В городе Черновцы на западе Украины открылся международный поэтический фестиваль "Черновицкий меридиан". Главная тема этого проводящегося впервые мероприятия – современная украиноязычная и немецкоязычная поэзия. Фестиваль приурочен к 90-летию со дня рождения писателя Пауля Целана. Один из участников фестиваля – поэт, обозреватель Радио Свобода Игорь Померанцев.
– Фестиваль, который проводится впервые, называется "Черновицкий меридиан". Я знаю, что есть Гринвичский меридиан, есть пулковское время, а вот про черновицкий меридиан я никогда не слышал. Это поэтический меридиан?
– Так назвал Черновцы выдающийся австрийский поэт, родом из Черновцов, Пауль Целан. И вот этот "черновицкий меридиан" был для него пересечением культур, языков, трагических судеб, так что за этим оборотом стоит целый мир. Это мир межвоенных Черновцов, которые были одной из столиц, как оказалось впоследствии, австро-венгерской культуры.
– Черновцы – это столица Буковины, известная чрезвычайной национальной перемешанностью. Это как лоскутное одеяло – кто только там ни живет, кто только там ни жил… Такие культурные перекрестки обычно рождают очень богатый культурный слой.
– Я вырос в Черновцах. Я еще помню, как мальчиком с мамой ходил на рынок, помню не забываемые до сих пор разговоры, торг между еврейками и гуцулками. Они говорили на какой-то странной смеси идиша и гуцульского, западноукраинского. Сначала я, конечно, воспринимал это как какую-то диковинку. Потом я сам начал понимать этот странный язык. Я свидетель этого самого перекрестка или, как я его называю про себя, "сквозняка лингв", "сквозняка языков". Я думаю, что это и есть достоинство города – вот этот "сквозняк лингв", на котором ты стоишь. В детстве ты ребенок, и ты слышишь украинский, потом гуцульский, румынский, польский, русский, армянский… Черновцы – это маленькое акустическое чудо.
– Какой же главный литературный язык Черновцов?
– В разные исторические периоды складывалось по-разному. Почему черновицкие поэты, жившие между двумя мировыми войнами, стали классиками австрийской литературы? Потому что австрийские евреи Черновцов выбрали немецкий язык, а не идиш. Вот немецкий и доминировал. Самые большие литературные достижения Черновцов связаны с немецким языком. Но при этом там были западноукраинские писатели. Скажем, классик украинской литературы Ольга Кобылянская – мало кто знает, что она начинала писать по-немецки. Более того, до конца жизни у нее немецкий был лучше, чем украинский. Но, тем не менее, возможно, конкуренция в немецкой литературе была очень серьезной, и она правильно сделала, что поставила на украинский и стала классиком.
– Я просмотрел список участников фестиваля и вижу, что сейчас поэтический немецкоязычный акцент возвращается в Черновцы. Видимо, не случайно организаторы этого фестиваля сделали акцент именно на участии писателей из Германии, Австрии, Швейцарии. Это все-таки немецкоязычное пространство, которое когда-то было родным для этого города многих культур.
Речь идет о восстановлении культурно-исторической памяти. А как мы восстанавливаем культурно-историческую память? В том числе и через язык
– Я думаю, что это одна из задач фестиваля – и она выражена, она декларирована. Речь идет о восстановлении культурно-исторической памяти. А как мы восстанавливаем культурно-историческую память? В том числе и через язык. Опять появится хотя бы на несколько дней, опять зазвучит в этом сквозняке лингв, сквозняке языков немецкий язык. Что-то, мне кажется, отзовется. Все-таки в Черновцах остались могилы австрийских, еврейских писателей. Кстати, принято считать, что речь идет исключительно об австрийских писателях еврейского происхождения в Черновцах. Это не так или, по крайней мере, не совсем так. Например, выдающийся поэт Георг Дроздовский или Грегор фон Реццори – это немцы. Они нашли себя в этом космополитическом контексте Черновцов.
– А русский поэтический язык будет слышен в Черновцах?
– Некоторые стихотворения немецких и австрийских поэтов переведены киевским переводчиком Марком Белорусцем не на украинский, а на русский. Кроме того, будут звучать мои стихи на русском языке. Я прочту несколько стихотворений из моей книги о мистике радио. Это книга стихов, она называется "Служебная лирика":
Снова копался на радиокладбище.
Послушал кашель Газданова,
сопенье Адамовича.
Их записывали в парижской студии.
Изоляция там была никудышная,
да и кого интересовала чистота звука
в эпоху глушения?
Мне казалось, что
через акустический перископ
я вслушиваюсь в жизнь
на том свете.
Я извлёк голоса коллег
с того света – на этот.
