Марина Тимашева: Продолжим тему, начатую в первой части программы Ольгой Клячиной. Документальное кино – главный герой не только ''Артдокфеста'', но и фестиваля ''Сталкер''. Оба фестиваля проходили в Москве практически одновременно. "Сталкер"- правозащитный кинофестиваль, прошел уже в 16-й раз. Приз "За права человека" достался: Надежде Цалоевой-Гуриевой - учителю истории Бесланской школы №1, создателю музея памяти жертв теракта и героине фильма Вадима Цаликова "Беслан. Надежда"; Елизавете Глинке, доктору Лизе ( о ней - картина Ольги Мауриной "Вокзал по средам") и многодетным матерям - Люке Смеховой и Наталье Харитоновой из ленты Татьяны Соболевой "Документы любви".
А вот названия фильмов-лауреатов ''Сталкера'': они были объявлены 15 декабря:
Гран-при ''Сталкера'' получил ''Кочегар'' Алексея Балабанова, приз имени Валерия Фрида вручен картине ''Гастарбайтер'' Юсупа Разыкова, лучшим дебютом в игровом кино признана работа Юрия Быкова ''Жить''.
Жюри неигрового смотра присудило главный приз документальному фильму ''Главная тайна республики ''ШКИД'' Михаила Михеева. Спецпризы представительства ООН в России достались фильму ''Край'' Алексея Учителя и документальной ленте ''Быть вместе'' Ольги Арлаускас.
Две награды вручены документальной картине Алексея Погребного ''Последнее свидание''. Гильдия кинорежиссеров России, которую возглавляет Марлен Хуциев, премировала документальный фильм ''Монгол-8'' Глеба Середы и игровую картину Алексея Федорченко ''Овсянки''.
Одна из самых болезненных проблем – фильмы, даже отмеченные наградами, не доходят до зрителя. Об этом заговорила продюсер и прокатчик Раиса Фомина .
Раиса Фомина: Каждый год я жду этого фестиваля, потому что на этом фестивале в жюри документального кино можно посмотреть фильмы, которые потом или до этого нигде и никогда не увидишь. И много талантливых людей, я восхищаюсь ими, потому что я не представляю, как они продолжают делать фильмы, которые не дойдут до зрителя. Если в нашей стране, в отличие от других стран, нет кинотеатров документального фильма, телевидение остается единственным окном, где это кино можно увидеть. И этому кино нет места на телевидении. Особенно, конечно, лучшим фильмам - фильмам, которые затрагивают какие-то острые проблемы, рассказывают о том, о чем на нашем телевидении рассказывать не положено.
Марина Тимашева: Раису Фомину поддержал кинорежиссер Вадим Абдрашитов.
Вадим Абдрашитов: С огромным интересом смотрю документальные фильмы, с горечью понимаю: я-то смотрю, а зритель не увидит. Я не понимаю, какими силами, наверное, только с помощью журналистов, криками, каким-то возмущением, куда-то надо давить - на власть, на телевидение - чтобы так или иначе это доходило до зрителя. Время от времени в рамках ''ЭХО Фестиваля'' эти фильмы все-таки доходят до какой-то аудитории, там разовые показы, а аудитория всегда просто в онемении, зрители даже не верят, что такие картины существуют, это для них настоящее открытие. Я далек от мысли, что это случайно, что это просто ''неформат''. Нет, я за этим вижу политическое решение. Зачем огорчать зрителей, зачем отнимать хлеб у телевидения? Получается как-то странно: телевидение выстраивает одну картину жизни, описывает одну Россию, а документальный кинематограф вдруг показывает нечто другое. Что называется, кому это надо? Но, слава Богу, все-таки существует фестиваль ''Сталкер'', существует возможность у авторов картин такого рода картины все-таки предъявить, хотя бы фестивальному зрителю. Но что делать дальше с этими фильмами - непонятно, просто неясно. Увы, к сожалению.
Марина Тимашева: Эту тему я предлагаю обсудить кинокритику и эксперту ''Сталкера'' Александру Колбовскому. Понятно, что люди не особенно-то и ходят. Ходят специально приглашенные, не отобранные на сам фестиваль, в прокат эти фильмы не попадают, а если попадут, там будет один человек в зрительном зале, да и тот озяб, и так далее. На самом деле, есть ли в этих фильмах что-то, что заслуживает внимания, почему люди должны их посмотреть?
