Матушке Наталье лет за 80. Она схимонахиня. Как понимаю, это означает большую уединенность, постоянную молитвенность... На деле и по сути, в жизни бывает всякое. Матушка Наталья русская, никакого другого языка не знает, живет в доме настоятеля одной из церквей в Тбилиси, грузинского архимандрита, со своими послушницами. В часы Божественной литургии на ее голове возвышается клобук, большей частью не свойственный грузинским монахиням. Смотрится впечатляюще. Заметив ее как-то на одной из служб, я решила познакомиться поближе. Да и, честно говоря, она сама позвала нас к себе, когда мы подошли к ней.
...Ее долго одевали, пока мы ждали входа и ее благословения войти – большей частью, видимо, она лежит, по нездоровью и возрасту.
Единственное, что мы о ней знали: она из Сухуми. Но монахиням, впоследствии сказала матушка, запрещено рассказывать о себе, они ведь умерли для этой жизни, став невестами Христовыми. Монахи оживают после пострига для жизни небесной, забывая свои имена и земные связи жизни мира сего.
- Вы родились в Сухуми?
- Нет, я родом из Алтайского края.
- Как же Вы попали в Грузию?
- Это личное, – она опустила глаза, и скромно, по-старушечьи смущенно полуулыбнулась чему-то своему, закрывая для беседы этим жестом всю свою домонастырскую жизнь.
- Вас нельзя ни о чем спрашивать?
- Нет, - по-доброму улыбается матушка. - Вы можете спросить меня, я Вам посоветую, что смогу, я очень рада, что Бог посылает ко мне людей, и очень рада Вашему приходу, что Господь сегодня послал мне вас.
...Спрашивать и просить совета было, в общем-то, не о чем, мы пришли, скорее, из-за интереса к этому миру, достаточно разному внутри себя, и потому пришлось разговориться. Так бывает: когда не о чем говорить, начинаешь выкладывать то, о чем лучше молчать... Разговор выруливает на другие темы.
- Вы же видите, к чему все катится, но так и сказано, что будут по местам – не везде, не скажу, что везде – по местам землетрясения, войны. И Антихрист скоро придет. Нам осталось только для покаяния время.
Дальше матушка достает немыслимую для меня мракобесную перепечатку о паспортах, штрих-кодах, числе Антихриста...
- Вот, почитайте, и людям покажите. Непременно. Лучше погибнуть, но паспорта не брать.
...... Обращаю внимание на ее молодые руки.
Вообще замечала не раз: у монахов в большинстве случаев очень молодые руки. Может быть, потому что, как говорил один мой знакомый, они носят на руках Христа?
В профиль лицо чуть злее, в анфас – добрее. А в ответ на теплые слова к ней, прослезилась.
- Ну что вы, не надо так. Вот я вам ведь совсем другое советую, а вы мне хорошие слова говорите. И не говорите мне спасибо. Спасибо что такое? Спаси... а это «ба-а». Зачем оно?
- Нет, матушка, «спасибо» изначально значило «спаси Бог».
- Нет, - со знанием и тепло улыбается матушка. - Надо благодарить Бога. Не впадай в уныние, а если бывает, ладан надо зажечь, молитвы прочитать. Это – о-о, это от лукавого. Вот какую историю расскажу.
Матушка Наталья рассказывает немного невнятную историю про беса на левом плече и ангела на правом, сама смеется чему-то своему в этой истории. Зубов нет. Были вставные, но брезговала и выкинула. Жевать не может. И все смотрит, благодарит Бога за наш приход...
- Только смирением, терпением и милосердием мы победим лукавого, - наставляет схимонахиня. - Обязательно надо делать добрые дела. И всегда говорить, вслух или про себя: во имя Христа. Вот вы принесли мне подарочки, я помолилась, и сразу ангел отнес их к престолу Господню.
Думаю, так оно и есть. Как причудливо порою смешиваются в одном человеке противоположные вещи. Всматриваюсь в ее лицо: морщины, глаза светлые, кожа светлая, одета, прибрана, никаких запахов, свеча у кровати горит, иконы висят...
- Не понимаю, - недоумевает матушка. - Сейчас в монастыри приезжают и матери, и сестры, и родственники к монахиням. Так нельзя. И еще надо в монастырях молчать, молчать, при многословии и в грех впасть недолго.
