Рано или поздно мы увидим в избирательном бюллетене фамилию Ходорковского. Тем, кто захочет за него проголосовать, полезно будет вспомнить историю Ельцина, которому 1 февраля исполнилось бы 80 лет.
Трудно найти тех, кто в отношении Ельцина скажет "не люблю" или "недолюбливаю". Недоброжелатели первого президента России испытывают, как правило, более сильное чувство – ненависть, и не скрывают ее. Те, кто относятся к нему хорошо, находятся в более сложном положении из-за того, что это плохо вяжется со здравым взглядом на преемников Ельцина.
Поэтому, наверное, общая тональность юбилейных воспоминаний о Ельцине и его президентстве в российских средствах массовой информации выглядит уклончиво: не пришло еще время судить эту историческую фигуру, слишком тектонические перемены произошли при нем…
Это, я думаю, лукавство. Время оценивать исторические фигуры не наступает никогда: сначала рано, потом некому и некого.
Борис Ельцин был первым свободно избранным руководителем России в истории этой страны (империи, советов, федерации). И это обстоятельство превращает право оценивать результаты его работы в гражданскую обязанность. Особенно это касается тех, кто голосовал за Бориса Ельцина.
Карьера Ельцина как обычного политика, а не номенклатурного выдвиженца, началась в марте 1987 года, когда на пленуме ЦК КПСС он выступил с критикой Генерального секретаря этой организации Михаила Горбачева. За что вскоре лишился поста секретаря московского горкома и был отправлен на работу в Госстрой, что было равнозначно приговору.
Москву тогда переполняли совершенно фантастические слухи по поводу того, что именно сказал Ельцин Горбачеву. Лет через пять стенограмма этого пленума стала доступна любому, и выяснилось, что вся атака на Горбачева – это несколько чрезвычайно робких, почти угодливых замечаний в адрес Генерального секретаря, объявившего до того, что он благосклонно относится к товарищеской критике. Но это уже никого не интересовало: миф о Ельцине-борце за народное счастье зажил своей жизнью, и список событий, эти фантазии подтверждавших, был уже довольно длинным.
В этом списке были не только фантазии, безусловно. Был и публичный отказ от членства в КПСС, и лидерство в оппозиционной Межрегиональной депутатской группе, и кульминация того времени – руководство сопротивлением ГКЧП. Такие поступки требовали человека азартного и нетрусливого. И бесконечно любящего власть.
Все вместе – и мифологизированные представления о Ельцине, и его реальные лидерские качества – снимали с повестки дня вопрос о том, кто станет первым президентом России в 1991-ом году. И когда неизбежное произошло, закончился один Ельцин – наполовину выдуманный борец с тоталитаризмом, и начался другой – реальный начальник страны, гарант и прочее.
Ему было тогда шестьдесят лет, и меняться ему было поздно.
Борис Николаевич Ельцин был человеком разнообразных достоинств: он был азартен, нетруслив, патологически любил свою работу (власть) и не был сознательным кровопийцей. Главный его недостаток состоял в том, что он был плохо образован, и поэтому не представлял себе, что страной можно управлять иначе, чем так, как он руководил Свердловской областью в качестве секретаря обкома КПСС. Чему-то он доучивался на ходу, но многое и важное понять уже не успел.
И то, что произошло в следующие несколько лет с ним и нами, стало не столько хроникой умышленных преступлений, сколько яркой иллюстрацией к пословице "Лучше с умным потерять, чем с дураком найти". В октябре 1993-го Ельцин не захотел искать компромиссный выход из конфликта с парламентом, и в итоге был вынужден вмешать в дело армию. В 1994-ом, желая отблагодарить генералов за поддержку и отвлечь население от проблем, затеял гражданскую войну в Чечне. В 1996-ом, провалив в том числе и чеченскую кампанию, продал идею свободных выборов на залоговых аукционах и упустил последний шанс спасти то, что еще пять лет назад так яростно отстаивал – всё, кроме иллюзии личной власти.
После 1996-го все дальнейшее стало неизбежным – от ГКО как способа пропитания бюрократии и дефолта 1998-го, до второй чеченской войны как способа презентации преемника, главная задача которого - охранять построенное и накопленное. С этого момента Борис Николаевич Ельцин превратился из крупного и самостоятельного политического деятеля в обычного заботливого семьянина, манипулировать которым при желании может любой. Предательское молчание, которое хранил Ельцин с 2000-го года до последнего своего дня, что бы ни происходило в созданной им стране, есть знак посмертного согласия со сказанным.
