Елена Рыковцева: А еще говорят, что русский народ чрезвычайно покладист, в сравнении с теми же греками или французами, которые чуть что – на митинг или на забастовку. Нет-нет, акции протеста не прекращаются в Москве даже в самую лютую жару, даже адский торфяной дым не может распугать защитников Химкинского леса или участников движения «Архнадзор», протестующих против сноса усадьбы купцов Алексеевых, не говоря уже об организаторах митинга на Триумфальной, который состоится 31-го числа при любой погоде.
А еще есть люди, которые сами на такого рода мероприятия, может быть, и не ходят, но всем сердцем поддерживают тех, кто сопротивляется. Такой человек сегодня у нас в гостях - это главный редактор журнала «Медведь» Борис Минаев. Борис Минаев через всю свою редакционную колонку пропустил вот эту мысль: «Надо сопротивляться». Людям, которые на это способны, он с удовольствием предоставляет слово в своем журнале.
И сегодня мы с вашей помощью, уважаемые слушатели, попробуем провести классификацию акций протеста. Какие вы считаете разумными, а какие бессмысленными, такими, которые стопроцентно не приведут ни к какому результату? И еще вопрос: доводилось ли вам протестовать, заведомо осознавая бесполезность этого протеста? Зачем вы это делали, в таком случае?
Борис, я бы сначала предложила пройтись по тем материалам вашего журнала, которые вы считаете протестными, сопротивленческими. Сразу скажу, не во всем я с вами соглашусь. Но сначала вы их представьте.
Борис Минаев: Скорее, в колонке я хотел бы поразмышлять о сопротивлении, возможно ли оно сейчас, в каких формах. И самое главное – это те границы этого явления, до которых мы можем позволить себе дойти. В журнале-то совершенно по-разному эта тема живет и существует. Например, там есть колонка писателя Сергея Шаргунова, где он описывает классический, яркий пример сопротивления молодежного в духе 68-го года, молодежную акцию в Воронеже. А поскольку это авторская колонка ближе к рассказу, там очень много интересных деталей: как их арестовывали, как он общался с полковником милиции, ночевал в кутузке, что он ему говорил. Но он обходит конкретику: что это была за организация, какие были лозунги. Но можно догадаться, что это были люди, близкие к «лимоновцам», и что сейчас он уже относится к ним с некоторой дистанцией. Но, тем не менее, это классическая форма.
Есть тема номера про хипстеров. Хипстеры – это даже не движение молодежное, а скорее, слово, обозначившее образ жизни, тип жизни.
Елена Рыковцева: Субкультура.
Борис Минаев: Да. И что характерно для этой субкультуры. Ее представитель для себя определяет, что он находится вне зависимости от неких рамок, навязанных ему государством, обществом. Он, конечно, зависим – он должен где-то зарабатывать деньги. Но Интернет, современный медиарынок, сфера услуг позволяют ему делать это, не выходя из дома, позволяют ему не быть зависимым от тех жестких матриц, которые общество навязывает: телевизор ли это, офис, необходимость определенного рода потребления – квартира, машина. То есть это люди, ведущие свободный абсолютно образ жизни. Отчасти это тоже сопротивление.
Есть сопротивление – в этом номере нет этого материала, но он мне кажется настолько важным, что я уже в колонке проанонсировал его на сентябрь, - локальная вещь: защита чего-то, когда люди сопротивляются, потому что им очень больно за что-то.
Елена Рыковцева: Спасают что-то.
Борис Минаев: Они что-то пытаются спасти. Это, в частности, движение «Архнадзор», появившееся, кстати, благодаря Интернету, и должен отметить, что появившееся во многом благодаря активности зарубежных журналистов, ну и просто иностранцев. Сейчас есть некая иностранная колония в Москве довольно обширная. Они здесь прожили много лет, полюбили Москву, в том числе и старую Москву. И они по западным матрицам стали удивляться тому, как легко и просто сносятся в Москве исторические памятники архитектурные, имеющие обалденную ценность с точки зрения истории, культуры. Чего, конечно, они в своих Парижах, извините, не видели, наверное, давно.
Елена Рыковцева: Понять не могут вообще.
Борис Минаев: И не только они, конечно, но и историки, архитекторы. В частности, Рустам Рахматуллин, известный писатель, историк, москвовед, знаток мистической Москвы – странного явления, которое он разрабатывает в своих книгах, стал модератором-координатором этого движения. И очень быстро из общения, из сбора каких-то документов, фактов это все вышло на улицы. И в Кадашах, и по поводу последнего факта сноса усадьбы Алексеевых люди встают перед машинами, перед бульдозерами, рискуя собой.
Елена Рыковцева: И они действительно молодцы, потому что то, что показали вчера, - это в чистом виде варварство. Там же цельный ансамбль, цельные особняки, это же не руины, хотя руины тоже имеют свою ценность.
Борис Минаев: У них по закону есть собственник. Я не хочу ничего плохого сказать о московских историках и архивариусах, которые говорят: «Вот это памятник, а это вроде не памятник». Есть некая бумажка, говорящая о том, что это не памятник, что он под действие закона не попадает. Протест, который прокуратура, кстати, по заявлениям «Архнадзора» выносит, еще не рассмотрен. И все, пошли бульдозеры, пошли машины.
Короче говоря, это люди, которые собираются и на митинги, и на пикеты. И самое главное, они работают с документами, с фактами, с фотографиями, с организациями, они ведут конкретную работу по защите Москвы. И таких социальных сетей не так мало в Интернете.
Елена Рыковцева: Борис, давайте сразу остановимся на результатах. Мы вчера видели эти страшные кадры. То, как бульдозер по цельному комплексу проехался, - это очень страшно. А результат будет или не будет? Не будет же.
Борис Минаев: Остановить сразу такую политику невозможно. Это сопротивление копилось годами, ограничиваясь Интернетом, какими-то публикациями или сюжетами по телевидению и радио. Но вот, наконец, некая реально работающая структура общественная появилась. И именно последние год-два благодаря Рустаму Рахматуллину, с которым, напоминаю, в сентябрьском номере будет у нас большое интервью.
Елена Рыковцева: Борис, но ведь снесут дома несчастные купцов. И чего стоит это движение общественное?
Борис Минаев: Мне кажется, что многое изменилось благодаря их существованию. Я не готов говорить о конкретных цифрах, но что-то им отстоять удалось. Лена, вы сказали, что я сам не хожу. Я действительно не хожу на митинги, на акции протеста...
Елена Рыковцева: По крайней мере, вы не производите впечатления человека, который ходит. Может быть, оно обманчивое...
Борис Минаев: Но недавно на один митинг я случайно попал. Хотел встретиться со своими друзьями – Сашей Морозовым и Димой Врубелем, договорился о встрече, и вдруг выяснилось, что Дима Врубель, художник, ведет митинг около памятника Грибоедову в защиту Ерофеева и Самодурова, которых должны были судить за выставку «Запрещенное искусство». Это очень сложная тема – о художниках, о людях религиозных, об оскорблении их чувств, о том, до чего можно дойти, если такой фундаментализм будет распространяться на все сферы нашей жизни. По крайней мере, у меня впечатление было очень яркое. Я вышел из метро, думая: «Ну, несколько человек стоят с плакатами. Дай Бог, чтобы им разрешили». Я давно не видел настоящего митинга. И вдруг - достаточно большое количество людей – 200-300, очень много деятелей культуры, писателей, издателей, журналистов. И они все были взволнованы темой новой цензуры, теперь уже не государственной, а идущей от православной общественности. Потому что если с этой точки зрения – очень многое можно запретить и очень многое можно через судебную систему подвергнуть каким-то гонениям и репрессиям.
Елена Рыковцева: Если эта акция была такой яркой, как вы говорите, по крайней мере, она показала отношение части общества к этому.
Борис Минаев: Да. Эти люди собрались, чтобы защитить творческую свободу, свободу художника, свободу высказываний, защитить, ну, не совсем от государства. Суд – это, конечно, часть государства, но я бы не сказал, что это политика конкретно Кремля или части Кремля. Это некое достаточно таинственное стечение обстоятельств, по которому прокуратура довольно долгое время вела этот процесс, им присудили денежные штрафы, слава Богу, хотя светили более жесткие меры. Но исходило все это от «православной общественности». И это тоже вполне реальные, живые люди, со своими убеждениями, которые я уважаю. Но для меня был очень важен, прежде всего, импульс защиты какой-то ценности. И сейчас можно было бы найти кучу примеров, когда люди могли бы защищать свои права, какие-то свои ценности, протестовать против чего-либо, и это все не будет являться политическим шествием, политическим движением «а-ля 89-93 годы». Это будет конкретная защита либо ценностей, либо каких-то конкретных вещей, конкретных людей, своих прав, и это будет вполне нормально. Но это абсолютно ушло из наших общественных привычек, и только постепенно это возвращается.
