Марина Тимашева: В московском магазине “Библио-Глобус” прошла презентация нового романа Александра Иличевского “Перс”, который вошел в шорт-лист национальной премии “Большая книга”. Главная сюжетная ветвь романа связана с Апшеронским полуостровом и Велимиром Хлебниковым. С писателем и нашим бывшим коллегой Александром Иличевским разговаривала Елена Фанайлова.
Елена Фанайлова: Источник этого романа это детские воспоминания?
Александр Иличевский: Во многом - да. Дело все в том, что я вырос на Апшероне. Меня оттуда увезли, если быть точным, в 1974 году. Каждый год меня туда вывозили из «голодного» Подмосковья, чтобы я поел фруктов. Три месяца в году я проводил на Апшероне. То есть это - летнее время, это море, которое было символом счастья. Ощущение счастья на Апшероне было гипертрофировано, поэтому и стало источником осмысления вот этой райской сущности, как таковой. Но потом, когда я в последний раз там был в 20-летнем возрасте, в преддверии разрушения всего на свете - и Союз рушился, и все из Баку уезжали, кто куда, кто - в Израиль, кто - в Америку, Апшерон пустел стремительно… И это время я тоже застал, когда распродавались дома, которые стали необитаемы в мгновение ока, кто-то успевал продать за 300 долларов дом, в котором прожил с 1946 года, вместе с садом, вместе с деревьями, которые были заботливо выращены. И я видел катастрофу, которая тогда как катастрофа не воспринималась, поскольку была жизнью, а когда катастрофа происходит в жизни, она таковой не ощущается. Поэтому этот поток опустошения мне предстояло осознать задним числом, в таком уже сценическом ключе, ни в коем случае не элегическом. Это, скорее, движение к детству, вот это ощущение, когда я, спустя 17 лет, оказался на Апшероне, и увидел, что все прошлое залито толстенным слоем стекла неприкосновенности. Вроде бы, все приметы детства есть, потому что ты видишь трещины на асфальте, которые сохранились с тех самых пор, ты видишь свой дом, в котором ты жил. Правда, теперь окна его зияют и затянуты лохмотьями полиэтилена. И самое страшное, что я в своей жизни видел - это дом, в котором прошло детство, с зияющими оконными проемами. Это очень жестокие ощущения, и они послужили импульсом для осмысления детства в этом романе.
Диктор: “Cлишком пустынно длилось мое детство, чтение было единственным раздольем. Десять квадратных километров нефтяных полей на каменистом острове, соединенном с берегом Апшеронского полуострова двухкилометровой дамбой. Что такой ландшафт может подарить детству, кроме футбола и купанья? Начитавшись до галлюцинаций, в десятом классе я решил — баста: отныне не употреблю ни строчки и всю жизнь проведу в путешествиях. И только тот опыт впущу в душу, который приключится с моим, а не с каким иным умом и телом”.
(Это был фрагмент романа Александра Иличевского “Перс”).
Александр Иличевский: То есть это не просто воспоминания о счастье, это даже не воспоминания об утерянном рае, потому что все это изъезжено, и прочее. В романе детство проходит, как такая подложка, основа мироощущения, именно в состоянии, с одной стороны, цельности, с одной стороны, неприкосновенности - вроде бы, как нейтронная бомба упала, все люди умерли, а все осталось. И вот детство, оно в романе такое.
Елена Фанайлова: В романе пересекается очень много разных миров - там карта Голландии накладывается на карту Апшерона.
Александр Иличевский: Да, воспоминания героя начинаются с того, как он попадает в реальную Голландию. И он вспоминает (вернее, не вспоминает - он этого и не мог забыть), как в детстве со своим другом Хашемом (еще одним главным героем этого романа), в эту Голландию играл благодаря книжке “Кеес - адмирал Тюльпанов”, которую они прочитали взахлеб. Это детская книга о Голландии времен восстания гезов. И они перенесли контурную карту Голландии на остров Артем, где они живут (это восточное окончание Апшерона, откуда стартовали эстакады, уходящие в море, соединяющие вышки нефтяные). У них там есть свой Лейден, свой Амстердам, свои каналы, своя старая мельница. С этого начинается роман.
