В СМИ появилась информация о том, что Игорь Сутягин уже прибыл в Вену. Напомним, накануне появилась информация о том, что власти США готовы обменять одного или нескольких задержанных у себя лиц, подозреваемых в шпионаже, на отбывающего заключение в одной из российских колоний ученого Игоря Сутягина, также обвиненного в шпионаже, и других лиц. О сути происходящего в интервью Радио Свобода рассказал отец ученого Вячеслав Сутягин.
– Как вы относитесь к происходящему?
– Нормально отношусь, выбора-то ведь не было. Если цитировать нашего президента, то можно сказать: "свобода лучше, чем несвобода". Это верно, хотя тезис сомнительный. Потому что честное имя гораздо важнее, чем мнимая свобода. Свобода – понятие относительное. Свободным можно быть и в тюрьме, за колючей проволокой. Душа свободна! Я думаю, что все-таки четыре года вне колючевой проволоки лучше, чем четыре года в зоне строгого режима.
– На ваш взгляд, почему Игорь все-таки признал сейчас свою вину?
– У него не было выбора. Его поставили перед фактом, и все. Он подавал прошение об условно-досрочном освобождении, ему отказал районный суд. Областной суд даже рассматривать дело по существу не стал - отказали в рассмотрении. Готовилась кассационная жалоба на решение областного суда в Верховный суд, но она должна была рассматриваться где-то в 20-х числах июля. Ну, не успели. Хотели довести до логического завершения процедуру по УДО. По закону, отсидел две трети срока – имеешь право на УДО. На него была написана характеристика, блестящая просто, я ее читал. Тем не менее на суде ему заявили, что он не встал на путь исправления. Он спросил: "А что надо было делать, чтобы встать на путь исправления?" "Серьезным нарушением" лагерного режима были обнаруженные крошки в тумбочке, например. Или то, что он не шел строем из бани с дневальным, а сам по себе. И таких нарушений было сколько угодно.
– Как сам Игорь воспринял новость о том, что его обменяют на российских шпионов?
– Для него это было как гром среди ясного неба или ушат холодной воды. Он в зоне бетонировал какую-то яму, то есть занимался хозяйственными работами, когда ему сказали: "Собирайся быстренько, сейчас за тобой машина придет. И по разнарядке из Москвы тебя этапируют". И все: машина пришла, побросали узелки его и повезли. Мы не знали об этом ничего. Мы позвонили в колонию, чтобы уточнить, не будет ли накладок, потому что 11-го числа мы на краткосрочное свидание собирались, уже билеты куплены были. А нам сказали, что он срочно этапирован в Москву. И только вечером нам позвонили и сказали, что он в Лефортово и что можно приехать к нему на свидание. На следующее утро мы поехали в Лефортово. За те два дня, что он был экстренно этапирован, он очень сильно похудел. А подавленный он был, потому что ему предложили подписать документ, в котором одним из пунктов было полное признание своей вины, что он 11 лет отказывался делать. Как тут не быть подавленным? Это же называется таким словом... Это подлость, короче говоря. То, чего гэбэшники добивались в течение 11 лет, они добились вот таким вот образом. Выбора не было. Либо ты подписываешь это, либо сам знаешь, чего тебя ждет. А какая это жизнь, он и так за 11 лет отлично узнал. Выбора не было, поэтому он и был подавлен, вынужденно подписав эту бумагу.
– На ваш взгляд, как события будут развиваться дальше?
– Я не прорицатель, не знаю, как будут развиваться. Будем решать проблемы по мере их поступления. Я думаю, что надо руководствоваться законами Паркинсона: если вам сейчас плохо – радуйтесь, завтра может быть еще хуже. Поэтому поживем – увидим.
– Как вы относитесь к происходящему?
– Нормально отношусь, выбора-то ведь не было. Если цитировать нашего президента, то можно сказать: "свобода лучше, чем несвобода". Это верно, хотя тезис сомнительный. Потому что честное имя гораздо важнее, чем мнимая свобода. Свобода – понятие относительное. Свободным можно быть и в тюрьме, за колючей проволокой. Душа свободна! Я думаю, что все-таки четыре года вне колючевой проволоки лучше, чем четыре года в зоне строгого режима.
– На ваш взгляд, почему Игорь все-таки признал сейчас свою вину?
– У него не было выбора. Его поставили перед фактом, и все. Он подавал прошение об условно-досрочном освобождении, ему отказал районный суд. Областной суд даже рассматривать дело по существу не стал - отказали в рассмотрении. Готовилась кассационная жалоба на решение областного суда в Верховный суд, но она должна была рассматриваться где-то в 20-х числах июля. Ну, не успели. Хотели довести до логического завершения процедуру по УДО. По закону, отсидел две трети срока – имеешь право на УДО. На него была написана характеристика, блестящая просто, я ее читал. Тем не менее на суде ему заявили, что он не встал на путь исправления. Он спросил: "А что надо было делать, чтобы встать на путь исправления?" "Серьезным нарушением" лагерного режима были обнаруженные крошки в тумбочке, например. Или то, что он не шел строем из бани с дневальным, а сам по себе. И таких нарушений было сколько угодно.
– Как сам Игорь воспринял новость о том, что его обменяют на российских шпионов?
– Для него это было как гром среди ясного неба или ушат холодной воды. Он в зоне бетонировал какую-то яму, то есть занимался хозяйственными работами, когда ему сказали: "Собирайся быстренько, сейчас за тобой машина придет. И по разнарядке из Москвы тебя этапируют". И все: машина пришла, побросали узелки его и повезли. Мы не знали об этом ничего. Мы позвонили в колонию, чтобы уточнить, не будет ли накладок, потому что 11-го числа мы на краткосрочное свидание собирались, уже билеты куплены были. А нам сказали, что он срочно этапирован в Москву. И только вечером нам позвонили и сказали, что он в Лефортово и что можно приехать к нему на свидание. На следующее утро мы поехали в Лефортово. За те два дня, что он был экстренно этапирован, он очень сильно похудел. А подавленный он был, потому что ему предложили подписать документ, в котором одним из пунктов было полное признание своей вины, что он 11 лет отказывался делать. Как тут не быть подавленным? Это же называется таким словом... Это подлость, короче говоря. То, чего гэбэшники добивались в течение 11 лет, они добились вот таким вот образом. Выбора не было. Либо ты подписываешь это, либо сам знаешь, чего тебя ждет. А какая это жизнь, он и так за 11 лет отлично узнал. Выбора не было, поэтому он и был подавлен, вынужденно подписав эту бумагу.
– На ваш взгляд, как события будут развиваться дальше?
– Я не прорицатель, не знаю, как будут развиваться. Будем решать проблемы по мере их поступления. Я думаю, что надо руководствоваться законами Паркинсона: если вам сейчас плохо – радуйтесь, завтра может быть еще хуже. Поэтому поживем – увидим.