ираида учится в Чувашском педагогическом университете, а Сима - в Московском институте культуры. Обе они заканчивали школу в Чебоксарах,

Серафима: Ну, в основном я сама все делала. Родители приходили первое время на собрание, а потом они поняли, что в собраниях нужно участвовать, и они решили, что ладно, ребенок большой и сам разберется.

Тамара Ляленкова: Что значит, на собраниях надо участвовать? Деньгами или что?

Серафима: Нет, не деньгами, например, нужны добровольцы, которые бы покрасили парты, помогли бы с ремонтом, ну, и просто активисты в родительский комитет. Старшие классы – как раз таки там мне уже было немножко все равно. Мне было главное – закончить школу с определенными оценками хорошими по определенным предметам, по гуманитарным, и все.

Тамара Ляленкова: Сим, ваши родители как-то помогали вам выбрать профессию, скажем косвенно?

Серафима: Скажем, они не противились.

Ираида: Знаете, были две Ириады – до пятого класса, и после пятого класса – до одиннадцатого. До пятого класса Ираида была такая шумная, отказывалась напрочь ходить в школу, то есть прогуливала. И родители тогда хватались за голову: если ребенок прогуливает в третьем классе, что будет дальше? То есть меня уже взяли в ежовые рукавицы, и я могла себя взять в руки и учиться. Но тем не менее, иногда мне казалось, что школа подавляет, то есть всех на один уровень ставит. И вот это, конечно, тоже способствовало тому, что многие какие-то способности были утрамбованы.

Тамара Ляленкова: А что они стали делать? Они стали следить за вами, чтобы вы доходили до школы, да?

Ираида: Непосредственно вначале был какой-то контроль, смотрели, захожу я в школу или нет. Но это буквально было пару дней, потому что на словах я тоже хорошо понимаю.

Тамара Ляленкова: А как они на вас воздействовали? Потому что понятно, они говорили, что если ты будешь делать это, значит мы тебе не дадим делать то.

Ираида: Нет, они не ставили таких условий.

Тамара Ляленкова: Ну, как можно объяснить маленькому ребенку, что ходить в школу – хорошо?

Серафима: Русское народное средство – ремень.

Ираида: Ежовые рукавицы иногда – да. Но тем не менее, они пытались мне объяснить, что без образования я не смогу дальше учиться. Видимо, как-то смогли все-таки объяснить это, я уже даже не помню. Но были, конечно, и жесткие меры применены. Видимо, иногда, как в Библии говорится, нужно, полезно.

Тамара Ляленкова: Хорошо, Ираида, получается, что родители убедили вас, что вам надо учиться, а не убедили учителей, что с вами надо как-то работать иначе.

Ираида: Да.

Тамара Ляленкова: И вы им поверили и стали прилежной школьницей.

Ираида: Ну, тут опять же несколько факторов сработало. И родители, конечно, и подруга, наверное. Подруга была такая примерная, скромная, сдерживала себя. И я здесь стала ведущей, она – ведомой. И после пятого класса до девятого я уже шла на отлично, то есть была одна четверка в восьмом классе по русскому языку. И в то же время многие преподаватели замечали, что я боюсь раскрываться, уже, видимо, затюканная, грубо говоря.

Тамара Ляленкова: Вот вы выбирали профессию свою. Как и почему вы пошли в педагогический университет?

Ираида: Изначально я хотела поступить в другой город, я не хотела оставаться в Чебоксарах, потому что понимала, что, во-первых, рядом с родители, а это всегда опека, это минимум самостоятельности, потому что ты знаешь, что всегда ты можешь найти поддержку, помощь под крылом родителей, и во-вторых, мне не нравилось наше образование государственное. Я хотела поступать в Казань тоже на журналистику, либо в Москву. Но тогда уже родители тоже забеспокоились, все-таки 16 лет, и побоялись меня отпустить, сказали: «Нет, никаких других городов, только наш». И тут выбор сузился.

Тамара Ляленкова: То есть вас конкретно не пустили?