Елена Рыковцева: Да, возвращается. Я всем сердцем за «Архнадзор». А кто же еще в такую жару пойдет на эту стройку?! Они стоят в дыму, бросаются под бульдозер. Химкинский лес – очень похожая история. Все документы есть, официальные инстанции говорят, что «мы строим по закону, нам Путин дал команду». Когда мы говорим в редакции: «К кому идти за комментариями?», выходит, что к Путину, потому что это трасса, которую он подписывал. И чего удалось добиться? Защитники Химкинского леса считают это своей выдающейся победой – на сутки приостановилось строительство. Потому что им должны принести документы - и ведь принесут – что трасса должна быть именно здесь и именно такой ширины. Сейчас ширина вырубки определяется. Но, Борис, принесут документы-то! Когда на таком уровне это все затевается и подписывается... Даже Митволь, человек при власти, который когда-то выступал против этой вырубки, сказал, что раз Путин разрешил, Путин и может отменить, а больше никто. То есть они сейчас стоят, заведомо зная... я все время про жару напоминаю, все эти условия нечеловеческие, и они дерутся и бросаются под топоры, зная, что не получится, пройдет трасса именно там.
Борис Минаев: Мне кажется, и основываясь на том, что я читал про «Архнадзор», и основываясь просто на жизненном опыте, конечно, сейчас резонанс от всех этих выступлений для общества в том, что они должны опять войти в привычку, чтобы приносить какой-то результат, должен быть какой-то механизм реакции у нас, у людей. И это будет реализовано в отношении средств массовой информации, которые не будут бояться освещать эти выступления. И постепенно все когда-либо придет к нормальному положению дел, когда все-таки компетентные органы, власти, начальники, администрации различные будут на это реагировать. Но пока это только первые, робкие попытки. Это, конечно, чересчур общая, философская мысль, но, тем не менее, другого пути нет.
Я, собственно, в своей редакционной колонке говорил о том, что сопротивляться обязательно надо, и это вызывает глубокое сочувствие, но нужно, конечно, не терять здравого смысла и понимания того, что это некий процесс. Он не может принести сразу результат. Не должно быть фанатизма, а руководствоваться нужно не только чувствами, эмоциями, которые нас всех захлестывают, но и каким-то здравым смыслом. Мне кажется, что в движении «Архнадзор» это было. В далеком Владивостоке, когда люди там протестовали против запрета правого руля, это было.
Елена Рыковцева: А Химки?
Борис Минаев: Когда речь идет о деревьях, конечно, люди... мы, городские люди, а особенно в такую жару, относимся к ним как к живым существам. Я помню акции, когда защищали скверик на Поварской улице, там тоже были страшные битвы. Химки, да и не только Химки, но и здания разрушаемые – это огромные деньги. Эти старые здания и земля, на которой они стоят, – это огромные деньги.
Елена Рыковцева: И человек, который подписывает снос этих зданий, - вчера я увидела это в телесюжете – боится этих людей, этих бизнесменов.
Борис Минаев: Конечно. Как только разрешили памятники или здания, которые могли бы попасть в реестр памятников, продавать с целью того, чтобы их можно было отреставрировать и так далее, произошел казус с московским правительством. Потому что, с одной стороны, у них есть деньги, они отреставрируют, они приведут в надлежащий вид, обезопасят от разрушения и пожара, а с другой стороны, они закажут похожий проект и снесут это старое здание. И это ловушка, в которую, на мой взгляд, попало само московское правительство. Когда идут такие инвестиционные, денежные потоки, с ними очень сложно справиться. И тут, конечно, необходимо вмешательство и общественности...
Елена Рыковцева: И, может, помощь самому московскому правительству нужна от общественности.
Борис, я хочу вернуться к материалу Шаргунова, который, мне кажется, тем, как он об этом пишет, обессмысливает серьезные протестные акции. По сути – я поехал в Воронеж замутить бунт. Слова «замутить» там не было, но примерно в этом роде: «Я поехал побунтовать». Ни звука, на какую тему бунт, за что боролись, собственно, про что речь-то идет? А просто человек красуется: «Иду я в синенькой рубашечке во главе толпы, локоны развеваются, глаза горят». Вот вы говорите – литература. Может быть. Но это такая смешная литература, которая эту акцию превращает в фарс.
Борис Минаев: Литература может быть и смешной, в том числе.
Елена Рыковцева: Но такой задачи он себе точно не ставил – обсмеять свою акцию.
Борис Минаев: Я написал, в том числе, поэтому свою колонку, потому что любое сопротивление, любое противостояние жесткой, давящей реальности, в нем очень много тонких моментов: искушение, опасность, какие-то возможности. Чему посвящена колонка Шаргунова. Она посвящена как бы ветру, там приведены разные примеры, когда ветер, движение организует человеческую волю, человеческие эмоции. То есть это, в общем, рассказ о том, что чувствует молодой человек, когда он такие вещи делает. И здесь рацио, конечно, уходит на второй план. Мне кажется, в этом и есть ценность этой колонки – он очень точно описал эмоцию, психологию толпы, даже когда она идет под самыми великими лозунгами. Ветер – это движение, которое само образуется, уже без участия наших мозгов, наших желаний.
Елена Рыковцева: А зачем оно образуется? Бунт ради бунта?
Борис Минаев: Оно образуется в любом случае, когда есть столкновение, и особенно образуется, когда люди молодые. А как правило, в этом участвуют молодые люди. А то, что там не названы конкретные цели этой акции, что была за акция, ну, понятно, что это сейчас не важно. Важно понять внутреннее состояние этих людей. Он относится к этому состоянию нейтрально, как писатель. А я отношусь очень сложно, и эту сложность я пытался передать в тех материалах, которые в «Медведе» выставлены, ну и в своем тексте.
Елена Рыковцева: Прочитаю сообщения, которые пришли на данную минуту.
Ирина Волкова пишет: «В конечном итоге, никому в большинстве случаев все эти просеки, и не только в Химках, не нужны. Тем более, если есть альтернативные варианты. А нужен обычный «откат», то есть обналичивание денег, и нужно лишний раз поиздеваться над жителями Москвы».
Я не думаю, что кто-то ставит специальную задачу издеваться над жителями Москвы. Нет, они решают свои проблемы. И даже не проблемы, а просто зарабатывают. Это такая система, в которую население совсем не включено.
Борис Минаев: Население забыло включиться.
Елена Рыковцева: Борис пишет: «Акции протеста в нашей стране основная часть населения отвергает. Эти акции проводят в основном либералы, которые слабо развираются в специфике нашей психологии. Им все время кажется, что мы – это Швеция, Австрия и Япония, но это совсем не так. У нас много религиозных конфессий, и это надо учитывать в первую очередь. Нельзя раскачивать лодку».
Борис Минаев: Был митинг по поводу суда под кураторами выставки «Запрещенное искусство», до этого был митинг протеста против действий прокуратуры и суда. А как это возникло? Пришли активисты из церкви, возмутились, устроили на выставке... И это тоже была акция протеста – акция православных, религиозных, активных людей. И это свидетельствует о том, что активность копится, она может выплеснуться в любой момент. И именно поэтому очень важны все нынешние вещи, какой-то опыт, чтобы было все, что называется, в цивилизованных рамках.
Елена Рыковцева: Вот что пишет нам Марк из Москвы: «В этот раз 31 июля мы с друзьями решили обязательно пойти на площадь. Лимонова мы не любим, но не в нем дело. Западло сидеть на кухне и материть наше «уродовластие», когда людей бьют за наши права. Побьют и нас – злее будем». Вот это позиция!
Борис Минаев: Это то, что описывает Шаргунов.
Елена Рыковцева: «Путин в беседе с Шевчуком сказал, что, выходя на Триумфальную, демократы мешают проезду дачников, и отдал площадь другим политическим течениям. Скажите, где же здесь хоть капля логики?», - спрашивает Борис из Москвы. Борис ищет логику здесь.
