Напрасно ждал Наполеон


Поразительно, до чего мы ленивы и нелюбопытны. Два века минуло, а соотечественники так и не почесались узнать, почему Москва, спаленная пожаром, французу отдана. И только теперь, буквально вчера, нашелся Гражданин с большой буквы, который не поленился авторитетно полюбопытствовать на сей счет. Выступая на заседании оргкомитета по подготовке и проведению празднования 200-летия победы России в Отечественной войне 1812 года, он призвал собравшихся провести историческое расследование этого события и узнать правду.

Впрочем, не будем увлекаться очернительством и слишком уж запальчиво упрекать предков в равнодушии к своей истории. Наверное, у них были дела поважнее, или просто руки не доходили. Зато в наши дни, когда все прочие городские проблемы успешно решены, можно, наконец, заняться поисками ответа на этот важнейший вопрос: кто поджег Москву осенью 1812 года?

Гражданин по имени Лужков Юрий Михайлович убежден в том, что сегодня "каждый москвич хочет знать, какова природа" того "вселенского пожара", и с ним нельзя не согласиться. Так, например, недавние опросы сидящих в пробках жителей и гостей столицы на Ленинградском и Нагатинском шоссе неопровержимо доказывают, что они вслед за мэром пытаются разгадать эту жгучую историческую тайну. Проклиная все на свете, они стремятся понять вместе с градоначальником: "Это что, решение власти – сжечь город? Или это москвичи уходили, оставляя пепелище Наполеону?"

Скептик возразит, что соотечественники еще и с изгнанием Бонапарта не разобрались, и вместе с поэтом третий век решают вопрос о победителе: "Барклай, зима иль русский бог?" Но мы посрамим скептика: пожары – тема куда более животрепещущая и, догадавшись однажды, что Белокаменную в 1812 году поджигали по приказу московского градоначальника Ф.В. Ростопчина, мы постепенно докопаемся и до самых свежих поджогов. Лет через 200 узнаем и о том, почему горел Манеж в 2004 году, а в прошлом году – "дом Быкова" на 2-й Брестской и палаты Гурьевых в Потаповском, а в нынешнем – дача Муромцева в Царицыне. Много еще тайн хранят снесенные с лица лужковской земли разные городские строения, хотя некоторые из этих загадок уже и разгаданы на пожелтевших от времени страницах интернета.

Вообще простор для гаданий открывается огромный.

Психологов наверняка заинтересует личность столичного мэра, который в последнее время являет прямо-таки чудеса любознательности. Так, в апреле он рассказал москвичам о громадных белых тараканах, обнаруженных им в речке Неглинке, прямо под фундаментом Большого театра, и о том, как пытался их потрогать, а они не давались, прыгая в воду. Или о том, как в конце июня, когда водители на Ленинградке уже криком кричали, проклиная Наполеона, и с ними солидаризировались вице-премьер Иванов и премьер Путин, он с металлом в голосе призывал к бойкоту молдавских товаров.

А политологи глубоко призадумаются о нынешней судьбе Юрия Лужкова и о ближайшем будущем ветерана нашей политической сцены. Вот ведь и непотопляемый Шаймиев уже на пенсии, и вечный Рахимов медленно, неохотно, выторговывая себе тройной президентский оклад, уходит в небытие, и про столичного мэра все чаще говорят, что пора и ему воспользоваться конституционным правом на отдых. А куда ж ему уходить, когда хищные лапы преемников уже нацелились на его Систему и на честный, прозрачный бизнес Елены Батуриной? Когда позади Москва, гори она огнем, если он уходит!

За долгие годы элитной столичной жизни он приобщился к главным тайнам кремлевской власти и разучил все слова, необходимые для того, чтобы удержаться в кресле. Его знаменитый слоган "мы люди с понятием" звучал как угроза отставкой, но подразумевал большее: уволишь – пожалеешь. Он умел быть незаменимым, и Ельцин, и Путин, иногда мечтавшие избавиться от ершистого мэра, скоро понимали, что с ним тяжело, а без него будет еще хуже. Однако всему приходит конец, и Юрий Михайлович уже, вероятно, чувствует, что земля горит у него под ногами. Что он, пересидевший двух президентов, с третьим вряд ли сладит. В силу вполне объективных возрастных причин, а не потому, что с Медведевым, будь мэр помоложе, он не смог бы договориться.

И тут, вероятно, мы вплотную подходим к разгадке тайны московского пожара 1812 года. Выступая перед изумленными чиновниками, Лужков напоследок посылал отчаянные "сигналы". Он давал понять, что готов через два года строго спросить за пожар 200-летней давности, то есть намерен оставаться в своем кресле. И намекал, сознательно или подсознательно, что без него Москва, чего доброго, превратится в пепелище. Верный своему стилю, он снова предупреждал об этом высшее начальство. Но оно лениво и нелюбопытно, как все мы, и вряд ли поймет метафорические иносказания неохотно уходящего мэра. Да и москвичи, если говорить без метафор, смертельно устали от города, с которым уже давно не справляется сильно постаревший Лужков. От всех этих таинственных пожаров и пробок, в которых намертво застряла его Москва.