Ираида: Меня конкретно не пустили. Но, с другой стороны, можно, конечно, их понять, все-таки родители, боятся. Человек, который хочет поехать в другой город, он все равно какой-то самовольный, потому что минимум страха, максимум амбиций. Поэтому, наверное, побоялись. А вообще, я рвалась в Москву, еще потом два года меня не отпускали. Потом, когда под вечер я сказала, что я еду в Москву, первый мой шаг, наверное, был к самостоятельности. Вечером говорю, утром уезжаю.

Тамара Ляленкова: А что с родителями? Им таки пришлось расстаться с дочкой, дочка уехала в Москву, и это такая извечная история, достаточно грустная для родителей. Как для вас?

Ираида: Сами виноваты. Надо было просто раньше давать мне возможность. А потом просто они понимают, что это я как бульдог, хваткая и цепкая. Хочешь, не хочешь, она все равно вырвется. Мне говорили, что я рисковая девочка. Но просто нужно попробовать. Как говорится, нужно прыгнуть в пропасть, чтобы понять, что ты умел летать. Пока не прыгнешь – ты не поймешь. Пока ты под крылом родителей, не поймешь, на что ты способен.

Тамара Ляленкова: Действительно, российские родители предпочитают не вмешиваться в школьную жизнь своих детей, однако после окончания школы детей далеко от себя, как правило, не отпускают. В большинстве случаев именно территориальный принцип служит решающим аргументом при выборе вуза.

Почему родители избегают вмешиваться в учебный процесс, объяснил уполномоченный по правам ребенка в городе Москве Евгений Бунимович.

Евгений Бунимович: Действительно, активность не очень высока, и она связана с тем, что в школе и все, что связано с образованием, есть высокая мера инерции. У людей хорошие воспоминания о своем детстве в основном, слава Богу, кроме самых страшных моментов. Солнце светило ярко, трава была зеленой и так далее. И даже люди очень продвинутые в других вопросах в этом вопросе говорят: «Ну, у нас все было хорошо, зачем что-то менять?» А одно из этих было, конечно, невысокая активность родителей. Ведь в Советском Союзе все должно было делать государство, и никто никого не спрашивал. Родители должны были только собраться, собрать деньги или что-то еще, и в крайнем случае, провести ремонт класса. А участие в жизни школы, участие в принятии решений по школе… Мои родители говорят, что ничего этого не делали, и все было нормально, я нормально жил. То, что другая эпоха, другое время. И то, что даже во всех законах сегодня написано: государственно-общественное или общественно-государственное управление образованием. Это значит, что в конкретной школе вот эта самая общественность, а именно прежде всего родители, должны управлять образованием. Есть масса законов и масса вещей, где это просто прописано. И многие школы не реализуют это, и это им мешает, потому что им приходится имитировать родительскую активность, потому что без этого они просто не могут получить ни средства, ни распределить средства без родительской активности. Но я могу сказать, вот сейчас последний звонок и выпускной вечер, опять начинаются, как пример крайний, уже жалобы появились: у нас в классе на выпускной вечер слишком много собирают. Я говорю: «Ну, извините, это вообще не школа собирает. Выпускной вечер – это решение родителей. Это ваш родительский комитет решил собирать столько. Это идет не в школу. Это идет вашим детям на выпускной. Ну, решите по-другому. Вас же не миллион людей, вас же 30, соберитесь и решите, как вы будете проводить своим детям…» Кстати, я им сказал: «Соберитесь со своими детьми», вот то, что я говорил – участие детей в принятии решений. Это их выпускной вечер, может, им не нужна еда, может, им больше хочется какой-то музыки или еще чего-нибудь, ну, поговорите со своими детьми, садитесь и решите. Я не думаю, что школа будет против. Понимаете, даже в таком вопросе, к которому школа вообще имеет минимальное отношение, восприятие, что кто-то там – они, школа, принимает решение.