Борис Минаев: Шевчук – это яркий пример сопротивления на уровне отдельного человека, который пришел с желанием высказать руководителю страны какие-то важные вещи, сказал, не побоялся, вступил в диалог, спор. Ну, у Путина свои аргументы, он считает, как и предыдущий наш адресат, что у нас таких очень мало, а простых людей очень много, и им надо ехать на дачу. Это совсем другая логика.
Елена Рыковцева: Это даже не логика, а это демагогией, вообще-то, называется. Потому что в это же время разрешают провести на Триумфальной площади другой организации митинг, и это не мешает ехать на дачи. Даже разбирать смешно это безобразие.
Борис Минаев: Кстати, Питер – это хороший пример. Вот башня «Газпрома». Говорили-говорили, митинговали, протестовали около года, но что-то же изменилось.
Елена Рыковцева: Ну да, наверное.
Борис, сама собой появилась форма протеста – поход писателей или творческой интеллигенции к Путину, когда вдруг объявляется какой-то «урод» в семье писательской или творческой. И у одного из таких «уродов» берет интервью, например, Игорь Свинаренко в вашем журнале – это Александр Архангельский, который сходил к Путину в свое время. И это был как раз тот момент, когда не пошел Дмитрий Быков, не пошел, по-моему, Прилепин. А Александр Архангельский пошел и... огреб по полной программе от всех своих друзей за то, что он пошел. Но он ухитрился все-таки вставить какое-то слово ключевое, вроде «Ходорковский», и таким образом, получилось, что внес свой протестный вклад в это мероприятие. Но он же и рассказал в этом интервью, что «я же случайно встрял, потому что 45 минут говорил и говорил Андрей Битов». А мы даже не узнали, о чем же он говорил. Потому что, видимо, он говорил не самые революционные вещи. Шевчук тоже говорил много, но об этом узнала вся страна.
Борис Минаев: Во-первых, писатели, творческие люди, как вы их назвали, то есть популярные артисты там были в основном – Чулпан Хаматова и так далее – на этой встрече с Путиным в Питере, они сами не приходят, их зовут, их приглашают.
Я бы не демонизировал и не оглуплял власть. Они приглашают пока еще нормальных, интеллигентных, умных людей. Кстати, этот бестселлер, то есть диалог Шевчука и Путина, в полном виде я прочел на сайте правительства России, и это очень хорошо.
Елена Рыковцева: Путин потом хвастался во Франции, что «видите, какой у меня был диалог с Шевчуком, и он висит на сайте».
Борис Минаев: В беседе Свинаренко с Архангельским в августовском номере Архангельский говорит о том, что его ругали: «Если уж ты взял слово, ты должен был выдвигать какие-то претензии».
Елена Рыковцева: Сказать, что Путин должен уйти в отставку.
Борис Минаев: Да. «А ты вместо этого спрашивал. Ты задавал вопросы, и поставил его в удобную позицию». Мне кажется, это неправильно. Вопросы – это тоже хорошо. Смотря как их задавать и о чем. И зная Александра Архангельского как очень умного и честного человека, мне кажется, очень важно, что он там был. И мне кажется очень важным, что периодически, и как мы видим, уже довольно часто, такие диалоги возникают. И к выборам они будут возникать все чаще.
Елена Рыковцева: И совсем не мешает, чтобы по темечку словом «Ходорковский» тюкали все-таки. А то где он услышит еще эту фамилию?
Борис Минаев: Абсолютно не мешает. Честно говоря, то, что печатает, например, «Esquire» переписку Акунина с Ходорковским, или журнал «Знамя» - переписку Улицкой с Ходорковским, и то, что об этом говорят люди, даже собираются ставить спектакли на эту тему, а уж Интернет весь полон такими вещами, - мне кажется, это очень отрадное явление. Оно, конечно, не решает каких-то кардинальных наших проблем, но оно подвигает нас к их решению, хотя бы на какой-то шаг. Нельзя успокаиваться, но не нужно этого недооценивать.
Елена Рыковцева: Марина Николаевна из Москвы, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Всем известно, что рыба гниет с головы. Но ведь если голову отрезать, рыба свежей не станет, она все равно будет гнилая. А у нас все на голову. А кто занимается этими вещами, можно сказать, ниже головы? У нас чуть что – сразу к Путину. «Надо Путина свергать». Правильно, его свергать надо, но у нас же все равно гниль останется. Вот писатели и поэты. Возьмите Чехова. Когда он писал «Три сестры», он ведь не говорил о царе, о его жене, о придворных, он говорил о внутренней сущности человека, как на него и на других действует разрушающая атмосфера такой власти. А у нас лес рубят – к Путину. Да ему наплевать на этот лес, и все это знают, но все равно к нему идут. Что, у них нет своих губернаторов, всяких подпевал? Нужно стоять стеной около домов подпевал, а не идти к Путину.
Елена Рыковцева: Я, конечно, не очень знакома с временными процессами разложения рыбы, но мне все-таки кажется, что смысл пословицы в том, что пока гниет голова, часть туловища еще сохраняет более-менее какую-то...
Борис Минаев: Кроме прямого и непосредственного парадокса, заложенного в этой пословице, никакого глубинного смысла в ней никогда не видел.
Елена Рыковцева: Уж если рыба гниет, так она сразу вся или все-таки чуть-чуть торможение происходит между головой и остальным туловищем?
Борис Минаев: Не могу ответить на этот вопрос. Мне кажется, что Марина Николаевна права в том, что все наши акции протеста, если они дальше будут иметь какое-то движение, развитие, какие-то организации общественные, появится смысл как раз в том, чтобы реагировали местные власти, локальные власти.
Елена Рыковцева: А вы представляете себе, какой ужас для губернатора, что все это подписано Путиным? Что Громов, губернатор, может сделать? Если это хотя бы было его решение, и он мог что-то менять, - это была бы локальная, местная трасса, а это федеральная трасса «Нижний Новгород – Москва», и только здесь она может пройти, вот этот участок признан целесообразным. Что сделает Громов, хоть застойся у его особняка?
Борис Минаев: Я не знаю, что он может сделать.
Елена Рыковцева: «При режиме «временщиков» малочисленные акции протеста любой направленности – как об стенку горох. Наш суд очень двуличен, за одну и ту же статью дают разное наказание. Главному редактору газеты «Православная Русь» за эту же статью дали 3 года поселения (видимо, по этой же статье – Е.Р.), а Самодурову и Ерофееву за ту же статью присудили копейки. Для них 200 тысяч рублей – все равно, что для пенсионера 2 рубля». Я не знаю, что было с «Православной Русью», не знаю этой истории.
Борис Минаев: Разжигание межконфессиональной и межнациональной розни – это страшная, тяжелая статья. Если какой-то художник нарисовал или инсталлировал некую картину, в символах которой показалось какое-то оскорбление, это не значит, что он разжигает межконфессиональную рознь - вот об этом говорили на митинге защитники Ерофеева и Самодурова. Если же человек опубликовал текст, где он прямо пишет о том, что нужно удалять из России всех нерусских, - это другая история совсем. Я не знаю, о каком тексте идет речь, может быть, я ошибаюсь. Но тут нужно всегда проводить какие-то градации.
Елена Рыковцева: Борис, я хотела бы вам предложить обсудить статью, которая очень широко рекламировалась в Интернете. Журнал «Огонек» выставлял ее на баннер в Газете.Ру, видимо, желая, чтобы все ее прочитали, что мы с вами и сделали. Это статья Дмитрия Губина, она о том, что протест становится гламурным, что сейчас «глянцевые» издания считают своим долгом давать слово всяческим бунтарям. Пишет так автор: «Как случилось, что вся оппозиция, от Эдуарда Лимонова до Евгения Киселева, ведет колонки в образцово глянцевом журнале GQ? А Ксения Соколова, обычно интервьюирующая для GQ мужиков-знаменитостей на тему, как они потеряли невинность, вдруг пишет репортаж из зала суда над Ходорковским, где называет Ходорковского настоящим мужчиной, а всех его экзекуторов - унылым говном? Когда это, скажите, глянец залезал в политику далее анекдотов? Но откройте последний номер «Esquire» - и через минуту обнаружите, что перед вами в эстетской личине готовый сборник речей для обвинительного процесса. Про вранье и коррупцию в армии, про развал всей медицины, про неэффективность вертикали власти как системы, вообще про то, как все насквозь сгнило и что так жить нельзя. А в колонке главреда прочтете, что попытка интеллигенции говорить с Путиным - это попытка класть правду к подножию огромной каменной горы». И я просто перескажу, какие выводы делает автор. Собственно, не выводы, он, скорее, размышляет, что если раньше все это продавалось, все это было хорошим товаром – такого рода мысли, те же Евгении Киселевы могли позволить себе покупать хорошие машины, то теперь Эдуард Лимонов бедствует, денег ему не хватает даже на то, чтобы выплатить по суду штраф Юрию Лужкову. Значит, все это уже не для зарабатывания денег они это делают, в этом он не обвиняет интеллигенцию, гламурные журналы, а это всего лишь модно. И не очень хорошо понимает Дмитрий Губин, зачем вся эта мода, если власть на всю эту группу товарищей плюет с самой высокой колокольни. «Мода развивается подобно эпидемии, - пишет автор, - но рано или поздно идет на спад». То есть когда уже, наконец-то, допрет до интеллигенции, что говори – не говори, собака лает, а караван идет, она, наверное, всю эту глупость свою прекратит. Я бы хотела узнать ваше мнение об этой позиции, Борис.