И хватит о покойнике, тем более в день юбилея.
Есть ведь в этой истории и другие фигуранты. Где, например, были избиратели Бориса Николаевича Ельцина, когда их избранник совершал поступки сначала дурацкие, а потом и просто преступные?
На этот вопрос не может быть коллективного ответа, только индивидуальный.
Я хорошо помню, как в 1987-ом охотно верил слухам о том, что нашелся наконец человек, да не абы кто, а первый секретарь московского горкома, который сказал им, этим, всю правду в лицо.
Я помню, как прилюдно издевался Ельцин над Горбачевым в августе 91-го, подписывая в его присутствии указ о запрете деятельности КПСС, и это публичное унижение человека человеком меня не покоробило.
Это я испытал внутреннее облегчение, когда танки открыли огонь по Белому дому в октябре 93-го.
И это я в 96-ом, умом понимая непристойность этой избирательной кампании, все-таки пошел и проголосовал за Ельцина, потому что купился на байки о страшном реваншисте Зюганове.
А потом было уже поздно. Остается только надеяться, что на Страшном суде посмотрели на вещи здраво: Борис Николаевич не должен за все отвечать в одиночку.
И нам в ожидании Страшного суда тоже есть чем заняться, потому что свято место уже давно не пусто, уже почти восемь лет.
У Ельцина и Ходорковского очень много схожего. Конечно, восемь лет в тюрьме это не ссылка в Госстрое, но для того, чтобы начать бодаться с той, настоящей советской властью, тоже надо было иметь нерядовой характер. Собственно, Ходорковский пока не совершил ничего большего, чем показал способность к настоящему поступку – ведь напиши он все "Левые повороты", оставаясь хозяином ЮКОСа или находясь в эмиграции, ничего, кроме вялого любопытства, это не вызвало бы. К тому же на фоне деградирующей "элиты" любое человеческое поведение смотрится сильно. В чистом виде ранний Ельцин.
Ранний Ельцин – это очень немало. Но когда мы скоро увидим в избирательном бюллетене фамилию Ходорковского, важно помнить, как легко губятся надежды: достаточно довериться мифам, а не фактам, достаточно поверить, что один человек сделает всю работу, а остальные проскочат на халяву, достаточно потом списать на этого человека и все хорошее и все плохое. Так любого можно превратить в позднего Ельцина.
Трудно найти тех, кто в отношении Ельцина скажет "не люблю" или "недолюбливаю". Недоброжелатели первого президента России испытывают, как правило, более сильное чувство – ненависть, и не скрывают ее. Те, кто относятся к нему хорошо, находятся в более сложном положении из-за того, что это плохо вяжется со здравым взглядом на преемников Ельцина.
Поэтому, наверное, общая тональность юбилейных воспоминаний о Ельцине и его президентстве в российских средствах массовой информации выглядит уклончиво: не пришло еще время судить эту историческую фигуру, слишком тектонические перемены произошли при нем…
Это, я думаю, лукавство. Время оценивать исторические фигуры не наступает никогда: сначала рано, потом некому и некого.
Борис Ельцин был первым свободно избранным руководителем России в истории этой страны (империи, советов, федерации). И это обстоятельство превращает право оценивать результаты его работы в гражданскую обязанность. Особенно это касается тех, кто голосовал за Бориса Ельцина.
Карьера Ельцина как обычного политика, а не номенклатурного выдвиженца, началась в марте 1987 года, когда на пленуме ЦК КПСС он выступил с критикой Генерального секретаря этой организации Михаила Горбачева. За что вскоре лишился поста секретаря московского горкома и был отправлен на работу в Госстрой, что было равнозначно приговору.
Москву тогда переполняли совершенно фантастические слухи по поводу того, что именно сказал Ельцин Горбачеву. Лет через пять стенограмма этого пленума стала доступна любому, и выяснилось, что вся атака на Горбачева – это несколько чрезвычайно робких, почти угодливых замечаний в адрес Генерального секретаря, объявившего до того, что он благосклонно относится к товарищеской критике. Но это уже никого не интересовало: миф о Ельцине-борце за народное счастье зажил своей жизнью, и список событий, эти фантазии подтверждавших, был уже довольно длинным.
В этом списке были не только фантазии, безусловно. Был и публичный отказ от членства в КПСС, и лидерство в оппозиционной Межрегиональной депутатской группе, и кульминация того времени – руководство сопротивлением ГКЧП. Такие поступки требовали человека азартного и нетрусливого. И бесконечно любящего власть.