Вообще, отношение к детскому саду особенно и к школе как к какой-то камере хранения: сдал ребенка утром – вечером забрал. Что там? Какая там зона развития? Что там происходит? Это, к сожалению, традиционно остается. Другое дело, что наше молодое поколение воспитано уже немножко в другой среде, перенимающее такие европейские привычки в лучшем понимании этого слова. Я говорю в данном случае о средней благополучной обеспеченной московской молодой семье. Я просто вижу, что они – такие бюргеры в хорошем смысле этого слова. На этом тоже держится немножко наша стабильность, потому что я еще помню, когда они школу заканчивали лет 10-15 назад, это те, кто сегодня ведет в школу детей, я их же опрашивал по этому поводу. И меня поражало, что вокруг путчи, революции и так далее, а они хотели нормальную семью, что бывает, кстати, в 16 лет не так часто такие желания, детей, отдых, зарплату хорошую и так далее. И в этой традиции есть внимание к детям. Слава Богу, московские родители вот сегодня больше внимания уделяют своим детям. Другое дело, что они не умеют, не знают, потому что у них в школе не было такого. Почему это хуже происходит, чем на Западе, чем в Европе? Потому что в школе не было такого опыта, потому что их родители действовали по-другому, и стереотип был другой у школы. То есть им предстоит сегодня еще и гораздо больше – надо построить вот эту новую модель отношений в школе. Другое дело, что это принимает определенные структурные формы, когда еще и школа готова к этому. Еще школа должна быть очень к этому открыта. И в Москве сегодня есть все. Я могу вам показать школы, где работают блестяще. Я могу вам показать школы, в которых даже в голову не приходит администрации, что вообще все это должно как-то работать, и это вообще-то в интересах школы. Вот наша задача – чтобы это были не отдельные примеры, а чтобы это была реальная, нормальная атмосфера каждой школы. К сожалению, это не всегда можно чисто административными, нормативными актами сделать. Я еще раз говорю: механизмы для этого сегодня прописаны, это все можно.

Тамара Ляленкова: Закон есть, то есть в законе есть участие…

Евгений Бунимович: Все есть, и даже разные формы, что очень важно, и управляющие советы, и такие советы, и общественные фонды, и как хотите. А вот практика – ее нет ни у школ, ни у родителей. И вот это очень трудно. Это просто трудно. Тем более, что общественная жизнь, вот это гражданское общество, волонтерство и так далее вообще нам пока не очень свойственно. Ну, например, когда мы сейчас уполномоченным по правам участников образовательного процесса – то, что мы сейчас во многих школах в Южном округе, в Зеленограде… Вообще-то говоря, это могут быть не обязательно учителя или психологи, это могут быть и родители – кто, наоборот, был бы таким посредником в школе между учителями, детьми, администрацией, родителями другими. Но мало кто на это даже претендует, не то что его кто-то отстраняет, а вот такое активное включение в процесс взросления своего ребенка и школьной атмосферы, к сожалению, не происходит. Хотя у нас часто ссылаются, что у нас же все зарабатывают, нет времени и так далее. Это не совсем так. У нас есть достаточно широкий в Москве класс обеспеченных семей, где женщины занимаются прежде всего воспитанием детей, а не внешней реализацией, и они могли бы это делать.

Тамара Ляленкова: Рассказ Евгения Бунимовича о современных родителях продолжит учительница Ирина Гуськова.

Ирина Гуськова: Наверное, так же, как и дети, так и родители. Вот это изменение времени. Если мы раньше были все там с 9 до 5 отработали, и все, то теперь родители расслоились. Появился слой родителей, который очень активно занят своим ребенком, который посвящает ребенку всю жизнь – школа, спорт, искусство, он весь в ребенке, он активно будет помогать и школе, потому что он создает эти условия для своего ребенка. И вторая группа – это родители, которые, я согласна с Бунимовичем, сдали, как в камеру хранения: «У вас группа продленного дня до 6? А сделайте дежурную, пожалуйста, до 7, мы не успеваем. Она у вас работает в каникулы? Еще бы желательно зимние, когда мы теперь отдыхаем все». Раньше у нас были группы продленного дня, какие-то лагери в это время, а теперь нет, а хорошо бы так. И вот не осталось какой-то серединки. Оказались очень активные родители, с одной стороны, и абсолютно занятые, безучастные, пассивные, но с запросами тем не менее: мы вам сдали. Однако, во время пути собака могла подрасти. Мы вам сдали щеночка, выдайте нам, пожалуйста, хорошо выдрессированную собачку, воспитанную, умную, грамотную, чтобы сразу в вуз, работать, социально адаптированную – вот такого ребенка. Вот в этом отношении, конечно, сейчас с родителями стало очень сложно.

