Марина Тимашева: Некоторые полагают, что история как ''политика, опрокинутая в прошлое'' - ''инновация'' сравнительно недавняя, из эпохи, когда уже существовали партии, выборы, газеты. Но вот монография Алексея Сиренова ''Степенная книга и русская историческая мысль XYI – XYIII веков'', выпущена Санкт-Петербургским университетом и издательством ''Альянс –Архео''. Из нее следует, что царедворцы XYI столетия были ничуть не менее ''креативны'' по части переписывания истории. Подобрали Ивану Грозному родственников за рубежом. Оказывается, он ''от роду Августа, кесаря Римского''. У Августа обнаружился брат по имени Прус, якобы ''предок Рюрика'' (107). Подробнее о Прусе Цезаревиче и о других героях книги, вымышленных и реальных, расскажет Илья Смирнов.
Илья Смирнов: Особенно возноситься над легковерными предками нам всё же не стоит, ведь фантазиями и фальсификациями замусорено не только массовое сознание, но и серьезная литература. Малоаппетитный винегрет из белогвардейской мифологии вперемешку со сталинистской. И ведь не только российская эта болезнь. В Западной Германии после войны на скорую руку сочинили героическую сагу о многолетнем антифашистском сопротивлении немецкой элиты. Она до сих пор в ходу.
А монография Алексея Владимировича Сиренова – очередная история Большой Книги. Не в смысле премий, а в смысле влияния на современников и потомков. Но если ''Сборник Курбского'', который мы обсуждали недавно – литература оппозиционная, то ''Книга Степенная царского родословия'' (5) создавалась, подправлялась и воспринималась читателями как сугубо официальная. Это ''адаптированный для широкого читателя'' курс русской истории в 17 частях, ''степенях'' или ступенях, по которым ''невозбранен к Богу восход'', но, как отмечает исследователь, ее ''своеобразие и ценность… не в редких уникальных известиях, а в оформлении идей государственной идеологии'' (18). Средневековое правосознание – генеалогическое, справедливо то, что унаследовано от благородных предков. Соответственно, в эпоху Ивана Грозного, первого московского царя, ''перед царскими идеологами стояла задача обосновать исконность, наследственность на Руси царского титула'' (98). Ну, и, конечно же, на каждой ступени государева родословия утверждать сам принцип неограниченной монархической власти.
И в монографии нам открывается кухня. Как подстраивали под эту задачу ''дела давно минувших дней''. Вот князь Игорь, ''согласно летописи, вторично пришел за данью к древлянам''. То, что пришел вторично – удаляем из истории. Сравнение с волком, ''повадившимся в овечье стало'' - тоже удаляем. Остается князь, который отправил дружину в Киев, и древляне – просто ''коварные изменники'', они убили своего князя, ''воспользовавшись его беззащитностью''. И мораль:
''…Да приимут месть и да престанет дерзость в Рустьстей земли помышляющих злое на самодеръжавных. Да и прочии не навыкнут убивать государствующих ими в Руси, но со страхом да повинуются величию царствия Рускиа деръжавы началником'' (77).
Или те же установки в стихах. Стихи несколько более поздние, но тоже выразительные, воспроизвожу по книге А.В. Сиренова:
''Российский роде, коль ти благородный!
Ное праотец, Афет отец родный,
Твой по естеству, а Владимир в дусе,
Отродил есть тя о Христе Иисусе.
Свобожден еси от ига поганска
Стяжавши себе царя христианска.
Иоанн, Божий Дар, ныне царствует,
Святым Даром российский род наш ликовствует,
Под кровом орлих крил знамена царска,
Не повредит нас луна бусурманска…''
К сожалению, в XYII веке зашаталась несущая конструкция. Ведь Романовы-то не были потомками Рюрика, не говоря уже про вымышленного Пруса. Как выйти из положения? Первый вариант. Михаил Федорович ''седе на престоле Российского государства прародителей своих и дяди своего царя… Федора Иоанновича''. Комментарий исследователя: ''Насчет наследования дяде … согласиться можно, так как Федор Иоаннович приходился Михаилу… хотя и двоюродным, но дядей. Но ''прародители'' Михаила Романова на царском престоле никогда не сидели… Неубедительность такого построения очевидна'', и при Алексее Михайловиче от него отказались (277). И что взамен? Блестящий ход. Акценты переносятся с прямого наследования от отца к сыну – на священные царские регалии, якобы полученные из Константинополя Владимиром Мономахом, который якобы завещал ''да не дерзнут венчати на царство вместо его ни от сынов, ни от сродников…, того ради, понеже… вся Российская земля разделена в особные уделы'', то есть регалии ''было предписано хранить до объединения страны''. ''Таким образом, в равном положении оказываются и последние Рюриковичи'', и Романовы (311) как государи ''всея Руси''.