Борис Минаев: Тут смешано несколько тем в одну. Мне кажется, что это явление не только в «глянцевой» прессе – в GQ, в «Esquire», отчасти в «Медведе» кстати, оно и в Интернете существует, и в некоторых других изданиях. Это некое расширение границ критики тех процессов, которые у нас в обществе происходят. Это стало можно почему-то в последние два года. Я не согласен, что это стало модным. Модно – в том числе. Когда несколько лет нигде и ничего, а сейчас есть даже на телевидении «Пятый» канал, где есть и Быков, и Сванидзе, и Сорокина, и там что-то обсуждается, и какие-то противоположные точки зрения высказываются, и это даже по телевизору. Да, есть так называемая «глянцевая» пресса, то есть толстые, иллюстрированные ежемесячники, где редакторы не боятся такие вещи печатать. Издатели вдруг почувствовали возможность того, что...
Елена Рыковцева: ...что не нашлют санэпидемстанцию. Вот и все.
Борис Минаев: Кстати, все это возникло и там, и здесь вслед за Интернетом. Сначала это появилось в Интернете. Появились как личные блоги отдельных авторов, так и такие ресурсы, как «Slon.Ru», например, мощные, где все авторы собраны вместе. Просто расширились границы, как сказали бы раньше, гласности. И что в этом плохого? Я не вижу в этой моде ничего плохого. Мода всегда отражает некую тенденцию.
Елена Рыковцева: Я все равно не понимаю, почему вы считаете, что это мода? Почему вы не допускаете, что человек так думает? Может быть, он, наоборот, старомодный в этом. Может быть, либерализм – это не так уж и модно. А просто он так думает и пишет. И эта девушка, Ксения Соколова, она возмущена этим процессом, и выходит, что у нее нет права написать то, что она об это подумала? Ее нужно обязательно как-то классифицировать, уличить, сказать, что она модничает, что она хочет выпендриться. Слава Богу, что не заработать на этом, спасибо.
Борис Минаев: Мой товарищ по «Огоньку» Дмитрий Губин...
Елена Рыковцева: Наш с вами общий товарищ.
Борис Минаев: ...он, наверное, здесь имеет в виду, что если в 90-ые годы было ощущение, что рождается новый средний класс, что все свободолюбивые издания, которые никого и ничего не боятся, поскольку Ельцин ничего не запрещал, может быть, они проплачены олигархами, но они все-таки работают на создание нового среднего класса, на идеологию нового среднего класса. В этой статье он говорит о том, что средний класс никуда не продвинулся, а обогащается отнюдь не средний класс, а госслужащие, и не понятно, как они обогащаются. Поэтому никакой серьезной тенденции, никакого серьезного движения за этим не стоит, поскольку нет даже экономики этого дела.
Елена Рыковцева: Это он уже к читателям обращается: и не думайте, что если они это пишут, значит, у нас тут какая-то «оттепель», это ни о чем не говорит.
Борис Минаев: Мысль такая, что на эту «оттепель» нет никакого социального заказа. То есть за этим не стоят никакие бюджеты, а просто люди сотрясают воздух, но никому это не нужно, неинтересно, среднего класса нет, социального заказа нет, и ничего не будет, а просто модно. То есть люди, которые стараются быть модными, в модных журналах пытаются уловить какой-то якобы модный тренд. Но я так не считаю. Я еще раз говорю, это происходит не только в «глянцевых» изданиях. Слава Богу, что «глянец» стал площадкой хотя бы для отдельных публикаций. Но это вообще происходит в обществе, как я считаю. Я не знаю, есть ли социальный заказ или нет, есть некое самостоятельно возникшее движение, и не понятно, от чего оно зависит.
Елена Рыковцева: Михаил из Москвы, здравствуйте.
Слушатель: Добрый день. У нас больное общество, больной народ, и правители это отлично знают и понимают. У правителей и народа разные интересы. У власти в настоящий момент находятся «временщики», которые не связывают свое будущее с этой страной, поэтому они так себя и ведут. Их цели: набрать «бабла» и свалить, - это их элементарное стремление.
Елена Рыковцева: Виктор из Москвы, здравствуйте.
Слушатель: Я хочу сказать вам, что эти безнадежные действия – «Архнадзор» и так далее – это памятники человеческого духа. Это они обеспечивают нам ощущение, что мы еще люди. Кстати, губернаторы совсем не трусы, что показывает то, что сейчас происходит. И эти-то там, конечно, шкурой это понимают. А вот что касается Губина, я его не читал и читать не хочу. Нередко бывает, что, вроде бы, справедливые слова, но они так в унисон с официозом, что хочется плюнуть, потому что это натуральная подлость.
Борис Минаев: Очень резкие оценки в первом и во втором случае. Конечно, не подлость, а просто человеку не нравится то, что пишут. Ну, не нравится, высказался. Но подлости здесь нет. А что касается «временщиков», то тут без комментариев. Мне кажется, что это очень крайняя безнадежность. И дело даже не в том, что она крайняя, а это безнадежная позиция.
Елена Рыковцева: «Цинизм чиновников безграничен, так как они чуют носом молчаливую поддержку Путиных всех мастей. Но сопротивление необходимо – в нем достоинство народа. Сегодня, несмотря на события в Химках, власти ЗАО разрешили уничтожить маленький сквер на набережной Шевченко, единственный оазис на Кутузовском проспекте. Туда самосвалы вывозят мусор со стройки школы, цинично заявляя, что любая подлость, одобренная властью, перестает быть таковой», - Анна пишет. Я ничего пока не знаю про этот сквер. Это какая-то свежая информация, сегодняшняя – уничтожение сквера на Кутузовском проспекте, вдобавок ко всему. И вообще такое впечатление, что под эту жару решили все быстро добить, доразрушать, все, что недоразрушили в нормальное время года, пользуясь тем, что люди сейчас спасают свое здоровье.
Борис Минаев: Мне жалко последние деревья в городе. Хотя Москва – довольно зеленый город, в нем много парков, даже заповедников, даже диких зверей. И об этом мы тоже будем скоро писать. Тем не менее, все, что в центре, конечно, безумно жалко, любой скверик. И особенно в жару это чувствуешь, да и не в жару. Это душа Москвы отчасти.
Елена Рыковцева: И я еще хочу добавить, что к этой публикации Дмитрия Губина присовокупил журнал опрос Левада-Центра.
Два вопроса задают россиянам. «Полезно ли для России свободная критика власти?». 56% - «скорее, да, полезна», согласились. «Скорее нет» - 12% всего лишь. И очень любопытен второй вопрос: «Приносит ли нынешняя критика власти какие-нибудь результаты?». Если мы будем проецировать это на тему сегодняшнего разговора, можно так переиначить: акции протеста, например, приносят? И вот что отвечают россияне. 37% - «скорее нет», 26% - «скорее да». 19% - «определенно нет». 15% затруднились сказать. 3% - «определенно да». Безусловно, больше тех, что считает, что критика власти результатов не приносит.
Борис Минаев: Я считаю, что результат могут принести те формы протеста и та критика, которые направлены на защиту каких-то конкретных людей, ценностей, даже отдельных деревьев. Потому что критиковать власть вообще за какие-то фундаментальные вещи – что страна пошла не в том направлении, нужно, можно, и люди критикуют, но все-таки это дело писателей, мыслителей, журналистов. А дело граждан, коль уж они решили собраться в одном месте и в одно время, - мне кажется, все-таки защитить что-то конкретное. И это, мне кажется, принесет результат. Таков мой прогноз.