Тамара Ляленкова: Рассказывает руководитель проекта по учреждению Института уполномоченного по правам участников образовательного процесса Ляля Неповиннова.

Ляля Неповиннова: Пятидневная система обучения и шести. И вот все-таки у нас много обращений было по этому поводу, что дети отдыхают только один день выходной, это воскресенье. И там же подготовка домашнего задания, в общем, без отдыха. И на усмотрение коллектива, на усмотрение родителей, управляющих советов было внесено такое предложение – обсудить этот вопрос и решить, можно даже гимназиям было перейти на пятидневную систему. Что вы думаете? Большой значительно процент родителей были против. Они говорили и спрашивали: «Что ребенок будет делать в субботу? О чем вы говорите? Куда мы его денем? Вот он приходит в субботу, учится, воскресенья ему достаточно».

Тамара Ляленкова: Об отношении родителей к обучению в школе детей рассказывали московские учителя.

После зарубежных новостей образования мы поговорим о том, как родители становятся педагогами для того, чтобы дать своим детям достойное образование.

Диктор: Чехия готовится к переходу на платное образование. Потенциальные студенты из экономически неблагополучных семей не должны отказываться от получения высшего образования, считают главы партий, работающих над проектом ввода платного образования. Согласно новой программе, выплата кредита должна начинаться только после того, как студент окончил учебу и нашел работу. При этом уровень его доходов должен быть не ниже среднего. Если этого не произойдет никогда, кредит за студента погасит государство.

С 1 сентября в литовских школах запретят продажу продуктов, которые, по мнению чиновников, наносят вред здоровью школьников. Под запрет попадут чипсы, шоколад, кондитерские изделия с кремом, генномодицифированные продукты, рыбные и мясные консервы, а так же продукты, содержащие синтетические красители, подсластители и глютаматы. Ранее запрет носил исключительно рекомендательный характер и в школах он не соблюдался.

Мисс Швейцария-2008 Уитни Тойлой вместе с одноклассниками подозревается в нечестной сдаче выпускного экзамена. Девушка должна переписать работу по немецкому языку, иначе не получит федерального аттестата зрелости. 300 учеников гимназии Ивердона, из франкоговорящего кантона Ивердона подозреваются в нечестном подходе к сдаче выпускных экзаменов.

Тамара Ляленкова: Это были зарубежные новости образования. Вы слушаете «Классный час Свободы». У микрофона Тамара Ляленкова. В последней части программы мы обсудим уникальный опыт родителей, которые стали учителями ради своих детей.

Моя первая собеседница – Софья Розенблюм, учительница одной из московских гимназий, координатор инклюзивного образования.

Софья Розенблюм: Я всегда всем вновь поступающим родителям говорю, что, как же вы самое дорогое, что у вас есть, доверяете каким-то совершенно неизвестным людям, и вы про них ничего не знаете? Вы должны каждого из них увидеть, каждому из них посмотреть в глаза, поговорить, и тогда можете участвовать в жизни ребенка. Потому что основное, что в жизни ребенка происходит, оно происходит на самом деле в школе, и он должен с родителями поделиться. И родительская позиция, мне кажется, не должна быть или всегда на стороне взрослых. Любой конфликт, любое недоразумение: взрослый всегда прав, ты всегда не прав, или другая крайность – я своего ребенка всегда буду защищать, всегда буду на его стороне. Да, родитель должен на каждого учителя посмотреть и сказать ребенку: с этим договориться можно, и давай мы с тобой попробуем понять, чего он от нас хочет, с этим ты прав, я с тобой согласна, договориться невозможно, но тем не менее, будем мирно сосуществовать пытаться, но его любить не будем, необязательно всех любить, мы будем выполнять какой-то самый минимум требований так, чтобы все-таки нам существовать в этой школе. Иначе нам придется уходить, давай думать. Это твой выбор. Вот на таком уровне. В каждой ситуации тогда вы можете быть на стороне справедливости. Для ребенка важно именно это.

