Александр Касаткин: В Вене продолжается процесс по делу об убийстве Умара Исраилова. 13 января 2009 года на выходе из продуктового магазина был застрелен 27-летний Умар Исраилов, экс-охранника президента Чечни Рамзана Кадырова. Исраилов публично заявлял, что его пытал лично Кадыров, а в 2006 году подал жалобу в Европейский суд по правам человека. Очередное судебное заседание по этому делу состоялось 3 декабря. В ходе процесса дали показания главные свидетели обвинения - отец Умара Исраилова, заявитель в Европейский суд по правам человека, и вдова убитого. Рассказывает член правления Правозащитного центра "Мемориал" Александр Черкасов.
Александр Черкасов: Едва ли не главным событием прошедших недель остается длящийся в Вене процесс по делу об убийстве Умара Исраилова. 3 декабря на очередном заседании были допрошены отец и вдова убитого Умара Исраилова. По рассказу отца Умара Шархуди Исраилова, в 2003 году его арестовали. Дело в том, что до начала второй чеченской войны Умар Исраилов, среди прочих боевиков села Мескер-юрт, сопротивлялся федеральным российским войскам. Узнав об исчезновении сына, отец стал его искать.
Через два месяца Шархуди получил от сына записку: никаких поисков предпринимать не надо, теперь все зависит только от него самого. А еще через месяц Шархуди узнал, что его сын вступил в службу безопасности Рамзана Кадырова. В начале августа 2003 года Шархуди Исраилов встретился с сыном в спортзале в Гудермесе. Он заметил шрамы на лице сына и то, что он потерял в весе. У него не было возможности поговорить подробно о том, что было за эти месяцы ни при этой, ни при следующей встрече.
То, что Умару пришлось пережить, Шархуди выяснил лишь потом, когда его самого взяли в заложники в ноябре 2004 года. По словам Шархуди Исраилова, именно он сам убедил сына бежать из Чечни в ноябре 2004-го. Он узнал, что Умара назначили руководить милицией в селе Мескер-юрт. Умар, как никто, хорошо знал молодых людей в селе. И это была обычная тактика – нового человека пытались привязать к себе кровью, чтобы он уже не мог покинуть их ряды. Шархуди спросил у сына, понимает ли он, зачем его направляют именно в Мескер-юрт, и чем именно придется там заниматься. Сын ответил, что не будет заниматься подобными вещами. Отец сказал, что в таком случае его самого убьют. Они решили, что единственный выход – бегство. Сам Шархуди Исраилов не хотел покидать Чечню из-за своей семьи, но через две недели после того, как Умар с женой уехали, пришли за Шархуди. Его, его жену и сестру жены Умара доставили в село Центорой.
Шархуди Исраилова удерживали заложником в незаконной тюрьме около одиннадцати месяцев. В первый день его пытали и спрашивали, где находится сын. Потом все-таки узнали, что Умар- в Польше. Четыре дня Исраилова-старшего держали в Центорое, остальное время в Гудермесе. А в октябре 2005 года неожиданно выпустили. Он смог выехать из Чечни, и спустя какое-то время обратился в Европейский суд по правам человека. С сыном он разговаривал по телефону раз в неделю. И впервые приехал в Вену, чтобы похоронить сына.
До этого, в начале лета 2008 года сын рассказывал ему об угрозах. А последний их телефонный разговор состоялся за два-три дня до убийства. Вдова Умара Исраилова Малика рассказала о том, что Исраилов продолжал находиться в федеральном розыске, за участие в незаконных вооруженных формированиях, даже когда состоял на службе у Рамзана Кадырова. Ему нужно было быть повязанным кровью, только в этих условиях его бы сняли с федерального розыска. Умара пытали три месяца перед тем, как он принял предложение вступить в службу безопасности. Они сразу хотели сбежать, но им нужно было время, чтобы подготовить поддельные паспорта. Но потом случилось несчастье, которое помогло им бежать – Исраилов попал в аварию, и под предлогом лечения, осенью 2008 года, они через Кисловодск выехали вначале в Польшу, а потом далее. Вдова Исраилова подробно рассказала об угрозах, которые к нему поступали в течение последних месяцев жизни. Следующее заседание суда состоится 19 января 2011 года.
Александр Касаткин: На прошлой неделе в связи с опубликованными сайтом "Wikileaks" дипломатическими документами американского посольства в Грузии продолжился спор, является ли секретная переписка доказательством того, что войну против Грузии в августе 2008 года начала Россия. Главный редактор радио "Эхо Кавказа" Андрей Бабицкий считает, что такая постановка вопроса не позволяет приблизиться к пониманию истинного положения дел.
Андрей Бабицкий: Два с лишним года назад, попав под воздействие известной статьи Юлии Латыниной и исследования Андрея Илларионова, я серьезно склонялся к выводу, что августовскую войну развязала Россия. Впрочем это продолжалось совсем недолго. Но я и сегодня не готов дискутировать на эту тему. Не потому, что не хватает аргументов. Просто вопрос о том, кто первым начал, мне представляется крайне запутанным. Ответ на него не может быть исчерпан обстоятельствами августовской войны. Отсчет конфликта, самым трагическим эпизодом которого и явился август 2008 года, следует вести от событий начала 1990-хх. годов. Но это, с одной стороны. С другой, чтобы я ни думал о роли России, когда винил ее в развязывании войны и потом, когда, продолжая считать ее военный ответ неприкрытой, неоправданной агрессией, все же видел ситуацию иначе, одно оставалось неизменным. В обоих случаях я абсолютно одинаково оценивал действия Грузии по отношению к Цхинвали.