Елена Рыковцева: Мы на этом прогнозе завершим программу «Час прессы» на волнах Радио Свобода.
А еще есть люди, которые сами на такого рода мероприятия, может быть, и не ходят, но всем сердцем поддерживают тех, кто сопротивляется. Такой человек сегодня у нас в гостях - это главный редактор журнала «Медведь» Борис Минаев. Борис Минаев через всю свою редакционную колонку пропустил вот эту мысль: «Надо сопротивляться». Людям, которые на это способны, он с удовольствием предоставляет слово в своем журнале.
И сегодня мы с вашей помощью, уважаемые слушатели, попробуем провести классификацию акций протеста. Какие вы считаете разумными, а какие бессмысленными, такими, которые стопроцентно не приведут ни к какому результату? И еще вопрос: доводилось ли вам протестовать, заведомо осознавая бесполезность этого протеста? Зачем вы это делали, в таком случае?
Борис, я бы сначала предложила пройтись по тем материалам вашего журнала, которые вы считаете протестными, сопротивленческими. Сразу скажу, не во всем я с вами соглашусь. Но сначала вы их представьте.
Борис Минаев: Скорее, в колонке я хотел бы поразмышлять о сопротивлении, возможно ли оно сейчас, в каких формах. И самое главное – это те границы этого явления, до которых мы можем позволить себе дойти. В журнале-то совершенно по-разному эта тема живет и существует. Например, там есть колонка писателя Сергея Шаргунова, где он описывает классический, яркий пример сопротивления молодежного в духе 68-го года, молодежную акцию в Воронеже. А поскольку это авторская колонка ближе к рассказу, там очень много интересных деталей: как их арестовывали, как он общался с полковником милиции, ночевал в кутузке, что он ему говорил. Но он обходит конкретику: что это была за организация, какие были лозунги. Но можно догадаться, что это были люди, близкие к «лимоновцам», и что сейчас он уже относится к ним с некоторой дистанцией. Но, тем не менее, это классическая форма.
Есть тема номера про хипстеров. Хипстеры – это даже не движение молодежное, а скорее, слово, обозначившее образ жизни, тип жизни.
Елена Рыковцева: Субкультура.
Борис Минаев: Да. И что характерно для этой субкультуры. Ее представитель для себя определяет, что он находится вне зависимости от неких рамок, навязанных ему государством, обществом. Он, конечно, зависим – он должен где-то зарабатывать деньги. Но Интернет, современный медиарынок, сфера услуг позволяют ему делать это, не выходя из дома, позволяют ему не быть зависимым от тех жестких матриц, которые общество навязывает: телевизор ли это, офис, необходимость определенного рода потребления – квартира, машина. То есть это люди, ведущие свободный абсолютно образ жизни. Отчасти это тоже сопротивление.
Есть сопротивление – в этом номере нет этого материала, но он мне кажется настолько важным, что я уже в колонке проанонсировал его на сентябрь, - локальная вещь: защита чего-то, когда люди сопротивляются, потому что им очень больно за что-то.
Елена Рыковцева: Спасают что-то.
Борис Минаев: Они что-то пытаются спасти. Это, в частности, движение «Архнадзор», появившееся, кстати, благодаря Интернету, и должен отметить, что появившееся во многом благодаря активности зарубежных журналистов, ну и просто иностранцев. Сейчас есть некая иностранная колония в Москве довольно обширная. Они здесь прожили много лет, полюбили Москву, в том числе и старую Москву. И они по западным матрицам стали удивляться тому, как легко и просто сносятся в Москве исторические памятники архитектурные, имеющие обалденную ценность с точки зрения истории, культуры. Чего, конечно, они в своих Парижах, извините, не видели, наверное, давно.
Елена Рыковцева: Понять не могут вообще.
Борис Минаев: И не только они, конечно, но и историки, архитекторы. В частности, Рустам Рахматуллин, известный писатель, историк, москвовед, знаток мистической Москвы – странного явления, которое он разрабатывает в своих книгах, стал модератором-координатором этого движения. И очень быстро из общения, из сбора каких-то документов, фактов это все вышло на улицы. И в Кадашах, и по поводу последнего факта сноса усадьбы Алексеевых люди встают перед машинами, перед бульдозерами, рискуя собой.
Елена Рыковцева: И они действительно молодцы, потому что то, что показали вчера, - это в чистом виде варварство. Там же цельный ансамбль, цельные особняки, это же не руины, хотя руины тоже имеют свою ценность.
Борис Минаев: У них по закону есть собственник. Я не хочу ничего плохого сказать о московских историках и архивариусах, которые говорят: «Вот это памятник, а это вроде не памятник». Есть некая бумажка, говорящая о том, что это не памятник, что он под действие закона не попадает. Протест, который прокуратура, кстати, по заявлениям «Архнадзора» выносит, еще не рассмотрен. И все, пошли бульдозеры, пошли машины.
Короче говоря, это люди, которые собираются и на митинги, и на пикеты. И самое главное, они работают с документами, с фактами, с фотографиями, с организациями, они ведут конкретную работу по защите Москвы. И таких социальных сетей не так мало в Интернете.
Елена Рыковцева: Борис, давайте сразу остановимся на результатах. Мы вчера видели эти страшные кадры. То, как бульдозер по цельному комплексу проехался, - это очень страшно. А результат будет или не будет? Не будет же.
Борис Минаев: Остановить сразу такую политику невозможно. Это сопротивление копилось годами, ограничиваясь Интернетом, какими-то публикациями или сюжетами по телевидению и радио. Но вот, наконец, некая реально работающая структура общественная появилась. И именно последние год-два благодаря Рустаму Рахматуллину, с которым, напоминаю, в сентябрьском номере будет у нас большое интервью.
Елена Рыковцева: Борис, но ведь снесут дома несчастные купцов. И чего стоит это движение общественное?
Борис Минаев: Мне кажется, что многое изменилось благодаря их существованию. Я не готов говорить о конкретных цифрах, но что-то им отстоять удалось. Лена, вы сказали, что я сам не хожу. Я действительно не хожу на митинги, на акции протеста...
Елена Рыковцева: По крайней мере, вы не производите впечатления человека, который ходит. Может быть, оно обманчивое...
Борис Минаев: Но недавно на один митинг я случайно попал. Хотел встретиться со своими друзьями – Сашей Морозовым и Димой Врубелем, договорился о встрече, и вдруг выяснилось, что Дима Врубель, художник, ведет митинг около памятника Грибоедову в защиту Ерофеева и Самодурова, которых должны были судить за выставку «Запрещенное искусство». Это очень сложная тема – о художниках, о людях религиозных, об оскорблении их чувств, о том, до чего можно дойти, если такой фундаментализм будет распространяться на все сферы нашей жизни. По крайней мере, у меня впечатление было очень яркое. Я вышел из метро, думая: «Ну, несколько человек стоят с плакатами. Дай Бог, чтобы им разрешили». Я давно не видел настоящего митинга. И вдруг - достаточно большое количество людей – 200-300, очень много деятелей культуры, писателей, издателей, журналистов. И они все были взволнованы темой новой цензуры, теперь уже не государственной, а идущей от православной общественности. Потому что если с этой точки зрения – очень многое можно запретить и очень многое можно через судебную систему подвергнуть каким-то гонениям и репрессиям.
Елена Рыковцева: Если эта акция была такой яркой, как вы говорите, по крайней мере, она показала отношение части общества к этому.
Борис Минаев: Да. Эти люди собрались, чтобы защитить творческую свободу, свободу художника, свободу высказываний, защитить, ну, не совсем от государства. Суд – это, конечно, часть государства, но я бы не сказал, что это политика конкретно Кремля или части Кремля. Это некое достаточно таинственное стечение обстоятельств, по которому прокуратура довольно долгое время вела этот процесс, им присудили денежные штрафы, слава Богу, хотя светили более жесткие меры. Но исходило все это от «православной общественности». И это тоже вполне реальные, живые люди, со своими убеждениями, которые я уважаю. Но для меня был очень важен, прежде всего, импульс защиты какой-то ценности. И сейчас можно было бы найти кучу примеров, когда люди могли бы защищать свои права, какие-то свои ценности, протестовать против чего-либо, и это все не будет являться политическим шествием, политическим движением «а-ля 89-93 годы». Это будет конкретная защита либо ценностей, либо каких-то конкретных вещей, конкретных людей, своих прав, и это будет вполне нормально. Но это абсолютно ушло из наших общественных привычек, и только постепенно это возвращается.