Елена Фанайлова: Апшерон, как география, как геополитическое образование, как территория, на которой добывалась нефть - каким образом он создавался, какими политическими усилиями и какими человеческими усилиями?
Александр Иличевский: Меня это всегда интересовало. Недавно я вспоминал, как работа над “Персом” строилась. На самом деле, она заняла огромное количество времени - чуть ли не с того момента, когда я начал писать. Первая моя попытка прозаическая - это маленький роман “Нефть” (который сейчас называется “Соляра”), и благодаря которому я познакомился с Алексеем Максимовичем Парщиковым, который в ту пору написал поэму “Нефть”. И тема “Нефти” начала разрабатываться именно тогда, именно в сотрудничестве с Парщиковым.
Елена Фанайлова: Алексею Парщикову посвящается эта книга.
Александр Иличевский: Да. А мысль была следующая. Естественно, детство освещает то место, в котором вы его провели. Но, взрослея, ты понимаешь, что это место свято не только потому, что ты там вырос и за ним закреплены светлые воспоминания. Меня постепенно все сильнее изумляло то, как много всего в этом месте сходится. Это и образ Персии, как рая, смерти и свободы одновременно, которая начинается со времен Степана Разина, когда струги плыли вдоль западного побережья Каспия, и полупустынный ландшафт берега сменялся мощнейшим по плодородности своей цветущим краем Ленкорани. Вот на широте Ленкорани начинаются места, которые необыкновенно плодородны - там четыре раза в год снимают урожай овощей, и цитрусы плодоносят два раза в год - абсолютное раздолье, и жить можно круглый год, не унывая, просто жить. И, ко всему прочему, интерес Хлебникова к Персии, который развивался по-своему. В Персию Хлебников шел как пророк, он хотел себя исполнить не как футуристический поэт, а как пророк в той местности, где религиозное чувство живо. И он не мог этого сделать на территории России, поскольку она стала в мгновение ока атеистической. Получил он сперва прозвание Гуль-муллы у персов. И в одном из стихотворений, “Ночь в Персии”, мы можем прочитать строчку, что поэт шептал жуку: “Мехди! Мехди!”. Это буквально подтверждение тому, что Хлебников шел в Персию для того, чтобы стать исламским мессией. Не сказать, что все силы в романе брошены были на то, чтобы доказать состоятельность этой гипотезы, но, тем не менее, это одна из структурообразующих линий романа.
Диктор:
“Морской берег. Небо. Звезды.
Я спокоен. Я лежу.
А подушка – не камень, не перья, а дырявый сапог моряка.
В них Самородов в красные дни на море поднял восстание
И белых суда увел, в Красноводск, в красные воды.
Темнеет. Темно.
“Товарищ, иди, помогай!”
Иранец зовет черный, чугунный, поднимая хворост с земли.
Я ремень затянул и помог взвалить.
“Саул!”
(“спасибо” - по-русски) —
Исчез в темноте.
Я же шептал в темноте имя Мехди.
Мехди.
Жук, летевший со стороны шумного моря,
Держа путь на меня, сделал два круга над головой,
И, крылья сложив, опустился на волосы.
Тихо молчал и после вдруг заскрипел.
Внятно сказал знакомое слово
На языке, понятном обоим.
Он твердо и ласково сказал свое слово.
Довольно! Мы поняли друг друга!
Темный договор ночи подписан скрипом жука.
Крылья подняв, как паруса, жук улетел.
Море стерло и скрип, и поцелуй на песке.
Это было! Это верно до точки”.