Я и сейчас готов предположить в формате "Хорошо, допустим...", что ответственность за начало боевых действий несет в первую очередь Москва, тем более, что бомбежка Гори, ввод войск вглубь грузинской территории остается тяжким и несмываемым грехом на ее совести. Пусть будет так, что это меняет в оценке методов, которые были использованы Тбилиси? Для меня, ровным счетом ничего. На мой взгляд, это перефирийная проблема, которая не может подменить собой (хотя и пытается) вопрос о допустимости убийства гражданского населения во имя обеспечения целостности грузинского государства. Какие бы причины не вынудили Михаила Саакашвили пойти на штурм Цхинвали, я подвергаю глубокому сомнению его право обстреливать город из установок "Град" и танковых орудий.
Осенью этого года я побывал в Цхинвали. Несмотря на развернувшиеся по всей его территории восстановительные работы, масгштаб разрушений, вызванных обстрелами, впечатляет и даже завораживает своей бездумной и архаичной антигуманностью. В Чечне во время первой и второй войн я видел, как "Градами" выбивают целые кварталы, не оставляя ни малейших шансов на спасение местному населению. Эти орудия, не предназначенные для прицельной стрельбы, действуют по площадям, их задача – нанести максимальный урон противнику путем уничтожения любых строений, техники, живой силы на его территории. Любой, кто использует такое оружие при штурме населенного пункта, механически вписывает в цену победы гибель гражданских лиц. При этом не рассчитывая даже приблизительно их количества, поскольку "Град" тотально неизберателен, очертить хотя бы приблизительно в пределах городского квартала границы огневого поражения невозможно: снаряд может угодить в подвал, где укрываются люди, а может поверхностно пройтись по постройкам.
Это называется "Победа любой ценой!" Пренебрежение человеческой жизнью досталось нам в наследство от СССР, и в этом Грузия мало чем отличается от России. Правители обеих стран обрушивают огневую мощь реактивных установок на Грозный и Цхинвали, не задумываясь о соотношении военных и гражданских среди жертв на стороне врага. Общества поддерживают действия властей, исходя из убеждения, что мирного населения на вражеской территории не бывает. Все эти люди – чьи-то родители, братья, сестры, дети. Они кормят мятежников, обстирывают, зарабатывают для них деньги, дарят им свою любовь. Разве что не воюют.
Над ложью российских и югоосетинских журналистов принято издеваться. Покажите нам "геноцид" и "2000 погибших"!. "В Беслане погибло больше, чем в Цхинвали!" "Среди погибших в основном числятся мужчины дееспособного возраста!" Издеваться над неправдой можно и нужно, но не подсчитывая, кто убил больше, а кто меньше, и чьи трупы выглядели менее, а чьи более подозрительно. Арифметический подход в этой ситуации неотличим от логики нацистов или большевиков.
Меня могут упрекнуть, почему я не сужу той же мерой осетин, варварски разрушивших грузинские села вокруг Цхинвали. Сужу, - просто предмет статьи очень узок - действия руководства Грузии в первой половине августа 2008 года. Но справедливости ради скажу, что общество, выстроившее себя на отрицании права этнически чужого на собственность и жизнь под небом, которое он считает родным, на горе беженцев, останется этнической общностью, никогда не став государством. Ибо в основе современного государства лежит закон, который не может ущемлять права другой этнической группы, не может быть ограничен обстоятельствами войны. Заявление Кокойты о том, что он разрушает грузинские деревни, чтобы их жители не могли вернуться – это неприкрытый, но самое главное, не осознающий себя апартеид, с которым охотно и весело солидаризуется Россия. Рано или поздно неполнота уважения к неотъемлемым правам бумерангом вернется к гражданам государства, в чей фундамент неотвратимо вмонтировано насилие. Это уже происходит в Абхазии. Что касается России, то ей счет, надеюсь, будет когда-нибудь предъявлен на международном трибунале: и за чеченские войны, и за "Норд-Оста", и за Беслан, и за Рамзана Кадырова, за всю пролитую и продолжающую литься кровь. А также и за варварское, неоправданное применение силы в Грузии. Проблема с Россией, однако, заключается в том, что насилие - ее сознательный выбор: и общества, и руководства. Она уверена, что действовать такими методами правильно и нравственно оправданно. Грузия же претендует на то, что ее действия были вынуждены, гуманны, нравственно безупречны. И не желает признавать, что, идя на штурм Цхинвали, в качестве модели она использовала "контртеррористическую операцию по наведению конституционного порядка в Чечне".
Формат "слезинки ребенка", осмеиваемый грузинскими авторами, предполагает, что одна жизнь – не меньше, чем сотня или миллион. То же самое сказано в Священном Писании. Убив однажды, человек становится убийцей навсегда. И от количества трупов его имя не изменится. Он – Убийца. И в этом мудрость осмеиваемого формата.
Александр Касаткин: Глава администрации на территории бывшей Юго-Осетинской области Дмитрий Санакоев вот уже более двух лет находится в Тбилиси. Журналисты его называют еще главой правительства Южной Осетии в изгнании. После начала боевых действий в августе 2008 года, Дмитрий Санакоев и его соратники были вынуждена покинуть село Курта, в котором располагалась резиденция прогрузинской администрации Южной Осетии. Прежде Дмитрий Санакоев занимал посты премьер-министра и министра обороны правительства самопровозглашённой Республики Южная Осетия. С Дмитрием Санакоевым беседовал мой коллега Олег Кусов.
Олег Кусов: Какую вы сегодня занимаете должность? Как к вам обращаться?
Дмитрий Санакоев: Должность у меня такая, какая есть: глава администрации Южной Осетии. Она прописана распоряжением президента, и эту должность я на сегодняшний день занимаю. Другое дело, что бывшая югоосетинская автономная область по законодательству Грузии была сформирована как временная территориально-административная единица, и вот на этой временной территориально-административной единице я возглавляю администрацию Южной Осетии.