Александр Колбовский: Марина, во-первых, я не думаю, что уж прямо-таки и не ходят. Когда здесь, через дорогу, в ''Художественном'', проходит ''Артдокфест'', насколько я знаю, залы там бывают полные (не всегда, но бывают). Когда мы в Еврейском культурном центре, я веду там вечера, показывали фильм Алёны Полуниной ''Революция, которой не было'', у нас набился зал битком. Там зал маленький, но, тем не менее. Какой-то интерес к этому есть. Но он почему небольшой? Потому что мне кажется, что за 20 лет люди просто забыли, что есть такое понятие как документальное кино. Они думают, что документальное кино это то, что им показывают в 22.30 по Первому каналу и в 9.05 - по Второму. Это тоже документальное кино, но это кино форматированное. Кстати говоря, я пять лет уже на ''Сталкере'', и я смотрю все, смотрю, в том числе, и то, что присылают каналы. Так вот, ужас ситуации в том, что если пять лет назад было замечательное документальное кино вне телевидения и очень плохое документальное кино телевизионное, то сейчас они сравнялись по качеству. Я бы сказал даже, что телевизионное кино становится все более интересным, а это куда-то уходит. Оно не может существовать вне зрителя, вне кинотеатров, вне всего. Ну да, есть фестивали, спасибо им, спасибо, что есть ''Сталкер'', что есть Екатеринбург, но нельзя снимать кино только ради фестивалей и ради 10-ти человек своих друзей. Вот и все. Они уходят на телевидение, эти люди, наверное, потому что какие-то имена, которые я знаю, я вижу их в титрах телевизионных картин.
Марина Тимашева: А есть ли принципиальная разница между документальными фильмами, которые принимает в афишу ''Сталкер'', ''Послание к человеку'' (екатеринбургский фестиваль) или ''Артдокфест''? Ведь документальное кино всегда сосредоточено на проблемах человека, на его правах.
Александр Колбовский: Кино, как любое искусство, оно - о правах человека. Конечно, я понимаю, что говорю сейчас кощунственные вещи по отношению к создателям фестиваля ''Сталкер'', но, наверное, ''фильмы о правах человека'' - странное определение, потому что все кино должно быть о правах человека. Должно - не значит, что так и есть. Я не был никогда в Екатеринбурге, я не знаю их программу, но думаю, что ходит примерно одна и та же обойма фильмов, может быть, разница только в том, что на ''Сталкере'' есть акцент на темах беженцев, мигрантов, СПИДа, прав ребенка. Поскольку на ''Сталкере'' существуют дни, посвященные каждой из этих проблем, то задача - найти фильмы, подходящие под каждый из этих дней. Иногда эти фильмы бывают слабее, чем должно быть фестивальное кино. Вообще происходит какое-то катастрофическое сужение, сужение пространства - оно и количественное, и качественное, и просто фильмов меньше становится, а хороших фильмов – катастрофически меньше. Из того, что я видел, могу безоговорочно назвать одну-две картины. Причем, одна из них, которая мне понравилась более всего, это 12-й фильм Леши Погребного из его ''Лешкиного луга'' - замечательный фильм, гениальный фильм. Это фильм последний, там все уже кончилось, кончилось трагически. Это фильм вообще о судьбе России, на мой взгляд. Но такой фильм — один, и, в принципе, это не новое кино.
Марина Тимашева: Получается, видимо, как я уже сейчас для себя понимаю, что есть отличие, потому что фестиваль ''Сталкер'' группирует фильмы тематически, вокруг проблем.
Александр Колбовский: Которые сам ''Сталкер'' сформулировал для себя.
Марина Тимашева: И ты смотришь не один фильм - о том, другой фильм - об этом, а третий - о десятом, а в результате, вне зависимости от художественного качества тех или иных лент, получаешь более полное представление именно об этой проблеме, потому что она ''схвачена'' несколькими режиссерами, несколькими фильмами. И, благодаря такому тематическому подбору мы получаем какую-то картину.
Александр Колбовский: Потому что даже эти, может быть, несовершенные фильмы, они в таком вот в двухчасовом, трехчасовом показе складываются в очередной знак беды. Потому что каждая из этих картин, любая, это, конечно, знак и сигнал беды. Кстати говоря, я вдруг понял, что на фестивале нет Дня защиты прав журналистов, хотя фильмы на эту тему есть: допустим, Валерия Балаяна фильм ''Любите меня, пожалуйста'' об убитой журналистке Насте Бобуровой.
Нет проблемы взаимоотношений любой правозащитной картины и фестиваля ''Сталкер'', есть только проблема взаимоотношений любой правозащитной картины и зрителя, который не хочет смотреть, или не может, или отвык смотреть. Возвращаясь к началу нашего разговора — видимо, просто отвык.
Марина Тимашева: По Химкинскому лесу, например, никто не успел ничего сделать, то есть ничего из того, что происходило за последние пол года не заинтересовало?.
Александр Колбовский: Мне не попадалось ничего.