(Велимир Хлебников. “Ночь в Персии”, 21 год)
Александр Иличевский: Хлебников был коронован Мариенгофом и Есениным в Председатели Земного Шара. А Харьков был полон футуристов. И была такая замечательная история, как Хлебников, вечно голодный, вечно потерянный, пришел в известное харьковское кафе, где собирались футуристы, и представился. Поэты не поверили. Пришлось вызывать какого-то главного футуриста Харькова для того, чтобы он подтвердил личность Хлебникова. Хлебников был после этого принят “на ура”.
Так вот, Хлебникову, когда короновали в Председатели Земного Шара, дали перстень. Он был такого бутафорского свойства, его носил один футурист, который присутствовал в зале. И когда все закончилось, этот человек подошел к Хлебникову и сказал: “Перстень-то отдай”. Хлебников чуть не заплакал: “Я же Председатель Земного Шара, я не могу вам отдать эту регалию”.
Хлебников всегда меня завораживал: вот что нужно сделать со своей душой для того, чтобы помыслить то, что мыслил Хлебников?
Елена Фанайлова: Герой вашего романа, что он делает со своей душой для того, чтобы повторить то, что делал Хлебников?
Александр Иличевский: Хашем - это мальчик-перс, который в 79-м году, вместе с матерью и другими людьми, которых преследовала новая власть в Иране, перешел границу с СССР и обосновался на Апшероне. И мой герой с ним учится, дружит. И, спустя 17 лет, когда возвращается на Апшерон, то обнаруживает его в качестве основателя и предводителя фаланстера, который называется Апшеронский полк имени Велимира Хлебникова.
Диктор: "К зиме остаток Гирканского фронта был загнан шахскими войсками в горы. Малочисленный отряд Кучик-Хана, истощенный длительными переходами и голодом попал в бурю. 10 декабря 1921 года заледеневшее тело Кучик-Хана было обезглавлено его бывшим соратником Хала Курбаном, курдом (почти черный, в высоченной шапке, крест накрест перепоясанный пулеметной лентой). Срубленная голова революционного дервиша была им доставлена Мохаммад Хасан шаху. К ногам последнего из каджарской династии правителя ее бросил военный министр, русскоязычный казачий офицер Реза Хан Пехлеви, который в 1925 году сам объявит себя шахом. Велимир Хлебников, бывший тогда в Персии под покровительством Рудольфа Абиха, ученика Блюмкина, и почитавший Кучик Хана как пророка революции, как соратника по подготовке прихода Мехди (а только тот сможет предоставить себя — свое тело и личность — для воплощения Мехди, скрытого имама, властелина времени, кто станет словом и делом эпохи его царства), искал в снегах оставленное тело Мирзы, чтобы предать воскрешению. Четырехмесячный заработок Хлебникова за время военной экспедиции в Персии составил двадцать туманов, которые так и не отдал ему Абих".
(Это был фрагмент романа Александра Иличевского “Перс”).
Александр Иличевский: Продолжаю раскрывать фабульную интригу. Дело все в том, что в 1964 году очень известным хлебниковедом Александром Ефимовичем Парнисом в Баку был обнаружен архив Рудольфа Абиха. Это человек, который заведовал агитотделом Персидской армии, которая называлась Персармия, и под началом которого трудился Велимир Хлебников вместе с замечательным графиком Вячеславом Доброковским. Вячеслав Доброковский это выдающийся график уровня Митурича, который, между прочим, является автором знаменитой картинки, которую все мы видели на пачке папирос “Казбек”. Вот Александр Ефимович Парнис нашел этот архив и отдал его в распоряжение наследникам Абиха, которые, как мне известно со слов того же самого Парниса, продали его в Нью-йоркскую Публичную библиотеку. Я не знаю, в какой степени доступности он сейчас находится, но подозреваю, что материал вполне доступный и время от времени появляются работы, основанные на нем.
По сюжету “Перса”, этот архив попадет в руки Хашема Сагиди, который потихонечку в него погружается, и, начиная с такого актерского подражания, вживается в образ Хлебникова. И, волей-неволей, он реализует ту нереализованную функцию Хлебникова… Потому что Хлебников погиб не в Персии.
Елена Фанайлова: А где Хлебников умер на самом деле?