Олег Кусов: У вас есть какие-то контакты с жителями этого региона? Не секрет, что цхинвальские власти называют вас и ваших сторонников предателями.
Дмитрий Санакоев: Контакты по любому присутствуют, тем более что сегодня во взаимодействии с Министерством по реинтеграции правительства Грузии мы занимались разработкой программы по этой стратегии, которая сегодня принята и обсуждена в широком кругу европейских структур, и правительством Грузии она была принята. По этим программам мы сегодня готовы работать с жителями Южной Осетии, которые сегодня находятся на де-факто оккупированных территориях. С этими жителями у нас есть определенные программы, по которым мы будем работать. Я надеюсь, что эта стратегия будет реализовываться. На сегодняшний день как таковых, так сказать, агентурных связей у нас нет, но есть у нас связи, по которым мы хотели бы работать с этими регионами. Связи есть, они никогда не были утрачены. И тем более, в связи с тем, что по верхнему Ларсу сегодня есть движение, и люди из Северной Осетии и из Южной Осетии приезжают в Грузию по разным вопросам, юридические, социальные, экономические вопросы тоже здесь присутствуют. Поэтому эти контакты в любом случае наглядны и будут реализованы. Другое дело, что в вашем вопросе вы коснулись предательства - естественно, с какой точки зрения это все рассматривать. Потому что для нас сегодня актуально то, что та дорога, которой пошли цхинвальские власти, в том числе и вкупе с Российской Федерацией, это неправильный подход. И сегодня делить и отторгать какие-то территории… На сегодняшний день это неправильно, вразрез с нормами международного права, по моему мнению. Те лозунги, которыми руководствовались цхинвальские власти до войны, не сбылись, потому что никакой независимости реально в Южной Осетии не наблюдается, и по-видимому не будет, потому что эти территории сегодня полностью подчинены финансовым источникам из Российской Федерации. И тем более, что никакой экономики, никакого продвижения в этом направлении тоже не наблюдается и не будет видно, так как сегодня пока что в сторону Грузии никакого движения нет. И поэтому смысла развития экономики в этом регионе не будет. Это будет тупиковая зона, в которой будут находиться воинские части, административный ресурс, который будет обеспечиваться бюджетом Российской Федерации. Поэтому для бизнесменов и таких людей, которые хотели бы заниматься бизнесом и прибылью и развиваться, там никакого стимула не будет. Поэтому оценивать мою работу как предательство я не считаю нужным, потому что наша работа заключалась в том, чтобы вкупе с осетинским и грузинским населением жители Южной Осетии должны были решить свой политический вопрос мирным путем. Этого не произошло. И сегодня мы наглядно видим, что с этих территорий были выгнаны - и стерто с лица земли их имущество - граждане Южной Осетии грузинской национальности. И явно видно, что произошла этническая чистка. И для югоосетинского народа как такового, для югоосетинского населения ничего хорошего это не принесло. Тем более, я не склонен разделять свой народ на югоосетинский и североосетинский народы. Осетинский народ един, и он должен быть един в понимании любых политических и других заявлениях. История и время оценят нашу работу. Посмотрим, кто из нас предатель.
Олег Кусов: Я хочу вернуть вас к Конституции Грузии, в которой даже нет такого образования, как Южная Осетия. Но это разве правильный путь? Многие чиновники и политики говорят “так называемая Южная Осетия”...
Дмитрий Санакоев: Естественно, сегодня мы понимаем, что 90-е годы и развал Советского Союза много плохого принесло, много бед принесло и для Грузии тоже, тем более для тех политиков, которые совершали такие шаги по отношению к Южной Осетии. Когда автономная область была расформирована решением Верховного совета Грузии - естественно, это был неправильный шаг, я его всегда оценивал негативно. И в данном случае, чтобы прийти к тому, чтобы в Конституции Грузии такое территориальное образование, как Южная Осетия было прописано - к этому мы и шли, до того как началась война, и мы изначально в 2006 году заявили о том, что мы готовы рассматривать политический вопрос Южной Осетии в рамках Конституции Грузии. Естественно, вопрос был связан с тем, чтобы широко его обсуждали не только администрация Южной Осетии во главе со мной, но и местное, осетинское население, которое проживало в Южной Осетии, что не захотели обсуждать в Цхинвали. Были призывы со стороны правительства Грузии в этом отношении. Несколько раз президент Грузии заявлял о готовности сесть за стол переговоров и вкупе с нами, местными властями в Южной Осетии, обсуждать эти вопросы. И было заявлено, что есть готовность правительства Грузии рассматривать автономную структуру, автономную часть Южной Осетии в составе Грузии. Но к великому сожалению, это не случилось, не сбылось, не по вине грузинских властей, а по вине местных властей, вкупе с теми определенными политическими силами, которые сегодня доминируют в Российской Федерации. Вопросы Южной Осетии - внутренние вопросы Грузии. Если нам удастся решить их мирным путем, я думаю, что в Конституции Грузии скоро появится такое название, как Южная Осетия.
Олег Кусов: Вы участвуете в Женевских дискуссиях. Какова ваша задача, и контактируете ли вы с представителями Цхинвали?
