Марина Тимашева: Одним из первых открыл новый сезон Российский Академический молодежный театр. Опрос театральных критиков, проведенный газетой ''Культура'' и сайтом ''Open space'', подтвердил: РАМТ – один из лучших театров Москвы. В прошлом сезоне он выпустил 13 премьер, это фантастическая цифра, но дело, конечно, не в количестве, а в высочайшем художественном достоинстве. Настоящим событием стали спектакли ''Ничья длится мгновение'' и ''Чехов-гала'' и постановки, осуществленные в рамках лаборатории ''Молодые режиссеры-детям''. Благодаря этой затее, в репертуаре РАМТа появилось пять спектаклей, один – ''Под давлением'' - для подростков, остальные действительно для детей. Это ''Бесстрашный барин'', ''Как кот гулял, где ему вздумается'', ''Почти взаправду'' и ''Волшебное кольцо''. Все это – работы выпускников ГИТИСа, курса Сергея Женовача. В Москве очень мало хороших спектаклей для детей, а между тем, если человек с детства не полюбил театр, он для театра потерян. Четыре отличных детских спектакля – это настоящая победа. Программу эту театр продолжит в новом сезоне, как и работу над сочинениями Тома Стоппарда. Выдающемуся английскому драматургу понравился ''Берег утопии'' в режиссуре Алексея Бородина и он передал театру свою новую пьесу ''Рок-н-ролл''. А теперь послушаем беседу Павла Ходасевича с руководителем театра Алексеем Бородиным.
Павел Ходасевич: Первый вопрос, который я задал своему собеседнику, коснулся уникальной РАМТовской труппы: является ли формирование труппы какой-то особой наукой или здесь, в основном, художественный руководитель рассчитывает на свою интуицию?
Алексей Бородин: Раньше, в свое время, по ''Горе от ума'' набирали труппы. И в какой-то степени это так и есть, ведь разные должны быть артисты, разные амплуа, разные возрастные категории артистов. Но, конечно, здесь работает, наверное, более всего интуиция, потому что надо догадаться, что этот артист твоей, что ли, группы крови, с которым ты можешь найти общий язык. Это вовсе не значит, что все должны быть одинаковые - наоборот. Как раз разнообразие и дает актерскую палитру всей труппы. Я стараюсь, чтобы все артисты, которые приходят к нам, прошли как можно быстрее через большие роли. Это очень важно. И дальше уже каждый занимает свое место в труппе, продолжая развиваться.
Павел Ходасевич: Вспомним опять ''Горе от ума'', которое вы упомянули уже. Я вот прикинул, наверное, на три состава ''Горе от ума'' точно у вас есть равноценный состав.
Алексей Бородин: Мне кажется, что, действительно, у нас есть и чацкие, и софьи, и лизы, и фамусовы, и молчалины, и шесть княжон.
Павел Ходасевич: А не порождает ли это какой-то нездоровой конкуренции, скажу прямо, зависти?
Алексей Бородин: Вы знаете, у нас как-то так получается, что у нас нет зависти. У нас, наоборот, встречают очень открыто новых людей, с радостью, с интересом. Мне кажется, что это говорит о некоем здоровье коллектива.
Павел Ходасевич: Как вы думаете, вот среднее поколение (хотя они еще очень молодые, но, тем не менее, учитывая то, что у вас несколько поколений, в том числе, и очень очень молодых), я имею в виду Исаева Илью, Дарью Семенову, Нелю Уварову, не появляется ли в них привычки к сцене, то есть не стала ли для них деятельность актёрская только работой?
Алексей Бородин: Во-первых, интересно слышать, что это среднее уже поколение. Ну, правильно, это взрослые артисты, хотя все равно воспринимаешь их как молодых таких уже мастеров, но, во всяком случае, артистов, у которых еще все впереди. Вы знаете, нет, мне кажется, что как раз этим и отличаются талантливые люди, что у них не может быть привычки. Это тогда, мне кажется, не имеет отношения к этой потрясающей профессии, которая требует постоянного обновления. Почему артисты такие жадные до работы? Чем им больше работы, чем более разнообразная работа, тем более они счастливы. И кидаются в эту работу. Иногда кряхтят, иногда говорят, что они устали или что-то еще, хотя на самом деле это не так, но на самом деле они все равно кидаются в новую работу с колоссальной радостью и счастьем. От этого они, мне кажется, и есть те, кто они есть. Те, кого вы называете, это артисты настоящие, поэтому у них не может быть усталости от профессии. Может быть просто человеческая какая-то усталость. Это тоже надо почувствовать и, может быть, дать иногда какой-то передых. Хотя, иногда это бывает и невозможно.