Александр Иличевский: Хлебников умер под Новгородом. Он же вернулся, в конечном итоге, в Баку, потом был Пятигорск на его пути. В голодные времена все старались жить поближе к земле, и Митурич вывез его к своей семье в одну из деревень под Новгородом. Есть известный рисунок Митурича, запечатлевший Хлебникова на смертном одре. В той же серии есть рисунок баньки, часть которой исполнена рукой Хлебникова. Я не вполне хорошо знаю, от чего умер Хлебников, но, скорее всего, от истощения и гангрены.
Елена Фанайлова: Давайте вернемся к героям вашего романа. Они оба - русский и перс - в конце концов, воплощают какую-то метафизическую мечту Хлебникова совместно?
Александр Иличевский: Там происходит следующее. Постепенно Хашем начинает принимать на себя такую, не сказать, что религиозную функцию, но, по крайней мере, общественную. Потому что фаланстер, который он организовал, помогает людям выжить. То есть они, с одной стороны, охраняют природу заповедника, с другой стороны, получают за это немного денег, и, ко всему прочему, трудятся на строительных шарашках, которых огромное количество, как в самом Баку, так и в окрестностях. Постепенно все это приобретает характер служения. Идея Хлебникова – дервишество, оно уважаемо в мусульманской традиции. Люди к Хашему тянутся, люди к нему идут. Но главный герой упрекает друга в том, что он заигрался во все эти пророческие игры. И тут Хашем ему демонстрирует истинное лицо пророка. Но смерть Хашема страшна и достойна поэта.
Елена Фанайлова: Зачем вам понадобилось двигать историю на Восток? Мне кажется, что в этом романе сталкиваются христианская и мусульманская цивилизации...
Александр Иличевский: Совершенно верно, да. На самом деле, роман - это попытка диалога. Задним числом понятно, что уж больно много всего сошлось на Каспии. Один замечательный человек мне сказал, что район Каспия это едва ли не единственное место на земле, где сосуществовали все мировые религии, начиная с иудаизма в виде Хазарского каганата и иудейских мудрецов Персии, Калмыкии - калмыкский буддизм, который чрезвычайно интересовал Хлебникова. Кстати, одна из фабульных интриг заключается в том, что там фигурирует Рудольф Абих, начальник агитотдела Персармии, и, надо сказать, что судьба у Абиха была совершенно фантастическая. Его три или четыре раза исключали из Коммунистической партии, восстанавливали. Дело в том, что он был с Троцким и, в конечном итоге, его расстреляли в 40-м году. Но у него чрезвычайно бурная была партийная жизнь. И в романе присутствует Блюмкин. Имя Блюмкина вместе с именем Троцкого было уничтожено везде и всюду, поэтому следов его реальных мы сейчас установить не можем, но попытка установить советскую власть в Иране, это была одна из мощнейших, реальных попыток Троцкого воплотить мысль о мировой революции. И когда Абих узнает, что Хлебников работает над “Досками судьбы”, собирается стать повелителем времени, то есть сбирается вывести формулу времени, он докладывает это Блюмкину и Троцкому. И получается: А чем черт не шутит? Вдруг этот сумасшедший пророк действительно владеет формулой времени, и тогда мы будем иметь все методы предсказания исторической ситуации в том или ином месте. Абих становится таким Сальери над Хлебниковом, ворует у него черновики, расспрашивает, каковы его успехи. И Абих - один из первых хлебниковедов, между прочим. Он начинает собирать еще в 20-м году материалы о Хлебникове, опрашивать людей, которые общались с Хлебниковом. Известно, что у него два или три договора было заключено с разными московскими издательствами на написание книги о Хлебникове, как комментарий к его “Трубе Гуль-муллы” В общем, Абих собирал материалы ради того, чтобы представить Хлебникова в Персии. Вот такая история.
Марина Тимашева: Елена Фанайлова разговаривала с Александром Иличевским о его новом романе “Перс”. И мы очень рекомендуем его к прочтению.