Елена Рыковцева: Да, возвращается. Я всем сердцем за «Архнадзор». А кто же еще в такую жару пойдет на эту стройку?! Они стоят в дыму, бросаются под бульдозер. Химкинский лес – очень похожая история. Все документы есть, официальные инстанции говорят, что «мы строим по закону, нам Путин дал команду». Когда мы говорим в редакции: «К кому идти за комментариями?», выходит, что к Путину, потому что это трасса, которую он подписывал. И чего удалось добиться? Защитники Химкинского леса считают это своей выдающейся победой – на сутки приостановилось строительство. Потому что им должны принести документы - и ведь принесут – что трасса должна быть именно здесь и именно такой ширины. Сейчас ширина вырубки определяется. Но, Борис, принесут документы-то! Когда на таком уровне это все затевается и подписывается... Даже Митволь, человек при власти, который когда-то выступал против этой вырубки, сказал, что раз Путин разрешил, Путин и может отменить, а больше никто. То есть они сейчас стоят, заведомо зная... я все время про жару напоминаю, все эти условия нечеловеческие, и они дерутся и бросаются под топоры, зная, что не получится, пройдет трасса именно там.
Борис Минаев: Мне кажется, и основываясь на том, что я читал про «Архнадзор», и основываясь просто на жизненном опыте, конечно, сейчас резонанс от всех этих выступлений для общества в том, что они должны опять войти в привычку, чтобы приносить какой-то результат, должен быть какой-то механизм реакции у нас, у людей. И это будет реализовано в отношении средств массовой информации, которые не будут бояться освещать эти выступления. И постепенно все когда-либо придет к нормальному положению дел, когда все-таки компетентные органы, власти, начальники, администрации различные будут на это реагировать. Но пока это только первые, робкие попытки. Это, конечно, чересчур общая, философская мысль, но, тем не менее, другого пути нет.
Я, собственно, в своей редакционной колонке говорил о том, что сопротивляться обязательно надо, и это вызывает глубокое сочувствие, но нужно, конечно, не терять здравого смысла и понимания того, что это некий процесс. Он не может принести сразу результат. Не должно быть фанатизма, а руководствоваться нужно не только чувствами, эмоциями, которые нас всех захлестывают, но и каким-то здравым смыслом. Мне кажется, что в движении «Архнадзор» это было. В далеком Владивостоке, когда люди там протестовали против запрета правого руля, это было.
Елена Рыковцева: А Химки?
Борис Минаев: Когда речь идет о деревьях, конечно, люди... мы, городские люди, а особенно в такую жару, относимся к ним как к живым существам. Я помню акции, когда защищали скверик на Поварской улице, там тоже были страшные битвы. Химки, да и не только Химки, но и здания разрушаемые – это огромные деньги. Эти старые здания и земля, на которой они стоят, – это огромные деньги.
Елена Рыковцева: И человек, который подписывает снос этих зданий, - вчера я увидела это в телесюжете – боится этих людей, этих бизнесменов.
Борис Минаев: Конечно. Как только разрешили памятники или здания, которые могли бы попасть в реестр памятников, продавать с целью того, чтобы их можно было отреставрировать и так далее, произошел казус с московским правительством. Потому что, с одной стороны, у них есть деньги, они отреставрируют, они приведут в надлежащий вид, обезопасят от разрушения и пожара, а с другой стороны, они закажут похожий проект и снесут это старое здание. И это ловушка, в которую, на мой взгляд, попало само московское правительство. Когда идут такие инвестиционные, денежные потоки, с ними очень сложно справиться. И тут, конечно, необходимо вмешательство и общественности...
Елена Рыковцева: И, может, помощь самому московскому правительству нужна от общественности.
Борис, я хочу вернуться к материалу Шаргунова, который, мне кажется, тем, как он об этом пишет, обессмысливает серьезные протестные акции. По сути – я поехал в Воронеж замутить бунт. Слова «замутить» там не было, но примерно в этом роде: «Я поехал побунтовать». Ни звука, на какую тему бунт, за что боролись, собственно, про что речь-то идет? А просто человек красуется: «Иду я в синенькой рубашечке во главе толпы, локоны развеваются, глаза горят». Вот вы говорите – литература. Может быть. Но это такая смешная литература, которая эту акцию превращает в фарс.
Борис Минаев: Литература может быть и смешной, в том числе.
Елена Рыковцева: Но такой задачи он себе точно не ставил – обсмеять свою акцию.
Борис Минаев: Я написал, в том числе, поэтому свою колонку, потому что любое сопротивление, любое противостояние жесткой, давящей реальности, в нем очень много тонких моментов: искушение, опасность, какие-то возможности. Чему посвящена колонка Шаргунова. Она посвящена как бы ветру, там приведены разные примеры, когда ветер, движение организует человеческую волю, человеческие эмоции. То есть это, в общем, рассказ о том, что чувствует молодой человек, когда он такие вещи делает. И здесь рацио, конечно, уходит на второй план. Мне кажется, в этом и есть ценность этой колонки – он очень точно описал эмоцию, психологию толпы, даже когда она идет под самыми великими лозунгами. Ветер – это движение, которое само образуется, уже без участия наших мозгов, наших желаний.
Елена Рыковцева: А зачем оно образуется? Бунт ради бунта?
Борис Минаев: Оно образуется в любом случае, когда есть столкновение, и особенно образуется, когда люди молодые. А как правило, в этом участвуют молодые люди. А то, что там не названы конкретные цели этой акции, что была за акция, ну, понятно, что это сейчас не важно. Важно понять внутреннее состояние этих людей. Он относится к этому состоянию нейтрально, как писатель. А я отношусь очень сложно, и эту сложность я пытался передать в тех материалах, которые в «Медведе» выставлены, ну и в своем тексте.
Елена Рыковцева: Прочитаю сообщения, которые пришли на данную минуту.
Ирина Волкова пишет: «В конечном итоге, никому в большинстве случаев все эти просеки, и не только в Химках, не нужны. Тем более, если есть альтернативные варианты. А нужен обычный «откат», то есть обналичивание денег, и нужно лишний раз поиздеваться над жителями Москвы».
Я не думаю, что кто-то ставит специальную задачу издеваться над жителями Москвы. Нет, они решают свои проблемы. И даже не проблемы, а просто зарабатывают. Это такая система, в которую население совсем не включено.
Борис Минаев: Население забыло включиться.
Елена Рыковцева: Борис пишет: «Акции протеста в нашей стране основная часть населения отвергает. Эти акции проводят в основном либералы, которые слабо развираются в специфике нашей психологии. Им все время кажется, что мы – это Швеция, Австрия и Япония, но это совсем не так. У нас много религиозных конфессий, и это надо учитывать в первую очередь. Нельзя раскачивать лодку».
Борис Минаев: Был митинг по поводу суда под кураторами выставки «Запрещенное искусство», до этого был митинг протеста против действий прокуратуры и суда. А как это возникло? Пришли активисты из церкви, возмутились, устроили на выставке... И это тоже была акция протеста – акция православных, религиозных, активных людей. И это свидетельствует о том, что активность копится, она может выплеснуться в любой момент. И именно поэтому очень важны все нынешние вещи, какой-то опыт, чтобы было все, что называется, в цивилизованных рамках.
Елена Рыковцева: Вот что пишет нам Марк из Москвы: «В этот раз 31 июля мы с друзьями решили обязательно пойти на площадь. Лимонова мы не любим, но не в нем дело. Западло сидеть на кухне и материть наше «уродовластие», когда людей бьют за наши права. Побьют и нас – злее будем». Вот это позиция!
Борис Минаев: Это то, что описывает Шаргунов.
Елена Рыковцева: «Путин в беседе с Шевчуком сказал, что, выходя на Триумфальную, демократы мешают проезду дачников, и отдал площадь другим политическим течениям. Скажите, где же здесь хоть капля логики?», - спрашивает Борис из Москвы. Борис ищет логику здесь.
Борис Минаев: Шевчук – это яркий пример сопротивления на уровне отдельного человека, который пришел с желанием высказать руководителю страны какие-то важные вещи, сказал, не побоялся, вступил в диалог, спор. Ну, у Путина свои аргументы, он считает, как и предыдущий наш адресат, что у нас таких очень мало, а простых людей очень много, и им надо ехать на дачу. Это совсем другая логика.