Павел Ходасевич: Актеры с жадностью кидаются на работу, это всегда и везде. А у вас есть такое чувство? Вы тоже жадностью всегда кидаетесь?
Алексей Бородин: Это вопрос трудный, потому что когда выпускаешь спектакль, кажется, что уже все, надо как-то приостановиться. Ну, жадность, наверное, есть. В том-то и дело, в этом вся и проблема, потому что кажется, что еще есть какие-то силы, что-то толкает или какие-то вещи, которые читаешь или вспоминаешь, и хочется снова кинуться в этот мир. Да, это такая манящая история.
Павел Ходасевич: Повторю, что Российский Академический молодежный театр в прошлом сезоне установил рекорд по количеству премьер среди столичных театров. 12 премьер в сезоне - это намеренное было стремление или так получалось само собой?
Алексей Бородин: Скорее, это получалось само собой, потому что в предыдущие два сезона накапливались какие-то идеи, творчески интересные, и обрывать из-за того, что это не попадает в сезон невозможно было. И поэтому мы решили, и наш директор Владислав Любый здесь играет большую роль, что мы попробуем справиться. И самое удивительное (или неудивительное), что коллектив наш, труппа и все цеха, все с такой жадностью в это кидались, артисты репетировали, некоторые из них, буквально с 11 утра до 11 вечера, буквально вот с маленькими перерывами, переходя из одной репетиции в другую и находя в этом такой, как теперь говорят, ''кайф'', и какой-то творческий интерес, который, мне кажется, честно говоря, можно понять.
Павел Ходасевич: Я глянул в репертуар и не могу понять, как это можно вместить в один месяц. Не пора ли уже требовать строительства филиала?
Алексей Бородин: Вы знаете, это одна из проблем больших в нашем театре, поскольку, на самом деле, полное впечатление, что мы готовы освоить еще одну сцену, а, может, и еще одну. Я надеюсь, что при реставрации нашего здания, которая впереди, будет возможность создания еще помещения для того, чтобы мы могли играть спектакли дополнительно.
Павел Ходасевич: Вы абсолютно сразу принимаете то, что вам предлагает какой-то молодой режиссер, или долго сидите и обмозговываете его проект?
Алексей Бородин: Скажем, если в театр приходит режиссер такого уровня как Карбаускис, то, конечно, всегда важно, что он сам предлагает. Спектакль ''Ничья длится мгновение'' - это его предложение, и тут по-другому быть не может. Когда мы обсуждали довольно долго с Кшиштофом Занусси, мы договорились, что он что-то у нас поставит. В итоге, ''Доказательство'' Оберна - это его предложение, и я с этим согласился. Когда приходят молодые режиссеры, то, конечно, они предлагают какие-то свои варианты и иногда это бывает целый ряд каких-то названий, из которых я выбираю или, наоборот, я их наталкиваю на что-то: ''Вот поищите в этом направлении''. Интересный проект у нас осуществился в прошедшем сезоне - ''Молодые режиссеры — детям''. Это было наше предложение студентам Российской Академии театрального искусства, ГИТИСа, студентам Сергея Васильевича Женовача, которые учились тогда на четвертом курсе режиссерского факультета, чтобы они сделали какие-то заявки по поводу детских спектаклей, которые адресованы непосредственно детям. Они показали шесть заявок, из которых мы отобрали четыре, которые, в итоге, осуществились в довольно интересном, как мне кажется, спектакле, который тут пользуется очень большим успехом.
Павел Ходасевич: А ваши мэтры, так скажем, и среднего поколения, и молодые, без колебаний соглашаются работать с молодыми режиссерами?
Алексей Бородин: Открыто и с радостью. Другое дело, что этим режиссерам приходится держать определенный экзамен, потому что, конечно, эти артисты наши, что называется...
Павел Ходасевич: Порой вопросики задают?
Алексей Бородин: Да, да.
Павел Ходасевич: Но главные сюрпризы в прошлом сезоне приготовил зрителю художественный руководитель театра. Во-первых, Алексей Бородин не побоялся развеять романтический флер вокруг хрестоматийной повести Александра Грина. ''Алые паруса'' в трактовке Молодежного театра это жесткая реальность современной жизни, в которой трагедий гораздо больше, чем иллюзий и очарований.