Выгуливал их пятнадцать с половиной минут,
а после вернул на место.
Радио примиряет со смертью.
Могу включить её или выключить.
Она – под рукой,
и вовсе не страшная.
– Почему вы выбрали стихотворение о прошлом? Потому что вы едете в Черновцы, которые были культурной столицей разных языков?
– Может быть, как раз ваша интуиция – это и ответ на мой выбор. Да, в русском языке нет такого времени plus-que-parfait – прошедшее в прошлом. Да, пожалуй, эти стихи – это plus-que-parfait, это Черновцы.
Во многих европейских странах поэтические фестивали – популярные мероприятия, собирающие тысячи, а то и десятки тысяч зрителей. О российских и европейских фестивалях и об искусстве декламации стихов говорит поэт, обозреватель РС Елена Фанайлова.
Люди всегда будут интересоваться поэзией. Это может быть то, что люди увидели по телевизору, но поэт сказал об этом по-другому
– Вы неоднократно принимали участие в международных и в отечественных поэтических фестивалях. В каком состоянии сейчас находится искусство декламации стихов? Трудно ли читать стихи на публике?
– Конечно. Это одна из самых трудных задач для поэта. И ему для этого необходимы некоторые актерские навыки. Я вам скажу честно, что если бы у меня не было практики радио и большой работы над собой в этом смысле, мне было бы гораздо труднее этим искусством овладеть. Публику это все интересует живо. Публику европейскую – живее, чем публику русскую. Фестивали устроены примерно одинаково: чтения поэтов чередуются с выступлениями музыкантов. Я недавно вернулась из Любляны, и там люди с одинаковым интересом слушают и музыкантов, и поэтов. Русская публика пока к этому не приучена. На выступлениях музыкантов народу всегда больше, чем на выступлениях поэтов. Но это вид шоу, это вид презентации стихов, которая публику, безусловно, привлекает.
– Означает ли это, что хороший поэт сейчас должен быть и хорошим – или приличным – шоуменом? Скажем, декламировать в стиле Владимира Маяковского или, предположим, в стиле Андрея Вознесенского. Я назвал два самых известных советских поэтических имени, с которыми в массовом сознании связано, как мне кажется, искусство декламации стихов. Такая манера приветствуется сейчас, это модно?
– Безусловно, есть в Москве поэты, которые имитируют эти манеры. Я имею в виду Андрея Родионова и Всеволода Емелина. Кроме того, они имитируют и стиль Маяковского, и пародируют, может быть, анекдот, лубок и так далее. Но, например, поэт Орлуша, который тоже на этом поле находится, не читает своих стихов или как-то крайне редко выступает. Тем не менее, он чрезвычайно популярен, если мы говорим не о качестве поэзии в ее классическом смысле Серебряного века, а в смысле привлекательности для современного читателя. Могут быть разные стратегии.
– Поэзия, как площадное искусство, существует?
– В Москве это трудно представить. Существует площадное искусство выходов на митинги 31-го числа, и поэты могут принять там участие, и некоторые принимают. Пока что поэзия в открытом пространстве в России существует только в рамках небольших фестивалей, это совсем небольшие площадки в Москве и в Петербурге, это скорее небольшие клубы, которые собирают не более 50 поклонников.
– Мне понятна заинтересованность публики, например, московской или какой-нибудь львовской или минской, когда приезжают поэты, предположим, с постсоветского пространства, потому что понятно, что стихи на близком, но не родном белорусском или украинском языках могут звучать еще более магически, интереснее, чем на родном русском. Но, предположим, в Словению приезжает французский поэт. Какой смысл слушать только мелодику, не понимая смысла?
– Магия звука все-таки означает очень многое. Люди делятся на воспринимающих информацию ушами и глазами. И вот те люди, которые любят музыку, в основном любят и музыку стиха, и ходят посмотреть на это, посмотреть на то, как поэт себя ведет. А потом, на экране всегда транслируется перевод на два языка. Это, как правило, английский и национальный язык той страны, в которой происходит фестиваль. И поскольку содержательно это может быть чрезвычайно интересно, публика ходит и на то, и на другое – и на содержание, и на форму.
– Какого рода поэтический жанр и поэтический смысл вызывает сейчас наибольший, в хорошем смысле, коммерческий спрос – романтические стихи о любви, яростная гражданская лирика?
– Главный смысл литературы – это рассказ о любви и смерти. Можно добавить сюда же войну, бедность (чужую) и страдания. Люди всегда будут интересоваться поэзией. Это может быть то, что люди увидели по телевизору, но поэт сказал об этом по-другому. Это и проблемы экологии, это и проблемы политики, это и проблемы гастарбайтеров, и какие-то любовные драмы.