Все вместе – и мифологизированные представления о Ельцине, и его реальные лидерские качества – снимали с повестки дня вопрос о том, кто станет первым президентом России в 1991-ом году. И когда неизбежное произошло, закончился один Ельцин – наполовину выдуманный борец с тоталитаризмом, и начался другой – реальный начальник страны, гарант и прочее.
Ему было тогда шестьдесят лет, и меняться ему было поздно.
Борис Николаевич Ельцин был человеком разнообразных достоинств: он был азартен, нетруслив, патологически любил свою работу (власть) и не был сознательным кровопийцей. Главный его недостаток состоял в том, что он был плохо образован, и поэтому не представлял себе, что страной можно управлять иначе, чем так, как он руководил Свердловской областью в качестве секретаря обкома КПСС. Чему-то он доучивался на ходу, но многое и важное понять уже не успел.
И то, что произошло в следующие несколько лет с ним и нами, стало не столько хроникой умышленных преступлений, сколько яркой иллюстрацией к пословице "Лучше с умным потерять, чем с дураком найти". В октябре 1993-го Ельцин не захотел искать компромиссный выход из конфликта с парламентом, и в итоге был вынужден вмешать в дело армию. В 1994-ом, желая отблагодарить генералов за поддержку и отвлечь население от проблем, затеял гражданскую войну в Чечне. В 1996-ом, провалив в том числе и чеченскую кампанию, продал идею свободных выборов на залоговых аукционах и упустил последний шанс спасти то, что еще пять лет назад так яростно отстаивал – всё, кроме иллюзии личной власти.
После 1996-го все дальнейшее стало неизбежным – от ГКО как способа пропитания бюрократии и дефолта 1998-го, до второй чеченской войны как способа презентации преемника, главная задача которого - охранять построенное и накопленное. С этого момента Борис Николаевич Ельцин превратился из крупного и самостоятельного политического деятеля в обычного заботливого семьянина, манипулировать которым при желании может любой. Предательское молчание, которое хранил Ельцин с 2000-го года до последнего своего дня, что бы ни происходило в созданной им стране, есть знак посмертного согласия со сказанным.
И хватит о покойнике, тем более в день юбилея.
Есть ведь в этой истории и другие фигуранты. Где, например, были избиратели Бориса Николаевича Ельцина, когда их избранник совершал поступки сначала дурацкие, а потом и просто преступные?
На этот вопрос не может быть коллективного ответа, только индивидуальный.
Я хорошо помню, как в 1987-ом охотно верил слухам о том, что нашелся наконец человек, да не абы кто, а первый секретарь московского горкома, который сказал им, этим, всю правду в лицо.
Я помню, как прилюдно издевался Ельцин над Горбачевым в августе 91-го, подписывая в его присутствии указ о запрете деятельности КПСС, и это публичное унижение человека человеком меня не покоробило.
Это я испытал внутреннее облегчение, когда танки открыли огонь по Белому дому в октябре 93-го.
И это я в 96-ом, умом понимая непристойность этой избирательной кампании, все-таки пошел и проголосовал за Ельцина, потому что купился на байки о страшном реваншисте Зюганове.
А потом было уже поздно. Остается только надеяться, что на Страшном суде посмотрели на вещи здраво: Борис Николаевич не должен за все отвечать в одиночку.
И нам в ожидании Страшного суда тоже есть чем заняться, потому что свято место уже давно не пусто, уже почти восемь лет.
У Ельцина и Ходорковского очень много схожего. Конечно, восемь лет в тюрьме это не ссылка в Госстрое, но для того, чтобы начать бодаться с той, настоящей советской властью, тоже надо было иметь нерядовой характер. Собственно, Ходорковский пока не совершил ничего большего, чем показал способность к настоящему поступку – ведь напиши он все "Левые повороты", оставаясь хозяином ЮКОСа или находясь в эмиграции, ничего, кроме вялого любопытства, это не вызвало бы. К тому же на фоне деградирующей "элиты" любое человеческое поведение смотрится сильно. В чистом виде ранний Ельцин.
Ранний Ельцин – это очень немало. Но когда мы скоро увидим в избирательном бюллетене фамилию Ходорковского, важно помнить, как легко губятся надежды: достаточно довериться мифам, а не фактам, достаточно поверить, что один человек сделает всю работу, а остальные проскочат на халяву, достаточно потом списать на этого человека и все хорошее и все плохое. Так любого можно превратить в позднего Ельцина.