Марина Тимашева: Коллега Александра Колбовского, киновед, эксперт фестиваля Андрей Шемякин считает, что документальные фильмы ''Сталкера'' не обязаны быть публицистическими.
Андрей Шемякин: Али Деркс - выдающийся организатор документального кино, директор крупнейшего международного фестиваля документального кино в Амстердаме - сказал недавно на открытии фестиваля, что документальное кино это, во-первых, все, что угодно между поэзией и пропагандой, а, во-вторых, это индивидуальная авторская интерпретация реальности или создание собственного авторского мира, и в равной мере это кино противостоит тотальной коммерциализации, и давлению властных структур, и конъюнктуре, которая в результате этого давления возникает. Потому что не одно же давление, а еще и ложные образы возникают. Если то, что касается давления властных структур, с этим у нас все в порядке и выражение протеста слышится непрерывно, то о проблеме коммерциализации у нас такой заговор молчания, потому что считается, что мы же — рыночники, а это же - составляющая рынка. Да ничего подобного! Рынок это, в первую очередь, структурирование аудитории, когда каждому зрителю нужен его собственный фильм, который именно для этого зрителя и сделан. И поэтому просто поразительно, что о документальном кино у нас сегодня по-прежнему говорят в терминах ''кино не для всех'', а в Америке бюджеты документального кино приближаются к бюджетам средних блокбастеров, а средства, которые затрачивающийся на документальные фильмы, достаточно велики. Вопрос весь просто в цели. Можно за копейки снять блестящую документальную картину, а есть замыслы, которые требуют соответствующих серьезных финансовых вложений. И то, что документальное кино, которое раньше в упор не замечали, сейчас вроде как замечают, но, дескать, нужно, чтобы волновало людей, чтобы это немного рассказало про то, как мы все-таки живем... В то время, как это огромный пласт кино именно художественной интерпретации реальности (по-другому - не скажешь), когда есть художественность. И я бы не стал его путать с чистой публицистикой, с одной стороны, а, с другой стороны, с тем кинематографом, который мы имеем в изобилии, благодаря телевидению. Можно это назвать ''квазиформаты''.
Марина Тимашева: А на ''Сталкере'' все-таки представлено какого типа документальное кино?
Андрей Шемякин: К счастью, все еще разное, преимущественно — публицистика, но, не совсем. Есть интереснейшая картина об Анатолии Звереве. Казалось бы, о Звереве снимали не так уж мало, но тут большой мастер - Валера Золотуха, фильм называется ''Садись, детуля, я тебя увековечу''. Фильм объективно противостоит уже сложившемуся стереотипу Зверева, как такого бомжа и хиппи, или битника, если угодно, такой богемы. Именно потому, что это человек по-своему гармонический. Из него все жертву режима делали, ну, на худой конец, такого чудака, а здесь абсолютно органичное мироощущение представлено, человек, который, по словам Батюшкова - ''И живи, как пишешь, и пиши, как живешь''. И это абсолютно ново. И фильм - прямо как песня, забываешь о времени, когда его смотришь. Все-таки, мне очень жаль, что побеждает такое однобокое представление о документальном кино, как о том, что сами документалисты язвительно называют ''социалка''. Это очень нужно, особенно на ''Сталкере'' - это специфика фестиваля. Но, как известно, можно и замечательные идеи скомпрометировать безликой формой, а можно, наоборот, самую элементарную вещь действительно превратить в перл создания, если делать просто хорошее произведение. По большому счету, сегодня мне очень хочется сверить часы, потому что сейчас это был последний год, когда на самом деле работало госфинансирование. Часть денег была заморожена в 2010 году, во время кризиса, и только сейчас они выплачивались дальше. Поэтому в этом году по-настоящему большое количество фильмов, до 230 - точно, а, может, и больше было создано, закончено производство, скажем так. Что будет теперь? Потому что настоящих продюсеров что-то не видно. Но и привычка жить на государственные деньги, на государственные субсидии... По-другому, прямо скажем, очень трудно. Мы уже 4 года колотимся, очень тяжело находить деньги на документальные фильмы, которые ты именно хочешь делать. И отсюда, естественно, восторжествовал тот самый ''темплан'' Госкино, считать, что это все закончилось, слава богу, и все замечательно. Гони природу в дверь, она влетит в окно. Только природу чисто аппаратную.
Марина Тимашева: Андрей Шемякин и Александр Колбовский, видимо, готовы подписаться под словами Виталия Манского, который сравнивает создание хорошего документального фильма c ''самосожжением в закрытом сарае''. Самосожжением, слава Богу, пока не пахнет, но кажется, что многие документалисты сами заперли сарай, и никого в свой артдокхаус пускать не намерены. А режиссеры, получающие деньги от государства, в принципе, должны понимать, что просто так денег не дают.