Дмитрий Санакоев: Задача у нас - равно как и у всех тех, кто там работает. Мы работаем все в качестве экспертов. Каждый из нас имеет право высказывать свою точку зрения. Хотя я могу сказать, что сегодня в Женевских дискуссиях, после 13 сессий, абсолютно большого сдвига в этом направлении не наблюдается. Единственное, чего мы добились все вместе - это создание механизма по предотвращению инцидентов и реагированию на них на местах, который уже более-менее успешно работает, и я считаю, что это большая заслуга Женевских дискуссий. Что касается дополнительных каких-то действий, я думаю, что пока преждевременно говорить, что Женевские дискуссии вышли на тот уровень, где можно было бы обсуждать какие-то политические вопросы. Хотя у нас есть разногласия по поводу неприменения силы, по поводу присутствия российских военных баз на этих территориях, но к великому сожалению, не все от нас зависит. Потому что даже обсуждением вопросов, которые там сегодня лежат, в частности, соглашения между Российской Федерацией и Грузией при посредничестве Франции по выводу войск и прекращению огня, они трактуются разными сторонами по-разному. Поэтому очень сложно пока обсуждать в Женеве какие-то более серьезные вопросы, пока не будет каких-то установок сверху, допустим, со стороны Российской Федерации, Франции, Евросоюза и других участников переговорного процесса, в том, чтобы каких-то целей мы добились, прийти к чему-то общему. Что касается второго вашего вопроса, о контактах, естественно, не по моей вине там я не могу контактировать с представителями Южной Осетии. Есть, может быть, нежелание разговаривать со мной, есть боязнь. Понимаете, сегодня ситуация в Южной Осетии не такая как, допустим, в Грузии. Сам уровень, который сегодня представлен делегацией из Цхинвали, не соответствует тому, чтобы они могли свободно проявлять свои взгляды на какие-то определенные вещи. У них есть установка, и они четко исполняют эту установку.
Олег Кусов: Как вы считаете, что стоит за столь суровым приговором Таймуразу Джейрапову - 13 лет колонии строгого режима. За что?
Дмитрий Санакоев: Я считаю, что это показной суд, который они сделали над гражданином Российской Федерации, в том числе и гражданином Грузии. Толика вины самого господина Джейрапова в этом присутствует, потому что после августовских событий правительство Грузии объявило эти территории оккупированными. Без какого-либо позволения Таймураз Джейрапов несколько раз пересекал так называемые разграничения по линии Синагури. Он через этот путь проезжал в Российскую Федерацию, выезжал туда. Но в данном случае над Джераповым просто сделали вот такой показной суд. Хотя многие, и некоторые наши бывшие работники, сегодня прекрасно себя чувствуют во Владикавказе - их никто не трогает. Тем более что сам Джейрапов на суде заявлял, что у него были контакты со службами ФСБ в Ростове. Я не знаю, честно говоря, почему и за что ему столько дали. Хотя я считаю, что если Россия всегда заявляет о своих гражданах, она должна всегда защищать их везде, на всех территориях, где бы это ни находилось. Я не думаю, что Джейрапов совершил такое серьезное преступление по отношению к кому-то. Человек, экономист, который может чем-то помочь своему народу, а сегодня он сидит в тюрьме. Моя оценка негативна.
Олег Кусов: Сегодня даже грузинские политики признают, что решение проблемы Южной Осетии отдалилось. Как вы считаете, каким оно могло быть, это решение?
Дмитрий Санакоев: Я считаю, что Южная Осетия, вкупе с Абхазией, это внутренние проблемы Грузии. Внутреннее решение этих проблем лежит на правительстве Грузии, и оно готово их решать. Хотя есть большие препоны. И трудно сегодня говорить о том, что Грузии сегодня можно будет достичь того, чтобы эти территории в ближайшем будущем рассматривали вопрос вхождения этих территорий в состав Грузии. Конечно, это очень сложно. Я думаю, что в первую очередь Грузии надо развиваться сильнее, строить нормальное гражданское общество, в котором все будут чувствовать - независимо от национальной принадлежности - свободными гражданами. Не думаю, что решать его отдельно от тех проблем, которые сегодня обсуждает Грузия, будет очень сложно, для самого местного населения. Любые соседи должны жить в мире и вместе развиваться, опираясь друг на друга. А если это будет в одностороннем порядке, то какая-нибудь из них будет богаче или беднее. Я думаю, что оценивать это будут так: Южная Осетия будет намного беднее, чем Грузия. Я думаю, что у Грузии шансов сегодня больше развиваться более сильно, и жизнь в Грузии сегодня тоже намного по параметрам лучше, чем в самой Южной Осетии, в социальной, экономической и других сферах
Александр Касаткин: Правозащитник из Ингушетии Магомед Муцольгов, возглавляющий Автономную некоммерческую организацию "МАШР", стал лауреатом премии Московской Хельсинкской группы в области защиты прав человека. 5 декабря Магомеду была вручена премия "За успехи в развитии и управлении правозащитными организациями". Рассказывает Магомед Ториев.
Магомед Ториев: Правозащитное движение в Ингушетии имеет очень короткую историю. До прихода к власти Мурада Зязикова правозащитников в республике фактически не было: работал лишь филиал организации "Мемориал", занимавшийся на тот момент Чечней.
Мурад Зязиков, открывший доступ в Ингушетию "эскадронам смерти", в то же самое время учредил и пост Уполномоченного по правам человека при президенте, доверив эту должность Карим-Султану Кокурхаеву. Главной обязанностью ингушского омбудсмена республики стала защита прав президента Мурада Зязикова, который довольно быстро после начала своей деятельности стал объектом жесткой критики за коррупцию, расцветшую при нем буйным цветом, за провал всех социальных и экономических программ, но самое главное, за фактическую сдачу республики силовикам, устроившим на ее территории кровавый беспредел.