Тамара Ляленкова: Соня, скажите, что касается инклюзивного образования, там как раз сопровождение родителя должно быть, с одной стороны, а с другой стороны, тоже вещь тонкая.

Софья Розенблюм: Должно быть обязательно.

Тамара Ляленкова: Сложная вещь, то есть это другая история, если ребенок не такой, как все.

Софья Розенблюм: Да, конечно. Но на самом деле, это неправильно, если родитель сопровождает его в школе. Значит, есть в школе какой-то человек, психолог, координатор инклюзивного образования, доверенное лицо ребенка и родителей. И родители должны быть с этим человеком в постоянном общении. Они должны знать абсолютно все проблемы, все трудности, которые ребенка в школе встречают, и как он с ними справляется или не справляется, чтобы дома прорабатывать с ребенком все, что сегодня произошло, и таким образом готовить его к тому, что произойдет с ним завтра. В этом смысле родители должны, безусловно. Но многие родители, даже мы не будем говорить об инклюзивном образовании, просто родители, которые знают, что их дети имеют какие-то сложности, они стараются участвовать во всей школьной жизни, например, ездят на экскурсии, если класс куда-то едет, или в каких-то праздниках участвуют. То есть достаточно часто просто приходят в школу по самым разным поводам, чтобы вплетаться в эту ткань жизни и таким образом поддерживать ребенка тоже. И родители, у них есть мотивация, чтобы просто в школе было лучше.

Тамара Ляленкова: Но мне кажется, у родителей, у которых особые дети, все-таки у них вот это повышенное чувство ответственности, они иногда создают такую сложную ситуацию, какую-то эмоционально сложную, это же очень трудно.

Софья Розенблюм: Трудно, да. Не все.

Тамара Ляленкова: Как с родителями в этих случаях поступать?

Софья Розенблюм: Это действительно очень большая проблема, и с ней все время приходится работать. Да, иногда родители, вот эта их эмоциональность на самом деле мешает. Но все равно единственный путь – это когда родитель поймет, отрефлексирует вот эту свою излишнюю эмоциональность и сможет ради ребенка найти спокойный путь общения с учителем.

Тамара Ляленкова: Конечно, путь, о котором говорила Софья Розенблюм, становится короче, если учитель – еще и родитель, сознательный, как теперь говорят.

В Москве есть образовательный центр «Кожухово», 70 процентов его педагогического коллектива составляют родители, многие из которых оставили прежние профессии, чтобы учить детей. Эксперимент начался еще в девяностые годы, и я попросила научного руководителя центра, Андрея Курбатова рассказать, как создавался этот центр.

Андрей Курбатов: Действительно, центр образования «Кожухово» - это уникальное явление, оно не характерно для России. И мы очень долго собирали родителей неравнодушных. Но я подчеркиваю, мы формировали активную позицию родителей, мы собирали родителей, которые согласны не просто отводить ребенка в школу и не просто давать социальный заказ, мы даже новую методику разработали, она называется – творческий социальный заказ. Когда родители не просто высказывают социальный заказ, каким они хотят видеть образование, каким они хотят видеть своего ребенка, но они говорят, что они сами готовы сделать для того, чтобы общий творческий социальный заказ был реализован, какой вклад они готовы внести. Среди родителей, конечно, были ученые самых разных профессий. Это были и медики, и философы, и психологи, и социологи, и педагоги, естественно, управленцы, и ученые крупные. Естественно, наша такая исследовательская группа родительская проанализировала по возможности мировое наследие. И не было такого раньше, по нашим данным, по нашим результатам, случая, когда 70% педагогического коллектива сформировано из родителей. Причем родители получали по нескольку специальностей ради того, чтобы стать педагогами-универсалами, для того чтобы иметь возможность преподавать несколько предметов, для того чтобы иметь возможность скорректировать те колоссальные недостатки, которые никто не отрицает, которые сегодня имеют научно-методическое обеспечение образования России. Вот тогда мы поняли, что нужно не только получить новые специальности, несколько специальностей по нескольким предметам, нужно еще открыть новую научно-исследовательскую работу по согласованию этих предметов. Потому что оказалось, что это винегрет. Содержание образования, которое сегодня есть, - это винегрет. И по большому счету, если заставить человека усвоить такое хаотическое содержание образования, то можно нанести ущерб его интеллекту.

