Марина Тимашева: Как прошел театральный год в Петербурге, и чего следует ожидать и желать в наступившем году - об этом рассуждает главный редактор ''Петербургского театрального журнала'' Марина Дмитревская. А разговаривает с ней Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Марина, ваш журнал сам по себе призван в каждом номере обозревать театральную жизнь, выносить оценки, подводить итоги этой самой театральной жизни. Не только петербургской, конечно, и все-таки о Петербурге: чем жил театральный город в минувшем году?
Марина Дмитревская: Вообще у меня ощущение, что теперь каждый год - високосный, и не только у нас, а как-то во всем мире. Все труднее и труднее в нашей жизни находить места, людей и дела, которые были бы посвящены идеалам, а не интересам. В плане идеалов. Все-таки в этом году возник новый театр ''Мастерская'' под руководством Григория Козлова, замечательный курс, который удалось пробить, чтобы они были театром. К сожалению, ребят поселили в нечеловеческие условия, за Володарский мост. Там унесено все до последнего гвоздя, от гвоздей дырки в палец толщиной, оттуда дует мороз, и ребята в этих условиях должны ''сеять разумное, доброе, вечное''. Там холодно, там 15-16 градусов, но ребята играют и ''Идиота'', и ''Старшего сына'', и ''Женитьбу Бальзаминова'', и собираются репетировать ''Дни Турбиных'' и ''Трех мушкетеров''. То есть, дай бог, чтобы театр как-то выжил в блокадных условиях бывшего театра ''Буфф''.
Татьяна Вольтская: Насколько я знаю, в этих же условиях оказался не один театр, там же поселили целый куст, и наш Комитет культуры очень гордился, что предоставил такие большие площади молодым режиссерам и актерам.
Марина Дмитревская: Да, вообще Петербург это город театральных абортов - мало кому дают родиться. А здесь родились несколько театров, начинаний, и ощущение, что их поселили в Дом малютки на холодную клеенку. Кроме ''Мастерской'', за мостом Володарского квартировал ''Он-театр'', но играть там так трудно, что они арендуют просто другие помещения. Старому ''Буффу'', который производит абсолютный ширпотреб, отгрохали новое здание. У нас построили новое здание Молодежному театру, а в нем играть практически нельзя - там все не сверено, там не звучит, не видно. А художественного движения настоящего в городе нет, и то, что, кроме Александринки и одного спектакля ''Такого театра'', на ''Маску'' ничего не выдвинуто в этом году - смотреть особенно в городе нечего. Вот стоически абсолютно Александр Баргман ведет свой ''Такой театр'', тоже на чистом актерском энтузиазме и кураже. И одна из радостей этого года это спектакль ''Такого театра'' ''Главное забыл'' по Шолом Алейхему, где Баргман и Полянская совершенно роскошным дуэтом играют Минахема и его жену Шейне-Шейндл. Это такая радость от их дуэта. Очень человеческий, замечательный маленький спектакль. Сейчас, в начале года, 16-17 января Баргман и его команда выпустят там же ''В ожидании Годо''. Но тоже они живут между небом и землей, у них же нет своего помещения. Хорошо, что Музей Достоевского их как-то пригревает. Мы же много спектаклей смотрим, и так где-то по зернышку что-то живое выискивается. Но разочарований, естественно, неизмеримо больше, потому что, по-моему, ничего хорошего не происходит с ТЮЗом, абсолютно падает БДТ. Надежда есть на Праудина в Театре Ленсовета. Все-таки есть в городе режиссеры, серьезные. Для меня есть три персонажа, которые кажутся мне такими стоиками в плане художественной идеи. Это Анатолий Праудин, последняя его премьера ''Циники'' Мариенгофа в Театре Ленсовета, и сейчас он будет выпускать Брехта ''Закупку меди'' в своем маленьком экспериментальном театре (''Экспериментальная сцена'') на малой сцене ''Балтийского Дома''. Это Андрей Могучий, который и сам интересно очень работает, и еще собрал Лабораторию молодых режиссеров с мастер-классами зарубежных режиссеров, чтобы молодые наши режиссеры работали с драматургами.
Татьяна Вольтская: Его идея любимая, по-моему, состоит в том, что драматургия как-то живет отдельно, а театр живет отдельно, и вот он все мечтает их соединить. Удастся ли ему, как вы думаете?
Марина Дмитревская: Нет, все не соединяется. Но важно же движение воздуха. И третий персонаж, крайне интересный, это Лев Эренбург. Сейчас вышли его ''Три сестры''. Очень интересный спектакль. Он двинулся в сторону психологического театра, тоже репетируют на этой холодной Народной улице. У каждого человека в сезоне есть какие-то художественные серьезные очень впечатления. Такими впечатлениями, повторю, был театр ''Мастерская'', а из других театров это ''Три сестры'' Льва Абрамовича Додина. Я не ожидала, что такое впечатление произведет на меня этот спектакль. Он начинается с того, что год после смерти отца прошел, и ничего не полегчало. И, в общем, Додин очень точно понимает, что такое, как писал Чехов, жизнь, ''когда у нас нет ни ближайших, ни отдаленных целей, и в нашей душе - хоть шаром покати''. Он написал это Суворину. Вот это ощущение безвременья, общей депрессии, в этих пределах ''Три сестры'' эти существуют. И это редкий спектакль, который не заставляет меня думать о языке (''ух, какими иероглифами мне что-то пытаются сообщить!''), а это спектакль, после которого думаешь о жизни, идешь туда снова, и при том, что он очень депрессивный, выходишь с чувством воодушевления. ''Почему?'' - думала я. Потому что некоторые люди заболевают, и говорят: ''Ну зачем же нам это мрак?''. А потому что когда-то Карамзин говорил, что ''гармония искусства должна компенсировать дисгармонию окружающей действительности''. При том, что Додин говорит о дисгармонии действительности, его труппа с ним вместе побеждает это гармонией искусства. И для меня это большое событие, это единственный спектакль, который я посмотрела два раза в этом году. А вообще Россия театральная, тем не менее, живет, и люди в театр ходят. И в России то, что периферией не является (сейчас Петербург гораздо большая театральная провинция, чем какие-то сибирские театры) там произошла смена режиссерского поколения, там наши же ребята ездят, ставят. И вообще фестивальная жизнь была в этом году очень богатая. И фестиваль, который мне показался чуть ли не самым интересным, это был фестиваль ''Пространство режиссуры'' в Перми, который в октябре проводили Борис Мильграм и Олег Лоевский. Фестиваль очень насыщенный и профессионально замечательный. Я думаю, что из того, что делает сейчас Пермь в плане культуры, так громко афишируя свою программу, это как раз, может быть, наименее ''радикально'' (их любимое слово), но наиболее содержательно.
Ну. а состояние нашей культуры, в какой-то степени охарактеризовало очень радостное произведение, воздвигнутое в Тбилиси: к 30-летию своего театра Резо Габриадзе построил около своего театра башню. Наверху растет дерево, дальше выходит ангел, бьет в молоточек, часы, немножко накренившиеся, показывают немножко искривленное время. Эта башня сложена из элементов разных культур, как будто мировой культуре дали такой изрядный пинок, и она наклонилась, но еще держится. А внутри этого сооружения существует театр. Открываются в 12 часов дня створочки, появляются, под грузинскую песенку, Он и Она, потом они с колясочкой, потом они уже пожилые, потом две могилки, и - снова молодожены. По циферблату совершается круг жизни. Это такая красота!