Похищения, бессудные казни, теракты, ставшие ежедневной рутиной, заставили сотни людей искать справедливости и добиваться соблюдения закона. До появления "Машр" в Ингушетии все, кто стал жертвой произвола, могли пойти либо в "Мемориала", либо в лес, чтобы отомстить своим обидчикам. Искать правды в МВД или прокуратуре не имело никакого смысла. Тогда и стало появляться понимание, что без региональной правозащитной организации, которая занималась бы ингушскими делами не по остаточному принципу, а сконцентрировала бы на них все свое внимание, не обойтись.
14 апреля 2005 года в городе Назрань родственники похищенных в Ингушетии людей провели общее собрание учредителей и учредили Автономную некоммерческую организацию "МАШР". Муцольгов уже 2 года разыскивавший своего похищенного в Карабулаке брата, был избран её руководителем.
До похищения, Магомед занимался бизнесом, торговал строительными материалами и был далёк от политики. Горе и появившееся за годы поиска справедливости понимание абсолютной беззащитности любого перед произволом силовиков, изменили образ жизни Магомеда. Защита прав людей, попавших в жернова системы, способность продлевать жизнь своей организации каждый день стали второй натурой правозащитника.
На сегодняшний день "Машр" является крупнейшей правозащитной организацией республики, постоянный штат - 18 человек. Многие из сотрудников - родственники похищенных. Потеряв близких, они пришли в "Машр" в надежде добиться исполнения законов России по отношению к гражданам республики.
Сотрудники "Машр" и сами становились жертвами "эскадронов смерти". В июле 2008 года Зураб Цечоев, редактор сайта организации был похищен и избит силовиками, ему сломали ногу и отбили почки. Только мгновенная реакция его коллег спасла ему жизнь. Силовики, узнав о готовящемся крупном митинге в защиту Зураба, выкинули его на трассе неподалеку от Магаса.
Дома сотрудников организации, например, Мурада Яндиева, подвергались несанкционированным обыскам сотрудниками неустановленных силовых структур. На жизнь самого Магомеда Муцольгова несколько раз покушались, его пытались похитить, обстреливали автомобиль. По словам Магомеда, у него есть мечта создать строительную компанию и строить дома по собственным проектам. Друзья и знакомые до сих просят его сделать для них эскизы.
Возможно, когда-нибудь Магомед займется любимым делом, но, судя по ситуации в Ингушетии, произойдет это очень не скоро.
Александр Касаткин: На этой неделе российская власть впервые устами Александра Хлопонина признала, что ей не хватает знаний о Кавказе, понимания, что там происходит. По сути дела, это означает, что стратегии подавления и подкупа, на которых базировалась северокавказская политика последних 2 десятилетий, уже не считаются идеальными моделями для управления Кавказом. Необходимо знание, подтвержденное научными изысканиями и выводами. Об историческом событии - политолог Сергей Маркедонов.
Сергей Маркедонов: Северокавказская политика должна базироваться на солидном научном фундаменте. На днях к такому выводу пришел президентский полпред на Северном Кавказе Александр Хлопонин. Как говорится, лучше поздно, чем никогда. Для понимания того, что одних лишь навыков качественного "освоения денег" для преодоления северокавказских кризисов недостаточно, аппарату Хлопонина потребовался год. Если же говорить в целом о российской управленческой машине, то эта проблема в течение двух десятков лет с момента распада СССР не вставала в повестку дня. Так и хочется в этой связи вспомнить слова покойного российского реформатора Егора Гайдара о том, что страна дорого заплатила за образование своих премьер-министров. Похоже, с полпредами и другими представителями многосложной бюрократической машины РФ та же история.
Однако если отбросить в сторону иронию, то выводы Хлопонина можно было бы только приветствовать. Фактически впервые его устами российская власть признала, что она что-то не знает. Конечно, данное признание было выдержано вполне в советском стиле. Позволю себе краткую выдержку из разговора Хлопонина с ректорами крупнейших северокавказских вузов: "В Японии три института занимаются проблематикой Северного Кавказа. У нас же есть группа в одном институте, группа экспертов в ФСБ, группа экспертов в Совбезе, группа экспертов в МИДе, а так, чтобы работала команда, которая могла бы здесь помогать вырабатывать выверенные, точные решения с особенностями специфики Кавказа, - этого до сих пор нет". Раньше полпред рассказывал своим коллегам и подчиненным про то, что в США по каждой республике Северного Кавказа работает отдельный институт. Теперь вот обнаружил три "мозговых центра" в стране "восходящего солнца". Но, повторюсь еще раз, несмотря на корявый с намеками на конспирологические теории советский стиль, сказано очень важное слово. Признана ценность научного знания в выработке прикладных управленческих решений. Если эта тема будет поддержана сверху, то может быть мы, наконец, придем к тому, что опер ФСБ и прикормленный начальник Духовного управления мусульман не могут рассматриваться в качестве главных знатоков Кавказа. Просто потому, что у них другие цели и задачи.
Между тем, сегодняшнее знание северокавказских реальностей далеко от адекватности. В постсоветский период Северный Кавказ вообще воспринимается в прочной связке с такими понятиями как "традиционализм", "клановость", "непотизм", "отсталость". Сегодня о чеченских и ингушских тейпах не рассуждает, похоже, только ленивый. Это слово стало своеобразным лингвистическим кодом для политологических "всезнаек", которые, обращаясь к нему по поводу и без повода, хотят продемонстрировать свое знакомство с кавказским материалом. При этом, однако, реальная социально-политическая роль тейповых институтов в Ингушетии и Чечне наших дней, в отличие от кавказских территорий XVIII-XIX столетий, почти не изучена. Как не изучены и реальные структуры, финансовые и лоббистские возможности так называемых кавказских "кланов", их связи за рубежом и внутри России. Не работают на постоянной основе социологические или этнологические экспедиции, а различные ученые работают по своим индивидуальным графикам и планам, иногда в прямом смысле слова на свой страх и риск, собирая по крупицам достоверную информацию, которая, увы, для принятия стратегических оценок и решений не интересна. Зато сплошь и рядом в таких случаях возникают "кураторы" из соответствующих служб, интересующиеся не научными выводами, а "зарубежными источниками финансирования" или чисто оперативными сведениями. В итоге происходит забивание гвоздей микроскопами. Что, в конечном счете, и приводит к рождению нереалистических программ типа Стратегии-2025, напоминающих то ли научно-фантастическое произведение, то ли брежневскую продовольственную программу. Если же исследование Северного Кавказа будет опираться на мощную поддержку федеральной власти, то министру или даже президенту республики будет трудно проигнорировать встречу для экспертного интервью социолога или отказаться от участия в фокус-группе. То же самое касается и предоставления информации, и гарантий для полевой работы исследователя.