Собственно говоря, это тоже верно. Во всех монастырях запрещено много говорить... Там тоже и свет, и тьма бродят – все, как за его стенами, только, пожалуй, мелькнет иногда светлое лицо, огненное в стремлении ввысь... Я видела и это.
- А о чем стихи пишешь: светские или о Боге?
...Разговариваем о чем-то еще.
- У Богоматери были черные глазки, - с еле заметным огорчением говорит.
Потом обрадовано и уверенно:
- А у нашего Господа глаза были голубые-голубые.
Что ж, думаю про себя, пусть и так. Я люблю голубые глаза, хотя очень сомнительно: Средиземноморье, смуглые люди... Да какая разница? Это ли главное?
- Ты, дочечка, такая красивая, такая хорошая, будешь еще других учить, вот вспомнишь слова матушки. Примите с благословением...
Матушка дает маленькие подарки и произносит маленькие молитвы. Мы выходим. В руках у нас бумаги с диким текстом, благословения схимонахини и привкус одомашненного Бога, сидящего наверху Иисуса и Богоматери нашей, которые советуются, какую судьбу кому даровать...
Уже на улице я начала сравнивать с другими монахинями. У одних, более молодых, налицо все внешние признаки монахинь: праведный приспущенный взгляд, тихий голос, все, как полагается... Однако, как ни старалась, не смогла разглядеть искорки настоящей любви. «Серьезное лицо еще не признак ума, господа». Нарочито созданный облик далеко не свидетельствует о такой же сути. Под ней часто скрываются лицемерие, лжесмирение, жажда власти, честолюбие и духовная гордыня, которую великий богослов протопресвитер Александр Шмеман считал самым страшным пороком. У других, их меньше, совсем иной образ: умницы, образованные, думающие, терпимые и терпящие. И доброжелательные по природе своей, по зову сердца.
Одна из таких – матушка Мариам, примерно моя ровесница. По благословению Патриарха возглавляет детский дом. Подбирает бездомных детей, воспитывает, выводит в люди. Многие из них уже студенты, работают, у них свои дети. У матушки три высших образования: филологическое и психологическое, впоследствии окончила Духовную академию, владеет древнегреческим, латинским, образована и умна. Она прекрасно поет, читает, пишет, с ней можно говорить обо всем, матушка Мариам не строит из себя монахиню, и потому веришь ей больше.
«Быть в мире сем, но не от мира сего», учит Евангелие. Не притворяться, что ты типа не от мира сего, не выдумывать себя – большей частью корыстно – и не хитрить («хитрость – разум глупых», по словам Фазиля Искандера). А именно – быть. Преподобный Иоанн Лествичник писал о трех разумных причинах быть монахом: любовь к Богу, желание Царствия Небесного и искреннее стремление покаяться. «Если этого нет изначально, - пишет один из нынешних российских игуменов в своей статье "Легко ли быть монахом?", - то все последующее оказывается только пародией на монашескую жизнь. Тем более она превращается в фарс, если приходящий в монастырь руководствуется лишь нескромным желанием не быть "якоже прочии человецы" (Лк. 18, 11)... Прежде, во времена коммунистических гонений, когда монастыри закрывались, появилось монашество в миру. Теперь возникает другой феномен: миряне в монашестве... И если раньше, в древних монастырях, смиренные подвижники творили чудеса, то в современных — просто чудят. Популярным делом, например, становится вычисление конца света, борьба с ИНН, новыми паспортами и прочими документами».
Конечно, не всем же быть такими матушками, как мать Мария Скобцова, канонизированная Константинопольским патриархатом, спасавшая людей в Париже, в госпитале во время Второй мировой войны, попавшая в концлагерь и пошедшая на смерть вместе с другими только потому, что они боялись, чтобы доказать, что смерти нет, а Бог есть. Не всем дано сочетать в себе культуру и веру, быть такими священниками, как о.Александр Мень, о.Александр Шмеман или митрополит Антоний Сурожский. Или святой Григол Перадзе... Но дело совсем не в интеллектуальном невежестве, просто оно, как правило, часто порождает душевное, а может, и ровно наоборот. Но важнее еще духовное невежество и духовное просветление. Как они уживаются и уживаются ли, как в веру вплетаются предрассудки? Молитвенный – настоящий молитвенный – опыт дает лицу некую просветленность, доброту, но настоящий свет, в котором можно ходить и нога не преткнется, приходит, думается, когда есть именно «уверенность в вещах невидимых», когда между любым, будь то, скажем, свой народ, родина, Церковь и христианство и Христом, выбираешь Христа. И тогда во все остальное и ко всему остальному приходит истинная свобода и любовь.