Тамара Ляленкова: И действительно вот шли родители, понимая всю серьезность задач?

Андрей Курбатов: Только ради детей. Понимаете, они просто поняли, что если не они спасут своего ребенка… И чем отличается центр образования? Родители сразу сказали, что мы хотим, чтобы интеллект наших детей рос, поэтому мы считаем, что нужно контролировать этот интеллект. И отчитываться нужно не пятерками, двойками, хорошо, это можно оставить, но обязательно нужно следить за тем, как меняется интеллект, как меняется здоровье, как меняется воспитанность и обученность само собой. Четыре параметра. И когда мы организовали такой учебный процесс, естественно, эти четыре параметра стали увеличиваться. Почему? Потому что каждый учитель, он же, как правило, и родитель, он отчитывался перед всеми родителями, что произошло с ребенком, повысился у него интеллект или не повысился, здоровье у него улучшилось или ухудшилось, что произошло? Произошел размен какой-то сомнительной тройки, четверки на потерю здоровья или не произошел? И вот когда контролироваться стал учебный процесс именно так, вот это уникальная модель демократического государственного общественного управления. Все родители получают отчет от учителей, которые тоже являются родителями, о том, что произошло с каждым ребенком в отдельности и со всеми детьми в целом. И эти четыре критерия, естественно, стали расти. Почему? Потому что если они начинали падать, то начинали принимать меры. Родители начинали принимать меры к учителям.

Тамара Ляленкова: Скажите, эти результаты были возможны посредством такой метаморфозы родительской любви? И насколько родительская любовь близка к педагогике? Потому что мы знаем, что отношение родителей к ребенку и педагогу к ребенку – это разные отношения. И поэтому педагоги учатся.

Андрей Курбатов: Вот то, о чем вы сказали, вы сейчас сформулировали самую больную проблему нашего образования. Да, действительно, мы учим человека водить машину. Но вот воспитывать детей мы его не учим. Мы поняли, что это проблема образовательная. И поэтому мы ввели в состав образовательного центра звено пренатальной педагогики. То есть родители, которые собираются иметь детей, за два месяца до зачатия приходят к нам и получают хотя бы краткий курс молодого бойца, молодого родителя – необходимые знания для того, чтобы ребенок у них родился, развивался и дальше обучался здоровым, талантливым, воспитанным и так далее. А вот наши дети, которые у нас уже учатся, вот они этот курс проходят, начиная с самого начала, с детского сада. Все необходимые знания, которые нужны для того, чтобы быть именно ответственными родителями. Мы даже такой курс разработали – осознанное родительство, ответственное родительство. И дети, прямо уже обучаясь в школе, они его проходят

Тамара Ляленкова: Образовательно-родительским опытом поделился Андрей Курбатов.

Итак, чтобы изменить систему российского образования в принципе, активный родитель может пойти по одному из двух путей: гражданская инициатива, распространение листовок и участие в акциях протеста, либо педагогическая деятельность, работа, так сказать изнутри.

Об этом в «Классном часе Свободы» сегодня рассказывали бывшие и нынешние школьники, родители: лидер общественной организации «Молодые социалисты России» Дмитрий Гудков, глава движения «Московские родители» Галина Шнайдер, представитель интернет-портала «Демократор» Павел Валуев, учителя: Ирина Гуськова, Софья Роземблюм, Ляля Неповиннова, ведущий научный сотрудник Института управления образования Российской академии образования Андрей Курбатов, уполномоченный по правам ребенка в городе Москве Евгений Бунимович.