Елена Рыковцева: Это даже не логика, а это демагогией, вообще-то, называется. Потому что в это же время разрешают провести на Триумфальной площади другой организации митинг, и это не мешает ехать на дачи. Даже разбирать смешно это безобразие.
Борис Минаев: Кстати, Питер – это хороший пример. Вот башня «Газпрома». Говорили-говорили, митинговали, протестовали около года, но что-то же изменилось.
Елена Рыковцева: Ну да, наверное.
Борис, сама собой появилась форма протеста – поход писателей или творческой интеллигенции к Путину, когда вдруг объявляется какой-то «урод» в семье писательской или творческой. И у одного из таких «уродов» берет интервью, например, Игорь Свинаренко в вашем журнале – это Александр Архангельский, который сходил к Путину в свое время. И это был как раз тот момент, когда не пошел Дмитрий Быков, не пошел, по-моему, Прилепин. А Александр Архангельский пошел и... огреб по полной программе от всех своих друзей за то, что он пошел. Но он ухитрился все-таки вставить какое-то слово ключевое, вроде «Ходорковский», и таким образом, получилось, что внес свой протестный вклад в это мероприятие. Но он же и рассказал в этом интервью, что «я же случайно встрял, потому что 45 минут говорил и говорил Андрей Битов». А мы даже не узнали, о чем же он говорил. Потому что, видимо, он говорил не самые революционные вещи. Шевчук тоже говорил много, но об этом узнала вся страна.
Борис Минаев: Во-первых, писатели, творческие люди, как вы их назвали, то есть популярные артисты там были в основном – Чулпан Хаматова и так далее – на этой встрече с Путиным в Питере, они сами не приходят, их зовут, их приглашают.
Я бы не демонизировал и не оглуплял власть. Они приглашают пока еще нормальных, интеллигентных, умных людей. Кстати, этот бестселлер, то есть диалог Шевчука и Путина, в полном виде я прочел на сайте правительства России, и это очень хорошо.
Елена Рыковцева: Путин потом хвастался во Франции, что «видите, какой у меня был диалог с Шевчуком, и он висит на сайте».
Борис Минаев: В беседе Свинаренко с Архангельским в августовском номере Архангельский говорит о том, что его ругали: «Если уж ты взял слово, ты должен был выдвигать какие-то претензии».
Елена Рыковцева: Сказать, что Путин должен уйти в отставку.
Борис Минаев: Да. «А ты вместо этого спрашивал. Ты задавал вопросы, и поставил его в удобную позицию». Мне кажется, это неправильно. Вопросы – это тоже хорошо. Смотря как их задавать и о чем. И зная Александра Архангельского как очень умного и честного человека, мне кажется, очень важно, что он там был. И мне кажется очень важным, что периодически, и как мы видим, уже довольно часто, такие диалоги возникают. И к выборам они будут возникать все чаще.
Елена Рыковцева: И совсем не мешает, чтобы по темечку словом «Ходорковский» тюкали все-таки. А то где он услышит еще эту фамилию?
Борис Минаев: Абсолютно не мешает. Честно говоря, то, что печатает, например, «Esquire» переписку Акунина с Ходорковским, или журнал «Знамя» - переписку Улицкой с Ходорковским, и то, что об этом говорят люди, даже собираются ставить спектакли на эту тему, а уж Интернет весь полон такими вещами, - мне кажется, это очень отрадное явление. Оно, конечно, не решает каких-то кардинальных наших проблем, но оно подвигает нас к их решению, хотя бы на какой-то шаг. Нельзя успокаиваться, но не нужно этого недооценивать.
Елена Рыковцева: Марина Николаевна из Москвы, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Всем известно, что рыба гниет с головы. Но ведь если голову отрезать, рыба свежей не станет, она все равно будет гнилая. А у нас все на голову. А кто занимается этими вещами, можно сказать, ниже головы? У нас чуть что – сразу к Путину. «Надо Путина свергать». Правильно, его свергать надо, но у нас же все равно гниль останется. Вот писатели и поэты. Возьмите Чехова. Когда он писал «Три сестры», он ведь не говорил о царе, о его жене, о придворных, он говорил о внутренней сущности человека, как на него и на других действует разрушающая атмосфера такой власти. А у нас лес рубят – к Путину. Да ему наплевать на этот лес, и все это знают, но все равно к нему идут. Что, у них нет своих губернаторов, всяких подпевал? Нужно стоять стеной около домов подпевал, а не идти к Путину.
Елена Рыковцева: Я, конечно, не очень знакома с временными процессами разложения рыбы, но мне все-таки кажется, что смысл пословицы в том, что пока гниет голова, часть туловища еще сохраняет более-менее какую-то...
Борис Минаев: Кроме прямого и непосредственного парадокса, заложенного в этой пословице, никакого глубинного смысла в ней никогда не видел.
Елена Рыковцева: Уж если рыба гниет, так она сразу вся или все-таки чуть-чуть торможение происходит между головой и остальным туловищем?
Борис Минаев: Не могу ответить на этот вопрос. Мне кажется, что Марина Николаевна права в том, что все наши акции протеста, если они дальше будут иметь какое-то движение, развитие, какие-то организации общественные, появится смысл как раз в том, чтобы реагировали местные власти, локальные власти.
Елена Рыковцева: А вы представляете себе, какой ужас для губернатора, что все это подписано Путиным? Что Громов, губернатор, может сделать? Если это хотя бы было его решение, и он мог что-то менять, - это была бы локальная, местная трасса, а это федеральная трасса «Нижний Новгород – Москва», и только здесь она может пройти, вот этот участок признан целесообразным. Что сделает Громов, хоть застойся у его особняка?
Борис Минаев: Я не знаю, что он может сделать.
Елена Рыковцева: «При режиме «временщиков» малочисленные акции протеста любой направленности – как об стенку горох. Наш суд очень двуличен, за одну и ту же статью дают разное наказание. Главному редактору газеты «Православная Русь» за эту же статью дали 3 года поселения (видимо, по этой же статье – Е.Р.), а Самодурову и Ерофееву за ту же статью присудили копейки. Для них 200 тысяч рублей – все равно, что для пенсионера 2 рубля». Я не знаю, что было с «Православной Русью», не знаю этой истории.
Борис Минаев: Разжигание межконфессиональной и межнациональной розни – это страшная, тяжелая статья. Если какой-то художник нарисовал или инсталлировал некую картину, в символах которой показалось какое-то оскорбление, это не значит, что он разжигает межконфессиональную рознь - вот об этом говорили на митинге защитники Ерофеева и Самодурова. Если же человек опубликовал текст, где он прямо пишет о том, что нужно удалять из России всех нерусских, - это другая история совсем. Я не знаю, о каком тексте идет речь, может быть, я ошибаюсь. Но тут нужно всегда проводить какие-то градации.
Елена Рыковцева: Борис, я хотела бы вам предложить обсудить статью, которая очень широко рекламировалась в Интернете. Журнал «Огонек» выставлял ее на баннер в Газете.Ру, видимо, желая, чтобы все ее прочитали, что мы с вами и сделали. Это статья Дмитрия Губина, она о том, что протест становится гламурным, что сейчас «глянцевые» издания считают своим долгом давать слово всяческим бунтарям. Пишет так автор: «Как случилось, что вся оппозиция, от Эдуарда Лимонова до Евгения Киселева, ведет колонки в образцово глянцевом журнале GQ? А Ксения Соколова, обычно интервьюирующая для GQ мужиков-знаменитостей на тему, как они потеряли невинность, вдруг пишет репортаж из зала суда над Ходорковским, где называет Ходорковского настоящим мужчиной, а всех его экзекуторов - унылым говном? Когда это, скажите, глянец залезал в политику далее анекдотов? Но откройте последний номер «Esquire» - и через минуту обнаружите, что перед вами в эстетской личине готовый сборник речей для обвинительного процесса. Про вранье и коррупцию в армии, про развал всей медицины, про неэффективность вертикали власти как системы, вообще про то, как все насквозь сгнило и что так жить нельзя. А в колонке главреда прочтете, что попытка интеллигенции говорить с Путиным - это попытка класть правду к подножию огромной каменной горы». И я просто перескажу, какие выводы делает автор. Собственно, не выводы, он, скорее, размышляет, что если раньше все это продавалось, все это было хорошим товаром – такого рода мысли, те же Евгении Киселевы могли позволить себе покупать хорошие машины, то теперь Эдуард Лимонов бедствует, денег ему не хватает даже на то, чтобы выплатить по суду штраф Юрию Лужкову. Значит, все это уже не для зарабатывания денег они это делают, в этом он не обвиняет интеллигенцию, гламурные журналы, а это всего лишь модно. И не очень хорошо понимает Дмитрий Губин, зачем вся эта мода, если власть на всю эту группу товарищей плюет с самой высокой колокольни. «Мода развивается подобно эпидемии, - пишет автор, - но рано или поздно идет на спад». То есть когда уже, наконец-то, допрет до интеллигенции, что говори – не говори, собака лает, а караван идет, она, наверное, всю эту глупость свою прекратит. Я бы хотела узнать ваше мнение об этой позиции, Борис.