Однако идея Александра Хлопонина при более детальном рассмотрении заставляет нас несколько поумерить оптимизм. Научное сопровождение политики на Кавказе, спору нет, проблема не только назревшая, но и перезревшая. Но по каким критериям будут отбираться ученые? Не секрет, что за последние два десятилетия научные степени и звания сильно девальвировались. Теперь что ни губернатор, то доктор наук, что ни мэр-то кандидат. Параллельно с серьезными исследованиями проводятся квазинаучные собрания, занимающиеся, скорее пропагандой, хотя и под соусом высокопарных фраз про позиционирование и дискурсы. А если мы добавим сюда такую старую традицию власти делить ученых на лояльных и нелояльных граждан, то получим еще одну серьезную проблему. Что если классный кавказовед окажется получателем западных грантов или сторонником не "традиционного", а обновленческого ислама, не членом "Единой России", а напротив поклонником Немцова с Лимоновым? Получит ли он поддержку со стороны власти? Помнится, в своей знаменитой открытой статье Дмитрий Медведев предлагал сотрудничество тем, кто не согласен с ним лично, но кто жаждет перемен. Сегодня он сам и его полпред готов к тому, чтобы выполнить этот тезис на практике? Хочется в это поверить, но терзают смутные сомнения (а ученые, народ, вообще сомневающийся). Можно ли создать в отдельно взятой северокавказской лаборатории оазис свободомыслия, не меняя всей системы взаимоотношений с гражданским обществом, включая и науку? Непростой вопрос, на который нет ясного ответа. Но другой ответ более или менее очевиден. Если новый научный проект станет собранием "академических генералов", которые будут рассказывать об отсутствии национального и религиозного вопроса на Кавказе, лакировать и полировать действительность, то вреда от этого будет больше, чем от ничегонеделания. Ибо в этом случае будет дискредитировано научное знание, и маятник может качнутся в сторону тех, кто "академиев не кончал". Или кончал совсем другие академии.
Александр Касаткин: 9 декабря отмечался международный день борьбы с коррупцией. Четверть населения России хотя бы раз в год дает взятки, сообщается в опубликованном исследовании международной антикоррупционной организации Transparency International. О ситуации в Адыгее рассказывает Лариса Черкес.
Лариса Черкес: 9 декабря прошел Всемирный день борьбы с коррупцией – новым бичом современного общества. В Адыгее уже 2 года действует Совет по противодействию коррупции. В 2010 году следственный комитет по РА возбудил 11,5 тысяч уголовных дел. Цифры явно не утешительные. В том числе к ответственности были привлечены следователи, прокуроры, адвокаты, которые должны защищать наши права, а также люди, от которых зачастую зависит наше будущее: члены избирательных комиссий, депутаты и судьи.
На лидирующих местах по нарушениям в сфере коррупции - медицина и образование. Врачи, которым вверяем в руки самое ценное – здоровье, работники образования, которым доверяем самое дорогое – детей. Невольно возникает вопрос: а где же не бывает коррупции? Над ответом приходится долго думать.
Общественник из Адыгеи Валерий Бринних считает, что коррупция уже твердо укрепилась в общественном сознании:
Валерий Бринних: Я думаю, что в Адыгее в таких же масштабах, как и в целом по стране. Особенно по Краснодарскому краю, ведь Адыгея находится внутри Краснодарского края. И все, что происходит в крае отражается и на Адыгею плюс национальная специфика. Хотя сейчас и не поймешь хоть на Севере, хоть в Центральной России, по-моему берут и дают. Я считаю, что коррупция у нас везде. Она уже в общем-то проникла на бытовом уровне и не воспринимается уже как нечто злокозненное.
Лариса Черкес: Валерий Бринних работает в природоохранной сфере и утверждает, что в борьбе за экологию приходится преодолевать коррумпированные барьеры. Одной из мер борьбы с этой "опухолью нынешнего общества" эколог считает строгий общественный контроль:
Валерий Бринних: Меры, которые принимаются в каких- то госорганах - это все не серьезно, потому что коррупция проникла и в среду чиновников. Сами с собой чиновники бороться не будут. Бороться с коррупцией можно только общественным контролем.
Лариса Черкес: Коррупция процветает во всех сферах общественной жизни - начиная с устройства ребенка в детский сад, до общения с высшими должностными лицами. При этом, надо еще знать кому, когда, через кого и сколько. Даже если взятка не дается реальными деньгами, то существуют такие "подвиды" коррупции как "по блату", "по знакомству", "заранее отблагодарил" и т.д. И такие взятки зачастую даже более действенны для достижения результата.