...Ее долго одевали, пока мы ждали входа и ее благословения войти – большей частью, видимо, она лежит, по нездоровью и возрасту.
Единственное, что мы о ней знали: она из Сухуми. Но монахиням, впоследствии сказала матушка, запрещено рассказывать о себе, они ведь умерли для этой жизни, став невестами Христовыми. Монахи оживают после пострига для жизни небесной, забывая свои имена и земные связи жизни мира сего.
- Вы родились в Сухуми?
- Нет, я родом из Алтайского края.
- Как же Вы попали в Грузию?
- Это личное, – она опустила глаза, и скромно, по-старушечьи смущенно полуулыбнулась чему-то своему, закрывая для беседы этим жестом всю свою домонастырскую жизнь.
- Вас нельзя ни о чем спрашивать?
- Нет, - по-доброму улыбается матушка. - Вы можете спросить меня, я Вам посоветую, что смогу, я очень рада, что Бог посылает ко мне людей, и очень рада Вашему приходу, что Господь сегодня послал мне вас.
...Спрашивать и просить совета было, в общем-то, не о чем, мы пришли, скорее, из-за интереса к этому миру, достаточно разному внутри себя, и потому пришлось разговориться. Так бывает: когда не о чем говорить, начинаешь выкладывать то, о чем лучше молчать... Разговор выруливает на другие темы.
- Вы же видите, к чему все катится, но так и сказано, что будут по местам – не везде, не скажу, что везде – по местам землетрясения, войны. И Антихрист скоро придет. Нам осталось только для покаяния время.
Дальше матушка достает немыслимую для меня мракобесную перепечатку о паспортах, штрих-кодах, числе Антихриста...
- Вот, почитайте, и людям покажите. Непременно. Лучше погибнуть, но паспорта не брать.
...... Обращаю внимание на ее молодые руки.
Вообще замечала не раз: у монахов в большинстве случаев очень молодые руки. Может быть, потому что, как говорил один мой знакомый, они носят на руках Христа?
В профиль лицо чуть злее, в анфас – добрее. А в ответ на теплые слова к ней, прослезилась.
- Ну что вы, не надо так. Вот я вам ведь совсем другое советую, а вы мне хорошие слова говорите. И не говорите мне спасибо. Спасибо что такое? Спаси... а это «ба-а». Зачем оно?
- Нет, матушка, «спасибо» изначально значило «спаси Бог».
- Нет, - со знанием и тепло улыбается матушка. - Надо благодарить Бога. Не впадай в уныние, а если бывает, ладан надо зажечь, молитвы прочитать. Это – о-о, это от лукавого. Вот какую историю расскажу.
Матушка Наталья рассказывает немного невнятную историю про беса на левом плече и ангела на правом, сама смеется чему-то своему в этой истории. Зубов нет. Были вставные, но брезговала и выкинула. Жевать не может. И все смотрит, благодарит Бога за наш приход...
- Только смирением, терпением и милосердием мы победим лукавого, - наставляет схимонахиня. - Обязательно надо делать добрые дела. И всегда говорить, вслух или про себя: во имя Христа. Вот вы принесли мне подарочки, я помолилась, и сразу ангел отнес их к престолу Господню.
Думаю, так оно и есть. Как причудливо порою смешиваются в одном человеке противоположные вещи. Всматриваюсь в ее лицо: морщины, глаза светлые, кожа светлая, одета, прибрана, никаких запахов, свеча у кровати горит, иконы висят...
- Не понимаю, - недоумевает матушка. - Сейчас в монастыри приезжают и матери, и сестры, и родственники к монахиням. Так нельзя. И еще надо в монастырях молчать, молчать, при многословии и в грех впасть недолго.
Собственно говоря, это тоже верно. Во всех монастырях запрещено много говорить... Там тоже и свет, и тьма бродят – все, как за его стенами, только, пожалуй, мелькнет иногда светлое лицо, огненное в стремлении ввысь... Я видела и это.
- А о чем стихи пишешь: светские или о Боге?