Борис Минаев: Тут смешано несколько тем в одну. Мне кажется, что это явление не только в «глянцевой» прессе – в GQ, в «Esquire», отчасти в «Медведе» кстати, оно и в Интернете существует, и в некоторых других изданиях. Это некое расширение границ критики тех процессов, которые у нас в обществе происходят. Это стало можно почему-то в последние два года. Я не согласен, что это стало модным. Модно – в том числе. Когда несколько лет нигде и ничего, а сейчас есть даже на телевидении «Пятый» канал, где есть и Быков, и Сванидзе, и Сорокина, и там что-то обсуждается, и какие-то противоположные точки зрения высказываются, и это даже по телевизору. Да, есть так называемая «глянцевая» пресса, то есть толстые, иллюстрированные ежемесячники, где редакторы не боятся такие вещи печатать. Издатели вдруг почувствовали возможность того, что...
Елена Рыковцева: ...что не нашлют санэпидемстанцию. Вот и все.
Борис Минаев: Кстати, все это возникло и там, и здесь вслед за Интернетом. Сначала это появилось в Интернете. Появились как личные блоги отдельных авторов, так и такие ресурсы, как «Slon.Ru», например, мощные, где все авторы собраны вместе. Просто расширились границы, как сказали бы раньше, гласности. И что в этом плохого? Я не вижу в этой моде ничего плохого. Мода всегда отражает некую тенденцию.
Елена Рыковцева: Я все равно не понимаю, почему вы считаете, что это мода? Почему вы не допускаете, что человек так думает? Может быть, он, наоборот, старомодный в этом. Может быть, либерализм – это не так уж и модно. А просто он так думает и пишет. И эта девушка, Ксения Соколова, она возмущена этим процессом, и выходит, что у нее нет права написать то, что она об это подумала? Ее нужно обязательно как-то классифицировать, уличить, сказать, что она модничает, что она хочет выпендриться. Слава Богу, что не заработать на этом, спасибо.
Борис Минаев: Мой товарищ по «Огоньку» Дмитрий Губин...
Елена Рыковцева: Наш с вами общий товарищ.
Борис Минаев: ...он, наверное, здесь имеет в виду, что если в 90-ые годы было ощущение, что рождается новый средний класс, что все свободолюбивые издания, которые никого и ничего не боятся, поскольку Ельцин ничего не запрещал, может быть, они проплачены олигархами, но они все-таки работают на создание нового среднего класса, на идеологию нового среднего класса. В этой статье он говорит о том, что средний класс никуда не продвинулся, а обогащается отнюдь не средний класс, а госслужащие, и не понятно, как они обогащаются. Поэтому никакой серьезной тенденции, никакого серьезного движения за этим не стоит, поскольку нет даже экономики этого дела.
Елена Рыковцева: Это он уже к читателям обращается: и не думайте, что если они это пишут, значит, у нас тут какая-то «оттепель», это ни о чем не говорит.
Борис Минаев: Мысль такая, что на эту «оттепель» нет никакого социального заказа. То есть за этим не стоят никакие бюджеты, а просто люди сотрясают воздух, но никому это не нужно, неинтересно, среднего класса нет, социального заказа нет, и ничего не будет, а просто модно. То есть люди, которые стараются быть модными, в модных журналах пытаются уловить какой-то якобы модный тренд. Но я так не считаю. Я еще раз говорю, это происходит не только в «глянцевых» изданиях. Слава Богу, что «глянец» стал площадкой хотя бы для отдельных публикаций. Но это вообще происходит в обществе, как я считаю. Я не знаю, есть ли социальный заказ или нет, есть некое самостоятельно возникшее движение, и не понятно, от чего оно зависит.
Елена Рыковцева: Михаил из Москвы, здравствуйте.
Слушатель: Добрый день. У нас больное общество, больной народ, и правители это отлично знают и понимают. У правителей и народа разные интересы. У власти в настоящий момент находятся «временщики», которые не связывают свое будущее с этой страной, поэтому они так себя и ведут. Их цели: набрать «бабла» и свалить, - это их элементарное стремление.
Елена Рыковцева: Виктор из Москвы, здравствуйте.
Слушатель: Я хочу сказать вам, что эти безнадежные действия – «Архнадзор» и так далее – это памятники человеческого духа. Это они обеспечивают нам ощущение, что мы еще люди. Кстати, губернаторы совсем не трусы, что показывает то, что сейчас происходит. И эти-то там, конечно, шкурой это понимают. А вот что касается Губина, я его не читал и читать не хочу. Нередко бывает, что, вроде бы, справедливые слова, но они так в унисон с официозом, что хочется плюнуть, потому что это натуральная подлость.
Борис Минаев: Очень резкие оценки в первом и во втором случае. Конечно, не подлость, а просто человеку не нравится то, что пишут. Ну, не нравится, высказался. Но подлости здесь нет. А что касается «временщиков», то тут без комментариев. Мне кажется, что это очень крайняя безнадежность. И дело даже не в том, что она крайняя, а это безнадежная позиция.
Елена Рыковцева: «Цинизм чиновников безграничен, так как они чуют носом молчаливую поддержку Путиных всех мастей. Но сопротивление необходимо – в нем достоинство народа. Сегодня, несмотря на события в Химках, власти ЗАО разрешили уничтожить маленький сквер на набережной Шевченко, единственный оазис на Кутузовском проспекте. Туда самосвалы вывозят мусор со стройки школы, цинично заявляя, что любая подлость, одобренная властью, перестает быть таковой», - Анна пишет. Я ничего пока не знаю про этот сквер. Это какая-то свежая информация, сегодняшняя – уничтожение сквера на Кутузовском проспекте, вдобавок ко всему. И вообще такое впечатление, что под эту жару решили все быстро добить, доразрушать, все, что недоразрушили в нормальное время года, пользуясь тем, что люди сейчас спасают свое здоровье.
Борис Минаев: Мне жалко последние деревья в городе. Хотя Москва – довольно зеленый город, в нем много парков, даже заповедников, даже диких зверей. И об этом мы тоже будем скоро писать. Тем не менее, все, что в центре, конечно, безумно жалко, любой скверик. И особенно в жару это чувствуешь, да и не в жару. Это душа Москвы отчасти.
Елена Рыковцева: И я еще хочу добавить, что к этой публикации Дмитрия Губина присовокупил журнал опрос Левада-Центра.
Два вопроса задают россиянам. «Полезно ли для России свободная критика власти?». 56% - «скорее, да, полезна», согласились. «Скорее нет» - 12% всего лишь. И очень любопытен второй вопрос: «Приносит ли нынешняя критика власти какие-нибудь результаты?». Если мы будем проецировать это на тему сегодняшнего разговора, можно так переиначить: акции протеста, например, приносят? И вот что отвечают россияне. 37% - «скорее нет», 26% - «скорее да». 19% - «определенно нет». 15% затруднились сказать. 3% - «определенно да». Безусловно, больше тех, что считает, что критика власти результатов не приносит.
Борис Минаев: Я считаю, что результат могут принести те формы протеста и та критика, которые направлены на защиту каких-то конкретных людей, ценностей, даже отдельных деревьев. Потому что критиковать власть вообще за какие-то фундаментальные вещи – что страна пошла не в том направлении, нужно, можно, и люди критикуют, но все-таки это дело писателей, мыслителей, журналистов. А дело граждан, коль уж они решили собраться в одном месте и в одно время, - мне кажется, все-таки защитить что-то конкретное. И это, мне кажется, принесет результат. Таков мой прогноз.
Елена Рыковцева: Мы на этом прогнозе завершим программу «Час прессы» на волнах Радио Свобода.