Алексей Бородин: Вы знаете, я бы никогда не взялся за ''Алые паруса'', книгу, которую я очень люблю и ценю, если бы это было что-то вроде того, какой был по-своему замечательный фильм. Но в этом роде, мне кажется, уже все исчерпано. Когда Михаил Бартенев и Андрей Усачев принесли свою идею, я, конечно, очень увлекся. Это замечательные два художника, не просто драматурга. Мне очень было близко их понимание того, что мечта, утопия, стремление к осуществлению своей мечты, что мы должны быть готовы к тому, что она не осуществится. Вот это, мне кажется, тема моя, может быть, может быть, театра нашего - тема утопий, которые недостижимы. От этого стремление к ним нисколько не уменьшается — наоборот, усиливается. Когда мы идем сквозь бури, сквозь дождь, сквозь ветер, который сбивает с ног, когда мы двигаемся к этой своей мечте, которая тут же исчезает, как только она начинает маячить, это, мне кажется, тема очень важная для нас для всех сегодня. Потому что она нас защищает, таким образом, от цинизма, от безверия и, вместе с тем, дает нам сил, какую-то энергию настоящую, когда мы двигаемся к этому. Поэтому мне было близко то, что они туда вкладывали. Я старался всеми своими возможностями это как-то культивировать в этом спектакле, поэтому у меня не было никакой боязни. У меня вообще есть какая-то надежда на то, что если меня что-то затрагивает на самом деле, то, может быть, это затронет еще кого-то. Мне кажется, что только так можно работать, потому что рассчитывать на то, что это может затронуть или не затронуть, в то время как ты остаешься к этому более или менее спокоен, мне кажется, ничего не получится.
Павел Ходасевич: Но самым значительным событием сезона в Молодежном театре, да, наверное, и на всем театральном пространстве Москвы, стал спектакль с не очень гладким названием ''Чехов-гала''. Алексей Бородин, взявшись за постановку сто раз игранных на театре и в кино известнейших маленьких пьес Чехова, соткал их них вместе со своими питомцами изумительное полотно.
Алексей Бородин: Я уверен в том, что если мы воспринимаем Чехова как автора, который имеет отношение к нашей жизни, непосредственно каждого из нас, тогда его можно и нужно ставить, потому что это невероятный писатель. Его не стало в 44 года. Как можно было так вобрать в себя и свою собственную жизнь, и своего поколения, и вобрать нашу жизнь ровно столько же? Если мы воспринимаем его так, то это залог того, что мы имеем право его ставить и как-то прикасаться к этой драматургии. И, что делать, раз мы театр, мы должны соотносить себя самих с ним. Эту амбицию надо иметь, что мы способны на то, чтобы вступить с ним в какой-то диалог. Но, в диалог, а никак не в подмену или замену. Откуда вообще эти амбиции, что я могу делать с ним, что хочу? Мне кажется, что это связано с очень низкой культурой. Я никого не осуждаю, каждый делает как хочет, это мое глубокое мнение, каждый имеет право на это, но, мне кажется, существует какая-то культура взаимодействия с автором, в частности, театра. Даже его маленькие пьесы, которые он называл нелепицей, несуразицей, шутками, водевилями, как угодно... Зачем-то Лев Николаевич Толстой читал ''Медведя'' вслух своей семье и страшно радовался. Такая была радость от встречи с этим текстом, с этим диалогом - я уже теперь имею в виду нашу непосредственную работу во время репетиций. И сейчас, когда он начинает звучать, вдруг этот текст начинает звучать, и тебе, дай бог, мне кажется, добраться до того, чтобы этот текст стал выпуклым, выразительным, чтобы он мог зазвучать во всей его полноте. Для этого существуют, мне кажется, театральные возможности, чтобы проявить эти потрясающие миниатюры, которые он написал и, кстати, к которым он, как ни странно, возвращался. Например, ''О вреде табака'', этот монолог, который у нас заканчивает спектакль, он вернулся перед ''Вишневым садом'' заново и написал новую редакцию, совершенно новую. Что-то его там не успокаивало, что-то его там тревожило в этой вещи, что он не просто так к ней вернулся. Работа над этими вещами, над каждой в отдельности, очень интересна. И, что еще более интересно, мне кажется, эта идея, чтобы эти пьесы как-то столкнуть, чтобы они выходили одна из другой, чтобы они переплетались и чтобы, в итоге, даже потом получилась пьеса из этих пьес, как бы новая пьеса. Настолько мы были увлечены, и я был увлечен этими историями, что хотелось их как-то столкнуть, переплести. И кажется, что это имело отношение непосредственное к нашей жизни, как в нашей жизни все переплетается, как все параллельно идет, как одна жизнь вплетается в другую, как одна происходит на фоне другой.