Жанна Х. работает в школе учителем несколько лет. Тотальное распространение коррупции она связывает с низкими показателями в экономике:
Жанна Х.: Насколько наша республика отстает по темпам развития от других регионов России, я сужу по этому. Дотационная республика и к лучшему пока изменений нет. Даже хуже становится. Коррупция больше в тех областях, где эти деньги крутятся. Где принимаются какие-то решения, которые могут как-то выгодно повлиять на тех или иных людей. Мне кажется, это экономическая зона - должностные лица, милиция, у которой есть тоже доля власти. Коррупция у нас в России - давняя традиция и считается, что "рыба гниет с головы". Конечно же, в первую очередь это верхушка власти. И надо начинать с нее. Мне кажется, что людям, которые руководят у нас в Адыгее, нужно пересмотреть некоторые моменты, где-то поступать жестче, где-то меньше закрывать глаза, больше интересоваться и стараться боле откровеннее смотреть на вещи, которые у нас происходят. Может быть тогда что-то изменится.
Лариса Черкес: В нынешнее время трудно найти человека, который хоть раз не встречался бы лицом к лицу со взяткой в любом ее виде. Это уже превращается в образ мышления. Если раньше в обществе замалчивались случаи дачи взятки, то сейчас люди уже не бояться говорить об этом открыто. Говорят: "я к этому сходил, столько дал, все решили без проблем". Мурат Х. учится в одном из вузов республики. Он считает, что взятки там - обычное дело:
Мурат Х.: Тот же самый университет. Там 95% людей берут взятки: на сессиях, за контрольные. Что касается судов, Белого дома - это всем понятно, что там взяточников много. Взяток я не разу не давал. Но если придется, то, конечно же, дам. Куда деваться? По другому никак.
Лариса Черкес: По данным социологического опроса прокуратуры Адыгеи, в котором приняли участие около тысячи человек, 25% из них за последний год делали неформальные выплаты и подарки должностным лицам. При этом 92% опрошенных осуждают коррупцию. Условиями, порождающими коррупцию, жители Адыгеи называют прежде всего безнаказанность чиновников и административные барьеры. В качестве предполагаемых мер борьбы со взяточничеством опрошенные указывают увеличение зарплаты, бюджетный контроль и повышение уровня жизни населения, а также реальное уголовное преследование коррупционеров. Ведь коррупция сейчас становится чем-то повседневным, и преступность взяточничества в сознании обывателя стирается. А, как известно, все что часто повторяется - превращается в привычку. Вредную, противозаконную привычку.
Александр Касаткин: Существует ли способ судить о реальном положении дел в Чечне по статистическим данным, которые очень отличаются друг от друга в зависимости от источников? Внутренние чеченские источники рисуют одну картину, внешние - дают совершенно иную. Писатель Герман Садулаев берет разные данные и предлагает их сравнить: во всех случаях результат указывает не столько на проблему, сколько на катастрофу. На сей раз речь пойдет о безработице в Чеченской Республике.
Герман Садулаев: Я всё больше люблю статистику. На нейтральных цифрах моя душа отдыхает. К тому же – ни одна собака не сможет меня упрекнуть в клевете и очернении действительности. Все цифры взяты из официальных источников. Я лишь сопоставляю, да произвожу простейшие арифметические действия.
На этот раз математический анализ посвящён безработице в Чеченской республике. Проблема, очевидно, существует и даже осознаётся властями, которые предпринимают беспрецедентные меры в борьбе с безработицей. К числу беспрецедентных мер, несомненно, относятся недавний визит руководителя Роструда Юрий Герция, ярмарка вакансий в малом концертном зале города Грозного и визит Главы республики на консервный завод и птицефабрику.
Но, к цифрам. Согласно заявлению министра труда Чеченской республики господина Ахмадова, за 10 месяцев текущего года число зарегистрированных безработных удалось снизить на сорок тысяч. Сколько же их осталось? Этой цифры в официальном отчёте нет. Но мы посчитаем. Господин Ахмадов в другой своей речи сообщил, что за те же 10 месяцев безработица снизилась на 12,8 %. Итак, сорок тысяч – это 12,8 %. Значит, осталось ещё 272 500 безработных.
Напоминаю, что численность населения Чеченской республики на 1 августа 2010 года составляла около 1 285 000 человек. Таким образом, текущая безработица, по данным чеченского министерства труда составляет 21 % от общего числа населения. Невероятная цифра! Думаю, в истории не очень много было обществ и государств, где каждый пятый житель был официально безработным.
Однако у российского министерства труда данные ещё более впечатляющие. Юрий Герций сообщил, что уровень безработицы в Чеченской республике в 23 раза превышает среднероссийский. В 23 раза. Он же упомянул, что среднероссийский уровень безработицы составляет 2 %. Правда, не уточнил – к общему числу населения или к трудоспособной его части. Получается, уровень безработицы в Чеченской республике – 46 %. Будем полагать, что от трудоспособного населения. Иначе слишком страшно.
Хотя и так страшно. Практически каждый второй трудоспособный житель республики является безработным. Вдумайтесь. Такого точно нигде и никогда не было.
С кем и о чём говорить по поводу экономического развития и процветания в регионе, где до сих пор половине трудоспособного населения негде работать? Можно ли в таких условиях говорить, к примеру, о гражданском обществе? О среднем классе? О чём говорить – половина просто нищие, безработные, получающие благотворительные пособия от государства и – если верить официальным данным – не имеющие иного источника дохода, кроме этой милостыни?
Но правда ли это? То есть, я не сомневаюсь в официальной статистике. Однако насколько официальная статистика отражает реальное положение вещей? Неужели каждый второй трудоспособный житель республики сидит дома и ждёт ежемесячного пособия? Верится с трудом. Скорее, большинство заняты – на временных работах, в собственном хозяйстве, или даже выезжают на заработки за пределы республики. Кто плитку кладёт, кто помидоры выращивает, кто держит торговлю. Но и на учёте стоят – заработки непостоянные и, видимо, небольшие, лишнее пособие не помешает. Едва ли будет преувеличением сказать, что более трети жителей республики выживают только благодаря пособиям и социальным выплатам – по безработице, детским, пенсиям и прочей, как говорят в Европе, социалке.
