Принуждение к гуманизму

Илья Мильштейн

Обсуждение санкций против режима Лукашенко отложено до конца января, и это означает, что в диалоге с Минском Европа берет паузу. То есть дискуссии продолжаются, но – в рамках закулисных переговоров, которые идут нелегко. Поскольку батька, изображающий гнев, к доводам разума пока еще глух. Он опять, в который уже раз, сжег за собой все мосты и с любопытством вглядывается в даль, ожидая, когда с той стороны начнут налаживать новую переправу.

Как обычно, у него в запасе козырь, который он готов предъявить Западу в том случае, если медлительные европейские лидеры все-таки решатся объявить Минску холодную войну. Тогда песня о славянском братстве в исполнении Александра Григорьевича может зазвучать с той пронзительностью, от которой отвыкли даже в Москве. И прагматичные, но все же не начисто лишенные сердца меломаны в Кремле выслушают ее благосклонно. Песня старая, осточертевшая до предела, но – о главном, и за душу хватает до сих пор.

Поэтому Европа колеблется. Категоричен в своем желании наказать Лукашенко за скверное поведение лишь глава МИД Швеции Карл Бильдт. Он играет роль злого следователя. А вот литовцы, которые с недавних пор занялись перевоспитанием драчливого соседа, предлагают не торопиться. Как выразился коллега Бильдта из Вильнюса Аудронюс Ажубалис, надо "использовать все возможные дипломатические средства, чтобы Белоруссия оставила приоткрытой дверь для Европы и не пошла в направлении самоизоляции".

Переводя эту фразу с дипломатического на общедоступный язык, обнаруживаем в ней немало нюансов. Безусловно, Европа против того, чтобы отдавший приказ избивать своих граждан на площади Независимости в Минске слишком тесно интегрировался с теми, кто устраивает расправы с протестующими на Триумфальной площади в Москве. Но речь не только об этом. В СИЗО КГБ у Лукашенко сидят заложники, среди них – четверо бывших кандидатов в президенты. Путь в Европу завершился для них в тюрьме, и сроки им грозят настолько реальные и страшные, что едва ли стоит спешить с санкциями, облегчая батьке выбор геополитической стратегии.

Этих людей попросту надо спасать, как всяких заложников.

Вот о чем, вероятно, сегодня и дискутируют европейцы с президентом Беларуси. Он шантажирует их возобновлением дружбы с Москвой. Они предупреждают его о последствиях карательных приговоров лидерам оппозиции. Он понемногу выпускает тех, кого объявил "хулиганами": более 400 человек, заплатив штраф, отсидев от 5 до 15 суток или получив подписку о невыезде, уже вышли на свободу. Осталось убедить Лукашенко в том, что его собственная судьба тесно связана с судьбами политзеков Ирины Халип, Алеся Михалевича, Владимира Некляева, Андрея Санникова, Николая Статкевича. Что всем будет лучше, если избитые и арестованные вернутся по домам.

Кроме того, однообразная динамика батькиных метаний, как и его шантажные технологии, давно уже не производят особого впечатления на западных политиков. Да и цену его речам о славянском братстве в Брюсселе и Вашингтоне знают не хуже, чем в Москве. Наконец, догадываются в Европе и о том, что по-настоящему боится Лукашенко своих восточных соседей, а не западных. Ибо целью Запада является утопическая мечта очеловечить белорусский режим. Путинская Россия, не раз предлагавшая Александру Григорьевичу отделять мух от котлет, цели ставит куда более конкретные: интегрировать младших братьев вместе с их президентом.

Оттого шансы на то, что Лукашенко удастся склонить к новым гуманистическим акциям, представляются довольно серьезными. Освобождение политзаключенных и возвращение миссии ОБСЕ в обмен на отказ от санкций и денежные транши – это тот компромисс, который сегодня может устроить почти всех – в Европе, в Америке, в Белоруссии. Разве что в Москве такой шаг едва ли вызовет ликование у начальства, поскольку интеграционные процессы опять придется отложить на неопределенный срок. Одним словом, Александр Григорьевич снова победит их всех, западных и восточных соседей, сохранив в неприкосновенности и собственную власть, и так называемую белорусскую независимость. Только ему, меняя гнев на милость, надо поторопиться, поскольку терпение Запада небеспредельно.