В Степенной книге ''повествование о древнерусской истории изложено в агиографическом жанре'' (209). Это, напоминаю, ''вид церковной литературы – жизнеописания святых'' (БЭС). И в исследовании А.В. Сиренова этой литературе посвящены две отдельных главы. Но жития – источник очень специфический, по достоверности сопоставимый с родословными, которые дворяне сами себе заказывали. Вот, например, ''редакция Жития Александра Невского'' в конце XYI века, ''справедливости ради необходимо отметить, что Иона не придумывал фактов биографии Александра Невского. Он только дополнял вымышленными подробностями известия своих источников''. Но дальше сообщается про того же Иону, что ''в 1590 г. он вложил в Рождественский монастырь список Воскресенской летописи, где известие о гибели мощей (святого князя – И.С.) в пожаре 1491 г. заменил рассказом Степенной книги о том, что мощи чудесно спаслись'' (185). А на этом строится дальнейшая ''впечатляющая картина'' ''новейших чудес'' от мощей Александра Невского.
Марина Тимашева: Позвольте я уточню. Что же, получается, люди просто сочиняли - и выдавали свои вымыслы за исторические факты?
Илья Смирнов: Марина, ведь и современные сочинители сказок, например, про ''кайзеровское золото в русской революции'' , не ''просто'' выдумывают. Они выдумывают сложно. Даже ссылаются на ''источники''. Забывая уточнить, что источники их либо недостоверные, либо вообще поддельные.
Что касается далекого прошлого – знаете, в связи с общей модой на ''ментальныеантропологии'' вместо нормальной науки возникла такая концепция, попробую ее пересказать понятными словами: что наши предки как бы и существовали в пространстве собственного мифа, который таким образом становился реальностью того времени. Что ж, спору нет, 400 лет назад люди в массе своей были менее образованы (попросту, читать не умели) и, соответственно, намного более легковерны и суеверны, чем мы сегодняшние. Несмотря на все усилия ''модернизаторов образования'' это пока еще так. Но наивность ''книжников…, выполнявших свой социальный заказ'' (265) я бы все-таки не переоценивал. Они, как сказал бы Борис Гребенщиков, ''знали, где масло, где хлеб''. Или вот цитата из книги: ''Писал я к тебе, чтоб ты писал Московскую историю, почав от лет деда царя Ивана Васильевича, даже и доднесь, и обещал доброе учинити тебе воздаяние… Прилежи о сем деле, вельми убо желает царское величество сие дело видети в совершенстве. Истинну пишу, естли совершишь, многое получишь добро'' (361).
Марина Тимашева: Илья, а переведите, пожалуйста, потому что это не совсем понятно на слух.
Илья Смирнов: ''Царское Величество желает видеть московскую историю в совершенстве, и если ты это выполнишь, то многое получишь добро'' - в самом прямом, материальном смысле слова.
А вообще-то взгляды государевых ''людишек'' выходили порою далеко за рамки монархического ''мифа'', вплоть до ''республиканских'' (221). И фальсификаторов, если надо, тоже умели разоблачать (261).
Марина Тимашева: Не выйдет ли так по прочтении, что вообще никому и ничему нельзя верить, даже историческим источникам? Честное слово, все время себя ловлю на этой мысли.
Илья Смирнов: Слепо верить, действительно, не нужно. И бездумно отвергать тоже. Есть специальные методики, чтобы отличить факты от вымыслов. Критика источника. И есть общие принципы научного подхода, который как раз и демонстрирует нам монография А.В. Сиренова. За исключением двух странных высказываний в самом начале – я даже не стану их приводить, видимо, имели место какие-то оговорки или опечатки. Но это мелочи, не связанные с основным содержанием. А основное содержание, несмотря на узко-специальную тему, представляется весьма актуальным и полезным не только для господ политтехнологов.