Ярмарку вакансий в Грозном посетило около трёх тысяч человек. Официальные источники говорят, что это прекрасный результат – а я сомневаюсь. В республике почти триста тысяч безработных! Привезли работодателей – более 50 предприятий Чечни, Краснодарского края, Москвы, Петербурга. А пришёл посмотреть, куда его зовут работать, только один из ста безработных. Остальные 99 остались дома.
Почему – я не знаю. Я не делаю выводов. Я просто привожу цифры.
Александр Касаткин: В России создана новая, уже четвертая исламская организация, претендующая на влияние в исламской умме России – Российская ассоциация исламского согласия или Всероссийский муфтият. Рассказывает Мурат Гукемухов.
Мурат Гукемухов: 8 декабря в Москве состоялась учредительная конференция вновь созданной организации, в которую по утверждению учредителей, вошли уммы Ставропольского и Пермского краев, Мордовии, Урала и Рязанской области,
Руководителем всероссийского ассоциации мусульман избран муфтий Ставрополья Мухаммад Рахимов.
Один из учредителей новой исламской структуры муфтий Пермского края Мухаммедгали Хузин заявил в интервью Интерфаксу, что причиной для создания новой организации "стала назревшая потребность и важность консолидации мусульманского сообщества России".
"Необходимо обособиться от конфликтов и междоусобиц, которые мешают развитию мусульманского сообщества" - заявил муфтий Хузин.
Заявление обидное для трех старших сестер, - уже существующих в России исламских структур – Совета муфтиев Росси, Центрального духовного управления мусульман и Координационного совета мусульман Северного Кавказа. Возникает закономерный вопрос - а они то, чем занимались все эти годы?
Впрочем, ни одна из этих структур не стала комментировать появления нового "смежного ведомства".
Пресс-секретарь Совета муфтиев России Гюльнар Газиева отказалась от комментариев, по ее словам, хотя бы потому, что пока не знает о чем идет речь. Новая структура свалилась как снег на голову.
Единственное что сказала пресс-секретарь Газиева - далеко не все имамы, перечисленных учредителями всероссийского муфтията областей, поддержали новую структуру.
Российские СМИ уже заявили о создании структуры в пику уже существующим по инициативе светских властей.
Дескать, председатель Совет Муфтиев Равиль Гайнутдин был известен своими связями с экс мэром Москвы Юрием Лужковым, теперь новый мэр Виктор Собянин создает структуру "под себя".
Как бы в подтверждение заявлениям российской прессы Муфтий Хузин заявил о том, что "более 10 мусульманских организаций, вошедших во всероссийский муфтият, активно работают в автономном режиме в полном согласии с региональной властью. На протяжении пяти лет каждая из них накопила значительный опыт в рамках региональной модели мусульманского строительства".
Та же история и с созданием Ставропольского муфтията, – ранее входившее в ДУМ КЧР и Ставрополья – структуру Координационного центра мусульман Северного Кавказа.
На протяжении последних 4 лет власти Ставрополья настаивали на создании собственного муфтията, неподконтрольного координационному центру Северного Кавказа.
Мотивация этого решения – "кавказцы не могут справиться со своими проблемами, - куда уж им решать наши".
Много обид высказывали ставропольские власти, когда объединенное с Карачаево-Черкесией духовное управление не смогло воспрепятствовать радикализации мусульман в восточных районах края, где компактно проживают ногайцы.
Ради отделения власти Ставрополья пошли на беспрецедентные шаги – пообещали вернуть соборную мечеть в Ставрополе, где сейчас размещается художественный музей, и снять запрет со строительства мечети в Пятигорске. Говорит председатель Координационного совета мусульман Северного Кавказа Исмаил Бердиев
Правда, теперь власти края подчеркивают, что не имели отношения к этим процессам, а умма разделилась сама. Говорит председателем комитета Ставропольского края по делам национальностей и казачества Борис Калинин.
Светские власти Ставрополья явно недооценивают ни проблем, на которые они замахнулись, ни миграционных потоков из северно-кавказских республик.
За постсоветские годы в Ставрополье только из Дагестана переселилось около 300 тысяч человек. Миграционный поток из соседних республик растет с каждым годом, - Ставропольский край это не только столица Северного Кавказа , это и деловой, прежде всего торговый, центр Кавказа. В местных ВУЗах обучаются тысячи кавказских студентов.
Большую часть ставропольской уммы, живущей на два дома, вряд ли можно считать хоть как-то подконтрольной местному духовенству. Отделение от кавказских муфтиятов – это разрыв последних, и без того ничтожных рычагов влияния на местную исламскую общину.
Демонстрация сближения с властью, также не в пользу нового муфтията.
Муфтии, слишком открытые для сотрудничества с властью, не пользуются доверием в исламских общинах и воспринимаются то ли как коррумпированные чиновники от конфессии, то ли как осведомители МВД или спецслужб.
В этом смысле, поиски идиллии межу региональными муфтиями и чиновниками в рамках новоявленной "исламской доктрины" – "обособиться от конфликтов и жить в согласии с региональной властью", имеют значение только для них самих.
Для чиновников – в виде довеска к административному ресурсу, для имамов – в виде личного благополучия и административной защиты.
Поэтому увеличение исламских институтов до 4 или до 40 не имеет, ровным счетом, никакого значения для тех, ради кого они якобы создаются.