...Разговариваем о чем-то еще.
- У Богоматери были черные глазки, - с еле заметным огорчением говорит.
Потом обрадовано и уверенно:
- А у нашего Господа глаза были голубые-голубые.
Что ж, думаю про себя, пусть и так. Я люблю голубые глаза, хотя очень сомнительно: Средиземноморье, смуглые люди... Да какая разница? Это ли главное?
- Ты, дочечка, такая красивая, такая хорошая, будешь еще других учить, вот вспомнишь слова матушки. Примите с благословением...
Матушка дает маленькие подарки и произносит маленькие молитвы. Мы выходим. В руках у нас бумаги с диким текстом, благословения схимонахини и привкус одомашненного Бога, сидящего наверху Иисуса и Богоматери нашей, которые советуются, какую судьбу кому даровать...
Уже на улице я начала сравнивать с другими монахинями. У одних, более молодых, налицо все внешние признаки монахинь: праведный приспущенный взгляд, тихий голос, все, как полагается... Однако, как ни старалась, не смогла разглядеть искорки настоящей любви. «Серьезное лицо еще не признак ума, господа». Нарочито созданный облик далеко не свидетельствует о такой же сути. Под ней часто скрываются лицемерие, лжесмирение, жажда власти, честолюбие и духовная гордыня, которую великий богослов протопресвитер Александр Шмеман считал самым страшным пороком. У других, их меньше, совсем иной образ: умницы, образованные, думающие, терпимые и терпящие. И доброжелательные по природе своей, по зову сердца.
Одна из таких – матушка Мариам, примерно моя ровесница. По благословению Патриарха возглавляет детский дом. Подбирает бездомных детей, воспитывает, выводит в люди. Многие из них уже студенты, работают, у них свои дети. У матушки три высших образования: филологическое и психологическое, впоследствии окончила Духовную академию, владеет древнегреческим, латинским, образована и умна. Она прекрасно поет, читает, пишет, с ней можно говорить обо всем, матушка Мариам не строит из себя монахиню, и потому веришь ей больше.
«Быть в мире сем, но не от мира сего», учит Евангелие. Не притворяться, что ты типа не от мира сего, не выдумывать себя – большей частью корыстно – и не хитрить («хитрость – разум глупых», по словам Фазиля Искандера). А именно – быть. Преподобный Иоанн Лествичник писал о трех разумных причинах быть монахом: любовь к Богу, желание Царствия Небесного и искреннее стремление покаяться. «Если этого нет изначально, - пишет один из нынешних российских игуменов в своей статье "Легко ли быть монахом?", - то все последующее оказывается только пародией на монашескую жизнь. Тем более она превращается в фарс, если приходящий в монастырь руководствуется лишь нескромным желанием не быть "якоже прочии человецы" (Лк. 18, 11)... Прежде, во времена коммунистических гонений, когда монастыри закрывались, появилось монашество в миру. Теперь возникает другой феномен: миряне в монашестве... И если раньше, в древних монастырях, смиренные подвижники творили чудеса, то в современных — просто чудят. Популярным делом, например, становится вычисление конца света, борьба с ИНН, новыми паспортами и прочими документами».
Конечно, не всем же быть такими матушками, как мать Мария Скобцова, канонизированная Константинопольским патриархатом, спасавшая людей в Париже, в госпитале во время Второй мировой войны, попавшая в концлагерь и пошедшая на смерть вместе с другими только потому, что они боялись, чтобы доказать, что смерти нет, а Бог есть. Не всем дано сочетать в себе культуру и веру, быть такими священниками, как о.Александр Мень, о.Александр Шмеман или митрополит Антоний Сурожский. Или святой Григол Перадзе... Но дело совсем не в интеллектуальном невежестве, просто оно, как правило, часто порождает душевное, а может, и ровно наоборот. Но важнее еще духовное невежество и духовное просветление. Как они уживаются и уживаются ли, как в веру вплетаются предрассудки? Молитвенный – настоящий молитвенный – опыт дает лицу некую просветленность, доброту, но настоящий свет, в котором можно ходить и нога не преткнется, приходит, думается, когда есть именно «уверенность в вещах невидимых», когда между любым, будь то, скажем, свой народ, родина, Церковь и христианство и Христом, выбираешь Христа. И тогда во все остальное и ко всему остальному приходит истинная свобода и любовь.